***
— Ничего необычного, — Реджина пробежалась критическим взглядом по распечатке звонков Филиппа Арендта. Если закрыть глаза на один звонок в службу доставки еды, складывалось впечатление, что он звонил только жене, работодателю и воспитательнице дочери. — Малинда Блэк! — воскликнула Эмма торжественно. — Аврора звонила ей на прошлой неделе. Она живёт в Честнат-Хилле. Это она? — спросила Свон офицера Фа, которая, устроившись за столом Нолана, просматривала выписки с банковских счетов. — Я видела её только один раз, — неуверенно ответила та, а потом, приблизившись, заглянула в монитор: — Вроде бы похожа. Что дальше? — Пригласим сюда и поговорим с ней, — Реджина решительно встала с кресла. — Посмотрим, что знает, и определимся, наша она подозреваемая или нет. — Позвони мне, если выяснишь, где может находиться дочка, — сказала Бланшар. — Голд сегодня на быстром наборе. Только и делает, что раздаёт ордера. Реджина ответила ей вымученной улыбкой. — Малинда Блэк, — нараспев протянула Эмма, обращаясь в основном к себе, а не остальным в комнате. — Вот и доверяй после такого людям с цветными фамилиями, правда? Звучит как Улика, — осознав, что она только что выдала и в чьём присутствии, Эмма зажала ладонью рот. «Идиотка!» — укорила она себя. С тревогой посмотрела поверх монитора. Реджина стояла, стиснув челюсти, но в остальном выглядела невозмутимой. Чего не скажешь о вмиг побледневшей Бланшар. Та даже вздрогнула, словно дрожь пронзила всё её тело, но довольно быстро взяла себя в руки и нацепила на лицо привычно спокойное выражение. — Простите… — Эмма опустила глаза. — Дико бестактно с моей стороны. Реджина вздохнула. — Полагаю, тебе разрешён один дико бестактный комментарий. Сегодня утром я была не очень-то любезна с тобой. — Не думаю, что это уместно, — виновато пробормотала Эмма. Несколько резкие замечания Реджины, возможно, задели её за живое, но она про них давно забыла. Да и потом… они все на грани из-за проклятого дела. Но ей всё равно нет оправданий. Потому что даже напряжение — не повод напоминать другим о травмирующих событиях из их жизни. — Всё в порядке, — отозвалась Реджина коротко. — Итак, мы получили адрес этой женщины. Я бы сказала, что из Малинды вышла отличная подозреваемая. Давайте найдём её. — Отлично! — нетерпеливо подпрыгнула в кресле Эмма. — Давайте сделаем это! — Нет! Ты — остаёшься, — парировала Реджина. — Ты не допущена. Эмма закатила глаза. — Тебе нужно прикрытие. — Не от тебя. Офицер Фа? — Она выходная, — прорычала Эмма. Бросила злобный взгляд на Мулан, которая в ответ на оклик Реджины, вся подобралась и поправила свой жетон. — И она даже не… — Ты не поедешь. Я попрошу Локсли вмешаться, если ты не начнёшь меня слушаться. — Прекрасно! Даёшь сюда Локсли! Реджина нахмурилась, и Эмма осознала, что ведёт себя, словно капризный ребёнок, но она ничего не могла с собой поделать. Оставаться в стороне оказалось намного сложнее, чем она представляла, а переизбыток стресса, вероятно, пагубно сказывался на гене зрелости, отвечавшем за взрослое поведение. — Робин! — позвала Реджина. Лейтенант выглянул из кабинета, прижимая сотовый к уху. — У нас появился потенциальный подозреваемый. Крёстная жертвы. Собираемся допросить. — Отлично, — Локсли прикрыл ладонью динамик сотового. — Возьми Фа. Выражение лица Реджины в этот момент без прикрас можно было назвать победоносным. — Похоже, ты больше не выходная, — сказала она Мулан. — Возьми пистолет и делай всё, как я скажу. Парочка быстро вышла из общей комнаты. Прокурор Бланшар сочувственно погладила Свон по плечу. — Никто не говорил, что будет легко… — Нормально, — буркнула Эмма. Божечки всевышний, она надулась! Реджина была права: в развитии она недалеко ушла от Генри. — Просто… — попыталась объяснить Эмма. — Мы с Реджиной всегда допрашивали подозреваемых вместе. Таксики, мимо, всё усугубилось ещё больше. — Я её напарница, — предприняла она ещё одну попытку. Эмма при всём желании не могла сказать, смотрит Бланшар на неё с жалостью или с лёгким весельем. Возможно, и с тем и с другим. — Не думаю, что офицер Фа заменит тебя, — сказала Мэри-Маргарет. — Но ты сама же понимаешь, пока не выздоровеешь, ты не сможешь… — Понимаю, Мэри-Маргарет! Понимаю! — сердито перебила Эмма. — Только мне от этого ни капельки не легче, когда она вся такая из себя стервозная начинает относиться свысока! Мэри-Маргарет кивнула. — Но её бы это убило… — прошептала она: — потерять тебя. И если гнев помогает тебе… — Да, да, невелика цена, я знаю. Эмма вздохнула. Она снова почувствовала себя ужасно виноватой и иррационально раздражалась на прокурора, которая якобы спровоцировала в ней эти чувства. Да что сегодня, чёрт возьми, не так?! — Как продвигается дело Гласса? — полюбопытствовала Эмма, чтобы отвлечься и отвлечь Мэри-Маргарет. — Завтра заключительные слушания. Удивлюсь, если мы проиграем. Линда Биллинг, вдова, свидетельствовала против него, а он всё ещё помешан на ней, чтобы обвинить её в ответ, так что… дело почти решённое. — Он фактически подставил себя, — поразилась Эмма. — И ради кого? Ради женщины, которая даже не верна? — Любовь побуждает нас совершать безумные поступки, — задумчивый взгляд Мэри-Маргарет был устремлён куда-то вдаль. — Иногда мы просто не можем помочь любимым. Эмма рассмеялась. — Чаще всего, — согласилась она. — Процентах в девяносто восьми. Но я начинаю думать, что не всё и не всегда так плохо, — по крайней мере, сейчас она была очень счастлива в любви, пусть и первый раз в жизни. — Не всегда, но иногда любовь бывает очень болезненной. — Хочешь поговорить об этом? — осторожно уточнила Эмма, догадываясь, что слова Мэри-Маргарет взяты не с потолка. Та передёрнула плечами. — Нет. Давай вернёмся к нашему текущему делу.***
— Что ты знаешь об этой женщине? — спросила Реджина по дороге к Малинде Блэк, адрес которой был указан в водительских правах. Офицер Фа пожала плечами. — Не особо много. Я встречала её один раз. Странная тётка, но в целом приятная. Не похожа на человека, который способен совершить убийство. Они с Авророй были очень близки до… а потом перестали. — Из-за последней воли отца? — Да. Не знаю всех подробностей, но Малинда фактически вырастила Аврору. Мать умерла, когда она была совсем ещё юной, а отец с головой ушёл в бизнес. Мне кажется, она рассчитывала, что он вспомнит о ней в своей последней воле, но… — Не вспомнил? — догадалась Реджина. — Очевидно нет. — А Аврора? — Аврора ждала первенца, — с горечью в голосе сказала Мулан. — У неё не было времени думать о чём-то ещё. Думаю, Малинда обиделась. В глубине глаз Мулан было что-то этакое. Неприятное — старая обида, возможно? Не то чтобы это её касалось, но… любопытство снедало её изнутри. «Это не твоё дело», — напомнила Реджина себе. Тем более, они приехали на место, а входная дверь, как ни странно, оказалась незапертой. Все её мысли сразу переключились на расследование. —Здравствуйте? — накрыв рукой пистолет на бедре, Реджина осторожно приблизилась к двери. — Малинда Блэк? Полиция Бостона. А в ответ — тишина. Офицер Фа заглянула в проём. — В холле чисто, — сообщила она, а через мгновение, потянув носом воздух, поморщилась. — Но запашок — не дай Боже! Реджина и сама скривилась, когда до неё вместе с порывом ветра донеслось зловоние — безошибочный запах разлагающегося тела. Женщины вытащили пистолеты и, проскользнув в дом, разошлись в разные стороны. Фа проверила кухню и покачала головой. Реджина застыла на пороге гостиной. У неё ушли годы тренировок на то, чтобы не отшатываться при виде картин, подобных той, что открылась ей сегодня. Перед ней определённо лежала Малинда Блэк — сходство было близким, несмотря на залитое кровью лицо — очень и очень мёртвая. — Доложи об этом, — приказала она Фа, — потом проверим остальные комнаты. Так ничего и не обнаружив, они вернулись в гостиную, чтобы проследить за местом преступления в ожидании подкрепления и криминалистов, которые должны были появиться в ближайшие четыре минуты. — Я вот думаю, мы ищем одного и того же убийцу?. — Вероятно, — Реджина быстренько оглядела тело и отвела глаза. Она не Нолан, но даже ей было не по себе смотреть на жертв с перерезанным горлом. — Почерк совпадает, — заметила она. — Рисунок пятен крови совпадает. Похоже в обоих случаях была перерезана сонная артерия. Мулан кивнула и ещё раз посмотрела на тело. Было заметно, что её слегка подташнивает. — Никаких следов борьбы… — добавила она. — Но почему они оставили это тело и одного ребёнка, но забрали остальных? Кто наш убийца? Реджина и сама едва подавляла дрожь и старалась смотреть куда угодно, но только не на шею жертвы. — Я знаю не больше твоего, — со стоном ответила она. Вероятность, что они раскроют это дело по горячим следам, становилась всё меньше и меньше. Да, впереди ждала долгая неделя, сегодня только понедельник, но с каждой минутой ситуация только усугублялась. На стенах почти не было картин, не считая парочки с изображениями животных, но была там одна вырезка из газеты, которая и привлекла внимание Реджины. Осторожно, стараясь не наследить, она обошла вокруг тела, чтобы посмотреть поближе. «Малинда Блэк и Ева Бланшар на открытии Стоухэмского птичьего заповедника», — гласил заголовок. Статья была датирована 1999 годом. Скорее всего, это ничего не значило, простое совпадение, но Реджина почувствовала, как вся комната пошла кругом. Дрожащими пальцами она вытащила из кармана сотовый и машинально набрала номер. — Локсли! — рявкнула в трубку. — Ты должен приехать! Немедленно!***
— И что? — То есть: и что? — вопросом на вопрос ответила Реджина. — То и есть. И что? Малинда Блэк работала в национальном Одюбоновском обществе [2], а Ева Бланшар, как тебе известно, была известной защитницей прав животных. Согласно этой статье они вместе трудились над созданием птичьего заповедника в девяносто девятом. Многие люди были вовлечены в тот проект. — Малинде Блэк перерезали горло. — Да, есть такое дело, — лейтенант устало потёр переносицу. Что бы ни говорил Робин — для Реджины это дело вмиг перешло в статус личного. — Почерк Леопольда Уайта. — И множества других убийц, с которыми нам довелось столкнуться в ходе расследований. Кстати. Он в тюрьме. — Он мог натаскать кого-нибудь — наладить связь с внешним миром. Скажи честно, ты считаешь, что это простое совпадение? Женщина убита тем же способом, что жертвы Уайта, а на стене её дома — фотография Евы Бланшар, которая была для него… — Подружкой на одну ночь в конце восьмидесятых? — Матерью его ребёнка, — прошипела Реджина. — Я знала его, Робин! Она что-то да значила для него. — Она умерла через год или два после того, как была сделана эта фотография, и я не думаю… — Ты правда ждёшь, что я поверю, будто это дело никак не связано с Уайтом? — голос Реджины зазвучал выше, появились истеричные нотки, но она ничего не могла с этим поделать. Локсли украдкой огляделся по сторонам. Прикидывал, наверное, не пора ли брать ситуацию в свои руки. — Я ничего от тебя не жду, — осторожно проговорил Робин. — Мы проведём расследование по всем правилам. Рассмотрим все возможные аспекты. Но с Евой Бланшар были знакомы многие люди, лично или по работе, а ещё многим людям перерезали глотки, так что ничего личного. Ева умерла четырнадцать лет назад, а Уайт провёл в тюрьме последние одиннадцать лет. Просто… Я не хочу, чтобы ты паниковала и делала преждевременные выводы. — Поздно, — прошептала Реджина, хотя, что скрывать, непоколебимая рациональность Локсли всегда её немного успокаивала. — Кто-то должен рассказать об этом Мэри-Маргарет, — осенило её. Робин ошеломлённо уставился на неё. — Ага. Привет, прокурор Бланшар, решила сообщить тебе, что в гостиной нашей жертвы висела фотография твоей матери. С чего ты вообще планируешь начать этот разговор? — Но это правильно! — стояла на своём Реджина. — Она хотела бы знать. — Правильно было бы дождаться, пока появятся маломальские доказательства, и только после этого беспокоить её, — возразил Робин. — Но ты знаешь Бланшар лучше моего, так что решай сама. — Она хотела бы знать, — твёрдо повторила Реджина, но в глубине души, где-то очень и очень глубоко, затаилась неуверенность. Она ни в чём не была уверена, кроме того, что от паники её внутренности завязываются узлом, а впереди ждёт бессонная ночь.***
Реджина украдкой смотрит на часы. Перевалило за пять вечера. Уайт задерживался, но… он никогда не опаздывает. Реджина поправляет солнцезащитные очки, а потом, стараясь оставаться невозмутимой, делает глоток карамельного латте. Отвратительная штука, но что поделать — её альтернативной личности нравится пить гадость. Нет. Ей нравится пить. Она больше не Реджина Миллс, выпускница Уэллсли и детектив полиции. Теперь она Джина Миллиота (она полагает, что может сойти за итальянку, впрочем, Леопольд Уайт не отличается наблюдательностью; вряд ли он способен различать этнические особенности). Барменша из Лонг-Айленда, обожающая сладкие напитки и прозрачные рубашки с леопардовым принтом, почти не оставляющие места для фантазии. Её альтернативная личность вобрала в себя всё то, что ненавидит Реджина Миллс, но она явно подходит под описание любовных интересов Леопольда Уайта. В общем-то, Реджина очень даже уверена, что смогла его «зацепить». Короче говоря. План работает и это — самое главное. По крайней мере, именно это повторяет себе Реджина, чтобы подавить дрожь при мысли о всех тех вещах, которые ей приходится совершать. Они не прописаны в её договоре, но жизненно необходимы для успеха расследования. Она подбирается всё ближе и ближе. Скоро в деле будет поставлена точка, и ей больше никогда не придётся видеть Леопольда Уайта, разговаривать с ним или терпеть его прикосновения. Кто знает, возможно, следующее дело не будет настолько унизительным. Она слышит автомобильный сигнал, следом — визг шин, и вот он. Леопольд Уайт на красном «Мустанге», при виде которого она должна трепетать. Реджина подавляет желание одёрнуть мини-юбку, напомнив себе, что для Джины Миллиоты не существует коротких юбок, встаёт из-за столика и изумлённо выгибает бровь. Какого чёрта? Что ещё за сопливая девчонка на заднем сиденье «Мустанга»?! Что ж, решает Реджина, скоро тайное станет явным. Поцелуй, хриплое «Привет, детка» и последовавшая в ответ притворная улыбка. Но Реджина почти не сомневается, что если один раз она не улыбнётся — он даже не заметит. Взгляд Леопольда редко поднимался выше линии декольте. — Джина, — произнёс он, — это моя дочь. Мэри-Маргарет. У него дочь?! По имени Мэри-Маргарет? Какого хрена?!.. — Я познакомился с ней вчера. Хорошо, в это ещё можно поверить, но с большой натяжкой. У Реджины голова идёт кругом. Дочь? Это многое меняет. Первая мысль, что девчонка может полностью похерить её расследование — ей придётся взаимодействовать с ней? Будет ли она наблюдательнее своего отца? Сможет ли разоблачить её? А следующая мысль, как ни странно, что станет с Мэри-Маргарет, когда они отправят её отца за решётку. — Её мать бросила меня и даже не сообщила о своей беременности, но она недавно умерла, и… Голос Уайта дрожит, а сам он выглядит искренне опечаленным, и это, пожалуй, самое удивительное во всей этой ситуации. Реджина видела его в гневе и во власти похоти, но раскрывающим истинные человеческие эмоции, такие как привязанность или грусть — никогда. — Она такая красивая. Совсем как моя Ева, — произнёс он несколько задумчиво. — И я прослежу, чтобы к ней относились, словно к принцессе. «Твоя Ева? — раздражённо думает Реджина. — Ты не можешь говорить о женщине, будто она твоя собственность, особенно после стольких лет… Сколько этой Мэри-Маргарет? Четырнадцать? Да не в жизнь». Нет. Она не имеет права на такие мысли. Джина Миллиота росла не во времена первой или второй волны феминизма. Ей наверняка видится что-то романтическое в потребительском поведении мужчин. — Трагично… — нарочито печально произносит она. — Привет, — грустно улыбается Мэри-Маргарет. По голосу она кажется ещё младше. Такая прелестная и невинная. Не верится, что она пришла в этот мир, благодаря ползучей тварюге, который даже сейчас, когда они сидят в кабриолете с открытой крышей в шаге от многолюдной улицы, тянет ручищи, чтобы полапать ей грудь. Интересно. Мэри-Маргарет знает, что из себя представляет её папаша? И если нет?.. Есть ли возможность выдернуть её из всего этого дерьма до того, как правда вдребезги разобьёт привычный для неё мир? А то и случится что-нибудь пострашнее… — Девчонка не твоя забота! — позже отругает её Мидас. — Не позволяй эмоциям мешать расследованию! — а потом он проворчит что-то о женщинах, в ответ на что отчаянно захочется огрызнуться, но Реджина сдержит порыв. Женщины-коллеги наблюдают за ней, юные девочки-офицеры равняются на неё и грезят о работе в убойном отделе. Она не может обмануть их доверие, лишившись работы за неуважительные слова в адрес своего командира. Ей не остаётся ничего другого, кроме как смириться и подчиняться приказам во имя лучшего будущего. Тем не менее, Реджина не может не заметить, что стала проводить очень много времени с юной девочкой, в основном с подачи Леопольда. — Джина, Мэри-Маргарет хочет обновить декор в своей новой комнате. Ты — женщина, ты лучше разбираешься в этих делах. — Джина, возьми мою кредитную карту и отвези Мэри-Маргарет в магазин одежды. Пусть ни в чём себе не отказывает — всё что угодно для моей принцессы. Несмотря на то, что Мэри-Маргарет раздражающе чиста и наивна, со временем ей удаётся отыскать лазейку к сердцу детектива. — Отец очень добр ко мне, — не без любопытства подмечает девочка, когда они выбирают шторы в спальню. — Он твой отец, милая. Он не может иначе. — Да, но это очень странно. Я не подозревала о его существовании. Он говорит, что любил маму, а она ни разу не упоминала о нём. Почему? — Любовь сложная штука, — уклончиво отвечает Реджина. — Иногда она бывает безответной. — Но тогда это не совсем любовь, правда? Какую романтическую историю ни возьми — любовь везде взаимна. Реджина пожимает плечами. — Истинная любовь — возможно. Мэри-Маргарет поворачивается. Её глаза сияют. — Истинная любовь? Ты правда веришь в неё? — Конечно, — без колебаний отвечает Реджина, вспомнив о себе и Дэниеле, а ещё о том, что воссоединение с ним — единственная вещь, помогающая ей держаться во время этого казалось бы безнадёжного и унизительного расследования. — Любовь — истинная любовь — магия. Она созидает счастье. — Ух ты! — Мэри-Маргарет смотрит на неё широко раскрытыми глазами и жадно впитывает каждое слово. — У вас с моим отцом тоже истинная любовь? Реджина, которая на мгновение забыла о том, что ей отведена роль Джины Миллиоты, не может перестать смеяться. — Ещё рано говорить, — говорит наконец она. Мэри-Маргарет, похоже, устраивает такой ответ. Девочка снова принимается рассматривать шторы. — Мама любила животных, — внезапно говорит она. — Правда? — Да, она всегда говорила, что все создания заслуживают наших любви и уважения, какими бы маленькими они ни были, — помолчав мгновение, она улыбается. — Мама была очень хорошей. — Тебе очень сильно не хватает её, — подмечает Реджина. Методом исключения она ещё в первый день решила, что матерью Мэри-Маргарет была та самая Ева Бланшар, о которой она мельком слышала от своей матери. Ничего конкретного. Коре не нравилось пересекаться с этой женщиной на светских мероприятиях. Но это не показатель. Матери Реджины почти никто не нравился, а со слов Мэри-Маргарет воображение рисовало образ хорошей и уважаемой женщины, у которой, вероятно, были веские причины не рассказывать дочери о шашнях с Леопольдом Уайтом. — Да… — вздыхает Мэри-Маргарет. — Но мама говорила, что пока в моём сердце живёт доброта по отношению ко всем живым существам, она всегда будет со мной. «Что за нелепица?» — размышляет Реджина, но сердце её сжимается от слезливой жалости. После жизни с матерью, излучающей добродетель, оказаться в лапах отца — психопата и возможного серийного убийцы? Врагу такого не пожелаешь, а тут — невинная девочка, которая никому в своей жизни не сделала ничего плохого. — А ты? Ты любишь животных? — Я… — Джина Миллиота, скорее всего, не любит животных (за исключением крошечных собачонок, умещающихся в сумочках), но на этот вопрос отвечает Реджина Миллс: — Да, люблю. Особенно лошадей. — Лошадей? Ты ездишь верхом? — Да. Это одно из моих самых любимых занятий, — заговорщически сообщает она с таким видом, словно раскрывает большой секрет. Отчасти, так оно и есть. — Всегда хотела прокатиться верхом, — мечтательно тянет Мэри-Маргарет. — Это захватывающе? Одно можно сказать точно. Ева Бланшар наградила свою дочь завидным словарным запасом. — Да. Появляется ощущение свободы. — Надеюсь, когда-нибудь прокатиться… Может, с тобой? Во взгляде Мэри-Маргарет столько надежды, что Реджина не может не улыбнуться в ответ. — С удовольствием, — ответила она совершенно искренне. — Раз так, может быть, возьмём шторы с лошадьми? — радостно спрашивает Мэри-Маргарет. — Чтобы напоминали о наших планах. Она мчится к продавцу, чтобы попросить помощи с замерами, а Реджина проклинает себя за то, что нарушила данный когда-то обет: не допускать влияние эмоций на ход расследования.***
К тому моменту, когда Локсли, сонно потирая глаза, вошёл в общую комнату, Эмма допивала четвёртую кружку кофе и лениво наблюдала за Бланшар. Вместо того, чтобы после сложного рабочего дня отправиться домой, она зачем-то заявилась в полицейское управление. Снова послышались приближающиеся шаги, а мгновением позже порог комнаты переступила Реджина, за которой тащился Нолан. Последний выглядел так, словно вот-вот расплачется, в то время как лицо его временной напарницы не выражало ровным счётом ничего. Если бы во взгляде карих глаз не сквозило что-то тёмное и нехорошее, можно было бы с уверенностью сказать, что женщине плевать на происходящее. Нолан, не взглянув по сторонам, беспомощно рухнул в кресло, и даже Реджина плюхнулась за свой рабочий стол без свойственной ей изящности. Казалось, она не подозревала, что глаза почти всех присутствующих устремлены на неё, стало быть, мыслями была очень далеко отсюда. — Бут и Гумберт продолжают патрулировать улицы, — отчиталась Эмма, встретив выжидающий взгляд лейтенанта. — След, ведущий в Дорчестер, оказался пустышкой. Джонс возвращается. Говорит, что пытался дозвониться до тебя, но попадал прямиком на голосовую почту. Робин вздохнул. — Батарея сдохла. Как раз собирался подзарядить. Дождавшись, пока лейтенант скроется в кабинете, Эмма посмотрела на вернувшихся детективов. — Нашли что-нибудь? Реджина и Дэвид одновременно покачали головами. — Ни тел, ни ребёнка. Подозреваемая мертва. Кем бы ни был наш убийца, он может быть на полпути в Сиэтл, — пробормотал детектив. — Локсли предупредил ФБР, но… не знаю. Сложно оставаться оптимистом. Эмма понимающе кивнула. — Ладненько, — из её груди вырвался вздох. — Самой близкой родственницей Малинды Блэк числилась Аврора Арендт, что… проблема. Но у неё было три сестры: Флора, Фауна и Мэривезер… — Кто, чёрт возьми, называет детей такими именами? — возмутился вошедший Джонс. — Сдаётся мне, что всех будущих родителей надо проверять на адекватность. — Кто бы говорил! — взвилась Эмма. — Тебя родители назвали Киллианом! — Я — ирландец, а они были херовыми предками. Выкуси. — Ребята, а давайте жить дружно? — нахмурилась Мэри-Маргарет. — Прости, мам! — насмешливо отозвалась Эмма. Дружески похлопала её по плечу, надеясь, что сможет тем самым сгладить свой тон. Бланшар вздохнула. — Мы все сегодня немного на нервах, — признала она. Повернулась к Робину, который выглянул из кабинета, чтобы посмотреть, из-за чего разгорелся сыр-бор, и, подхватив со стола сумочку, добавила: — Подписанные ордера и повестки у тебя на столе. Если ещё что-нибудь понадобится, звони или можешь сразу идти к Голду. Мне нужно… Реджина будто вышла из ступора, вскочила со своего места и громко воскликнула: «Мэри-Маргарет!» От Эммы не скрылось, что лейтенант заметно занервничал, но она не стала заострять на этом внимание. Деликатно кашлянула и продолжила отчитываться о проделанной работе. — Так вот. Мне удалось созвониться с Мэривезер. Она пообещала приехать завтра, чтобы опознать тело сестры и ответить на любые наши вопросы, — Эмма то и дело украдкой поглядывала на перешёптывающихся в сторонке женщин. — Да вот только добираться ей из самой Пенсильвании… — она осеклась, снова отвлеклась, и Робин ответил ей рассеянным кивком. Со стороны казалось, что он не слышал ни слова из сказанного. Реджине и Мэри-Маргарет стоило бы поговорить в другом месте, если они, конечно, не хотели, чтобы разговор стал достоянием всего отдела. — Уверена, что не знаешь её? — почти обвиняюще спросила Реджина, пихая Бланшар в лицо пластиковым пакетом для улик, в котором было что-то смахивающее на помятую фотографию. — Да, Реджина, я уверена! — воскликнула Мэри-Маргарет. — А должна? — Помнишь что-нибудь из того времени, когда твоя мать работала над проектом? — Нет. Мне было одиннадцать лет, Реджина, и ты это знаешь. Всё, что я помню — проект был очень масштабный, над его реализацией трудились сотни людей. Не понимаю, почему ты считаешь, что… — У неё перерезано горло! — выпалила Реджина. И наверняка вышло намного громче, чем ей хотелось бы. — И… — Сегодня! — отрезала Мэри-Маргарет. — Её нашли сегодня. Он не первый год сидит за решёткой. А если бы сбежал, думаю, одной из нас обязательно бы сообщили об этом. — Он мог натаскать кого-нибудь, — парировала Реджина. — В тюрьме. А потом прислать его или даже её за этой женщиной и за дорогими ей людьми. Слушай… если ты знаешь хоть что-нибудь, что поможет нам выяснить мотив, возможно, мы сможем найти пропавшую малышку до того, как с ней случится непоправимое. Если ещё не поздно. — Господи Иисусе, Реджина, ты вообще соображаешь, какую чушь несёшь?! — деланно рассмеялась Мэри-Маргарет. — Думаешь, мой отец решил нанять первого попавшегося уголовника прикончить женщину только из-за того, что она была знакома с моей матерью, которой нет с нами больше двенадцати лет?! Напасть на совершенно левую семью?.. И ради чего? Смеха ради?! — Не проси меня составлять профайл твоего отца. Невероятно, но из груди обычно тихой Мэри-Маргарет вырвался звук, здорово смахивающий на рычание. — Я думала, мы оставили это в прошлом, — зло процедила она. — Дело не в прошлом. Дело в том, что мы должны поймать мерзавца и спасти пропавшего ребёнка, пока не стало слишком поздно. Или ты думаешь, что мы раскроем дело при помощи одних радужных поцелуйчиков и наклеечек с единорожками?! — Нет, дело в том, что ты живёшь прошлым. Чего ты хочешь, Реджина? Что собираешься делать? Рванёшь в тюрьму и допросишь его? Ты серьёзно считаешь, что из этого выйдет польза? — Не знаю. Но что-то я не слышу, чтобы ты или кто-то другой выдвигал идеи получше. Вместо того, чтобы предложить что-нибудь дельное, вы все защищаете убийцу и… — Тихо! — Робин вклинился между женщинами. Вовремя. Мэри-Маргарет сжимала кулаки, а пунцовая от ярости Реджина часто дышала и явно не собиралась идти на уступки. — Этим ничего не добиться. Вам обеим надо, — он мельком взглянул на наручные часы и покачал головой, — пойти домой. Миллс. Тебе положено работать только шесть часов… прошло почти четырнадцать. Выбирайся отсюда, подыши свежим воздухом, выспись. Завтра вернёшься с новыми силами и сосредоточишься на расследовании. Бланшар поспешно кивнула и едва ли не бегом выскочила из комнаты. А Реджина, вплотную приблизившись к лейтенанту, обрушила на него весь свой нерастраченный до конца гнев. — Так, значит, теперь ты обвиняешь меня в том, что я не сосредоточена на расследовании?! Робин шумно вздохнул. — Реджина, не надо… — Не надо… что?! Не злиться, что нет никаких подвижек в расследовании, но при этом вы все игнорируете мою теорию? Говоришь, я не должна… злиться, да?! Где-то там замерзает маленькая девочка, где-то там — убийца её родителей, а мы сидим на жопе ровно вместо того, чтобы преследовать потенциального подозреваемого! — Леопольд Уайт не наш потенциальный подозреваемый! — сорвался на крик Робин, даже не оглянувшись на изумлённых подчинённых, сумевших наконец-то собрать все кусочки мозаики воедино. — Вся твоя теория построена на пустом месте! Готов поспорить, если ты немного отдохнёшь и посмотришь на себя со стороны, сама всё поймёшь! Губы Реджины задрожали. — Ты совсем не слушаешь? Ты же помнишь, что произошло в последний раз… когда ты не стал меня слушать… — Реджина, я слушаю тебя. Просто… Мне кажется, эмоции мешают тебе мыслить рационально, и… — он помолчал. — Я не думаю, что это нам поможет. — Конечно. Мои эмоции. — Реджина… — Нет-нет. Я тебя услышала и поняла, — холодно парировала она. — Я уберусь отсюда, а вы, все такие рациональные и здравомыслящие, займётесь работой, не отвлекаясь на мои эмоции, — с этими словами она выбежала из общей комнаты. Разочарованный Робин, развернувшись, увидел устремлённые на него взгляды остальных членов команды. Рявкнул: — Живо за работу! — и те без возражений подчинились. — Свон! — Да, сэр? — Для первого дня ты сделала достаточно. Увидимся завтра в семь утра, — он подбородком указал на дверь, как бы невзначай провёл ладонью по уху и одними губами произнёс: — Позвони мне. Эмма не стала спорить. Вскочив с кресла, подхватила со спинки пиджак и выбежала из комнаты. Она нашла Реджину на подземной стоянке. Напарница буравила взглядом дверцу машины, но садиться за руль почему-то не спешила. — Хочешь, я поведу? — предложила она. Взгляд Реджины оставался туманным, невыразительным, но на появление Эммы она отреагировала. — Что? Локсли подослал шпионить за мной? Эмма не видела смысла врать. — Что-то типа того, — просто ответила она. — Ты тоже думаешь, что я сумасшедшая? «Может быть», — подумала Эмма, но вслух сказала другое: — Я думаю, что ты устала, Реджина. Это дело никого не оставило равнодушным. Да и убитая подозреваемая вышла нам боком, а тебе — больше всех. Реджина разочарованно хмыкнула. — Значит, ты мне не веришь? В причастность Уайта? — Доказательств почти нет… — Эмма приготовилась отражать удар, но Реджина внезапно сникла и обессиленно прислонилась спиной к машине. — Знаю, — призналась она шёпотом, — знаю. Эмма коротко улыбнулась. — Поехали домой? — предложила она. — Я поведу. Мы… Мы, наверное, не уснём сегодня, но можем притвориться, и… пока и этого хватит.***
Реджина сидела, вжимаясь лопатками в угол дивана, куталась в тёплое одеяло Генри и невидящим взглядом смотрела прямо перед собой. Она делала это большую часть вечера. Эмма не знала, что ей делать, надо вытаскивать напарницу из такого состояния или позволить ситуации идти своим чередом. — Холодная ночь… — произнесла она, пристраиваясь рядышком с Реджиной, но стараясь не прикасаться к ней. Реджина сдержанно кивнула в ответ. Несколько минут они сидели в не очень-то уютной тишине. Потом Эмма предприняла ещё одну осторожную попытку завязать разговор: — Я что подумала… может, приготовим какао, если хочешь… — Эмма, — прервала Реджина с таким видом, словно не слышала ни одного её слова, — какое твоё самое первое воспоминание? Эмма моргнула один раз, потом другой, и осторожно проговорила: —Ну… помню свой первый поход в зоопарк, помню, что видела там выдру. По-моему, мне было года три… — на самом деле она это точно знала, потому что где-то через неделю приёмные родители сообщили ей, что они ждут собственного ребёнка, и сплавили её обратно в систему. Второе паршивое воспоминание из её детства, но самое приличное из самых ранних. — Вот и я помню себя в этом возрасте… — пробормотала Реджина. Взгляд карих глаз оставался далёким, но в то же время взволнованным, и Эмма сразу смекнула, что мысли напарницы заняты их пропавшей малышкой. Их пропавшей малышкой?! Сложно сказать, в какой момент Эмма почувствовала привязанность в отношении маленькой пропавшей девочки, с которой даже не встречалась. Может быть, во всём виноват материнский инстинкт. Может быть, знание. Она ведь знала, что Эльзе, если та ещё жива (божечки, если ты существуешь, пожалуйста, оставь её в живых, — промелькнула в голове отчаянная мысль), больно и страшно. Что на всём белом свете не осталось никого, кроме крошечной сестрички, кого бы она могла назвать родным человеком. Сраной системе лучше не разлучать… — Нелепо! — Реджина, рывком поднявшись с дивана, отбросила одеяло. — Мы нужны там! Мы должны искать ребёнка! — Да, должны, — согласилась Эмма, — но… — Нам не нужны перерывы, — выплюнула Реджина и принялась расхаживать по гостиной. — Мы должны найти её. Чёрт дери этого Локсли! Чем он думает, когда говорит, что мы сможем заснуть?! Мы ни на шаг не приблизились к разгадке, а где-то там трёхлетняя девочка, которой, скорее всего, грозит смертельная опасность! — Робин не думает, — твёрдо сказала Эмма, хотя она не видела ничего хорошего в том, что именно ей в текущей операции выпало быть голосом разума. — Понимаешь… — она осеклась под тяжёлым взглядом напарницы, которую неистово трясло, вероятно, от переполняющих страха и ярости. И если быть предельно честной, то Эмма охренительно боялась. — Если ты хочешь сказать то, о чём я думаю, даже не начинай! — прорычала Реджина. Эмма со вздохом побеждено вскинула руки. — Я просто… — Брось, Эмма. Прошло четыре дня. Среднее время выживания похищенных детей равняется нескольким часам. Но моё эмоциональное состояние настолько хрупкое, что я вместо того, чтобы быть полезной и поставить на няню… — голос Реджины с каждым новым словом становился всё более и более хриплым, пока, в конце концов, она не разрыдалась посреди гостиной. — Реджина, — беспомощно протянула Эмма. — Я… — Не надо, Эмма. Просто… не надо. После короткого колебания Эмма вскочила с дивана, в два шага пересекла разделяющее их расстояние и заключила дрожащую Реджину в объятия. — Прости, — прошептала она. — Я понимаю, всё отстой. Мне и самой кажется, что мы должны заниматься поисками наравне с остальными. — Но ты здесь… из-за меня… — Я… — Даже не пытайся отрицать. Мы знаем, что я права. — Права, — Эмма притянула её ещё ближе, — но я не против, — перехватив недоумённый взгляд, она торопливо уточнила: — Я против, что не помогаю ребятам искать Эльзу, но я не виню тебя. Реджина покачала головой. — Я не заслуживаю тебя. — Заслуживаешь. И знаешь… мы можем поспорить об этом потом, но я не думаю, что ты не заслуживаешь любви, — пожала плечами Эмма. Но через мгновение, осознав собственные слова, изумлённо вскинула брови. Она взаправду сказала любовь? Да, конечно, Реджина произносила это слово раньше, но сама она — ни разу. Всё-таки «любовь» очень сильное обозначение, и Эмма (если речь шла не о Генри) применяла его крайне редко. Реджина, казалось, была на грани. Она смотрела тёмным непостижимым взглядом, и на короткое мгновение Эмма подумала, что совершила ошибку и теперь будет жестоко наказана. Но вместо словесных баталий Реджина грубо обхватила её щёки и впилась в губы поцелуем. Да таким яростным, что стало почти страшно. — Реджина… что? — выдохнула Эмма, когда они разорвали поцелуй, но ответа не услышала. Губы напарницы скользнули по её подбородку и принялись посасывать нежную кожу шеи. — Реджина… — простонала она, разрываясь между растерянностью и удовольствием, — … что ты делаешь? — Я хочу забыть, Эмма, — прошептала Реджина ей в ключицу и стала медленно расстёгивать её рубашку. — Пожалуйста, помоги мне забыть. «Что именно забыть?» — Хорошо? — Я должна… остановить… это. — Что? Ответа по-прежнему не было. Реджина закончила с её рубашкой и теперь возилась со своей. При воспоминании, чем подобная сцена закончилась в прошлый раз, желудок Эммы завязался в тугой узел. — Полегче… Реджина… Стоп! — воскликнула она. — Притормози. Стой, давай подумаем хотя бы минутку. Реджина замерла и посмотрела на неё полными страха глазами. — О чём нам думать? — неожиданно робко спросила она. — Об этом! — Эмма обвела рукой комнату, тем самым подчёркивая пикантность ситуации. В голове молоточками стучала отчаянная мысль, что всё это — неправильно. — Мы… Я думала, мы договорились, что не будем спешить. — Ты не хочешь… — Реджина осеклась и со слезами в голосе добавила: — меня? — Что?! Нет! Я… Понимаешь, проблема-то не в моих желаниях, а… Реджина не дослушала. Опрометью бросилась в ванную комнату и со стуком захлопнула дверь. — Боже… — Эмма устало провела пальцами одной руки по волосам, в то время как другой заправляла рубашку. С досадой взглянув на входную дверь, она со вздохом повернулась к ванной комнате. Всё пошло настолько плохо, насколько это вообще возможно, и теперь она должна это как-то исправить.***
Реджина судорожно сжимала края раковины в попытке вернуть самообладание, чтобы побороть желание разбить что-нибудь к чертям собачьим. С Робином, возможно, такое и прокатило бы, а вот новым отношениям могло выйти боком. Её и без этого не покидало ощущение, что они с Эммой не стоят на твёрдой земле, а ходят по лезвию бритвы. Рубашка распахнулась. Реджина вздохнула, досчитала до десяти, а потом медленно выдохнула и критически оглядела отражение в зеркале. Только сейчас она во всей красе ощутила свой возраст. Шея выдавала её с головой, а ещё тёмные круги под глазами, которые не смогла скрыть даже самая дорогая косметика, подаренная матерью на последний день рождения. В глаза бросилась россыпь морщинок, которых, и в этом Реджина была готова поклясться, утром не было видно. Один седой волос… или два? Господи, она остро нуждалась в отдыхе, но для начала было бы неплохо успокоиться, чтобы начать думать о сне. Реджина скользнула взглядом ниже. Там дела обстояли не в пример лучше. Она первой готова признать, что давно не сойдёт за двадцатилетнюю, но она хорошо заботилась о своей коже. Да и усиленные тренировки помогли сохранить тело стройным и подтянутым. Так сразу и не скажешь, что такого отталкивающего могла увидеть Эмма, кроме… этого. Это виднелось чуть выше линии брюк. Реджина почувствовала, что её дыхание становится рваным, но не отвела глаз. Ей потребовалась каждая крупица силы, чтобы восстановить самоконтроль, но она справилась. Бесцеремонно дёрнула пуговицу, приспустила брюки и немигающим взглядом уставилась на шрам. Проблема вовсе не в том, что он уродливый. Это — она всегда смеялась, когда слушала женщин, утверждающих, что из-за шрамов после кесарева сечения они становятся нежеланными, потому что их жалобы такая ерунда — всего лишь мёртвая кожа. Сам по себе шрам абсолютно безвреден. Однако он оставался неприятным напоминанием о моменте, когда Леопольд Уайт полностью контролировал её. И о том, что мерзавец, возможно, делает это по сей день. — Реджина? — донёсся до неё приглушённый голос Эммы. — Впусти меня. Пожалуйста?.. Реджина не могла позволить призракам прошлого владеть собой. Из-за беспомощности, продиктованной зависимостью от прошлого, она не могла жить собственной жизнью и обрести долгожданное счастье. Пора ей самой строить свою грёбаную судьбу. Реджина открыла дверь. — Слушай, я не хотела, — бросилась объясняться Эмма. — Коснись его, — потребовала она. — Что? — Я хочу… мне нужно, чтобы ты коснулась его. Эмма моргнула. Должно быть, просьба прозвучала не слишком внятно, но постепенно на лице молодой женщины отразилось понимание. — Сейчас? — Да! — в голосе Реджины проступило раздражение. Она чувствовала нарастающую панику из-за того, что Эмма не понимала всю срочность ситуации. — Ты понимаешь, что ты — первоклассный коп, правда? — без тени улыбки спросила напарница. — Даже со всеми тараканами. И я не перестану любить тебя, если мы ещё немного подождём. Что ж, возможно, Эмма всё прекрасно понимала, но легче от этого не становилось. — Пожалуйста… — взмолилась Реджина. Их глаза встретились. Эмма испустила глубокий и дрожащий вздох. Шагнула ближе и прошептала: — Хорошо. Реджина, зажмурившись, вцепилась ей в плечи. — Уверена? — уточнила напарница. Она кивнула и перестала дышать, почувствовав, как тёплые пальцы Эммы касаются её кожи. Каждый мускул её живота напрягся, отвечая на нежное, почти невесомое прикосновение, которое снова обернулось приступом острой и жгучей боли. Но Реджина твердила себе, что всё это — иллюзия, и пусть ей пока что не по силам справиться с призраками прошлого, они существуют у неё в голове и нигде больше. Эмма продолжала обнимать, вжимаясь в неё всем телом, и ласково поглаживала по спине. — Эмма… — голос Реджины дрогнул, когда она, уронив голову, зарылась лицом в светлые кудри. — Я здесь. А ты? Реджина вдохнула запах пота, смешанный со слабым ароматом шампуня, оставшимся на волосах Эммы, и подумала, что именно так пахнет умиротворение. — Я здесь, — ответила она с большим усилием и, возможно, ноткой гордости. В конце концов, то, что она не потеряла себя, было величайшим достижением за минувший день. Она перестала отчаянно цепляться за плечи Эммы. Провела ладонями по её предплечьям, ненадолго задержалась на животе и, наконец, обняла за талию. — Это просто шрам, — прошептала Эмма. — Напоминание о том, что всё позади. Реджина хмыкнула. След над верхней губой, оставшийся после неудачного инцидента с лошадью и веткой дерева — просто шрам, но это… Это нечто большее. И так будет всегда, независимо от того, сколько раз она позволит Эмме дотрагиваться до него. — Хотела бы я в это поверить, — Реджина грустно покачала головой. — Но я… я смотрю на него и вижу момент собственной слабости. Вижу его. Это — его метка на моём теле. Вечное напоминание о моей слабости, — по щекам текли горькие слёзы безысходности, но она едва замечала их. Эмма зарылась рукой в её волосы. — Если тебе станет легче, — произнесла она осторожно, — я, когда смотрю на него, не вижу слабость. Реджина медленно подняла голову. В её глазах застыл немой вопрос. — Я вижу силу, мужественность и преданность, — лицо напарницы оставалось убийственно серьёзным. — Все те качества, которые помогли тебе выжить и двигаться дальше. Все поняли бы, если бы ты не смогла, но ты смогла. Вот правда, Реджина, ты безумно невероятная. И этот шрам доказывает, насколько. — Ненавижу его, — стояла на своём Реджина, сдерживаясь, чтобы окончательно не расклеиться, — и я не понимаю, почему ты относишься иначе. Эмма пожала плечами. — Шрам — часть тебя, — она выпустила её из объятий и встала на одно колено. — Что ты делаешь? — испуганно спросила Реджина, не ожидавшая такого поворота событий. — Он — часть тебя, — повторила Эмма, — и я люблю тебя, — сплетя их пальцы, она коснулась шрама нежным и чарующим поцелуем. Реджина не смогла сдержать зарождающийся внутри вздох, который слетел с губ рваным всхлипом, и следом, внезапно, её тело бесконтрольно задрожало. Эмма поднялась на ноги и снова обняла её. — Я тоже люблю тебя… — прошептала Реджина сквозь слёзы. Губы Эммы снова нашли её губы. Реджина закрыла глаза и позволила себе насладиться ощущением, что во всей вселенной существуют только они с Эммой, а ещё — истинная любовь, что исходит от них обеих, освещая настоящее, будущее и даже прошлое тёплым светом красоты и волшебства. — Я могу обнимать тебя вечно, — сказала она Эмме. — Звучит здорово, но как насчёт того, чтобы обнимать меня в горизонтальном положении в ближайшие, — она оглянулась на открытую дверь ванной, где на противоположной стене виднелись часы: — четыре с половиной часа, пока не вернёмся в участок? — Придётся, — согласилась Реджина. — А потом, — добавила она с новоприобретённой уверенностью, — мы поймаем убийцу, найдём Эльзу и вернём её домой.