Дорогою добра

Альбус прошел по коридору и поднялся вверх по каменной лестнице, не отставая от молодой няни, которая вещала своим тонким, девичьим голоском о незаурядных способностях ребенка со странностями. — Том очень-очень умный, но часто дерзит преподавателям… Однажды он заявляет, представьте, что не станет посещать уроки миссис Гросли, потому что выучил материал за весь год. А миссис Гросли задает ему контрольные испытания, а он сдает их, представляете? — Да-с, впечатляет… — согласился волшебник, понятия не имея ни о контрольных испытания, ни о дисциплинах магглов и какой-то преподавательнице, миссис Гросли. Еще в начале их пути по невзрачному маршруту сиротского пристанища, чародей применил невербальный легилиментс и вереница наиболее неблаговидных воспоминаний о странном воспитаннике развернулась перед ним в прозрачных мыслях приютской няни. Она была настоящим архивом скверных делишек мальчика по имени Том, начиная от кражи им каких-то мелких безделушек у других ребят и заканчивая паническими приступами после того, как заметив свидетельницу, малолетний воришка внушал ей леденящий кровь ужас. Он подселял в восприимчивой натуре веру в то, что может сделать нечто ужасное, как боггарта в старый сундук. — Пришли, — объявила девушка на второй лестничной площадке, остановившись у первой две­ри в длинном коридоре и стуча в нее. — Том, к тебе гости, — Хизер открыла дверь, но заходить не стала, будто там, за порогом, была некая запретная для нее территория. — Это… это профессор Дабродюр. Он хочет тебе сказать… в общем, пускай сам и скажет. Входите, мистер… — Благодарю, — кивнул маг провожатой, называющей его на манер подвыпившей хозяйки приюта, представившей его тогда персоналу как-то неопределенно. Он вошел в маленькую ком­натку, где почти не было мебели, только платяной шкаф с железной кроватью, и Хизер закрыла за ним дверь. На кровати поверх серого оде­яла сидел мальчик, вытянув ноги перед собой и дер­жа в руках книгу. С виду это было ангельское создание, если бы не огромный изъян, не свойственный детям, — из него будто сочилась непроницаемая чернота, утекала тихонько, нежно, точно вода, падающая на бархат, и распространялась паром невидимой для глаз, едва ощутимой ауры. — Здравствуй, Том, — сказал Дамблдор и шагнул вперед, мальчик чуть прищурил глаза, оценивающе оглядывая экзотический наряд визитера. Наступила минутная пауза, черные глазенки просверливали мага, вскоре протянувшего руку для пожатия, и ребенок молча пожал ее после короткого колебания. Осязаемый ли холодочек понимания чьего-то возможного наказания от недавнего диалога с нянюшкой, от давешнего разговора с управительницей детского дома, ниточка мыслей о краже игрушек или мимолетная мысль о содержимом платяного шкафа в момент, когда мальчик поймал удаляющийся поток сознания девушки, — что-то заставило его чувствовать особый дискомфорт. Хотя внешне это никак не проявлялось. Очевидно, малец читает ментальность людей, как совы расклевывают орешки, однако тут был кто-то, способный улавливать эти действия. Дамблдор пододвинул к кровати жесткий дере­вянный стул и сел, — стало похоже, как будто он при­шел навестить больного. — Я профессор Дамблдор. — Профессор? — настороженно переспросил Том Реддл. — В смысле — доктор? Зачем вы пришли? Это она вас пригласила посмотреть меня? — Если «она» — это мадам Коул… Это крайне невежливо, Том. Я попрошу тебя, в таком случае, употреблять более вежливое обращение к твоим воспитателям, хорошо? — улыбнулся Дамблдор, но ответом ему было давящее молчание и остро изучающий взгляд. — Нет, мадам Коул не приглашала меня осмотреть тебя. — Я вам не верю, — взгляд Тома Реддла стал карающе тяжелым, таким, что могло сделаться не по себе. — Она хочет, чтобы вы меня осмотрели, да? Говорите правду! — воспитанник не внял просьбам о вежливости, а последние два слова он произнес так звучно и властно, словно отдавал приказ, причем чувствовалось, что такое он уже повторял много раз. — Нет-нет, — ласково опроверг учитель, продолжая приятно улыбаться. — Здесь я отнюдь не по настоянию мадам Коул. Ментальный фон у Альбуса всегда отличался высокой чуткостью, поэтому явное, откровенно хамское поползновение проникнуть за его окклюментные щиты было чем-то сродни пошлости, — если бы в его мысли упиралось что-то нетерпимое к отказу, как пенис товарища упирался в бедро, когда юный волшебник еще думал, что они просто поспят вместе по-дружески, как что-то пытающееся неуклонно проникнуть в разум, как когда-то проникало вовнутрь юного тела чужое естество. Альбус даже малость опешил, не предвидя, что ребенок перед ним уже был способен к столь сильной мозговой атаке. Вне всяческих сомнений — перед ним сидел маленький колдун с ошеломляющим магическим потенциалом… будущий Темный Лорд. — Кто вы такой? — перестав сверлить Дамблдора взглядом, спросил Том Реддл теперь с еще большей настороженностью. Темные глаза ребенка расши­рились, он смотрел так пристально, что любого из работников приюта Вула охватила бы дрожь. Но взрослый маг, похоже, слишком отличался от людей, с которыми сталкивался мальчишка в своей жизни. Зато Альбус мог ощущать своеобразное дыхание непогоды, тень надвигающейся бури, легкий порыв воздуха в напряженной тишине, когда давящее на уши марево и пространство кругом, натянутое струной ожидания, сообщают о приближении грозы, летящей над планетой. Только сейчас — это было не природное явление, это был десятилетний человек. — Я уже сказал, — натуженная, но все еще с налетом любезности улыбка не покидала уст чародея. — Меня зовут профессор Дамблдор, я работаю в школе. Она называется Хогвартс. Я при­шел предложить тебе учиться в моей школе, которая может стать твоей новой школой, если ты захочешь проявить свои лучшие качества и значительное усердие, чтобы туда поступить. Реакция Тома Реддла на эти слова оказалась совершенно неожиданной. И это уже могло быть стихийным явлением, только без металлических туч, без предварительного грома, без обрушения осадков, если бы на фоне бесцветного неприятия за один миг не выросла гора густого, всепоглощающего негатива. За этим заслоном зла окончательно исчез мальчик и появился бесеныш, не отличающийся от Гонта в плане протеста, но веско отличающийся от того же чистокровного дядюшки в плане давления магии. — Вы обманете! — вскочил сирота с кровати и шарахнулся от Дамблдора, глядя хрустальными от ярости глазами. — Вы из сумасшедшего дома, да? «Профессор», ага, ну еще бы! Так вот, я никуда не поеду, понятно? Эту старую мымру саму надо отпра­вить в психушку! Я ничего не сделал маленькой Эми Бенсон и Деннису Бишопу, спросите их, они вам то же самое скажут! — Я не из сумасшедшего дома, — терпеливо возвестил Дамблдор. — Я учитель. Если ты сядешь и успокоишь­ся, я тебе расскажу о Хогвартсе. Конечно, никто тебя не заставит там учиться, если ты не захочешь… — Пусть только попробуют! — скривил губы маленький Темный Лорд. — Хогвартс… — Дамблдор игнорировал последнюю фразу мальчика. — Хогвартс — это школа для детей с особыми способностями… — Я не сумасшедший! — Нет, не сумасшедший. Хогвартс — не школа для сумасшедших. Это школа волшебства. Воцарилась тишь, словно безумная волна столкнулась с плотиной и расплылась по сторонам, нейтрализуя валовую буреломную мощь. Том Реддл застыл на месте, точно парализующее заклинание ударило ему прямо в лоб, взгляд его заметался, перебе­гая с одного глаза Дамблдора на другой, как будто пытаясь поймать один из них на вранье. — Волшебства? — прошептал мальчик, хотя лицо опять превратилось в ничего не выражающее полотно, лишь с толикой заинтригованности. — Совершенно верно, — подтвердил профессор, но в этом, казалось, не совершил открытия. — Так это… волшебство? То, что я умею де­лать? — Что именно ты умеешь делать? — Разное, — выдохнул Том Реддл. — Могу передвигать вещи, не прикасаясь к ним. Могу заставить живот­ных выполнять мои команды без всякой дрессировки. Если меня кто-нибудь разозлит, я могу сделать так, что с ним случится что-нибудь плохое. Могу сделать человеку больно, если захочу… — румянец, поднимающийся от шеи к впалым щекам, начал заливать лицо сироты, пока тот вспоминал свои волховские успехи. Он был словно лихорадкой охваченный, спотыкаясь на подгибающихся ногах, вернулся к кровати и снова сел, уставившись на свои руки, склонив голову, как будто в молитве. — Я знал, что я не такой, как все, — шептал он, обращаясь к собственным дрожащим пальцам. — Я знал, что я особенный… всегда знал, что что-то такое есть… Альбус опоздал, — влекомый химерическими Дарами, вожделенной целью о Благе для всех, он просто пропустил зачатие на небе порока новой черной звезды. Он уже видел однажды проявления маниакального на почве магии, угадывал черты повреждения этой зависимостью, внимательно взирая на мальчика-который-станет-Темным-Лордом со сползающей с губ улыбкой, он отмечал все признаки дефекта, ранее изученного на другом примере более взрослом. Послание руноскрипта сбывалось, чистая магофилия от рода впилась корнями в наследника даже от маггла. — Что ж, ты был абсолютно прав, — сказал Дам­блдор. — Ты волшебник, Том. Когда маленький колдун поднял голову, чтобы ожечь одержимым взглядом того, кто преподнес ему эту новость, обличье его изменилось настолько, словно бы ему объявили, что он владеет миром и может распоряжаться всяк живым существом по своему усмотрению, и это понимание власти преобразило до надругательства его детское лицо. Теперь на нем отражалась исступленная радость, но она не красила, наоборот, — красивые точеные черты стали грубее, сквозь них проступило что-то почти звериное. — Вы тоже волшебник? — Да, тоже. — Докажите! — потребовал Реддл тем же власт­ным тоном, каким он приказывал говорить правду. Дамблдор поднял брови, в первый раз в жизни столкнувшись с таким недоверием вкупе с такой уверенностью в себе у мальца, которому впервые довелось узнать о волшебстве, а не о демонизме, не о психическом синдроме, — о чем кричали мысли магглов. — Если, как я полагаю, ты согласен начать обучаться магии и не против поступить в Хогвартс… — Конечно, согласен! — нетерпеливо перебил мальчишка, чье лицо на кратчайший миг сделалось убийственно жестоким, когда волшебник продолжал речь: —…То ты должен, обращаясь ко мне, называть меня «профессор» или «сэр», — мгновение платонического садизма рассеялось и Реддл произнес до неузнаваемости искаженным вежливостью голосом: — Простите, сэр. Я хотел сказать: пожалуйста, профессор, не могли бы вы показать мне… Наставник Гриффиндора, самого неуправляемого факультета, должен был отказать, сказать Реддлу, что для практических демонстраций заклинаний будет довольно времени в Хогвартсе, что они находятся в здании, где полно магглов, а значит — следует соблюдать осторожность. В то же время эта директива звучала так по-детски, словно тычок оппоненту, который мог оказаться слаб, а значит — уважения не заслуживал. Но Дамблдор вел более сложную игру, чем «помериться силами», поэтому вскоре извлек из внутреннего кармана сюртука палочку, направил ее на платяной шкаф, стоявший в углу, и небрежно взмахнул. Шкаф загорелся, Том Реддл вскочил на ноги, издав протяжный крик ужаса и злобы, за который нельзя было винить сиротку, ведь все его имущество, по всей видимости, находилось в этом потертом шкафу. Но в ту же секунду, как Реддл кинулся на Дамблдора, пламя погасло. Реддл уставился на шкаф, оставшийся нетронутым, без единой царапины, потом на Дамблдора, потом с жадным блеском в глазах, тоже семейным по линии Гонтов, указал на волшеб­ную палочку. — Когда я получу такую? — Всему свое время, — умерил пыл Дамблдор. — По-мо­ему, из твоего шкафа что-то рвется наружу, — из шкафа доносилось нарастающее дре­безжание. На сей раз в чертах мальчишки то ли промель­кнул страх, то ли он расщедрился на удивление, но это было уже что-то помимо пустоты, агрессии и одержимости. Когда Дамблдор посоветовал открыть дверцу, Реддл, поколебавшись, пересек комнату и распах­нул дверцу шкафа. Над отделением, где висела пара поношенных костюмчиков, стояла на пол­ке маленькая картонная коробка. Именно коробочка эта гремела и подрагивала, если бы в ней колотились обезу­мевшие мыши. — Достань ее, — Реддл с явной опаской снял трясущуюся короб­ку с полки. — В ней есть что-нибудь такое, чему не положено быть у тебя? — осведомился профессор. — Да, наверное, есть, сэр, — ответил он наконец монотонным голосом, после долгого расчетливого взгляда, направленного на чародея. — Открой, — попросил Дамблдор и Реддл, сняв крышку с коробки, не глядя, вытряхнул ее содер­жимое на кровать. Ничего неожиданно потрясающего там, конечно же, не отыскалось — содержимое было кучкой самых обыден­ных предметов, в том числе игрушка йо-йо, серебря­ный наперсток и потускневшая губная гармоника. Освободившись из коробки, эти безделицы мигом прекрати­ли подскакивать и залегли неподвижно на тонком одеяле. — Ты вернешь их владельцам и извинишься, — спокойно обмолвился Дамблдор, убирая волшебную палоч­ку за пазуху. — Я узнаю, если ты этого не сделаешь. Всего несколько секунд волшебник видел перед собою ребенка… именно в этих предметах, которые он крал у других, таких же сирых и обездоленных, обитателей приюта. До тех пор, пока оценивающий и холодный взгляд маленького Темного Лорда не вернул идеалиста в Дамблдоре к реальности. — Да, сэр, — безразлично выпалил Реддл, спустя какое-то время. С тем же ничего не выражающим лицом он сложил горстку ворованных предметов обратно в коробку, а закончив, повернулся к Дамблдору. — Имей в виду: в Хогвартсе воровства не терпят, — продолжил наставительную речь учитель. — У нас в Хогвартсе учат не только пользоваться магией, но и держать ее под контролем. До сих пор ты — несомненно, по незнанию — применял свои способности таки­ми методами, которым не обучают и которых не допускают в нашей школе. Ты не первый, кому слу­чилось не в меру увлечься колдовством. И тебе необходимо понять, что вступая в наш мир, каждый начинающий волшебник обязуется соблюдать наши законы… — Да, сэр, — повторил Реддл заучено, но о чем он в действительности думал, угадать было невозможно. Еще не постигнувшему ментальной магии на практике удалось создать великолепный щит окклюменции, однако Дамблдору не составляло труда вычислить, что за тем щитом прячутся мнения нелестные. — …Посему, контролировать проявление твоих способностей, вплоть до твоего одиннадцатилетия, обязуюсь я, — окончил свою реплику маг. Внешний вид Реддла остался прежним, но во взгляде четко отслеживалось заронившееся в сознание зерно сомнения, словно все вдруг перепуталось в этой стройной схеме с чудесной перспективой, что-то надкололось в основе. — Мне только десять… сэр? — приба­вил он «сэр», наткнувшись на взгляд Дамблдора. — Я знаю. Будет, — поправил преподаватель, уголки рта Тома Реддла слегка изогнулись вниз. — Мне должно исполниться одиннадцать для того, чтобы изучать магию? — в темпе проговорил мальчик. — В Хогвартс зачисляют с одиннадцати лет. А вот учиться правильно использовать магию для поступления в нашу школу следует раньше. — Но я думал… — Думал, что тебе сделают исключение? — Дамблдор медленно покачал головой. — Увы, Том, никаких поблажек быть не может. Раннее проявление способностей к магии еще не свидетельствует о том, что из скороспелого практика выйдет хороший волшебник. На самом деле — кто быстро вспыхивает, тот быстро гаснет. И я здесь для того, чтобы научить тебя направлять способности в правильное русло. Маленький Темный Лорд непонимающе сдвинул брови, а взгляд стал еще более обличающим, словно вот-вот его обладатель раскусит обман. Уличить Альбуса во лжи мог, пожалуй, только Аберфорт, думающий, что брат лжет априори, — всем другим ничего, кроме голых домыслов, не оставалось. — М, многие волшебники могут передвигать предметы, многие могут управлять животными, — решил пояснить Дамблдор, присев обратно на скамеечку и оказавшись на несколько дюймов ниже хмурого лица ребенка. — Нам с тобою важно научиться не злиться, даже когда кто-нибудь разозлит. А если кто-то и разозлит, то не делать ему плохо. Не менее важно не причинять никому боль, даже если захочется. Как по литографическому эскизу, оттиском туши в черточках мимики дитя читалось разочарование от ранее сказанного, отливающее ребяческим, покамест, презрением и некоей готической, как на маггловских снимках начала столетия, бесплотностью. — Такому тоже учат в Хогвартсе? — голос Реддла в этом вопросе показался не по годам глубоким, но уже не требовательным. — Сэр… — Наша школа Хогвартс обучает светлых чародеев, которые совершают благие поступки и стремятся нести добро, как магическому сообществу, так и магглам — то есть не-волшебникам, — серьезно сказал профессор. — Ребята, проявляющие агрессию, злобу, склонность к стяжательству или даже обычное, казалось бы, неуважение к старшим: не попадают в школу Хогвартс и никогда не получают волшебных палочек. — Я не поступлю в Хогвартс, так может быть? — давя и тщательно маскируя прущее возмущение, взыскал сирота. Его глазища из поблескивающих, прикрытых ресницами угольков округлились до черных колодцев. — Для того, чтобы попасть в школу, нужно быть… хорошим, — акцентировал Дамблдор. — Но я… я должен поступить… — пробормотал Реддл, а потом урезонил. — Я хороший! — «Я хороший, сэр», — вежливо поправил наставник. — Я х-хоро… что? — осекся мальчик. — Сэр. Том Реддл не стал повторять за Дамблдором. Он замолчал, и впервые за долгие минуты общения, в его глазах заплескалось отчаяние, не отменяющее все же нешуточного ожесточения в непроизвольном прищуре, начало читаться понимание какого-то невероятного, непостижимого фарса, — это делало юные черты одновременно просветленными, страшно несчастными и злыми. — Простите, сэр, — отчеканил маленький колдун уже не запинаясь и, кажется, с легкостью поборов эмоции, которые видел учитель лишь считанные секунды. — Мне жаль, сэр. Вам могло показаться, что я вел себя плохо, сэр, но я хороший. Могу я учиться магии, сэр, чтобы стать хорошим волшебником и поступить в Хогвартс, сэр? — Том, нет надобности говорить «сэр» так часто, — тонкие аккуратные губы мальчишки чуть не исказила злорадная усмешка. — Хорошо, сэр. Простите меня, сэр. Я больше не буду говорить «сэр» слишком часто, сэр. Теперь впору было Альбусу усмехнуться, но вместо этого он одарил обещанного чистокровным родом Темного Лорда милейшей из своих улыбок, понимая всю тяжесть положения, под коим подписывался. Обучить это создание состраданию будет равнозначно игре в кегли при помощи бусинок — шанс выбить кеглю так же смешон. Гриффиндорскому декану нужно будет применить весь свой преподавательский шарм, львиную долю терпения, вагон всепрощения и цистерну антидепрессивного зелья. — Если ты согласен стать моим учеником, — начал поучительным тоном профессор. — То ты должен делать все, что я тебе скажу. В противном случае, в Хогвартс тебе не поступить. Кстати, к твоему сведению, из Хогвартса могут и исключить, а Министерство магии — да-да, есть такое Минис­терство — еще более сурово наказывает нарушите­лей. Воспитанник приюта молчал, недоверчиво сузив веки, — больше ни один мускул не дрогнул на его лице. Он не верил, но проверить у него не было возможности, первый волшебник, которого Реддл видел, находился в его комнате, — таким образом Дамблдор решил дополнить свою речь: — Юные маги предпочитают следовать светлому пути, учиться у наставников, если требуют обстоятельства, обучаться в дальнейшем и в школе. Иначе они могут превратиться в сквиббов — тех, кто теряет свою магию навсегда. Они не учатся колдовать во благо и, в конечном счете, их великий дар исчезает. Чары без должного развития ослабевают все больше и больше, а потом просто рассеиваются однажды и покидают их обладателя в один миг. — Так не может быть… — мальчик закачал головой, выглядя вконец растерянным, будто все, чем его наградила природа уже нещадно отобрали, он еще умудрялся скрывать панику за слоями наивного неверия, неявной ненависти, и казалось, точно на бледном, худеньком лице образовался плотный грим из-за этих эмоций, и это с учетом того, что мимикой он был обделен и только губы еле шевелились, выпуская слова. — Увы, но так и есть, мой юный друг. — Я… я не плохой, с-сэр… — шепотом заикнулся он. — Докажите, Том, — вернул фразу, сказанную мальчиком с пылу, Дамблдор. Молчание в несколько секунд было каким-то предупреждающим, прежде чем Реддл выпалил: — Кто решает, способен ли студент… будущий студент, сэр, — поспешно поправился он и, тихонько прочистив горло, выдал без запинок. — Кто решает, буду ли я зачислен в студенты школы Хогвартс, сэр? — Этот человек сидит перед вами, — улыбнулся Дамблдор. — Ведь, это логично. Не просто же так я просил вас доказать мне ваши положительные качества. В том, что вы горазд прикарманивать чужие вещи, я уже убедился. — Я могу объясниться! Я… я верну все! Верну вещи владельцам, клянусь! — Уж в этом-то сомневаться теперь не приходится. Впрочем, как и в том, что у вас найдется куча объяснений вашим нелицеприятным поступкам. Однако вопрос заключается в другом: готовы ли вы встать на путь исправления, Том? — Готов! — моментально ответил Реддл. — Что мне нужно делать? Сэр… — Вы умный мальчик, Том? Вы, определенно, не глупый. Я это заметил. Так вот, теперь, не будучи обделенным умом, скажите мне: быстрым ли будет процесс? Процесс обретения верного пути для волшебника, — растолковал Дамблдор, видя непонимание юного собеседника. — Не… я не знаю, сэр, — в задумчивости ответил маленький колдун. — Подумайте. Я вас не тороплю, — раздумья были недолгими: — Я быстро учусь, сэр. Я смогу обучиться быстро. — Я занимаюсь подготовкой детей к обучению в школе магии Хогвартс, исправлением опасных для окружающих и для самих будущих студентов качеств. И я могу заверить, за многие годы моей работы, что этот процесс не такой быстрый, как вам хотелось бы. — И много… — вновь запнулся юный черный маг и посмотрел на Дамблдора, словно тот виноват и в этих запинках, и заодно во всем ужасном, что существует на земле. — Много ли тех, кто исправился, с-сэр? — Те, кто хотят заниматься магией, исправляются. Главное — желание. — И я… я могу! Могу, — справлялся с учащенным дыханием Реддл. — Разумеется, вы тоже можете, Том. Придется постараться, но шансы есть. — Долго ли… долго ли это? — ненависть во взгляде стала острее, ребенку явно не терпелось стать «хорошим». — Не в одночасье, — Дамблдор встал и снова протянул мальчику руку со словами. — Я не зря перешел к официальности. Теперь, вы мой ученик и мы будем обращаться друг к другу согласно статусу, да? Реддл кивнул, пожимая руку волшебника, с видом отсутствия иного выбора и вдруг сказал: — Я умею говорить со змеями. Я это заметил, ког­да мы ездили за город. Они сами приползают ко мне и шепчутся со мной. Это обычная вещь для волшеб­ника? Вряд ли змееныш уведомил об этом, потому что захотел стать хорошим, — Альбус с интересом задержал взор на лице Тома Реддла. Скорее всего, мальцу с проступающим сквозь поры негативом еще грезилось как-то запугать первого увиденного мага в своей жизни, поэтому он нарочно приберегал самую странную свою способность под конец, для пущего эффекта. — Нет, необычная, — ответил Дамблдор после се­кундной заминки, небрежным тоном. — Но такое встречается. Так они стояли, муж­чина и мальчик, глядя друг на друга в совершенно разных, разрозненных, разобщенных чувствах, затем рукопо­жатие распалось и Дамблдор подошел к двери. — До свидания, Том, до встречи на следующей неделе. Мальчик обвел взглядом выход в знак прощания, возможно даже непроизвольно, а уже попустительно, тайно надеясь, что гость уйдет поскорей и ни чудесного, ни чудовищного Реддлу больше не объявит за этот день. Его провожание визитера напоминало сосредоточенность йога, сидящего на иголках, болезненность ежонка, уколовшегося своей же иглой, фатальность дайме, производящего сэппуку, и бесстрастность кинжала, вспарывающего брюшную полость. Дамблдор мог подобрать еще кучу сравнений, единственное, чего не изменить — он никогда не видел, чтоб дети вели себя так. Мадам Коул и другие очевидцы поведения этого воспитанника оказались правы. Волшебник покинул здание приюта Вула с осадком непоправимого, — он опоздал лет эдак на пять. С новой недели Альбус погрузился в уроки. Ему удавалось посещать сиротский дом лишь по вечерам после тамошнего ужина, поскольку ужин в школе был на полтора часа позже. И несмотря на вечернее время, персонал всегда с наивысшим радушием встречал посетителя. Бывают такие люди, постоянно обманывающие первое впечатление, и Альбусу нравилась причастность к ним: когда о нем думали, как о заносчивом гении трансфигурации, заклинаний и зелий, когда относились подозрительно, как недолюбливают всех тех, кто слишком специфически шутит или одевается, — среди числа немо осуждающих вполне отыскалась бы половина его нынешних товарищей; когда же кто-нибудь считал Альбуса душой компании, весельчаком либо ничего толком не представляющим из себя волшебником, просто заимевшим популярность за счет множества связей с более уважаемыми магами, — он удалялся в свою интроверсию, но самое удивительное — многие среди слепо восхищающихся все равно становились профессору друзьями. Так случилось и с магглами приюта Вула, особенно после того, как гриффиндорский декан по совместительству завуч сбыл издержки некоторых продуктов из хогвартской кухни, в чем ему малость посопутствовали школьные эльфы. Это не могло не обрадовать хозяйку приюта в период кризиса и, где-то со вторника, женщина начала предлагать магу оставаться с ее коллективом на чаепития. Не менее ее радовало само присутствие гостя в стенах детского учреждения, ей казалось, будто оно положительно влияет на Тома. — Мальчик ведет себя очень тихо, не представляю, чем вы сумели его подкупить в вашу первую встречу… Воодушевленная мадам Коул щебетала, указывая путь до стерильного закоулка столовой, на ходу выкрикивая указания и раздавая выговоры своим помощницам и кухаркам. Они сели пить чай с вареньем из каштанов, которые когда-то собрали детишки в парке, и которые, к слову, показались не совсем аппетитными — коричневые сморщенные шарики в коричневатой жиже. Позже к ним присоединились миссис Каллман и нянечки. — Сара и Эмбер обнаружили свои потерянные игрушки, те странным образом исчезали, а сегодня гладь — лежат, как ни в чем не бывало в коробочке на окне… — рассказывала воспитательница окрыленно. Вскоре Дамблдор понял, что Том Реддл был знаменитостью местного розлива, ибо всякое странное тут же списывалось на него. Незащищенное маггловское сознание имело свойство дорисовывать нелогичные сюжеты красками воображения. Например, Хизер, молодая сплетница, сочетала в себе доверчивую простушку и религиозную крестьянку, компетентно полагая, что в отрока вселился дьявол. Разум девушки состоял из сотни прочитанных ею книг, где исследовалась природа зла, как наследуемая и приобретенная под влиянием среды обитания, неотъемлемая часть человека. Попадались средь литературных познаний юной леди и такие вещи, что увлекали правдоподобностью. Произведения Агаты Кристи, Артура Конан Дойла, Амброза Бирса, служившего в военной полиции в период Гражданской войны в Соединенных штатах, Теодора Драйзера, Дэшила Хэммета, основанные на историях реальных убийств, а также множество детективных романов из-под пера сыщиков и уголовников, биографицирующих свои зверства в погоне за грязной славой, дополнялись медицинскими справками, клиническими случаями со стороны санитарки-эмигрантки, Марты. Вообще, если вдаваться в творчество, волшебник был согласен лишь с тем утверждением, что «в восемнадцать лет наши убеждения подобны горам, с которых мы взираем на мир, в сорок пять — пещерам, в которых мы скрываемся от мира».* Поэтому все больше Дамблдор склонялся к той версии, что он повлиять на ребенка с задатками Темного Лорда, просто являясь на милые беседы с персоналом приюта, никак не сможет, а встречи с Томом Реддлом раз в неделю, по воскресеньям, тоже ни к чему хорошему не приведут. Тем не менее, только пятничный вечер премировал учителя относительной свободой, и речь сразу повелась о мальчике, едва Дамблдора впустили за порог сиротского пристанища. — Профессор? Добрый вечер, — миссис Каллман закрыла дверь за вошедшим и показала жестом, куда следует пройти. Альбус прошагал к общей комнате с мягким уголком, Марта пообещала скрасить вечер очередным чаепитием. — Хизер скоро справится в яслях и принесет поднос. Вы не откажетесь от вечернего чая? — Буду лишь благодарен, — склонился маг, приложив пядь к середине груди. — Жаль, у нас отбой через двадцать минут. Ваш распорядок не позволяет посещать нас раньше? — справилась женщина, присев напротив собеседника, разграничив пространство между ними крошечным столиком со стеклянной вазой, в надежде вытянула шею. — Я стремлюсь наладить мой распорядок, чтобы получить больше времени для посещений, — сообщил Дамблдор, видя на ментальном фоне нечто ужасное. — Молю, чтоб у вас это получилось, — в глазах воспитательницы встали слезы, и она стремительно отвернулась. — Что произошло, миссис Каллман? — вдруг отринув скромность, посерьезнел чародей. — Томас… — всхлипнула Марта. — То есть, я хотела сказать… мальчик спрашивал о вас, — похоже, отвернутое от визитера лицо, обливалось слезами. Конечно, тут было нечто пострашнее, отчего корни волос на затылке Дамблдора заледенели. Он чуть не наколдовал платочек из ничего, забыв, что перед ним маггла, плачущая маггла, срочно нуждающаяся в сочувственном платочке. На благо, он вспомнил, что какой-то вакантный платок присутствовал у него в кармане. — Том натворил что-то? — прямо спросил учитель, протягивая даме платок. — Возьмите, пожалуйста. Не расстраивайтесь. — Прошу прощения… — замахала миссис Каллман ладонями у себя перед лицом и быстро схватила предложенный платочек. — Бога ради, не извиняйтесь, — Дамблдор не знал, как помочь и спросить помягче, но воспитатель сама заговорила спустя несколько секунд, глуша мелкие таблетки, которые дрожащими руками вынула из кармана на своем фартуке. — Девочки, Сара и Эмбер, они… их на прогулке змеи покусали… — присвистнула носом Марта. — Ах, святые угодники. Они живы? Девочки… — сжалась печень у наставника Темных Лордов. — Живы, в больнице. А говорят… речные ужи не кусают! Еще как кусаются эти ужаки проклятые! Бедняжки… они так испугались, у них был шок… Профессор не стал уточнять в сбивчивом повествовании: у кого был больший шок — у девочек или ужей, внезапно открывших в себе кусючесть. Но в этом деле, само собой, было не до смеха и глупых поправок. Определенным стало одно — маленький змееуст не привык безболезненно расставаться с награбленными вещицами. В тот вечер Альбус не долго задерживался за чаевничанием, но вернувшись в школу, все равно не мог призвать сон никакими зельями. Повезло, что укусы были не ядовитыми… он видел этих девочек, двух сестричек, ничем не отличающихся от детей магических, по сути отличий маггловских детей от детей волшебников не существовало. Зато был Том… отдельно от тех или иных ребят. Том, преисполненный мести, Том, желающий власти, Том, упивающийся чужими горестями. Время было упущено, ни о каком формировании сострадания не могло идти речи, но Альбусу стоило попытаться потянуть за одну эфемерную, почти обрезанную нить — воскресить хоть часть того ребенка, что был спрятан под всеми масками Тома. На улице лил дождь с самого субботнего утра, территория Хогвартса утопала в густой опавшей листве, просевшей и уплотненной на почве мокрым ковром. Дамблдор не стал покрывать себя сушащим заклинанием, когда аппарировал в парк, около здания приюта, — пусть магглы видят, что он обычный человек, способный как все промокать под дождем. Одно, что он сделал, это сорвал цепко болтающийся на ветви рудой лист и трансфигурировал его в такого же цвета зонтик. — Кейт, это не проверка! Это наш профессор, — увидев в прощелине двери, запертой на цепочку, прокричала Марта куда-то вбок, следом снимая барьерную цепь с входного проема. — Проходите, вымокли небось… Дамблдор поблагодарил за гостеприимство, влекомый в помещение порывом ветра, как мидия к берегу силой морского прибоя. Сверху, над крышей, послышался громовой говор, когда в прихожую из смежного укрытия вышла мадам Коул, вновь оглядевшая посетителя, словно впервые очутившегося здесь незнакомого гражданина. Предстоящая проверка, приуроченная к укусам змей, а скорее — выходки Реддла, заставляла женщину искать утешение в питие напитков покрепче, нежели чай. — Вы сочтете меня сумасшедшей, я знаю… — бормотала миссис Коул слегка заплетающимся языком, хотя шла безукоризненно ровно, пока они с визитером, справившимся о здоровье потерпевших девчушек, покрывали расстояние до гостиной. — Подумаете, барышня свихнулась со своей работенкой неблагодарной… не поверите, как утомительны все эти странности. Утомительней только, что никто не разделит ваших тревог… — Я специалист по странностям, если вы помните, — сказал Дамблдор, вешая трость зонта на локоть и помогая хозяйке приюта занять сидячее положение. — И я разделяю ваши тревоги в полной мере. — Знаете ли, эти все истории со змеями… они, — икнула мадам Коул. — Они ведь тоже с Томом связаны. Однажды, позапрошлым летом, Том притащил одну, зная, что миссис Брук — это наша бывшая воспитательница — в общем, у нее фобия на змей. Вопит, несчастная, на весь коридор, а поделать ничего не может. Ну мы тогда змею кое-как да выкинули, Тома отругали, но вот потом… — мадам Коул подавила икоту. — Посреди ночи заполняю ведомости, после отбоя задерживаюсь, слышу — опять вопль. Только уже со второго этажа, и знаете, как в один голос: «Змеи! Змеи!» Дети как повалят из комнаток своих! У всех, можете мне поверить? У каждого в комнате их, этих змей, нашлось… Ментальный фон от невербального легилиментса показал страшную картину — темнота в здании, лампы барахлят, а под ногами детворы, бегущей врассыпную, извиваются ползучие твари, на черно-белой плитке в проходной около дюжины змей, по ступеням съезжают слизкие кольца пресмыкающихся, речной смрад наполняет коридоры. Дамблдор не видел ранее этого воспоминания, оно было скрыто за ширмой. И эта ширма точно не дело рук мадам Коул. — Это просто кошмар, — выдохнул волшебник. — Да, — покивала руководительница дома сирот. — Чудом никто укушен тогда не был, да только… у миссис Брук случился срыв. Предынфарктное… она и не работает с тех пор, уволилась. А! Вот до этого, Тому лет шесть было, на прогулке мы его потеряли. Искали всем миром, а он! Угадайте где? Нашел змеиное гнездо у озера, где твари эти кублятся, ну туда и залез. Так на нем ничегошеньки, ни единого укуса! Цел-целехонек. Мы тогда не стали раздувать, мало ли — может Том у нас великий дрессировщик. Ой, он и рад стараться, повадился он туда, в логово то с того самого дня, повадился. А Эмбер и Сара вообще от этого места Бог знает где гуляли… Но бац — дети в городской клинике, сюда — инспекция! Возможно, градусы расслабляли психику заведующей, но она явно была близка к вчерашнему состоянию Марты. Разница, в принципе, не велика, — кто-то в приюте на таблетках сидел, кто-то на джинах и содовой. Между тем, к ним присоединилась миссис Каллман, принеся с собой поднос, на поверхности которого стояло три чашки, наполненные горячим чаем. Хозяйка приюта передала эстафету рассказов, успокоилась, попивая менее раздражающий нервную систему напиток. — Заберите его… — тихо обронила мадам Коул, краснея, что расписывалась в кадровой некомпетентности, во всяком случае, она так считала. — Заберите мальчика, профессор Дабладор. — Спасибо, хоть не лабрадор, — женщина смутилась и раскраснелась еще пуще. — Зовите меня Альбус, мг, ладно? — Спасите нас, Альбус. Вы много чего тут узнали, увидели. Если мальчика не лечить, нас всех в дурдом запрут. — К сожалению, в школу для «одаренных больше чем надо» детей принимают с одиннадцати. — Вам что, некуда пристроить дитя? У вас есть семья? Вы женаты? — Эа, нет. Боюсь, что нет, — с прискорбием произнес учитель. — Кроме школы пристроить ребенка мне негде, стало быть… м, ничего не выйдет. Сталкиваться с наиболее неудобными для себя вопросами Дамблдору было не в новинку, правда, это не означало, что когда-нибудь он мог свыкнуться с тем, что их будут задавать при мало-мальски приятельском общении разные персоны одинаково неприятно. — Откуда вы знаете? — вмешалась мадам Каллман. — Вы могли бы подать прошение на опекунство. Пройдете курсы приемных родителей, а там и пристроите. — Не думаю, что я созрел. — Подумайте, — сказала Марта. — Томас нуждается в частной опеке. Сегодня о вас опять спрашивал. Альбус голову сломал над тем, кто бы сладил с будущим Темным Лордом, еще до того, как познакомиться с ним. Семейство Реддлов поначалу было раскритиковано, но теперь достоверно внятно можно судить, что члены этой семьи стали бы первыми жертвами маленького колдуна. В любом случае родной отец не был бы авторитетом, и никто из Реддлов никогда не показал бы мальчику любви, дружбы и взаимопонимания. За Гонтов норов и поминать нечего, от дяденьки Морфина Тома лучше держать подальше — прогнившие скрепы уничтожат здравый смысл. — Отведете меня к нему? — обратился к начальнице Дамблдор. — Конечно-конечно, проходите… — захлопотала миссис Коул, бегом подпрыгивая с места. Альбус понимал, что все, чему он мог научить, с огромной вероятностью вылетит в трубу. Он сопереживал сотрудникам приюта Вула, мечтающим, если бы кто-то соблаговолил забрать одного из воспитанников из-под опеки государства. В то же время Альбус опекуном, еще не дай Мерлин, — приемным родителем — себя ни в какую не видел. Профессора студенты обожали, факультетские подопечные боготворили, он сам любил детей, однако воспитание своего ребенка абсолютно в его планы не входило. Это колоссально обременительно, а учитывая, что мальчику на роду было написано стать палачом, — ответственность за его воспитание будет равносильна ответственности за всю школу. — Скажите, могу я забирать Тома на прогулки по вечерам в будни? — невзирая на внутренние протесты все же задал вопрос Дамблдор. Мадам Коул, вызвавшаяся услужливо проводить гостя до комнаты сиротки со странности, остановилась на лестнице и сфокусировала внимание на говорившем. Она помолчала немного, потом помрачнела, закивав с важностью: — Да, я позволю вам забирать Тома на прогулки, но, отбой у нас в девять, а с ноября станет с половины девятого, — они подошли к нужной двери, а когда миссис Коул повернулась к волшебнику, в глазах ее просвечивался некий животный ужас, внушенный уже кем-то ранее, и она пролепетала: — хотя… на здоровье гуляйте сколько влезет, только оформите опеку… Преподаватель магической школы тяжко вздохнул. В первый раз, когда он реально был ответственен за своих близких, все закончилось весьма плачевно. В последний раз, когда он опекал кого-то, то был слишком юн и до искр из ноздрей по-драконьему амбициозен. — Кланяюсь вашей милости, — тем не менее, ответил Дамблдор, после чего женщина произвела короткий и глухой стук в дверь. — Все ничего, лишь бы с мертвой точки сойти. Навещайте нас только, Марта живет здесь и всегда откроет. — Спасибо. К слову, по выходным посещения, обещаю, поздними не будут. — Том, открывай! У нас запрещено запираться, ты же знаешь! — дернув ручку двери и обнаружив щеколду изнутри, заведующая постучала громче и продолжительней. Спустя несколько секунд дверь отворилась, в ее проеме встал мальчишка, подозрительно пялясь недоброжелательными неморгающими глазенками на господина с желто-красным зонтиком в руке и содержательницу сего учреждения в порядке очереди. — Здравствуй, Том, — молвил чародей, Реддл лишь на дюйм сдвинул брови, ничего не ответив. — Не будешь ли так добр пригласить нас? Том Реддл еще раз обвел взглядом людей подле двери в его комнату, как бы взвешивая предложение, и наконец отступил: — Вы — не она, — пригласил мальчик Дамблдора, глядя на миссис Коул исподлобья. Дамблдор переглянулся с заведующей, у той был растерянный вид, и она поспешно отстранилась. — Что ж, общайтесь… — прыснула мадам Коул, удалялась с таким видом, будто у нее во рту оказалась жаба. Ни маггла, ни профессор ребенка в манерах решили не упрекать, последний же ощутил какой-то слабый посыл на ментальном поле, пройдя из коридора за дверь. Комнатушка внутри выглядела так же убого, как в предыдущий визит, и отчетливей чем прежде напоминала тамбур поезда с узенькой кроватью и оконцем в потеках дождя. Дамблдор перевел взгляд на ребенка, который протопал к своей захудалой постели и сел, подобрав под себя ноги. Сам визитер остался стоять около стены, напротив кровати, и недолгое время взрослый маг и малолетний колдун смотрели друг на друга. — Я знаю, — выпалил Том Реддл, прячась в своей унылой злобе и пассивной агрессии. — Знаю, что вы думаете. Профессор улыбнулся, не подтвердив, не опровергнув догадки, ожидая пока мальчик продолжит мысль и просто следя за ним, — его поведение было весьма похожим на Морфиновское, если бы Морфин обладал божественной внешностью и обволакивающим темным магнетизмом, оно было весьма похожим на отцовское поведение, если бы старший Реддл был концентратом пропащих эмоций, сдерживаемого в клетке, всезатмевающего мрака, а не пустой обложкой обезличенной красоты. — Думаете, я сделал плохо тем девчонкам? — Реддл сощурился резко, явно готовясь к нотациям и упрекам. — Сэр, — поправил Дамблдор. — «Думаете, я сделал плохо тем девочкам, сэр». Я твой учитель и вправе требовать уважения. Ты мой ученик и повинен изволить. Мальчик молчал, сомкнув губы и задышав глубже через нос, видно, изволить примириться с чьим-то влиянием ему очень уж не хотелось. — Думаю, у вас в распоряжении был достаточный срок, чтобы решить: обучаться ли вам правильной магии или нет. Кажется, я ошибся. Дамблдор направился к выходу, прекрасно понимая, что юный Темный Лорд на взводе и, того гляди, лопнет. — Я не делал никому плохо, сэр! — выкрикнул Реддл ему в спину, соскочив с кровати на обе ноги. — Хорошо, — остановился волшебник, почти дотянувшись до дверной ручки, и развернулся. — Но вы мне не верите, разве нет? — выплюнул гневно полукровный змееныш. — Давайте прогуляемся, Том. Воздух после дождя свежий и полезный.