Дорогою добра

Место, найденное поисковым ориентиром по реликтовому руноскрипту будущего Темного Лорда, было еще той захудалой дырой. Правда, изнутри смотрелось получше некоторых лондонских ночлежек, где уже успел побывать Альбус. Воскресной ночью он убедился в самом страшном — новый магический тиран и убийца действительно был выходцем из семьи Гонтов. Магический реликт четко определил местонахождение того, о ком создавался. Произнеся заклинание, отпирающее парадную дверь, Альбус тихонько проник в здание приюта, он очутился в прихожей, кругом было темно, а свет уличных фонарей едва пробивал сквозь занавески. Пришлось зажечь «люмос», — если кто-нибудь из неспящих в этих стенах магглов случайно увидит огонек, то решит, что ему примерещилось. Проделав энное количество шагов вглубь прихожей с полом, выложенным черной и белой плиткой, Альбусу даже не нужно было использовать манящие чары с целью просмотра документации учреждения, ибо взгляд его мельком выхватил висящий над убогоньким мягким уголком со столиком и пустой вазой для цветов список воспитанников приюта Вула. — Том Реддл… — прочел Дамблдор имя из списка, вслух, забыв, где находится. Беспокоиться, однако же, было ни к чему — в помещении царила тишина и темень. Документацию все-таки призвать пришлось, чтоб исходя из корреспонденции понять, каким человеком был этот управляющий, некий мистер Вул. Вскоре Дамблдор узнал, что мистер Вул лишь основал однажды этот приют, и кажется, уже почил. Отправив бумаги лететь по прежним местам, волшебник покинул сиротский дом, замкнув за собой дверь, за которую тайно проник, и поспешил аппарировать в школу. Пожалуй, поспать преподавателю трансфигурации было не дано — полночи он думал над тем, как распорядиться полученными фактами, а потом ему снился его первый сексуальный опыт, жертва домашнего насилия и общественных притеснений, чересчур увлекшаяся запретным колдовством. Иногда и невозможно было понять, где ребенку лучше: существовали такие семьи, что порой казалось — уж лучше без них. В любом случае, Дамблдору теперь необходимо еще тщательней проверить условия содержания мальчика, хоть немного за ним понаблюдать. Поскольку послание о новом Темном Лорде — это нечто ужасное для магического мира. Хватит уже и того, что Дамблдор бездействовал, отсиживаясь у себя в Хогвартсе, зная, в какой беспомощной агонии сейчас трепещется магическая Европа, в надежде избежать войны, замять намечающиеся масштабные кровопролития, зная, как маги прячутся по своим укрытиям, боясь, что будут настигнуты объявленным Темным Лордом, будут подвергнуты пыткам за неподчинение, завербованы путем манипуляций жизнями близких и родных людей. Неужели одного террора и бедствия волшебного мира недостаточно и в подкрепление родилось еще? Нет, Дамблдору нельзя этого допустить. Просто нельзя. Тем более на своей территории, то бишь в Англии, прямо у него под носом. Последняя неделя сентября началась с прескверным настроем, хотя Альбус всячески маскировал свою душевную боль. В понедельник учитель уже отослал письмо, адресованное руководству приюта Вула с прошением о встрече… сове следовало бы доставить почту незаметно. Вторник, помимо уроков, он был занят диагностированием колдовства, используемого для создания руноскрипта Темного Лорда. Диагностические чары всегда показывали представителей рода и непосредственно создателя реликвии. Плашка с почерневшим лунным камнем, лежащая на столе в кабинете Альбуса, была окутана паром прошлого. На поверхности пара проявлялись лица и одновременно приходило знание о том, кем были эти люди для рода, последнее из них принадлежало старой ведьме, матери самого Основателя факультета змей, Салазара Слизерина, которая и создала родовой обережник-послание, будучи столь же яростной приверженкой чистоты крови. Диагностический дым над реликвией рассеялся, и Альбус почувствовал себя очень плохо. Что-то нужно было делать, а он не знал — что? Не знал, но определенно, не бездействовать, — пускать все на самотек катастрофически опасно. Неизвестно чем вся эта история обернется, вдруг уже через несколько лет в мире будет править тотальное зло? В среду сова принесла Альбусу ответ из приюта Вула, всю неделю волшебника истязали размышления самого мрачного содержания. Ему не терпелось встретиться с магглами, способными охарактеризовать будущего Темного Лорда. Встреча была запланирована на пятницу, Дамблдор был вынужден отменить одно внеклассное занятие по расширенному курсу и отработку одному студенту, чтобы прибыть к сроку. В начале четвертого маг аппарировал в парк, отмежеванный аллеей со старинными лавочками, парочкой жилых домов, тротуаром и проезжей частью, — это было в пяти минутах ходьбы до пустого, голого дворика перед зданием приюта. Птичий клич неумолчно возвещал о пришельце, когда тот поравнялся с дверью, поднявшись на крыльцо, и стукнул металлической стучалкой в виде резного колечка снаружи. Через минуту дверь от­крыла неряшливая девица в фартуке. — Добрый день. У меня назначена встреча с мадам Коул, — сказал Дамблдор. — Если не ошибаюсь, она здесь началь­ница? — О, — ответила девица, с изумлением оглядывая экзотическую фигуру волшебника. — Ми-минуточку… Миссис Коул! — завопила она через плечо и чей-то голос издали отозвался. — Входите, она сейчас подойдет. — Благодарю, — теперь Дамблдор мог осмотреться получше, нежели в прошлый раз в полутьме, здешний интерьер показался весьма бедненьким, зато все было безукоризненно чисто. Правда, осматривался он недолго, едва парадная дверь успела закрыться за его спиной, как в прихожую торопливо вомчала худая, явно захлопотавшаяся женщина. — Йод отнеси Марте наверх! Билли Стаббс все время расчесывает себе болячки, а у Эрика Уолли все простыни измазаны гноем… — на ходу проговаривала она, не обращаясь ни к кому в особенности, но девица в фартуке куда-то поспешила. — Только ветрянки нам не хватало… — День добрый, — поздоровался Дамблдор, про­тягивая руку, и миссис Коул встала как вкопанная, глядя на него с таким изумлением, словно к ней явился жираф. — Мое имя Альбус Дамблдор. Я прислал вам письмо с просьбой о встрече, и вы были так добры, что пригласили меня посетить вас сегодня. — Ах, да. В таком случае… — слабым голосом проронила мадам Коул, перестав таращиться на визитера и быстро проморгавшись, похоже решив, что он ей не мерещится. — В таком случае прохо­дите, пожалуйста. Управляющая сиротским домом провела Дамблдора в кабинет, маленький и такой же бедный, как прихожая, обставленный старой, разномастной мебелью. Предложив посетителю шаткий стульчик, сама начальница, заметно нервничая, уселась за письменный стол, заваленный всевозможными бумагами. — Как я уже сообщил в письме, я пришел к вам, чтобы поговорить о будущем Тома Реддла, — произнес волшебник. — Вы его родственник? — миссис Коул вопросительно сдвинула брови, но лицо ее не выглядело злым, скорее изнуренным от множества забот. — Нет, я профессор. — Наконец-то… — резкие черты лица женщины просветлели. — Слава Богу, нам прислали кого-то стоящего в конце концов. Мы долго вас ждали. — В каком смысле, меня? — на сей раз уже Дамблдор изумленно округлил глаза, будто прозрел в один миг. — Оу, ну как же… вы же профессор? Профессор психиатрии? — чародей хотел было поправить, но лишь чуть приоткрыл рот и замер. Редко какие магглы ждали бы волшебника в своих учреждениях, но встречать «профессора психиатрии», будто тот долгожданный гость, было чем-то гораздо худшим. Это немного сбило с толку Альбуса, но нужно было быстро сообразить что отвечать, — достаточно сложно, учитывая, что изначальные наброски беседы у него в голове разом перечеркнулись. Возможно, под знамением хаоса рожденный мальчик уже успел наделать шуму среди магглов, а учесть чрезмерно взволнованный вид управляющей приюта, так оно и было. Но возможно, мальчишка проявил больше магии, чем другие дети его возраста, по незнанию, не умеючи еще контролировать силу или в целях обороны от чего-то. В какой-то мере большинство магглов стремятся определить носителей магии, как сумасшедших, сдать в дурдом, избегать, унижать или наказывать, а учитывая нравы и обычая типичной богаделенки Лондона, — странно, что они обращались за помощью к врачам, другие на месте мадам Коул вызвали бы католического священника. Общаясь с родителями магглорожденных студентов, Альбус знал, что такие методы борьбы с «ненормальностью» детей, одаренных магией, практикуют сплошь да рядом. — Не совсем так, — скорректировал Дамблдор, когда паузу затягивать уже было нельзя. — Я учитель. Учреждение, где я имею честь учительствовать, предназначено для не совсем обычных детей. Это специальная школа, где дети, не совсем обычные, попадают в среду более комфортную для них. И я бы хотел предложить воспитаннику вашего приюта, Тому Реддлу, место в моей школе. — И что это за школа? — Она называется Хогвартс, — во взгляде мадам Коул обозначилось некое разочарование, когда она осторожно спросила:  — И почему вас интересует именно Том? — Есть основания полагать, что у него имеются качества, необхо­димые для учебы у нас, — женщину не смутила формулировка о необычных детях, но ее весьма заинтересовал профиль учебного заведения. — Хотите сказать, что он получит стипендию? Как такое может быть? Том никуда не подавал заявок, — миссис Коул слишком хорошо соображала, что осложняло беседу, поэтому Дамблдор потихоньку достал палочку из кармана, спрятав ее под столешницей, ведь легкие морочащие чары еще ни одному магглу не навредили. — Видите ли, он записан в нашу школу с само­го рождения, — сказал волшебник, незаметно в то же время применив заклинание, после которого люди становятся чуть менее внимательными и более доверчивыми. — Кто его записал? Родители? — уже с тающим оттенком былой собранности полюбопытствовала начальница приюта. — Вот, — профессор взял со стола совершенно чистый лист бумаги и передал миссис Коул. — Ду­маю, теперь вам все станет ясно. Миссис Коул взглянула на листок, глаза ее на мгновение расфокусировались и тут же снова при­шли в норму, пробежавшись взглядом по строкам «заявления Меропы Реддл о зачислении ее будущего ребенка в школу Хогвартс по достижении им одиннадцатилетнего возраста, для пущей достоверности заверенное печатью городской мэрии, датированное и подписанное незадолго до смерти заявительницы». — По-видимому, все в порядке, — успокоенно вздохнула заведующая домом сирот, протягивая листок обратно Дамблдору. В тот момент он увидел бутылку джина за стекольной дверкой маленького трельяжа сразу позади мадам Коул. Спустя секунду бутылка исчезла с полочки и появилась на краю письменного стола, будто всегда тут и стояла, дожидаясь пока ее заметят. — Удивительно… впервые вижу, что кто-то зачисляет дитя, еще не произведя его на свет, в школу для одаренных детей, — в рассеянности миссис Коул, словно сама с собой спорила. — Странная мать, очень странная… откуда ей быть уверенной, что ребенок вырастит одаренным? Ваша школа для одаренных детей, правильно я понимаю? — В некотором роде, — кивнул маг. — Разумеется, одаренность Тома Реддла еще подлежит проверке. А как бы вы охарактеризовали мальчика? Похоже, что вам он одаренным не показался? — Том, пожалуй, одарен больше, чем надо… то есть, э-э… — мадам Коул замешкалась, поняв, что говорит, чего не следовало бы, будто человек, которому запретили о чем-то упоминать, но тут взгляд ее вдруг упал на бутылку джина. — Позвольте предложить вам стаканчик джина? — обратилась она к гостю с преувеличенной учтивостью. — Премного благодарен, — задушевно улыбнулся Дамблдор. Миссис Коул новичком по части джинопития отнюдь не являлась, щедро плеснув в оба стакана, она одним махом прикончила свою порцию, без всякого стеснения причмокнув губами. Уличив благоприятный момент, дабы пустить в ход невербальное ментальное колдовство, чародей отследил ниточку мыслей, раскрывающую множество загадочных ситуаций, связанных с мальчиком, разговоры о нем и с ним, пугающие, неизъяснимые чувства, навеянные воспоминаниями. Намного лучше было, если бы заведующая приютом сама обо всем этом поведала, — здесь важна детализация, и внешняя реакция, и то, как какие-то действия Тома Реддла расшифровывают магглы. — Так что же, особенности свои Том проявляет только, эм, с негативной стороны? Как видно, одаренность его вы не жалуете, — вернул мадам Коул к повествованию любезный тон Дамблдора. — Нет, Том скорее мальчик со странностями… нет, не то чтобы… — миссис Коул впервые улыбнулась, став походить на торгаша, пытающегося сбагрить бракованный товар. — Я хочу сказать, Том он… он одарен, бесспорно, в плане учебы, да, очень одарен. Он правда очень умен. По всем предметам у него отличная успеваемость. — Но? — маг склонил голову чуть вбок. — Все же вы ожидали профессора психиатрии? — Да, к прискорбию, да… — приложилась заведующая к стакану. — Требовался специалист, который мог бы осмотреть Тома. Ваша инстанция точно этим не занимается? — Моя специализация гораздо шире, — заверил Дамблдор. — И мы, наша инстанция, как раз-таки, занимается странностями, — мадам Коул тактично срыгнула в кулачок и вид у нее стал таким, если бы отлегло от сердца. — Значит, вы по адресу, — сболтнула она почти с радостью. — Мальчик-то со странностями. И грудным младенцем тоже был странный. Зна­ете, никогда не плакал. А как подрос, стал… совсем чудным. — Так я и думал, — поддержал беседу волшебник. — В чем поконкретнее эти странности выражались? — Ну, он… — запнувшись, миссис Коул якобы по рассеянности плеснула себе очередную солидную дозу имеющегося в распоряжении напитка в стакан, на скулах у нее по­явились два ярко-розовых пятнышка, а в следующее мгновение она бросила на Дам­блдора поверх стакана с джином абсолютно ясный и твердый инквизиторский взгляд. — Он словно родился взрослым. Не плакал, знаете ли, но я также не видела, чтобы он хоть раз искренне радовался чему-то… Покамест все складывалось вполне приемлемо, и Альбус даже малость укорял свою легковерность. Возможно, он был чересчур поспешен в выводах о Темном Лорде и ему теперь еще сильнее хотелось оправдать мальчика — сиротство наводнит гадостями некрепкую душу ребенка и здешние места ничего, кроме как тоски, не нагонят. Однако дурного оттиска на легилиментном фоне хватило, чтоб Альбус продолжил искать доказательства безопасности мальчишки для окружающих. — Не могли бы вы рассказать мне что-нибудь о прошлом Тома Реддла? Кажется, он родился здесь, в приюте? — Верно-верно, — расслабилась женщина, важно кивнув и произведя добротный глоток джина. — Я это очень хорошо помню, сама тогда первый год здесь работала. Был канун Нового года, холод дикий стоял, снегом всю округу перемело. Кошмарная ночь. И тут эта девушка, нена­много старше меня, поднимается на крыльцо, а сама еле на ногах стоит. Да что уж там… не она первая, не она последняя. Впустили мы ее, обмолвилась, что Меропой зовут, на сносях была, видно уже вот-вот… да то на то и вышло. Через час она уже родила ребеночка. А еще через час… померла. — Она говорила что-нибудь перед смертью? — спросил Дамблдор. — Например, об отце ребенка? — Представьте себе, говорила, — миссис Коул явно начала получать удовольствие от разговора со стаканом джина в руке и с таким бла­годарным слушателем. — Помню, она сказала мне: «Надеюсь, он будет похож на своего папу». И, чес­тно говоря, правильно она на это надеялась, пото­му что сама была далеко не красавицей. А потом ска­зала, чтобы ему дали имя Том, в честь отца, и Марволо, в честь ее отца. Странное имечко, верно? Мы уж подумали, не из цирка ли она. А еще она сказала, что фамилия у мальчика должна быть Реддл. А там вскоре и скончалась, больше ни словечка не проронила. Мы уж и назвали его так, как она просила. Бедняжке это, видать, казалось очень важным, но ни Том, ни Марволо, ни другой какой Реддл так за ним и не явились. Вот он и остался в приюте и до сих пор здесь находится. Но есть кое-что в нем… в его поведении… — управляющая сощурилась, будто прикидывая, можно ли довериться собеседнику. — Том пугает других детей… — выпалила она неожиданно, решив, что доверять Дамблдору можно. — Мм, — заинтересованно прогудел волшебник. — Вы хотите сказать, он обижает их? — Наверное, да, — тревожно нахмурилась миссис Коул, она зачастила глотать джин, отчего ее щеки все ярче розовели. — Его сложно поймать за руку, но были разные случаи… очень нехорошие. Кролик Билли Стаббса… Том, конечно, сказал, что он этого не делал, да я и не представляю себе, как бы он мог забраться на стропила… но кролик ведь не сам повесился, правда? — Едва ли, — тихо отозвался Дамблдор. — Ума не приложу, хоть убейте, как он мог за­лезть на такую верхотуру. Я знаю одно — накануне они с Билли поспорили. А еще… — вновь отхлебнула джина женщина, причем тонкая струйка потек­ла у нее по подбородку. — Еще мы их, знаете ли, раз в год вывозим на природу, в деревню или на побережье… Так вот, после того случая Эми Бенсон и Деннис Би­шоп были прямо на себя не похожи, да так и ос­тались словно пришибленными, но сколько мы их ни расспрашивали, они сказали только, что ходи­ли в пещеру с Томом Реддлом. Он клялся и божил­ся, что они всего лишь осматривали окрестности, но что-то там все-таки произошло, я просто увере­на! Ну, и еще были разные странности… — Спасибо, что поделились со мною вашими наблюдениями, — отобразил признательность учитель. — У нас будет еще время это обсудить, прежде чем мы заберем Тома Реддла из-под вашей опеки. На данном этапе общения профессор школы чародейства встревожился не на шутку, сейчас ему дошло, что воспоминания, полученные ментальным путем безобидными назвать нельзя было даже с натяжкой. Мутный взгляд мадам Коул потупился в край стола, и Дамблдор спрятал свою палочку, прекратив действие чар, считывающих информацию с сознания, заставляя ответственную женщину заново переживать не лучшие моменты ее взаимоотношений с воспитанником, чем невольно ранили психику магглы. Он ощутил вину, но это как маггловская диагностика в медицине — нужно надавить на больное, чтоб распознать где очаг воспаления. — Полагаю, здесь немногие будут скучать о нем… — проронила миссис Коул, переведя на посетителя взгляд, прямой и ясный, независимо оттого, что щеки ее пылали, а уровень джина в бутылке понизился на две трети. — Говорите, ему точно назначено место в вашей школе? — Определенно, — подтвердил Дамблдор. — И вы будете наблюдать Тома вплоть до его одиннадцатилетия? — Думаю, я даже научу мальчика уживаться в коллективе, — надбавил оптимизма волшебник. — И ничего, что вы узнаете о нем, ваше решение не изменит? — Не изменит, — с улыбкой успокоил Дамблдор. — Вы в любом случае потом его заберете? — В любом, — серьезно повторил маг. Распорядительницу приюта Вула критически печалило то, что ждать избавления ей, ее персоналу и подопечным предстояло еще полтора года, поскольку Тому Реддлу исполнялось десять в конце декабря. — Но, вы Тома, конечно, не насовсем заберете? — Во время учебы в школе он вынужден будет возвращаться сюда на период летних каникул. — Ладно уж, и на том спасибо. Все же лучше, чем хрясь по сопатке ржавой кочергой… — икнув, заме­тила миссис Коул, поднимаясь на ноги и стоически преодолевая некоторое расстояние комнатушки. — Я рассчитываю на то, что сумею повлиять на мальчика до того, как он отправится по месту учебы, — Дамблдор тоже встал, дабы сопроводить женщину, державшуюся на ногах к восхищению крепко, но всем своим видом демонстрирующую и крепость выпитого доселе «эликсира». — Надеюсь, Тому понравится, что кто-то будет заниматься им индивидуально. Он, знаете, любит внимание, — возвестила мадам Коул, когда они вышли из двери в прихожую. — Вы, вероятно, хотите повидать Тома? Столько пьяной надежды заплескалось в интонации директрисы, что волшебник чувствовал себя преступно подло, отказываясь помочь уже сегодня: — Мне бы хотелось вначале понаблюдать за ним издали. Том не должен знать, что за ним присматривают. — Вы рассчитываете увидеть, как он ведет себя среди детей и воспитателей со стороны? — М, да. Эа, что-то вроде того. — Когда вам удобно прийти для этого? Миссис Коул продолжала двигаться, таким образом они прошли в тесную гостиную с диваном, столиком и пустой вазой для цветов. — Могу я понаблюдать за мальчиком в обычной обстановке, не ставя вас в известность? — осмотрелся Дамблдор вокруг себя. — Хорошо, я скажу Марте, чтоб предоставила вам распорядок дня. В восьмом часу мы завтракаем, после чего идет короткая прогулка на свежем воздухе… — Большое спасибо, — доброжелательно прервал волшебник. — С этим я разберусь. Оставьте суету, — они остановились у дивана, но никто не присаживался. Мимо них проходили сироты, все были одеты в одинаковые тускло-серые курточки и выглядели вполне здо­ровыми, но, надо признать, в этом унылом доме детям было совсем не место. — Миссис Коул, беда! Молоко несвежее прислали, там у Патрика понос… — новая юница в фартуке возникла откуда-то из-за спин переговорщиков. — То есть, кишечное расстройство, — исправилась она, испуганно осмотрев Дамблдора. — Хизер, отведи мистера Дамбертона… про­шу прощения, Дандербора… — обратилась к девице начальница. — Нет-нет, не тревожьтесь. Я сам найду выход, — откланялся маг. Под окончание встречи Альбус жалел этих несчастных людей, не понимающих, какое чудовищное воздействие на них оказывалось. Темный Лорд расцвел во всех красках, — если раньше профессор еще сомневался, то теперь без лишних иллюзий определял родословную Гонтов в мальчишке того же пошиба, который развернул под крышей сиротского дома свой маленький плацдарм, где каждый обитатель жил под гнетом страха. Впоследствии Альбус все больше убеждался в наихудшем, общаясь с другими работниками приюта Вула. Он, разумеется, мог аппарировать под чарами невидимости и просто следить за кем нужно, не вызывая подозрений персонала о том, что какой-то мужчина приценивается к детишкам, — разные бывают думы у магглов. Профессор магического профиля не видел в этом смысла, поскольку зачастую старался налаживать контакты с людьми, а не скрываться от них. Таинственность не внушала доверия, а открытость его всегда располагала. К тому же, Том Реддл так либо иначе подлежал зачислению в Хогвартс и разговор о студенчестве воспитанника мадам Коул рано иль поздно все равно бы состоялся. А тут, как выяснилось, счет шел на дни, ибо с каждым днем моральные качества юного колдуна терпели упущения. Это действительно были задатки Темного Лорда. Обычные дети магов, магглорожденные ли, не знающие о волшебстве, в таком возрасте своих способностей чаще сами побаиваются, стесняются и всячески маскируют от посторонних. А тут, мальчик уже не единожды вытворил что-то, чему отдавал отчет, — видя, что кому-то делалось плохо от этого, не прекращал, зная, что кому-то больно, лгал, снимая вину с себя. Оба выходных в школе Дамблдор принес в жертву исследованию, но не более логичному и близкому сердцу анализу артефактов, а иному… разбору маленьких подлостей лишенного детской совести Тома Реддла, коварных проделок, которые имели все шансы однажды разрастись до жутких преступлений и даже до кровопролитных войн, общемировых трагедий. Он попытался погрузиться в уроки с головой, но с наступлением учебной недели волшебник осознал, что мальчик настолько же его проблема, сколько и несчастных магглов из приюта Вула. Перемещаясь под дезиллюминационными чарами с понедельника по среду, Альбус попадал к ужину. Столовая в сиротском доме была по размеру примерно с хогвартский холл и это было самой обширной площадью в здании. Столики низенькие, овальные, табуретки расшатанные и чиненные много раз, окна покрывала тюль давно пришедшая в ветхость, в щербатых тарелках что-то жиденькое, вроде похлебки, зато на каждого маггловского детеныша налагалась солидная ржаная плюшка. Что эти детишки вообще видели хорошего в своей жизни? От этих наблюдений у Альбуса щемило в груди. Но среди этих безвинных душ, мальчик в коричневом пуловере и сереньких шортах из форменной одежды выделялся обособленным комочком. Тома Реддла можно было узнать без особого труда, если до сего приходилось видеть маггла, жившего в Литтл-Хэнглтоне, ведь он с тем старшим Томом Реддлом — буквально одно лицо, только более юное, детское. Предсмертное желание Меропы сбылось: ее сын совершенно никакого внешнего сходства с Гонтами не имел, а был уменьшенной копией красавца-отца. Мальчик был довольно высоким для своих десяти лет, выглядел взрослее сверстников, темноволосый, бледный, худощавый, невзирая на детскость черт в сравнении с возмужалым отеческим образом, он перенял основное качество наружности старшего Тома Реддла — миловидную, но неживую маску. Независимо от того, куда ребенок смотрел, по большей части у него сохранялось пустое, безэмоциональное выражение, как у скучающего обывателя, будто внутри него жил старик, повидавший слишком многое. Начало октября ознаменовалось резким похолоданием, поэтому четверг и пятницу декан Гриффиндора посвятил школьным делам, хотя так просто отделаться от мыслей о Темном Лорде, был не в состоянии. Если бы только дать мальчику любящую семью, еще можно было изменить в нем что-нибудь. Нужен был кто-то полный терпения и желания персонально донести перспективному злодею всю ошибочность зла, всю силу дружбы, лишь тогда в нем что-то дрогнуло бы. Дамблдор вновь отослал письмо Реддлам, хоть и понимал — это напрасная трата времени, не в них зацепка. Уж явно не в такой семье. Ему досаждало это — какое скотство, скупость, скаредность… У многих детей после войны не осталось крова, некоторые магглы брали на воспитание чужих детей просто так, потому что могли себе позволить. А у этих Реддлов? Большущее имение, зажиточное положение, но даже родного никто приютить не может. Когда у Гонтов одна родословная грязь и замшелая ненависть, убивающие всякие теплые чувства, у этих напротив — все кристально чисто, по-деревенски пышно, но и в этом нет ни унции теплоты и семейственности. Альбус Дамблдор не был наивным глупцом, он лишь грел надежду, что люди не рождаются сразу злыми. Их учат злу. Так существовал Марволо, прививая потомкам агрессию и отторжение к обществу, закрывая их под чистокровною крышею, откуда не было ходу в мир. Бедные отпрыски его никуда не выбирались, ни с кем не общались, не дружили. Это было ужасно, потому что «человек создан, чтобы жить в обществе. Разлучите человека с обществом, изолируйте его — и мысли его спутаются, характер ожесточится, сотни нелепых страстей зародятся в нем, сумасбродные идеи пустят ростки в его мозгу, как дикий терновник среди пустыря».* Не только долг и обострившаяся справедливость мешали Альбусу отстраниться от истории с реликтовым руноскриптом о Темном Лорде и мальчиком с типичным поведением будущего тирана. Том Реддл явился ему, словно шанс, возможность исправить прошлое, одновременно перерезать нити, тянущиеся в сознание от прошлых промашек, разжать руку, выпустить позволившего собой дышать, но созданного для разрушений, кого уже нельзя было переделать — объявленного в Европе Темным Лордом чернокнижника. Все чаще, до сих пор не научившемуся отпускать, пока все хорошо, а не ждать, когда уже станет невыносимо, волшебнику начинало казаться, будто мальчик мог послужить неким искуплением за те порчи, на которые Альбус закрывал глаза сейчас, за ту драму, приключившуюся в Годриковой лощине тогда, и за то, что от неправильного поведения в юности уже опаленная бездной личность Геллерта извратилась еще больше. Снова учитель остро ощущал эти… обязанность, ответственность, основания и право указывать путь. Пристально следя в Большом зале за змеиным факультетом, будто слизеринцы в любой момент трапезы могут поднять восстание в честь еще не поступившего мастера тьмы, Дамблдор усмехался, ведь новоявленному Темному Лорду суждено стать… хорошим? Да, именно хорошим. На сей раз, светлый чародей направит зло дорогою добра. В ту субботу Альбус сам направился известной дорогой. Он планировал отдохнуть в первой половине дня, проверить эссе студентов, почитать, попить какао с Армандо в директорских покоях, но ему на глаза подвернулось кукольное зеркальце Меропы. Профессор просто решил проверить, сработают ли поисковые чары на мертвую материнскую энергетику, положив предмет ведьмы на ладонь и вглядываясь в растрескавшееся отражение. Ориентир вывел мага за территорию замка, после чего тот аппарировал на окраину Лондона. По парку, поблизости от приюта Вула, были разбросаны прохожие, в большинстве своем — дети. Они бродили по аллее, уводящей в багряно-оранжевую лиственную даль, где проглядывался застоялый искусственный водоем, кое-кто сидел на старинных лавочках. Волшебник спрятался за деревом, заметив знакомую заочно воспитательницу дома сирот в компании одной из подопечных девочек, он взмахнул палочкой и мантия его вмиг преобразилась в такого же цвета фиалки брючный костюм. Он погрузил палочку и зеркальце в карман и вышел из-под осыпающейся кроны. — Погода, как из ноктюрна. Дивно, не так ли? — подплыл Дамблдор к женщине по имени Марта, которая была заместительницей управляющей. — Доброго дня вам, и вам юная леди, — девочка промолчала, угрюмо опустив взгляд, пока воспитательница завязывала ей на макушке расхристанный бантик. — Ничего дивного в этой слякоти, — строго ответила маггла, а потом присмотрелась повнимательнее к внешнему виду чародея. — Но вам, несомненно, тоже доброго дня, мистер… э, вы, часом, не из ткацкого общежития? — Нет, — улыбчиво опроверг Дамблдор, за что его одежда удостоилась более подозрительного взгляда женщины. — Случайно не вы захаживали к нам на прошлой неделе? — На самом деле, я, — покивал загадочный гражданин, протягивая руку. — Позвольте представиться. Мое имя Альбус Дамблдор. — Марта Каллман, — приняла рукопожатие воспитательница приюта. — Я была предупреждена о вашем намерении посетить нас вновь. Я вас узнала по описанию хозяйки… Рэйчел, дорогая, беги погуляй с Нэнси, нечего ей там в одиночку… — оправила она девочку и снова повернулась к Дамблдору. — Как ваш Эрик Уолли с ветрянкой? — любезно поинтересовался маг, стараясь выказать участие. Старания не оказались напрасными. — О, мы поправляемся. Спасибо, — выдавила строгую улыбку миссис Каллман. — Рад слышать. Вы не будете против сопровождающего на вашей прогулке? — Будет весьма кстати, — они зашагали по аллее, продолжая знакомство. Слоняющиеся где ни попадя ребята временами отвлекали Марту от диалога, который сразу пошел на доброжелательной волне. Альбус плел что-то о специфике психиатрических дисциплин у себя в учреждении, достаточно маггловских терминов в запасе у него не было, как вскоре выяснилось. Не мог же он рассказать теории освоения легилименции, наладки окклюментного щита или мягкого подталкивания к нужной мысли людей, не умеющих блокировать свое сознание, чем в эту пору и занимался. — А ваша школа расположена далеко от города? — остановившись у кротового холмика, спросила миссис Каллман, граня землю каблуком. — В Хайленде. Западное побережье Шотландии. — О, какая-то новая школа, наверное… Как выяснилось вскоре, Марта была причастна к психологическим наукам, — до своей должности в богаделенке она работала ассистентом у лицензированных врачей и знала множество именитых психиатров, по крайнем мере читала их научные труды, нынче она отвечала за здоровье и гигиену воспитанников приюта. Однако стало понятно с первых минут разгоревшегося обсуждения, что медицина захватывает женщину похлеще педагогики, детей она запоминает по наличию у них тех или иных заболеваний, а без досужего диагностирования сирот она словно горгулья без крыл. — Я догадываюсь, отчего в вашей школе заинтересовались именно этим мальчиком… — начала миссис Каллман, когда они возобновили медленный шаг вглубь аллейки. — После того, что этим летом стряслось, наша хозяйка радеет о лекарях. Мы писали в институты психоанализа, как только заметили неладное. — Что именно неладное? — уточнил волшебник. — Гиблый разум, — со зловещей ноткой ответила воспитательница. — Хозяйка ваше предложение одобряет. Отсоветовать вам вести нашего подопечного не в моих интересах, спонсорской помощи едва хватает на уплату кухаркам… но-о, возможно-о, вы столкнетесь с серьезными психическими отклонениями у мальчика, а об этом я обязана вас предупредить. — А вы и ваша хозяйка, мадам Коул? — миссис Каллман кивнула. — Как скоро вы заметили это самое «неладное?» — Сразу, буквально сразу. Томас еще был в ясельной группе. — Вы, конечно, сразу осмотрели ребенка? — К моему стыду, не сразу… — Дамблдор увидел фрагмент воспоминания миссис Каллман, где она идет по коридору с целью проверить мальчишку по тестам психодиагностики, но никак не может дойти, коридор постоянно удлиняется и удлиняется, а потом у кого-то из других детей резко возникают какие-то болячки, вроде кишечной палочки, простуды, ветрянки или еще чего-либо, которые постоянно отвлекают медсестру и воспитателя. — А что вас больше всего настораживало? — как можно мягче осведомился маг. — Многие вещи. Вот, допустим, на прогулках Томас забирается глубоко в дебри посадки, дети говорят: он там ходит один, возле пруда, где полно змей и всяких мерзких тварей… — настороженно жаловалась воспитательница и санитарка, семеня по узкой дорожке. — Говорят, он с кем-то там общается на неизвестном языке. С кем-то невидимым, вы понимаете? — Невидимые друзья? Понимаю, — наверняка в психиатрии это нечто ужасное, Дамблдор умудрено покачал головой, сослаться на то, что гены змееуста берут свое, он не мог в разговоре. — Похоже, Том налаживает связи с друзьями из животины? — Томас не любит животину. Кошки, которые прибиваются и живут у нас в кухонных подсобках, всегда фырчат на него. Щенки бездомные тоже, их часто подкидывают, думая, что тут для всех общий приют. Мы же их не вытурим на мороз? А животные, знаете, чувствуют болезни. Потом кто-нибудь находит дохлую кошечку во дворе, или щеночка, — и в слезы. Томас, говорят, посмотрел на Усатика и убил. — Опасный звоночек. — Вы знаете, — миссис Каллман присела на краюшек лавочки. — Когда ребенку нравится издеваться над животными, это уже не звоночек. Это прямое доказательство того, что хорошего человека в будущем из него не вырастит. Откуда эта дрянь в малыше берется, вам известно? Прямиком из утробы матери. — Тоже касается кролика? Того, что повесился… — Как же — повесился! Но вы уловили мою мысль. Я думаю, наследственность там дурная. Учитель магических дисциплин даже не мог выразить, насколько Марта сейчас была права — наследственность действительно дурная, черная. В детстве, когда кто-то отрывал стрекозам крылышки, а ящерицам хвосты, Альбус приделывал насекомым их оторванные части обратно с помощью магии. Пожалуй, ему было бы невообразимо сложно представить, что такое вредить слабым и беспомощным. — А вы можете что-то сказать о матери Тома? — Ничего не могу сказать. Я тогда не работала здесь. — Мне кажется, вы отличный диагност, мадам, — похвалил волшебник. — О, да что вы. Я эмигрантка, мне никогда не получить лицензию, — отмахнулась миссис Каллман. — Наша семья бежала от нацизма с континента. Вы знаете… там такое творят… Эта реплика была, словно последний гвоздь, подытоживающий многие вопросы для Дамблдора — стоила ли сложившаяся ситуация вмешательства? Браться ли за что-то заведомо проигрышное? Ведь он ничего не сумел изменить в Европе, а вмешательство в дела континентальных магических Министерств сейчас уже явно приведет к войне. Здесь есть шанс влиять на Темного Лорда, а там — нет. Конечно, Дамблдор знал: «какое там творят» и без лишнего взгляда на пухлощекое лицо женщины, трагично осунувшиеся. Зрела маггловская война, которую «Колдовской рейх» и армия Гриндевальда лишь поощряли. Можно было только с содроганием обрисовывать в сознании пытки, коим возможно в эти самые минуты подвергается кто-то… слабый и беззащитный. Можно было только с содроганием ощущать неизбежность насилия объявленного Темного Лорда и хранить память о тех временах, когда исправить ничего не получилось… когда, видя расцветание тирана, находясь в эпицентре садизма — ничем этому не помешать, думать, что он способен раскаяться, только из-за того, что он мог быть когда-то милым, трогательным, безумно нежным? А еще, он точно ненавидит Альбуса за эти знания о нем, о его светлой части. И он тоже знаком с другим Альбусом, полагая, что тот ненавидит его за знания о темной части. К настоящему моменту не осталось ни блага, ни зла — они просто откланялись друг перед другом. У него была убийственно очаровательная, выдрессированная Дурмштрангом привычка кланяться, он это делал так, как никто не делал. Нет такого описания, чтоб передать всю гротескность, с которой он закладывал согнутую в локте руку за поясницу, а второю согнутой рукой опоясывал себя через торс, вставая смирно, приставив ступню к ступне, притиснув голень к голени, держа свои идеально пропорциональные, длинные ноги идеально прямо, выпрямив по струнке спину и расправив плечи, отвешивая поклон и грациозно, и официально, и пафосно, и в то же время по всем нормам этикета. Как приглашают даму на танец, как вызывают соперника на дуэль, — он был сам контроль, сама поэзия, само изящество. Он делал так всякий раз при встрече, когда Альбус говорил что-то умное, когда Альбус подчеркивал нечто, указывающее на характерные черты собеседника, когда Альбуса удавалось чем-то развеселить. Он подскакивал и кланялся, а потом издевательски спрашивал: «друг мой, что с твоим лицом?» Альбус чувствовал, как пылающая, густая краска ползет по его лицу, от хрящиков ушей к вискам и скулам: «что, Геллерт? Что с моим лицом?» Его поза — обелиск доблести и тонкости, дерзости и политеса, — распадалась: «да просто… хм, оно прекрасно». Альбус думал, что о его щеки можно будет калить гоблинскую сталь. Какое вранье, — решил Дамблдор в воскресение, проснувшись в своих школьных апартаментах, — вранье, что он может не вмешиваться. Он уже вмешался и дороги назад нет. Таким образом волшебник переместился к приюту Вула, не дождавшись обеда. Серые птицы кружили над уединенным зданием сиротского пристанища. Юница в фартуке выглянула из-за занавески на пожилого мужчину в деловом костюме и пальто, под стать винтажной эпохе, ступившего за кованное ограждение, отделяющее частную территорию от пустой улицы. Калитка металлически скрипнула, распугивая птичьи стаи с оголенных древесных ветвей и копий забора. По округе пронесся вороний грай, когда воспитательница вышла на обветшалый порожек, дабы встретить гостя. — Добрый день, — волшебник и дама в дверях поздоровались практически одновременно. — Добрый, мадам Каллман, — встречным приветствием господина служил дополнительный полупоклон. Несколько капель дождевой воды и осенний лист упали на пальто прихожанина с подвесного козырька над входом в тот момент, когда женщина приглашающе распахнула двери. — Мы только пообедали, — объявила она сходу. — Нянечка сболтнула Томасу о некоем «профессоре». Имеет ли смысл откладывать вашу с ним встречу и дальше? — Вы абсолютно правы, такого смысла нет, — молвил Дамблдор, смахнув медный привядший лист со своей одежды, мимолетно осмотрев обшарпанный кирпич стенного фасада. — Хотите пообщаться с ним? — Очень хотел бы. — Хизер отведет вас, — Марта отжестикулировала девице в фартуке, едва покинувшей наблюдательный пост у окна. Дамблдор уже прошел за провожатой воспитательницей-медиком из прихожей в гостиную с диваном, столиком и цветочной вазой. — Идемте, профессор Дамблюдюр… — бодро поманила за собой нянечка, кто-то громко закашлялся в коридоре, создавая акустическое эхо. — Не бойтесь, это от дезинфекции. Мы недавно вытравили вшей, — торжественным голосом прокомментировала девушка чей-то кашель. — Превосходно, — улыбнулся Дамблдор.