***
— Что ты пишешь, пацан? — с любопытством спросила Эмма. Генри едва притронулся к завтраку. Всё утро он что-то яростно строчил причудливой ручкой (подаренной на последний день рождения), но не в своём блокноте, а на красивой бумаге. Вроде бы он даже рисовал небольшие картинки. Генри закрыл лист бумаги рукой и затараторил: — Это для Реджины. Я наконец-то придумал, какой ей можно сделать благодарственный подарок. — Ты напишешь ей историю? Это здорово! Уверена, ей понравится, — Эмма посмотрела на недоеденные яйца и вздохнула. Она сама недалеко ушла от сына. Со вчерашнего вечера только и делала, что думала о Реджине, но, в отличие от Генри, её эти мысли больше огорчали. Чем только, спрашивается, думала? Ничем, очевидно, просто увидела вблизи красивое лицо и загорелась желанием поцеловать. К несчастью, это лицо принадлежало женщине, которая находилась для неё под запретом — напарнице. Она должна работать с ней, относиться с уважением и прикрывать на месте преступления. Напарнице. Наставнице. В перспективе — подруге, если Эмма сможет разыграть правильные карты. Однозначно не любовнице. Нет абсолютно никакой причины для того, чтобы их губы когда-либо соприкасались, это исключено. Как бы Эмма ни относилась к своей напарнице, она не должна была допускать, чтобы они оказались в такой компрометирующей, непрофессиональной ситуации. Разве она не усвоила урок после той ночи в баре? И потом, Реджине нет дела до неё. Ей вообще нет дела до женщин, по крайней мере, она не давала никаких намёков, что может быть иначе. Был один момент… что ж, Эмма явно неправильно истолковала ситуацию. Не просто так Реджина тогда сбежала. Эмма бросила быстрый взгляд на свой мобильный. Что она может сказать? Мне жаль, что мой рот оказался близко к твоему? Обещаю, больше такого не повторится? Нет, что бы она ни сказала, это прозвучит глупо. Что ещё важнее, нельзя исключать возможность, что Генри может подслушать. У него уже появились какие-то странные идеи насчёт того, кем они с Реджиной приходятся друг другу, и Эмма просто не может разбить его иллюзии, что её личная жизнь налаживается. Не сейчас. Он ещё слишком юн, чтобы понять. Нил возвращается в Нью-Йорк в три часа. Реджина может подождать, а вот она не может провести последние шесть часов в бессмысленных тревогах, вместо того, чтобы общаться с сыном. — Итак, — нарушила молчание Эмма, — собираешься писать весь день или хочешь посмотреть что-нибудь интересное в Бостоне? — Думаю, я закончу первую часть где-то через час, — ответил Генри, что-то сосредоточенно рисуя. С того места, где сидела Эмма, нельзя было понять, что именно, но она предположила, что это — скачущая лошадь. — Потом прервусь и позависаю с тобой. Может, сходим в научный музей, а потом прогуляемся до Норд-Энда и там пообедаем? — Полагаю, мы пойдём к Майку? — усмехнулась Эмма. — Эй, подожди! У твоей истории несколько частей? — Конечно, — Генри пожал плечами. — Возможно, мне придётся преподнести Реджине ещё один благодарственный подарок, и тогда я напишу ещё что-нибудь. Ну, я надеюсь, что история не закончена. А ты нет? — Я… — застонала Эмма. Сын смотрел на неё изучающе, с надеждой и пониманием. — Да, малыш, я тоже надеюсь, — призналась она. Генри улыбнулся. — Раз ты со мной согласна, могу дать тебе небольшой анонс, — заговорщически прошептал он. — Это история о доброй красивой королеве и прекрасном храбром принце из соседнего королевства. Они были очень одиноки, пока не подружились и не отправились за приключениями. — Что ещё за приключения? — Эмма приподняла бровь. — Пока только одно. Они катались верхом и спасли потерявшегося лебедя, который стал их питомцем. Эмма не знала, то ли смеяться, то ли плакать. — Здорово, — сказала она сдавленно. — Надеюсь, Реджине тоже понравится, — Генри неуверенно посмотрел на своё творение. — И она не подумает, что это ерунда. — Исключено, пацан, — Эмма мигом восстановила самообладание, ведь Генри нужно, чтобы его мама переключилась в мотивирующий режим. — Ей понравится. Вот ты знал, что на работе её прозвали Злой королевой? — Что?! — Генри поморщился. — Это тупо! Она не злая. — Правильно. Вот я и говорю, что ей понравится быть доброй и красивой королевой, понимаешь? Готова поспорить, твоя история сделает её день. — Хорошо, — просиял Генри. — Всё, не отвлекай, мне нужно закончить. — Знаешь, я не знаю ни одного ребенка, который бы вел себя так важно в твоем возрасте, — проворчала Эмма. — И унаследовал ты это явно не от меня. Он лишь рассмеялся в ответ.***
В понедельник утром Реджина пришла на работу пораньше, чтобы встретиться с Локсли, и обнаружила, что детектив Свон уже на месте. На своём рабочем столе она увидела два упакованных подарка. — Что это? — жёстко спросила она. Эмма пыталась дозвониться до неё вчера. Несколько раз, если честно, но Реджина игнорировала звонки. Она почти не сомневалась, что впереди ждёт очередное сердечное разочарование и не знала, какой из двух сценариев причинит больше боли. То что Эмма отвергнет её, заявив, будто «недопоцелуй» ровным счётом ничего не значит, или что она ответит взаимностью, и тогда уже ей, Реджине, придётся врать, будто ей нет дела до всего произошедшего. Третьего не дано. — Поменьше — благодарственный подарок от Генри, — Эмма неловко опустила глаза и пробормотала, — а в бумажном пакете извинительный подарок от меня. — Тебе не за что извиняться. — Есть. В субботу вечером… я заставила тебя чувствовать себя неловко. В смысле, ты же меня избегала, игнорировала мои звонки, не появилась сегодня на пробежке… если только ты не решила пробежаться ещё раньше без меня. И просто… я просто поддалась волнительному моменту, — Эмма вздохнула, яростно ковыряя ногтями ластик на карандаше. Реджина смотрела себе под ноги. Что ж, первый вариант. Она пыталась дышать, взять себя в руки, но подбородок предательски дрожал, а на лице наверняка написано, что её сердце разлетелось на миллион кусочков. — Извинения приняты, дорогая, — выдавила наконец Реджина. — Был суматошный, эмоциональный день. Мне кажется, мы обе поддались… чему-то. — Ага, хорошо ещё, что Генри вмешался, пока всё не стало совсем жарко? — Да, Боже, благослови ненасытный аппетит Генри, — ребёнок настолько очаровательный, что Реджина при упоминании его имени не смогла удержаться от улыбки. «А что бы произошло, — спросила она себя, — если бы он не вмешался?» Они бы поцеловались? От одной только мысли сердце Реджины затрепетало, и она почувствовала, что краска бросилась в лицо. Желание поцеловать Эмму прямо сейчас, посреди общей комнаты, было настолько велико, что сопротивляться оказалось мучительно больно. Эмма кивнула, впрочем, выглядела она при этом довольно расстроенной. — Так что… мы можем… просто забыть об этом? — Ты этого хочешь? — спросила Реджина, надеясь, что боль, сжимающая сердце и горло, не слышна в её голосе. — Я… Не знаю, чего я хочу, — признала Эмма. Её лицо казалось таким честным, уязвимым и очень юным. — Но мне кажется, мы должны это сделать, если хотим и дальше вместе работать и всё такое… — она испуганно посмотрела на напарницу. — Ты… ты ведь хочешь этого, правда? Работать вместе? — Конечно, — быстро ответила Реджина. Когда Эмма смотрела на неё таким взглядом, любой другой ответ казался ей просто немыслимым. Когда напарница вздохнула с облегчением, Реджина присела на край своего стола. — Итак, мы просто… сотрём субботний день из нашей памяти? — Необязательно весь день, — сказала Эмма. — Если только ты не попросишь об этом, но есть некоторые моменты, которые могли бы сойти за приятные воспоминания, — она указала на пакет на столе Реджины. — Генри, например, с радостью будет вспоминать, как вы с ним катались верхом. Реджина кивнула и проглотила подступивший к горлу комок. — Я тоже хотела бы помнить это, — мягко сказала она. — Кстати, не хочешь открыть? Я обещала Генри рассказать, как ты отреагируешь. Мой открывать не надо… там всего лишь канноли. — Уверена, они скрасят мой поздний завтрак, — Реджина кашлянула и заставила себя улыбнуться. Затем дрожащими пальцами подняла подарок Генри. Всё так же осторожно сняла обёрточную бумагу и вытащила самодельную книгу, сшитую нитью, с названием Приключения Принца Генри и Королевы Реджины. — Это только первая глава, — сказала Эмма. — Генри надеется, что у вас будет больше приключений, о которых он обязательно напишет. — Она прекрасна, — выдохнула Реджина, рассматривая титульную страницу, где красовался очаровательный детский рисунок маленького мальчика, пытающегося совладать с мечом, который оказался слишком большим для него. Давным-давно, — гласили первые строки книги, — жил на свете принц по имени Генри. У него была удивительная семья и много верных подданных, но он всё равно чувствовал себя одиноким. Он долго путешествовал по королевствам в поисках друга, который смог бы понять его душу. Реджина перевернула страницу и усмехнулась. На следующей картинке принц Генри стоял на коленях перед женщиной в причудливом платье и с тиарой в волосах. Видимо, предположила она, это была не кто иная, как «Королева Реджина». В конце концов, в королевстве Бостон ему повстречалась королева Реджина. Она была добрая и красивая, умная и весёлая, и сразу, как только Принц Генри увидел её, он понял, что именно она должна стать его другом. Слёзы застилали глаза, пальцы продолжали дрожать, и Реджина едва смогла перевернуть страницу. Королева привела принца в свой замок, где представила своим королевским скакунам. Вместе они поехали через всё королевство, и королева обучала принца искусству верховой езды, рассказывала о флоре и фауне своей уникальной страны. Принц никогда не испытывал такой радости; он чувствовал себя в безопасности, а ещё свободным. Он знал, что теперь, когда Королева Реджина стала его защитницей, он никогда больше не будет одиноким. Реджине пришлось прерваться. Слёзы непроизвольно текли по щекам, и она боялась, что они испортят драгоценный подарок. Из её горла вырвался сдавленный звук, плечи дёрнулись, и Эмма с тревогой взглянула на неё. — Ты… Ты в порядке? — спросила она. — Книга должна была порадовать тебя, а не… Схватив со стола Нолана салфетки, Реджина высморкалась и кивнула. — Это лучший подарок, который мне когда-либо дарили, — призналась она, теребя сквозь ткань рубашки помолвочное кольцо. Хотя пять минут назад она бы сказала, что лучший подарок в её жизни — это кольцо. Символ веры, безусловной любви и обещание будущего. Книга символизирует те же вещи, по-своему, и не требует ничего взамен, кроме, вероятно, дружбы. — Ты уже добралась до того места, где они находят потерявшегося лебедя? — усмехнулась Эмма. — Он злобно хихикал, когда писал этот фрагмент… что-то мне подсказывает, что за прототип лебедя Генри взял меня, и описание там, мягко говоря, не очень лестное. Реджина улыбнулась сквозь слёзы и перелистнула несколько страниц, пока не увидела ещё один рисунок: разъярённый лебедь летел головой прямо в дерево. — Думаю, ты права, — перевернув книгу, она показала напарнице иллюстрацию. Эмма нахмурилась, хотя в её глазах плясали смешинки. — Маленький засранец, — ласково пробормотала она. — Дай посмотреть. Благодарная за небольшую отсрочку, а то собственные эмоции грозились прикончить её, Реджина ещё раз высморкалась. Затем открыла бутылку с водой и плеснула на ладонь ровно столько, чтобы смыть с лица слёзы. Плохо, что напарница дважды видела, как она плачет, но куда хуже, если заявится остальная часть команды и застанет сцену. Реджина слишком долго и упорно работала над своей репутацией, чтобы весь страх коллег перед ней пошёл прахом из-за одного момента слабости. — Я могу как-то связаться с Генри? — спросила Реджина спокойнее. — Мне хочется, чтобы он знал, как много этот подарок значит для меня. — Да, конечно, — Эмма взяла стикер со стола Джонса (не похоже, чтобы он вообще ими пользовался), написала адрес электронной почты и ниже домашний. — На твой выбор, — пояснила она. — Его папа обычно проверяет мейл, чтобы убедиться, что за ним никто не сталкерит. Если хочешь отправить личное сообщение, я бы посоветовала написать на домашний адрес. Но опять же, наверное, без разницы. Это же благодарственное письмо, — добавила она. Реджина кивнула и прикрепила стикер на свой стол. — Я попозже напишу, — пообещала она. — Но если ты свяжешься с ним раньше, пожалуйста, скажи, что мне понравился подарок. Эмма широко улыбнулась той самой улыбкой, из-за которой сердце Реджины пустилось вскачь, и в этот самый момент вошёл Локсли. — Доброе утро. Свон. Миллс, — вежливо произнёс он, смерив последнюю любопытным взглядом. — Реджина, у нас на сегодня была назначена встреча? — Мы… Я… — Реджина запнулась и покосилась на свою напарницу, размышляя о том, что каким-то образом Эмме Свон удаётся приносить свет даже в самые сумрачные моменты её жизни. И на принятие решения у неё ушло меньше секунды. Реджина поджала губы, покачала головой. — В этом нет необходимости. — Ясно. Больше ничего не хочешь мне рассказать? — этот недалёкий ублюдок имел наглость игриво ухмыляться. Реджина мгновение смотрела на него, а потом опустила взгляд. — Возможно, ты был прав, — пробормотала она, прекрасно зная, что Робин не спустит ситуацию на тормозах, пока она не признает очевидное. — Конечно, прав, — самодовольно заявил он (ей захотелось заехать по его физиономии). Затем посерьёзнел и добавил: — На самом деле я хотел бы кое-что обсудить. Не по работе. Если у тебя найдётся минутка. — Да, конечно, сейчас, — Реджина убрала книгу Генри в ящик стола, поверх раскраски Роланда. — Мне бы не хотелось делиться этим с идиотами, — прошептала она Эмме.***
— Всё в порядке? — спросила Эмма, когда Реджина вышла из кабинета Локсли. Старший детектив выглядела смущённой, и она уточнила: — С Локсли? Вы ведь с ним снова не ссоритесь? — Что? Нет, совсем нет, — быстро ответила Реджина. — Просто… он попросил меня о личном одолжении. Ничего важного. Эмма пожала плечами. — Ладно, — не стала расспрашивать она. Лейтенант, вышедший следом за её напарницей, держался очень серьёзно, а ещё он явно избегал встречаться взглядом с Реджиной. — Что мы имеем? — рявкнул он, обращаясь к Нолану и Джонсу. — Дамы и господа, мы думаем, что нам удалось выяснить личность нашей Джейн Доу! — торжественно провозгласил Нолан. — Зелина Уэстинг сорока лет. Родом из Бостона, но последнее время проживала в Ванкувере. — Ванкувер — не Восточное Побережье, — заметила Реджина. — Очаровательно. — Подождите, ты сказал, что её звали Зелина? — взволнованно переспросила Эмма, не сводя взгляда с доски объявлений, где было закреплено воссозданное на компьютере изображение женщины. — Ага. Необычное имя, правда? — отозвался Джонс. — По-моему, означает «зелёная», что немного иронично, учитывая, какого цвета была её кожа, когда мы её нашли. Вам так не кажется? — Нолан выглядел так, словно его вот-вот стошнит. Эмма продолжала разглядывать изображение. — Свон, ты её знаешь? — вздёрнул бровь Локсли. —Ну… возможно, — пробормотала Эмма. — Я… была знакома с одной Зелиной. Когда-то очень давно. — Думаешь, это она? — осведомился Нолан. — Как бы, мы почти не нашли о ней информации, так что любая мелочь может оказаться полезной. — Я… — Эмма немного потопталась на месте и уставилась на свои ногти. — Мне было пять, и… да, это может быть она. Я правда не знаю. Думаю… мне кажется, что похожа… на фотороботе. — Почему ты сразу ничего не сказала? — в голосе Джонса слышалось недоумение. — Я… Я не… — Ты разве не слышал, что ей было пять лет, когда они встречались? — воскликнула Реджина сердито. — Ты сразу узнаешь людей, которых знал двадцать лет назад? Кроме того, осмелюсь предположить, что когда детектив Свон видела её в последний раз — зелёной она не была. — Точно нет, — Эмма коротко улыбнулась напарнице. Она ни на мгновение не переставала благодарить небеса за то, что каким-то образом смогла добиться расположения детектива Миллс и глупой ошибке вопреки сохранила его. — Зелине было семнадцать. Она казалась вполне здоровой. Разве что немного страдала от недоедания, — добавила она. Как и большинство детей в семейных домах. — Как бы там ни было, кожа у неё была нормального цвета. — Откуда ты её знаешь? — спросил Локсли, и Реджина смерила его испепеляющим взглядом. — Ты не слышал, что ей тогда было пять? Какая вообще разница? — Нет, всё нормально. Мы… мы… мы какое-то время жили в одном семейном доме. Как я и сказала, это было очень давно, но я её запомнила из-за необычного имени, а ещё возраста. Она была среди нас самой взрослой, — в глазах Реджины читался немой вопрос, подсказавший, что напарница догадалась, что за всей этой историей скрывается нечто большее, но Эмма лишь покачала головой. —Что ж, значит, она выросла в системе, — задумчиво произнёс Нолан. — Теперь понятно, почему нам не удалось разыскать её родственников. Она не была замужем, ни с кем не встречалась. — По словам представителя миграционной службы Канады, последний раз Зелина официально работала около двух лет назад, но мы попытаемся выяснить больше, — заверил Джонс. — Полиция Ванкувера ищет последний известный адрес, а Бланшар пробивает для нас разрешение на прослушивание её телефонных разговоров. Локсли удовлетворённо кивнул. — Кажется, у нас наметился прогресс, — произнёс он. — Сегодня у меня встреча с комиссаром и представителем Береговой охраны, но смело звоните, если появится что-то новое. Робин вернулся в кабинет, а Нолан и Джонс — на рабочие места. И сразу же, обсуждая дальнейшие действия, оба схватились за телефоны. — Опять бумажная работа? — неохотно спросила Эмма. Старший детектив кивнула. — Они сообщат нам, если понадобится наша помощь. А пока… — Если хочешь спросить о Зелине, то лучше не начинай, ладно? — перебила Эмма. — Даже не думала, — ответила Реджина. Она явно соврала, но Эмма была благодарна, что напарнице хватило порядочности остановиться. — Я сомневаюсь, что твои детские воспоминания помогут нам раскрыть дело. На короткое мгновение Эмме показалось, что Реджина обижена, но она быстро взяла себя в руки. Усевшись за свой рабочий стол, открыла дело Гласса. — Мне надо подготовить ещё два момента для мисс Бланшар, — объяснила она: — И наш многоуважаемый подозреваемый должен попозже заглянуть в участок, встретиться с доктором Хоппером, чтобы провериться на вменяемость. — Отлично, — проворчала Эмма, недовольно поглядывая на лежавшие на своём столе пустые бланки, которые требовалось заполнить. Она даже наполовину не такая шустрая, как её напарница, и бумагам не видно ни конца, ни края. Да и воспоминания о приёмной сестре, размытые и далёкие, едва ли помогали сосредоточиться. Они не были близки и почти не пересекались (сказывалась двенадцатилетняя разница в возрасте), но их объединяли похожие истории, на почве которых между ними установилась определённая связь. И вот. Зелина умерла в одиночестве в возрасте сорока лет. Какое-то время женщины работали в тишине, а потом Реджина подняла глаза. — Слушай… — осторожно заговорила она: — сможешь помочь мне найти благодарственный подарок для твоего сына? Попозже, может, в обеденный перерыв? — Твоими стараниями Генри пережил лучший день в своей жизни. Ты не обязана дарить что-то ещё, — проговорила Эмма. — Не хватало ещё, чтобы он испортился и решил, что по жизни будет получать всё, что захочется, от случайных людей. — Да, понимаю, но… я хочу, — прекратив возиться с бумагами, Реджина вытащила из ящика стола подарок Генри. Заметив, с какой любовью и тоской она на него смотрит, Эмма невольно вспомнила остальные субботние события. Сердце болезненно сжалось в груди. — Не то чтобы ты была случайным человеком, — быстро исправилась она. Украдкой огляделась, чтобы убедиться, что никто на них не смотрит и, поддавшись вперёд, накрыла её руку своей. Слегка сжала. — Ты добрая и прекрасная Королева Реджина. Если правда хочешь, он любит книги и видеоигры, короче, всё фэнтезийное… но честное слово, не надо Генри материального. Больше всего на свете он любит читать. Если на то пошло, можешь что-то написать, вот даже письмо. Он наверняка будет в восторге. — Я не писатель, — возразила Реджина и осторожно убрала руку. — Генри в четвертом классе. Его не волнует, что ты не Шекспир. Он любит тебя. Эмма помолчала, давая напарнице возможность переварить услышанное. Реджина отвела глаза, но её губы дрогнули в довольной улыбке, которая, впрочем, не коснулась мучительно грустных глаз.***
Реджина сидела за своим столом, обхватив голову руками, и тупо смотрела на пустую открытку. Она потратила полчаса обеденного перерыва на поиски подходящей. Впрочем, ни одна из открыток в книжном магазине не могла в полной мере отразить её эмоции. В конце концов, Реджина остановилась на совершенно обычной в надежде, что сможет вспомнить давно забытые умения и придать ей немного личного. Но теперь она не могла выдавить из себя ни строчки. Дорогой, Генри, — вывела Реджина аккуратным курсивом. Генри, я не писательница, и мне очень сложно подобрать слова, чтобы выразить, как много твой драгоценный подарок для меня значит. Итак. Самоирония в введении сделала своё дело. По крайней мере, дальше слова, казалось, полились из самого сердца, и пальцы выводили их быстрее, чем мозг успевал обдумать. Сказка заставила меня смеяться, заставила плакать. Наполнила моё сердце счастьем, которого я давным-давно не испытывала. Я рада, что наше приключение понравилось тебе так же сильно, как и мне. Я была рада познакомиться с тобой, была рада поделиться давней страстью с кем-то, кто способен оценить её по достоинству. Генри, ты удивительный маленький человечек. Я сейчас не столько о твоём литературном даре, сколько о мудрости и умении сопереживать. Тебе удаётся привнести покой в жизни людей, даже тех, кто намного тебя старше. Возможно, ты слишком юн, чтобы понять это, но Генри, твоя улыбка придала мне смелости сделать то, на что я не могла решиться на протяжении одиннадцати лет. В тот момент ты прогнал из моего сердца десять лет боли и одиночества, и тебе будет приятно узнать, что Королева Реджина чувствовала себя свободной и в безопасности рядом с принцем Генри. Хотя твоя книга — поистине бесценный подарок, и я его сберегу до конца своих дней, куда больше я ценю возможность разделить с тобой твою радость. Ещё раз спасибо за всё, что ты сделал для меня, и ты даже представить себе не можешь, сколько… Для меня огромная честь получить в дар твою дружбу. С нетерпением жду нашего следующего приключения. -Реджина. Не слишком? Может быть, слишком, но Реджина на самом деле так думала, и что-то подсказывало, что Генри поймёт. Она украдкой взглянула на напарницу, которая самозабвенно слизывала с пальцев сахарную пудру, негромко усмехнулась, а потом дописала в самом низу открытки: P.S. В твоё отсутствие обещаю хорошо заботиться о нашем питомце лебеде. Мне, наверное, придётся начать с обучения хорошим манерам. — Над чем ты хихикаешь? — полюбопытствовала Эмма. — Я не хихикаю. — По-моему, прозвучало именно так. Что ты там пишешь моему ребёнку? Что-то не очень лестное обо мне, да? — Не всё вертится вокруг тебя, дорогая. — Да ладно? — пошутила Эмма. — Не знаю, смогу ли я позволить вам двоим общаться… Явный переизбыток дерзости. При этих словах сердце Реджины почти остановилось. Нет, всё нормально. Эмма шутит, — подумала она. Даже не верилось, что всего лишь три дня назад она надеялась, что ей не придётся встречаться с Генри Своном-Кэссиди, а теперь жизни не представляет без встреч с ним. — Так, я закончила, — сообщила она. — Может, перестанешь набивать свои щёки едой, и вернёмся к работе? Потом она вздохнула, полная отвращения к себе за то, что снова позволяет слабостям взять верх, но Эмма лишь встала, выбросила пакет из закусочной в корзину для бумаг, мило произнесла: — Да, Ваше Величество, — и отвесила неуклюжий реверанс, заставивший обеих смеяться.***
Следующая неделя была, пожалуй, самой странной за всю практику Эммы. Большую часть своего времени детективы тратили на поиски информации о жертве утопления, но болезненно медленный процесс, казалось, двигался в никуда. Эмма оказалась единственным человеком, кто был знаком с Зелиной Уэстинг, пусть их последняя встреча и состоялась очень давно. Так что неделя вышла богатой на нелепые вопросы Нолана и Джонса о её прошлом, отслеживание многочисленных приёмных братьев и сестёр на тот случай, если кто-то из них поддерживал связь с Зелиной. Угнетало то, что многих из них не составило труда найти — имена содержались в полицейской базе данных. Показания совпадали. Единицы сталкивались с Зелиной, когда она была подростком, но никто не встречался с ней в последние десять лет, вероятно, после её переезда в Ванкувер. Все они говорили о ней то же самое, что и Эмма: девушка была закрытой, держалась обособленно, даже враждебно. Казалось, что она может взорваться в любой момент (хотя никто не смог вспомнить случаев, когда она на самом деле выходила из себя). Да и не сказать, что её гнев не имел под собой никаких оснований — брошенная родителями на обочине дороги, она провела почти всё детство, скитаясь по семейным домам, как и Эмма, да ещё Зелиной из-за цвета вещей. Эмма бы на её месте тоже разозлилась. И Эмма злилась, пока в её жизни не появилась веская причина оставить всё в прошлом. — Снова ничего, — проворчала недовольная Реджина, когда в среду после обеда они возвращались в Бостон из исправительной колонии Конкорда. — В твоём прошлом вообще остались люди, воспоминания которых не искажены годами наркотической зависимости? Эмма нахмурилась, но ничего не сказала. Что за чертовщина творится с её напарницей в последние дни? Бывают моменты, и таких большинство, когда кажется, что между ними установилась искренняя дружба. Реджина вся из себя сердечная, оберегает и без пяти минут читает мысли. Бывают моменты, когда кажется, что неловкий инцидент, о котором условились не говорить, на самом деле сблизил их. А бывают и такие моменты, как этот, когда Реджина по непонятной причине обрушивала на неё копившиеся годами гнев и разочарование. И Эмма не знала, как на это реагировать, да и нужно ли. Как правило, она просто игнорировала и ждала извинений, а таковые следовали уже через несколько минут. Одна минута оглушительной тишины. Две. И вот оно. — Эмма, прости. Я не должна была срываться на тебе. — Всё нормально, — торопливо ответила Эмма. — Нет… нет, это ненормально, — возразила Реджина. — Я… Ты примешь мои извинения? Эмма пожала плечами. — Конечно, но знаешь, тебе не придётся тратить столько энергии на извинения, если ты, например, будешь мысленно считать до десяти прежде, чем огрызаться, — сказала она с лёгким ехидством. — По крайней мере, так меня учили в детском садике. Реджина тяжело вздохнула, несколько мгновений смотрела на свои ноги, а потом пробормотала: — Я понимаю. И я стараюсь. Просто… Мне правда очень жаль. — Ладно. Ты хочешь об этом поговорить? — Нет. — Как скажешь, — вздохнула Эмма. — Тогда продолжай в том же духе. Индикатор топлива загорелся красным, и Реджина повернула на заправку. — Хочешь кофе? — высунувшись в окно, спросила Эмма, пока её напарница готовилась заправить бак. — Я говорила тебе, что мне надо перейти в режим без кофеина, — проворчала старший детектив. — Наверное, отличная идея — из-за нерастраченной ярости у тебя и без кофеина повышенное давление, — прошептала Эмма. Она заказала два средних чёрных кофе, оба без кофеина, так как считала, что проявление солидарности поможет вернуть немного расположения. Вернувшись, Эмма вручила один из стаканчиков Реджине, а та протянула в ответ ключи от машины, чем немало удивила. — С чего это вдруг? — спросила Эмма. — Можешь повести машину, — в голосе Реджины послышались нотки нетерпения. — Садись, пока я не передумала. Эмма не сводила с напарницы растерянного взгляда, так что регулировка кресла и зеркал заняла некоторое время. — Это оливковая ветвь мира или что? — Или что. Следующие несколько километров они ехали молча. Эмма старалась соблюдать все правила дорожного движения, но при этом почти каждые пять секунд поглядывала украдкой на напарницу. Выглядела Реджина совсем никакой, вероятно, только к лучшему, что она не вела машину. Под глазами отчётливо были видны тёмные круги, которые не могла скрыть никакая косметика, а её оливковая кожа выглядела бледной, почти болезненной. — Всё в порядке, Реджина? — спросила она. Ответом стала тишина. Может быть, она заснула с открытыми глазами? — Завтра утром я не смогу отправиться с тобой на пробежку, — заговорила наконец Реджина. Эмма моргнула один раз, потом другой, не совсем понимая, что до неё пытаются донести. — Ладно, ничего страшного. Но ты не заболела, не ранена, ничего такого? — Нет, просто… завтра день рождения жены Локсли, — произнесла она. — Обычно он берёт с собой сына, и они вместе возлагают цветы ей на могилу… Чтобы Роланд не забывал свою мать. — О. Она умерла, да? — идиотский вопрос, Свон — не было бы никакой могилы, если бы она была жива. Но напарница едва ли заметила, каким тупым вышел её вопрос. — Около трёх лет назад, — грустно ответила Реджина. — Автокатастрофа. — Отстой, — пробормотала Эмма. Реджина, глядя перед собой отсутствующим взглядом кивнула. — Ты поедешь с ними? Реджина снова кивнула. — Я знаю, что вы с Локсли вроде как… близки, — осторожно сказала Эмма. Она не смогла подобрать подходящего слова, чтобы описать такие горячие, но такие холодные отношения напарницы с их лейтенантом. — Ты и её знала? Вы дружили? — Думаю, да, дружили, — Эмма догадалась по выражению глаз Реджины, что за этими словами скрывается что-то большее, но решила не наседать. — Сожалею, — тихо сказала она. — Терять людей больно. — Не сказать, что Эмма об этом много знала, ей некого было терять. В отличие от той же Реджины, потерявшей слишком многих, так что в принципе её слова — пустышка, но она всё равно произнесла их. А потом мысленно укорила себя за то, что слишком жёстко осудила поведение Реджины. Напарница явно переживала события, с которыми, как хотела верить Эмма, ей самой не придётся столкнуться в жизни. — Да уж, — Реджина кашлянула и поспешила поменять тему. — Кстати, о потерях… как ты справляешься? Не думаю, что тебе легко встречаться лицом к лицу со всеми этими людьми из прошлого, а ещё смерть приёмной сестры, пусть ваше родство и было… временным. Эмма пожала плечами. — Справляюсь. Всё-таки это было давно. И знаешь, я никогда не думала о ней, как о сестре. Мы просто жили вместе. Тяжелее всего, — призналась она, — видеть, какой одинокой она была, ведь ей даже поговорить было не с кем, и… не знаю. У нас похожие истории, похожие ситуации. Я не хочу через десять лет повторить её судьбу. Некому было даже заявить в полицию о её исчезновении. — Не повторишь, — заверила Реджина. — У тебя есть люди, которые заботятся о тебе. — Знаю. Поверь мне, я знаю. Просто… Мне никогда не побороть чувство, что в один прекрасный день всё это может просто взять и исчезнуть. — Это я могу понять.***
Они приехали на кладбище в четверг. На рассвете. Роланд торжественно возложил к надгробию букет ромашек со словами: «С днем рождения, Мама». Но вскоре раскапризничался, и Реджина пыталась его отвлечь, пока Робин, опустившись на колени прямо в траву, мокрую от росы, долго шептал что-то неразборчивое. Он всегда придавал большое значение памятным датам, радостным и печальным. Нынешнее лето богато на последние. Сегодня день рождения Мэриан, и это значит, что осталось чуть больше месяца до годовщины их свадьбы. В этот день подавленный Робин не приезжает на кладбище, он предпочитает молча глушить алкоголь. А еще через неделю — одиннадцатая годовщина роковой ночи, о существовании которой Реджина предпочла бы забыть раз и навсегда. Но Реджина не могла думать об этом, только не сейчас, когда она, посадив Роланда себе на спину, подпрыгивала с ним и фыркала, изображая лошадь. Он был слишком большим для этой игры, и она, наблюдая за тем, как всхлипывающий лейтенант разговаривает со своей мертвой женой, всей душой желала, чтобы он поскорее закончил. Интересно, извлекает ли Робин из этого какую-то пользу для себя? Может ли почувствовать, что дух погибшей жены отвечает ему? —Эй, Мэриан, ты меня слышишь? — спросила она мысленно. Как-то Реджина пыталась общаться с мертвыми, точнее, с Дэниелем, ещё точнее — по наставлению Мэриан. Случилось это спустя год после его смерти. Тогда она не почувствовала ничего, кроме слабости и смущения. Его могила находилась на другом конце кладбища, и Реджина после того раза никогда больше туда не приходила. — Если ты здесь, дай знать, а то бы мне не помешал сейчас один из твоих советов. Они с Мэриан всегда были очень разными, но почему-то быстро подружились, с самой первой недели в полицейской академии. — Кажется, на курсе мы с тобой единственные девчонки, — подытожила Мэриан, представившись. — Нам надо держаться вместе. И они держались. Невероятная лояльность не знала границ, независимо от того, сколько раз одна из них (обычно Реджина) умудрялась обидеть другую. Реджина и сегодня помнила тот день, когда Мэриан встретила Робина. Как-то им выпало быть в паре на занятиях по стрельбе, после чего Мэриан сказала ей: — Он чёртов идиот, — и закатила глаза, но чувствовалась во всём этом необъяснимая нежность. А потом, коротко улыбнувшись, добавила: — Когда-нибудь я выйду за него замуж. — С чего тебе выходить за идиота? — проворчала Реджина. — Все в чём-то идиоты, — беспечно ответила Мэриан. — Тебе просто надо найти своего идиота. — А он, значит, твой? — Мне кажется, да. — И? Всё? Час совместной стрельбы и ты слышишь звон свадебных колоколов? — И всё. Такова истинная любовь. Мэриан всегда была такой самоуверенной. Реджина отвернулась, заметив, что плечи Робина задрожали. Идиот он или не идиот, а заслужил возможность поплакать вдали от посторонних глаз. Что до Мэриан, то она всегда знала, чего хочет, и упорно двигалась к цели, не обращая внимания на слова других. Реджина любила её за это качество и в то же время ненавидела. — Если бы ты была здесь, ты сказала бы мне, что делать, — размышляла Реджина. — И я скандалила бы с тобой, но, в конце концов, признала, что ты права. Реджина услышала позади себя медленные, тяжелые шаги. У Робина были красные от слёз глаза, но он нашёл в себе силы улыбнуться сынишке, прежде чем подхватить его на руки. — Иди ко мне, малыш. Давай не будем ломать тёте Реджине позвоночник. Она мне нужна в хорошей форме, чтобы преследовать преступников. — Папочка, слишком крепко! — пожаловался Роланд, извиваясь и пытаясь высвободиться. Робин неохотно ослабил хватку. — Ты в порядке? — спросила Реджина. Он пожал плечами и, удобнее подхватив Роланда, направился к припаркованной вдалеке машине. — Жизнь коротка, — сказал он, глядя куда-то прямо перед собой. — Мы должны держаться за хорошее, пока не стало слишком поздно. Реджина зажмурилась и мысленно прокляла восемь лет его брака с Мэриан (или, возможно, три года жизни без неё), ведь очевидно же, что Робин больше не тот конченный идиот. Она точно знала, какой совет дала бы Мэриан, но знание не прибавляло ей смелости последовать ему.***
В четверг днём в расследовании наметился значительный прорыв. В старом доме Зелины канадские полицейские нашли под книжным шкафом визитную карточку частного детектива Уолша Гейла и прислали факсом копию им, потому что он, оказывается, проживает в Бостоне. Нолан и Джонс посетили его офис и сообщили, что Уолш отрицает знакомство с Зелиной и не знает, каким образом его визитка оказалась в её квартире. Но, проверив на следующий день данные сыщика, они выяснили, что он владеет лодкой, а ещё имеет разрешение на покупку и ношение пистолета двадцать второго калибра. Кроме того, согласно выписке по финансовым счетам, Уолш каждый месяц перечислял деньги хозяину той самой жилплощади. Местоположение последнего определить так и не удалось. — Вопрос в том, зачем он оплачивал её счета? — пробормотал Нолан. — В доме, насколько нам известно, не было других арендаторов. Расшифровка ранних квитанций на квартплату показала, что конечная сумма совпадала, так что… логично предположить, что он делал именно это. — Отношения? — предположил Джонс. И одновременно с ним своё предположение высказала Реджина: — Шантаж? — Как бы там ни было, — устало произнес Локсли: — надо поговорить с ним ещё раз. Везите его сюда. Но когда детективы вернулись в офис Уолша, выяснилось, что помещение спешно покинули. Они проверили домашний адрес и тоже никого не нашли. — Ладно, — вздохнул Локсли, — очень подозрительно. Дам ориентировку на Уолша и его автомобиль, и я хочу, чтобы за его домом и офисом сегодня же установили наблюдение на случай, если он вернётся. Попрошу Бланшар связаться с судьей Голдом. Пусть попытается достать ордер. — По-твоему, у нас достаточно оснований для ареста? — Реджина изогнула бровь. — Не совсем, нет, но попытаться стоит. И вот, вечером того же дня Эмма и Реджина расположились в машине с тонированными стёклами, припаркованной напротив небольшого таунхауса Уолша Гейла в Ямайка-Плэйн. — Потрясающе, — сказала Эмма. — Я никогда раньше не вела наблюдение. — Энтузиазма сразу поубавится, как понадобится перебираться на заднее сиденье, чтобы пописать в бутылку, — буркнула хмурая Реджина. — Брось, где твоя страсть к приключениям? — добродушно спросила Эмма, легонько толкая напарницу локтем под рёбра. — Может, у тебя это и первая слежка, но у меня — семнадцатая, — мрачно объяснила старший детектив. — Давай просто попытаемся пережить ночь спокойно. Следи за домом. Эмма взяла бинокль и посмотрела на входную дверь. Никого. На этот раз первой нарушила молчание именно Реджина. — Я… Мне интересно, получил ли Генри открытку, — осторожно произнесла она. — Да. Он в восторге. Сказал, правда, что ты недооцениваешь свои писательские способности. Он считает, ты хорошо справилась. — Ну, как ты сама заметила раньше, он в четвёртом классе. Я бы надеялась, что взрослый человек, получивший солидное образование, сможет связать несколько слов, — огрызнулась Реджина. Эмма закатила глаза, пытаясь решить, стоит обижаться на интонацию напарницы или нет. — Эй, тебе не нужно защищаться. Это был комплимент. Пристыженная Реджина вздохнула. — Знаю, мне… — Очень жаль. Да, понимаю, но эта игра немного приелась. Оставшаяся часть ночи прошла в напряжённой тишине.***
Ровно в половине седьмого позвонил Локсли. — Ничего? — спросил он. — За всю ночь никто не появлялся, — сказала Реджина дрожащим от усталости голосом. — Вероятно, он знает, что мы нацелились на него. Не думаю, что вернётся. Лейтенант вздохнул. — Я попросил Бута и Гумберта заменить вас. Они появятся в ближайшие полчаса. Как только приедут, можете отдыхать, и да, до конца дня вы свободны. Попытайтесь немного поспать, хорошо? — Ладно, — закончив разговор, Реджина повернулась и передала Эмме их дальнейшие инструкции. — Сожалею, что твоя первая слежка вышла отстойной, — добавила она с виноватой улыбкой. Эмма пожала плечами. — Всё нормально, — пробормотала она, попытавшись (и не сумев) подавить зевок. — Просто немного бесит, что мы так и не смогли поймать этого парня, понимаешь? — Понимаю, — отозвалась Реджина. Где-то через неполных десять минут за ними припарковались Бут и Гумберт. И в то же время они заметили небольшое движение за забором подозреваемого. Эмма связалась по рации с коллегами, и те подтвердили, что тоже увидели это. — Давай покончим с этим, — мрачно проговорила Реджина. Эмма быстро надела бронежилет и выскочила из салона, вынимая пистолет. Она ждала возле водительской дверцы, пока выйдет Реджина, которая сегодня утром передвигалась чуть медленнее, чем обычно. Они собирались пересечь улицу, как вдруг Эмма почувствовала, что все ее тело тревожно напряглось. — Пистолет! — выдохнула она. — Реджина, ложись! Следом раздался громкий хлопок, и Реджина почувствовала, как кто-то сильно толкнул ее, когда мимо уха просвистела пуля. В тот же момент Эмма открыла ответный огонь по цели, которую по идее не могла даже видеть. Боковым зрением Реджина заметила, как Бут и Гумберт, выскочив из машины, побежали за высоким худощавым мужчиной, который, отшвырнув пистолет в сторону, бросился вниз по улице. Реджина слышала, как вдали упало оружие стрелка, но вот где-то совсем рядом эхом раздался еще один звук упавшего пистолета, а за ним последовал глухой удар тела об асфальт. Повернув голову, она увидела, что напарница лежит в шаге от неё. Из-под затылка, которым Эмма приложилась об открытую дверцу машины, вытекала кровь. Пуля угодила ей в плечо, как раз туда, где заканчивался бронежилет, и из раны так же хлестала кровь. Глаза её были закрыты. — Эмма! — закричала Реджина. Её мозг полностью отключился, а тело действовало на автопилоте — она сорвала с себя пиджак, прямо из-под бронежилета, и положила под голову напарницы, а потом зажала руками рану на её плече в попытке остановить обильное кровотечение. — Эмма, очнись! В ответ никакой реакции. Где-то в глубине души, очень-очень глубоко, Реджина понимала, что напарница жива, что люди не умирают от огнестрельных ранений плечевой области, что бронежилеты они носят не для красоты, а вырубилась она, вероятно, из-за того, что приложилась головой о дверцу автомобиля. Но по асфальту растекалась большая лужа крови, её руки были в крови, повсюду была кровь, слишком много крови, а глаза Эммы были плотно закрыты. Гумберт доложил по рации, что они задержали стрелка и вызвали парамедиков, пообещавших приехать на место происшествия через четыре минуты. Голос его звучал глухо, будто из-под толщи воды, да и вообще весь мир Реджины постепенно расплывался, пока, в конце концов, не сузился до лица напарницы, бледного и неподвижного, искрившегося когда-то счастливым смехом. — Четыре минуты, Эмма, — в отчаянии пробормотала Реджина: — продержись всего четыре минуты. Напарница не ответила, и она скорее почувствовала, чем осознала, как из её горла вырвался душераздирающий крик. Она услышала хриплый и полный отчаяния голос, ни капельки не похожий на её собственный: — Пожалуйста, Эмма! Пожалуйста, не оставляй меня, — рыдала Реджина, сгорбившись над неподвижным телом напарницы, прижимаясь щекой к её груди. И единственным утешением для неё стало слабое биение сердца, слишком реальное, чтобы быть воображаемым. — Пожалуйста, Эмма, вернись ко мне, — шептала она снова и снова, пока не послышался приближающийся звук сирены. Несколькими мгновениями позже парамедики оттащили её, дрожащую всем телом, от Эммы и уложили их обеих на носилки. — Детектив, нам нужно осмотреть вас, — сказал Реджине благожелательный медик, с нежной и приятной интонацией, направленной на то, чтобы успокоить, но почему-то только сильнее расстроившей. — Не трогайте меня! — выкрикнула Реджина. — Не трогайте, я в порядке! Помогите Эмме! — Мэм, мне нужно, чтобы вы легли, — снова попытался он, мягко нажимая на плечи, укладывая на носилки, прежде чем погрузить их в машину скорой помощи. Но Реджина яростно боролась с ним. — Я сказала, я в порядке. Эмма! Где Эмма? — задыхалась она, размахивая руками. В конце концов, она увидела напарницу: на бледном лице — кислородная маска, в то время, как на её плечо медики накладывали марлевую повязку, чтобы остановить кровь. — Эмма! — сквозь рыдания выдохнула Реджина. И снова над ней склонился тот же любезный медик. —Мэм, — позвал он вежливо, но при этом твердо, — если хотите, чтобы мы позаботились о вашей напарнице, вы должны немного успокоиться, хорошо? Реджина ответила задыхающимся, болезненным всхлипом. — С ней всё будет хорошо, — заверил парень, — просто дышите… вот так, — и ободряюще улыбнулся, наблюдая за безуспешными попытками восстановить дыхание вопреки агонизирующим рыданиям, сотрясающим все ее тело, а потом проговорил в рацию: — Огнестрельное ранение в плечо и возможное сотрясение мозга. Большая кровопотеря. Понадобится переливание крови. Первая отрицательная. Дальнейшее Реджина помнила плохо. Вокруг суетились размытые люди. Они дотрагивались до неё, дотрагивались до Эммы. Весь окружающий мир двигался, будто в замедленной съемке, а в ушах звенело. В конце концов, они заключили, что она не пострадала, а Свон отвезли в операционную, оставив её одну в зале ожидания. Она беспомощно рухнула прямо на пол и с ужасом уставилась на окрашенные кровью пальцы.