Наруто Наоборот

Через год после возвращения Оротимару в деревню (Примерно три года после предательства Итачи). – Оротимару-сан, только вы можете мне помочь! – в дверь постучал шиноби в маске лиса. – Приворотными зельями не торгую, молодой человек! – был ответ. – Но я хочу убить Итачи! – вымолвил АНБУ. – Ну и царствие вам небесное! – Хеби попытался закрыть дверь, но человек в маске успел поставить ногу. – Вы единственный, кто выжил после цукуеми Итачи! Я хочу узнать, какую технику вы использовали! – не унимался альбинос. – Убирайтесь! Вы должны были обратиться к своим специалистам! – резким, крайне раздраженным голосом отвечал Змеевик. – Если я сейчас уйду, этот разговор никогда больше не случиться!­ – по тону, каким были сказаны эти слова, Хеби понял, что альбинос близок к отчаянию. – Конечно, не случиться! – из рукава Оротимару вырвалась змея. – Я хочу научиться сражаться против шарингана! – не уступал АНБУ. – Да не ори ты об этом на всю Коноху. Своих же разбудиш-ш-шь, – будто смирившись с тем, что от разговора не уйти, отозвался саннин. – Скажите, шаринган обладает свойством вовлекать противника в абсолютную иллюзию? – задал первый вопрос спецназовец. – Ты даже сам знаеш-шь, как это называется, – оборвал его мудрец. – Значит, у вас должна быть техника, которая выводит человека из гипноза, – рассуждал АНБУ в маске лиса. – А ну-ка, мил друг, проходи, – Оротимару с силой схватил за воротник шиноби и втащил его в дом. – Такие разговоры на пороге не ведутся. Хеби запер дверь. – Нашелся мститель! Я-то думал, что горе мое еще в Академию ходит, а тут еще один идиот по душ-ш-шу Итачи объявился! Что ты знаеш-шь об абсолютной иллюзии ш-шарингана? – спросил змееглазый. – Она называется цукуеми. Создается целый мир, в котором все от времени и пространства и до ощущений противника контролируется владельцем шарингана. Но с помощью какой техники выбрались вы? – спросил АНБУ, догадываясь, что Оротимару не пожертвовал чужой чакрой, чтобы освободиться от иллюзии. – А это – больш-шой секрет. А потому я хочу увидеть, на что ты способен. Для победы над Итачи мало техники освобождения, нужно еще и мощное ударное дзюцу. Сейчас я тебя экзаменовать буду: Сенней таяш-шу! Мандара но джин! – из рук и рта Оротимару вырвались сотни змей. Кэн обнажил вакидзаси. – Вакидзаси но кайзо!* – Клинок сотрудника АНБУ резко увеличился в размерах и одним ударом сбрил десяток змей. Затем шиноби уклонился от лобового удара с помощью шуншина и сделал еще несколько резких выпадов, полностью лишив левый рукав Оротимару змеиной защиты. Из змеиной пасти показались­ мечи. Оротимару использовал уже третью технику подряд. Клинки, показавшиеся из змеиных пастей, также могли удлиняться за счет духовной энергии. Кэн отбил несколько ударов подряд, как вдруг один из мечей пронзил его. – Кажется, вы меня убили! – крикнул альбинос, а Оротимару показалось, что тот сам подставился под удар. По лицу Кэна пошли трещины, а его одежда разрывалась. – Техника! – догадался Хеби. Тело спецназовца разлетелось на листы бумаги. Оротимару внимательно пригляделс­я к одному из таких листов и опознал в нем печать, на которой было написано слово: «Призыв». Между тем боковым зрением он увидел, как несколькими ударами длинного меча были срублены еще пара десятков змей. – Пока вы разглядывали мою комбинацию каварими и клона из печатей, я мог в любой момент нанести удар! – Ехидная улыбка из-под маски, манера произносить сладкоголосые речи тонкими, казалось бы тоже змеиными губами, неприятно-узкий прищур глаз, который и без маски придавал альбиносу сходство с лисом, – все это отталкивало Оротимару от незваного гостя, который собирался стать его учеником. Особо крупная змея из рукава Оротимару рванулась на голос. Но тут произошло то, чего Хеби не мог предвидеть: из каждой призывной печати появился теневой клон. – Одновременный удар, – произнесли клоны. Противный голос теперь слышался отовсюду. Хеби знал, что при такой технике клоны – только ширма. Они не могут нанести удар, но зато меч настоящего его соперника очень быстрый, а за счет чакры еще и длинный, и маневренный, поэтому справится с его змеиной техникой очень легко. В этот момент все клоны обнажили вакидзаси, которые резко увеличились в длине, и теперь стремились поразить Змеиного мудреца. В считанные секунды все теневые змеи были мертвы, а Оротимару за это время сумел заколоть только четырех клонов. – Следующий удар будет смертельным, Оротимару-сан! – с обворожительной улыбкой предупредили клоны. Хеби стоял с обнаженным­ Кусанаги. – Ну, видно, мне или сдаваться, или переходить в режим саннина! – сказал Оротимару и бросил меч. – А я тебе сразу узнал, еще в дверях, по чакре, а теперь и по способностям признаю тебя. Ты – тот, кого с экзамена тюнина называли Кэнхьяку, мастер ста мечей. – Верно, это – мое прозвище, – с некоторым сарказмом в голосе ответил АНБУ. – Но вы никогда не учили меня, откуда вы тогда обо мне знаете? Вы были на задании в тот год, когда я стал тюнином. – Да, но твоя слава достигла и моих уш-шей. Когда я вернулся, слухи про удивительного генина, которого добыл Данзо, еще ходили по Конохе. Рассказывали, что он с одной техникой удлинения меча прош-шел и отборочный тур и два этапа поединков, ему прочили звание джонина через год или полтора, а он взял да и уш-шел в АНБУ. Хотя, если тебя привел к ремеслу ш-шиноби Данзо, то тут удивляться нечему. Поэтому я буду тебя учить. Но сначала позволь узнать, с кем имею честь? – заинтригованно посмотрел на собеседника Оротимару. – Ну, твое настоящее имя? Не помниш-ш-шь? – Гин…Ичимару, – замогильно, как будто вспоминая о чем-то тяжелом для него, ответил он. – Ну, вот и познакомились. Добро пожаловать, в элитный клуб тех ш-шиноби, кто после ш-школы «Корня» смог вспомнить свое имя. А таких на моей памяти трое: Данзо Ш-шимура, Какаш-ш-ши Хатаке и ваш покорный слуга. Вы, действительно, необычный молодой человек, Гин-сан. А как вы обманули психологов «Корня»? Мне, например, помогла чужая чакра, – рассказывал Оротимару. – Называйте меня по-прежнему, пожалуйста, – ответил гость. – Когда я узнал, что мне предстоит обучение в школе АНБУ, я попытался создать идеальную психологическую маску. Это очень опасно, потому что можно дойти до раздвоения личности. Я придумал другого человека, с другими мыслями, другими чувствами,­ воспоминаниями, привычками, пристрастиями, обыкновениями, чувством юмора и вжился в роль. В общем, его они и стерли. Эта единственная моя личина, которую я не помню совсем. Вместо этого в АНБУ мне дали новую маску, – Кэн дотронулся до маски лиса, скрывавшей его лицо. – Я предупреждаю ваш вопрос: сейчас мне нет резона лгать вам, поэтому вы можете считать, что я с вами достаточно откровенен. – Хорош-шо. Но перед изучением техники мы посмотрим один любопытный альбом фотографий, – Хеби оценивающе посмотрел на гостя. – Вы смеетесь надо мной? – с недоверием спросил Кэн. – Нисколько. Это очень интересный альбом, который я привез из последней командировки. Даже Хокаге не все там видел, – Оротимару подошел к шкафу.– Это сведения, по крайней мере, самые главные, которые я собрал про Акацки. Акацки – это организация с религиозно-мистическим уклоном. Создана она для того, чтобы поймать хвостатых демонов и управлять с их помощью всем миром. Возглавляет ее Лидер. Он называет себя «ками». Я все сказал, – Оротимару перелистнул страницу. – Если тебе повезет, то ты не будешь с ним биться. Тебя ведь интересует именно ш-шаринган Учиха? Хеби показал Кэну страницу, на которую была наклеена фотография старшего Учиха. – Начнем, с Итачи. Старшего Учиха Лидер оставил в Акацки как олицетворение гордости. Сначала гордость подстегивала Итачи быть лучшим студентом, затем – лучшим АНБУ, затем свои эгоистические интересы он поставил выше клановых и перебил родных, чтобы узнать предел своих возможностей. Про то, зачем он оставил Саске, он говорил то же самое. – А вы ему не верите? – спросил Кэн. – Я мало кому верю, – был ответ, – а дела бывш-ш-ших АНБУ бывают так запутаны. Дальше – Кисаме. Работает в паре с Итачи. Его я не изучал так серьезно, как Учиха, но кое-что знаю о его способностях. Для Лидера он символизирует обжорство. Меч Кисаме поглощает чакру ш-шиноби, как только коснется того. В бою я его видел лишь один раз. Он объединил свою систему чакры с Самехадой так же, как я – с Кусанаги. Вторая пара – это Какудзу и Сарутоби Асума. Первый – это казначей Акацки, он очень любит деньги, из-за них он может соверш-шить все, что угодно. По слухам он очень стар, но проверить это не удалось. Для Лидера он – воплощение сребролюбия, жадности, проще говоря. В бою я его не видел, зато получал от него зарплату несколько лет, и он безжалостно меня обсчитывал, – теперь Хеби разглядывал фотографию сына Хокаге и читал написанные быстрым и неаккуратным почерком записи с листа. – Асума Сарутоби – тоже джонин из нашей деревни. Сам найдешь по нему информацию, да и слухов полно ходит. Этот Асума – убежденный монархист. Он считал, что Сарутоби должен был назначить преемника не исходя из способностей и не из близости к ветви Хаширамы, а сам должен основать новую династию и передать ему пост Хокаге. Когда Сарутоби назначил Четвертого, это оскорбило слиш-шком многих. Поговаривали, что даже я вынаш-шиваю план мести. Хотя нахрен мне нужен этот титул? Только отвлекал бы от исследований. Это у Минато были комплексы: власти ему не хватало, чтобы его признали! Да и у сыниш-шки его такие же проблемы. Сейчас его чадо учится в Академии и, надо сказать, преотвратно, но уже твердит, что станет Пятым. А вот тогда Асума сильно разозлился­ на отца, который не был согласен с его династическими планами и ушел в Акацки. О техниках я его знаю не очень много: использует огонь, был жрецом в храме священного пламени, но, видно, это ему впрок не пош-шло, раз он так легко поддался своим обидам. Для Лидера он символизирует легко воспламеняющийся гнев. Сам я работал с Сасори, – лицо Оротимару помрачнело, когда его взгляд упал на изображение красноволосого юноши. – В иерархии Акацки он обозначает уныние, бесконечную печаль, возникшую от невосполнимой утраты. Этот человек живет прош-шлым и погружен в свою личную трагедию. У него на войне погибли родители, на той же, что и мои, поэтому нам было о чем поговорить. Не скрою, я ш-шел по пути Сасори. Когда Третий приказал мне освоить техники Тенсей, у меня было искуш-шение оживить моих родителей или стать бессмертным самому. Я благодарен Сасори за то, что он окончательно отвратил меня от этой идеи. Он сош-шел с ума на проблемах достижения вечности: Акасуна научился делать из людей нетленные мумии и использовать их как марионеток в бою. Так вот, он мумифицировал тела отца и матери! У Кэна распахнулись глаза от ужаса. – Дальш-ш-ше – больш-ш-ше. У него там целая коллекция кукол, похожих на людей, и людей, превращенных в марионетки. То собрание, которое видел я, насчитывает несколько десятков уникальных экземпляров. Акасуна принес в жертву своей идее нормальную жизнь. То, что он пережил нельзя просто так забыть, но он намеренно не пытается начать жить снова. Его жизнь замерла на том моменте, когда он потерял близких, хотя у него остались в Суне престарелые родственники, но он их бросил. Этого я совсем не понимаю. Сасори свою боль лелеет, ею наслаждается, сохраняет в своей душ-ше, не давая ей выхода и не пытаясь пережить, потому что, если он откажется от своей боли, то вместо этого останется дыра, дыра пустого существования. Этого он боится даже больш-ше, чем смерти. А смертью он запуган чрезвычайно. Его детский страх, когда человек впервые сталкивается со смертью, и понимает, что когда-то тоже умрет, до сих пор не изжит в его сердце. Страх – дурной советчик в жизни. Любимый образ Сасори – этого кукла красивого юноши лет семнадцати, а то и младше. Он психологически застрял в этом возрасте. Когда я узнал о его судьбе, это остановило меня. Я понял, что стоит мне сделать хотя бы один шаг в направлении мыслей Сасори, и мы с ним на пару будем куклы строгать: он из дерева, а я из тел для Эдо Тенсей. А с ним я так и не смог поговорить на эту тему. Про Тенсей он знал, кстати, но думал, что я не хочу его учить из эгоистических соображений. Мы тогда очень крупно поссорились и расстались почти врагами. Последний член Акацки, про которого тебе надо знать, это – Зецу. В философском отнош-ш-шении он интереснее всех. – В философском? – переспросил Кэн. – Именно. Он был сотворен Лидером, а не рожден. То есть он – измыш-шление ума, которое имеет свою цель для главы организации. Это – гермафродит. Зецу состоит из двух тел: белого мужского и черного женского, сросш-шихся в районе спины. Каждое тело имеет свою голову и по две руки у каждого, а так же разные половые части. Но в отличие от обычного гермафродита женская часть может отделяться от мужской. Зецу полностью подтвердил мою теорию о том, что Лидер подбирал Акацки, видя в них персонификацию личного греха. И когда не оказалось никого, кто бы подходил в качестве аллегории сладострастия, то он сам сотворил что-то подобное. Мне всегда было интересно, каковы отношении между Лидером и Конан Хаюми, раз он специально создал человека, который бы олицетворял похоть, и тем самым отчуждил это чувство от своей душ-ши. Так вот, женская и мужская половина этого гермафродита любят друг друга страстно, неистово… Они видят смысл своего существования лиш-шь в удовлетворении друг друга. С этой точки зрения их существование сродни животному. Я однажды застал Зецу номер один с Зецу номер два, и с тех пор оно меня недолюбливало. Поэтому я не мог ничего узнать о его техниках, кроме того, что это существо используют ­для ш-шпионажа, но я не думаю, что это – его основная функция. Зецу подчиняется только Лидеру, а состоит из сжиженной чакры и чего-то еще. Я бы очень хотел получить хотя бы одно из его тел для исследований. Еще он как-то связан с древесными техниками. Зецу – абсолют похоти. Сладострастие стремится к удовольствию, равно как и к бесплодию, потому что боится последствий своего вожделения. Зецу – явление крайне неестественное, его сотворение – провал на биологическом уровне: этот андрогин бесплоден, он не может ни есть, ни выделять из себя ненужное, его нельзя отнести и к животным, потому что часть его тела составляют листья чего-то похожего на алоэ вера или венерину мухоловку, эти листья он использует как защиту. Он – падальщик-паразит, уничтожающий тела ш-шиноби, которых убили Акацки. Видимо, он перерабатывает их либо в питательный сок, либо сразу – в чистую чакру. Впервые увидев это существо, я заинтересовался рукописями­ про андрогинов. – На фотографии он похож на Сакона, – сказал Кэн. – Сакона я взял из этих соображений, но между ними разница: Сакон был рожден с внутренним близнецом, а Зецу – создан. Не сбивай. Лидер, когда создавал Зецу, хотел создать новое поколение людей, новых мужчину и женщину, то он проиграл, потому что вместо этого сотворил противоестественного мутанта, а вот, если он хотел возродить древнего гермафродита, то ему это удалось, и он в полной мере утвердил свою божественность. И даже улучш-ш-шил это существо, потому что существует предание, что части гермафродита любили друг друга, но их страсть была неудовлетворенной. В этом смысле, позволив Зецу разделяться, Лидер хотел показать, что он умнее тех, кто создавал древнего андрогина. А знаешь, что я еще узнал? Что для сотворения человека неестественным путем, из чакры и материальной субстанции нужно кое-что еще… Полноценное, действующее, самое сильное додзюцу… – Да ладно! – Кэн отступил на шаг. – Это же сказки для мальчишек из Академии. Такого не бывает! – Полноценный ринненган. Иначе творение не получится. И создание Зецу доказывает то, что у Лидера он есть. Это объясняет его амбиции, а так же объясняет, почему Итачи подчиняется Лидеру, – Оротимару захлопнул альбом. – А кем были вы в этой безумной компании? – поинтересовался молодой человек. – Завистью. Я объяснил Какудзу, зачем вступаю в организацию: я хочу соверш-шенствоваться, что хочу овладеть всеми техниками и геномами в мире, что меня злит и раззадоривает, когда я вижу технику, которую я не знаю, у другого ш-шиноби. А еще, что я хочу изучить ш-ш-шаринган. И я вошел в их круг: Сасори я устраивал, как человек, знающий технику бессмертия­, Какудзу видел во мне вполне подходящего безумца, а Лидер нашел во мне, наконец-то аллегорию зависти. На руку мне сыграло и то, что меня, действительно, интересовали запретные дзюцу, и то, что нас было двое преемников Сарутоби: его сын и лучший ученик, а пост Хокаге получил выскочка Минато. Ну, где справедливость? Ведь человека более преданного, чем я, у Хокаге не было. На любое, даже самое трудное дело я отзывался немедленно: «Да, лорд Хокаге!», «Да, Сарутоби-сенсей», «Да, мой лорд». Мне, действительно, стоило оскорбиться, если бы я хотел эту должность! Мне сейчас гораздо интереснее, кто у них на моем месте? – задумался Хеби. – Но, если эти люди олицетворяют пороки Лидера, от которых он таким странным образом избавляется, то… Оротимару кивнул. – Да, он подставит их при первой же возможности, – сказал Хеби.– Он будет губить их, навсегда оставляя свои человеческие слабости в прош-шлом. Кстати, с кем ты, действительно, хочеш-шь биться? – вопрошающе посмотрел на альбиноса Змеиный мудрец, всем своим видом показывая, что хитрость сотрудника АНБУ раскрыта. – Джонины «Корня» готовят же других киллеров. Если бы ты хотел убрать Итачи, то обратился бы к своим, и они бы тебя подготовили…к смерти. Потому что, если бы они могли выучить бойца лучш-ше Итачи, то этот изменник был бы уже мертв. Значит, тебе переш-ш-шел дорогу кто-то из тех владельцев ш-шарингана, кто остался в деревне. Что ты не поделил с Какаш-ш-ши-саном? Признаться в умысле против джонина нашей деревни своим ты не можешь, поэтому и пришел ко мне. Мне даже немного совестно, – тут Оротимару сделал кислую мину, – что я предаю Какаш-ш-ши на верную смерть! – Не ваше дело, – огрызнулся беловолосый. – Мое, – Змеевик заглянул в глаза Кэна. – Мне выгодна смерть любого из живущих обладателей шарингана, поэтому я тебя не выдам и буду учить. Не тешь себя мыслью, что я передаю тебе технику в наследство: этих учеников у меня полно, да и техники без тебя есть кому передать. Но я уже стар, и это показала моя битва с Итачи: справиться с ним я уже не могу. Я не буду пользоваться техниками, продлевающими жизнь за счет человеческих жертв, хотя знаю их. Больш-шинство учеников молоды и слишком неопытны, чтобы осуществить то, что хочу я. Ты со своей целью, которая мне еще не до конца ясна, но которая, возможно, хотя бы отчасти отвечает моим чаяниям – самый лучш-ший для меня вариант. Ты, если я не ош-шибаюсь, сам, для своей выгоды сделаеш-ш-шь то, что я уже не смогу из-за того, что меня теснят более молодые и даровитые, поэтому мы можем заключить взаимовыгодный договор. Только одной освобождающей техники мало, чтобы победить Учиха. Нужно уметь наносить быстрый удар, и он должен быть смертелен. Итачи и Какаш-ши не дают второго шанса. – Допустим, у меня есть техника быстрее той, что я вам показал. Но она секретна, – коротко ответил Кэн. – Тогда обменяем мой секрет освобождения от иллюзии на твою, сверхскоростную, как ты говоришь, технику. Только покажи свою полную мощь, я не хочу продеш-шевить свою тайну, – предложил Оротимару. – Хорошо. Вы не увидите моей атаки. Кэндзюцу: Камишини, – Кэн сложил несколько печатей. Чакра АНБУ резко возросла. «Интересно, он объединил свой меч с системой чакры?» – подумал саннин. – Буто, – Кэн приставил к груди тупой конец вакидзаси и держал меч обеими руками. В следующую секунду меч Кэна мгновенно увеличился­ на несколько метров, Оротимару инстинктивно дернулся в сторону, предчувствуя удар, и спустя доли секунды потерял обе руки. – Я же говорил, что вы не увидите, когда я нападу, – улыбнулся альбинос, а его вакидзаси принял прежнюю форму. – Твою атаку, действительно, нельзя почувствовать ни зрением, ни слухом, но мы, змеи, ориентируемся на колебания, поэтому я знал и скорость, и направление твоего удара, – отозвался Оротимару. – Тебе повезло, что мое тело, хотя и распознало удар, не успело на него среагировать. Твоей «секретной» техникой можно срубить джонина, но против элитных противников с анализирующими способностями глаз или звериным чутьем она может оказаться бесполезной. Но раз ты объединил свой меч с системой чакры, значит, твои способности будут расти, и я даже представить не могу, какова будет скорость твоего удара лет через пять, когда ты научиш-шься сопротивляться иллюзии. Поэтому обучая тебя, я учитываю те перспективы, которые сулит твое развитие. Теперь же приступим к самой тренировке. Суть в том, – объяснял Оротимару, – что генджицу воздействует на чакру. Это упражнение поможет остановить ток чакры в твоем теле, и чем соверш-шеннее ты исполниш-шь прием, тем меньш-ше генджицу будет на тебя влиять. В идеале ты теряеш-шь всю чакру ровно на одну секунду. Духовная энергия, предназначенная для генджицу, ищет твою чакру, но найти не может, поэтому возникает что-то вроде короткого замыкания. Порядок выполнения иллюзии сбивается, и она рассеивается. Однако в момент полной остановки чакры ты не можеш-шь защитить себя ни техниками, ни тайджицу, даже реакция твоя будет ослаблена, потому что ты сконцентрируеш-шься на дзюцу. Иначе говоря, если ты получиш-шь ранение, находясь в этой медитации, ты погибнеш-шь, поэтому, как только ты освободиш-шься от гипноза, ты должен будеш-шь быстро восстановить ток чакры и нанести удар, лучш-ше всего в следующее же мгновение, потому что враг, если не идиот, заметит твое освобождение в течение первых десяти секунд. Ты должен будеш-шь развить скорость удара даже большую, чем есть у тебя сейчас. А теперь переходим от теории к практике, – Оротимару сел в позу лотоса и сложил печать. – Техника сложна для выполнения. Это только в сказках можно дотронуться до меча заклинателя и таким образом снять иллюзию. В жизни совсем по-другому: ты потратиш-шь три, а то и пять лет, чтобы обучиться этому искусству в соверш-шенстве: сначала в позе лотоса, затем в состоянии покоя, а после ты будеш-шь готов применять эту технику в бою. Начнем с самого простого: представь, что твоя чакра вращается в обратном направлении, как она, доходя до запястья, прекращает свое течение, а дальш-ше – подави источник чакры. Кэн представил, как его наполненное чакрой тело постепенно теряет духовную энергию, немеет, он перестает его чувствовать, остатки чакры собираются в запястье и угасают там. Остается только источник чакры, сконцентрированный возле солнечного сплетения. Силы постепенно оставляют и этот центр духовной энергии, но он сопротивляется воле шиноби, находя все новые резервы. – Оротимару но генджицу! – произнес Хеби и проник в сознание АНБУ. – Какого хрена, Оротимару! – крикнул Кэн, когда увидел, что его со всех сторон окружают змеи, а драгоценный учитель появился в его духовном мире и с интересом наблюдает за происходящим. – Выкинеш-шь меня отсюда – поставлю зачет, – язвительным тоном произнес Оротимару. – Я же должен видеть, как проходит тренировка изнутри. Кстати, чего ты там завис? Туши этот узел чакры! Итачи бы тебя давно уже убил! И Какаш-ши тоже! Ну, представь,­ что пронзаеш-шь его катаной! Не мог сам догадаться? Разрежь его! Представь, что уничтожаеш­-шь собственную систему чакры! – давал Оротимару «ценные указания». Через несколько секунд в духовном мире Кэна появилась трещина, затем их становилось все больше, пока он вовсе не осыпался осколками. Змеи исчезли, а Оротимару выбросило из сознания сотрудника АНБУ. Кэн заученным движением сложил печать активации чакры и восстановил ее ток. – Ну, если бы ты был генином, которого я бы учил освобождаться от иллюзий, то я бы тебя даже похвалил, но вот Итачи… он за это время тебя бы убил раз восемь или девять. Я научил тебя этой технике с прицелом на будущее. Ты понял ее суть, а значит, через несколько лет сможеш-шь овладеть ею. И я бы не советовал тебе драться против человека с ш-ш-шаринганом без этого умения, – вынес свое решение Оротимару. *** (Конец флешбека) – Это все, что ты должен знать перед тем, как отключиться… – произнес Данзо. – Отключиться? – спросил альбинос. – Да, конечно. Я обещаю тебе трехдневную горячку. Но ты выдержишь, я тебя слишком хорошо знаю, – кивнул Данзо. Двое АНБУ держали Кэнхьяку за руки. Данзо приблизился к альбиносу, в руках Данзо был шприц. Один из сотрудников АНБУ-Нэ закатал рукав кимоно Хьяку. Кэн почувствовал, как в его плечо впрыснули инъекцию. – Печать! – воскликнул­ Данзо. Грудь Хьяку обожгло, он закричал от боли, в глазах помутнело, Данзо стал расплываться. АНБУ почему-то решил, что именно так должен был выглядеть тот лжешимура, которого видели усыпленные им несколько дней назад стражи. Он свалился на землю, стиснув зубы, вцепился в рукоять вакидзаси. Дыхание молодого человека было часто и сбивчиво. «Он даже после применения печати пытается мне отомстить за ту боль, которую я причинил ему этой техникой! Щенок!» – подумал глава «Корня». Через несколько секунд хватка ослабла, Кэн выронил вакидзаси, попытался встать, но джицу уже начало действовать. – Ты, наверное, уже горишь?! Неужели это так мучительно, что ты решил, что умрешь! Не умрешь, но изменишься! – сказал Данзо, глядя на своего сотрудника, охваченного спазмом. Кэнхьяку уже не разбирал слов, но узнал надменную интонацию. Он рванулся на голос Данзо и попытался схватить Шимуру за полу его одежды. – Жалко выглядишь,­ Мастер ста мечей! На носилки его! Отнести его в дом! – Данзо использовал шуншин и скрылся из вида. *** Три дня спустя Нездоровый румянец на щеках болезненно­бледного лица. Влажная повязка на голове успокаивает временами накатывающую мигрень. Кэн полураздет. После трех дней борьбы с печатью Данзо его тело высохло и исхудало. На груди татуировка в виде одного-единственного иероглифа:­ «Лин», напоминание о том, как опасно отрываться от «Корня». Второй раз запечатывания он может и не перенести. Второго раза вообще может не быть. Теперь чакра Лина «следит» за ним: у Данзо есть второй образец, и с помощью печати он отслеживает передвижения своего сотрудника. Именно поэтому сейчас он недвижно сидит на неубранной постели. А перед этим он три дня прометался на своем беспокойном ложе. Жар в груди все еще не проходит, хотя дышать стало легче. Он неуверенно ступает на пол, держась при ходьбе за стены. Отвыкшее от нагрузок и ослабленное болезнью тело ноет при каждом движении. Кэн разглядывает себя в зеркало: белые волосы, немного воспаленные, покрасневшие глаза, худоба как результат лихорадки, неловкость в жестах и действиях… Он отгоняет от себя воспоминания. Альбинос держится за щеку, как будто только что получил пощечину. Он больше не смотрит в зеркало, он пытается отвлечься. Есть не хотелось. Кэн налил себе немного вина. В дверь постучали. – Не заперто, – ответил Кэн. В комнату вошел шиноби в маске кота. – Неважно выглядишь, – сказал он. – Знаю, Нозоки. Зачем пришел? – утомленно проговорил беловолосый. – Срок лихорадки вышел, – ответил гость. – Хладный труп пришел забрать? – равнодушным тоном спросил Кэн. – Вообще-то я надеялся на лучшее! – произнес Нозоки, но в его голосе не было обиды. – Прости! – бросил Кэн и потянулся к чашке с саке. – За что тебя так, Кэн!? – недоуменным голосом задал вопрос друг. – Провалил миссию и не оправдал надежд Данзо-самы. Разочаровал его. Кстати, он дал мне новое имя, Хьяку, – был ответ. – За твое второе рождение, – Нозоки пристроился к кувшинчику и налил себе немного саке. Хьяку тоже пригубил вино. – С чем ты вино смешал! Как ты вообще пьешь эту бурду?! – возмущался Нозоки, для которого страшным грехом была даже сама мысль о том, чтобы таким варварским способом испортить благородный напиток. – От этой смеси мне легче становится. Я устал. *** Год резни в клане Учиха. (пятилетие­ Саске)(флешбек) – Кэн, познакомься, это – Энгецу. Она на твоем попечении, – Данзо показал на беловолосую девушку. Альбинос посмотрел на нее и улыбнулся из-под маски. – Скажите лучше – у вас в заключении, – перебила Энгецу. – Это неважно. Кэн, твоя задача будет охранять ее и всюду сопровождать, – объяснил Данзо. – Как будто вы мне дадите уйти, – сдавленно произнесла Энгецу. – И составить ей общество, разумеется. Не то, если общаться только с нашими неразговорчивыми хирургами, то можно сойти с ума от одиночества, – подмигнул Данзо. – Сейчас ее уведут и покажут покои, а ты получишь все необходимые инструкции об этом деле. Девушку вывели. – Это, что – больница для одного пациента? – спросил Кэн. – Конечно, нет, – надменно ответил Данзо и принялся рассказывать об устройстве новой лаборатории АНБУ. – Вам принадлежат только несколько комнат на этаже. Расписание составлено так, чтобы объекты исследований даже не подозревали о существовании друг друга. В комнатах и операционных звукоизоляция. Нам иногда, видишь ли, приходится идти на вивисекции. «Объекты» скооперироваться никак не могут. К каждому приставлен джонин-охранник. Охраннику разрешается и даже рекомендуется находиться с подопытными хоть двадцать четыре часа в сутки, если они ведут себя неспокойно. Мы убили на эти исследования десять лет и этические предрассудки не должны мешать нам довести его до конца. Для предотвращения побега сделано все необходимое: десять километров заповедного леса АНБУ оснащены камерами, его охраной занимается сто сотрудников «Корня». Так, что, если даже она тебя… обезвредит, – тут Данзо сделал паузу, так и не уточнив, в каком смысле он употребил последнее слово, – то мои люди всегда тебя подстрахуют. Хотя зачем ты тогда мне будешь нужен? – усмехнулся Шимура. Четыре дня она молчала. Кэн отводил ее в медицинское отделение и забирал через несколько часов. Приказ Данзо показался альбиносу немного странным: территория базы была переполнена спецназовцами, ему разрешалось следить за подопытной круглые сутки, но ограничителей чакры на руках у Энгецу не было. Что такого Данзо хочет увидеть в ее духовной энергии, если запрещает сдерживать. Он просматривал ее личное дело: его подопечная была родом из клана Ходзуки и в принципе не была опасна, главное, чтобы в ее руки не попало холодное оружие. Кэн начинал понимать, почему именно его поставили охранять заключенную. После работы в медицинском отделении ее приводили обратно в комнату, и Кэн снова принимал ее под охрану. Врач что-то лепетал про то, что она так долго не выдержит, и, чтобы часто не менять человеческий материал, который и так доставляется с большим трудом, то надо бы ее получше кормить что ли, и вообще «объект» должен вести здоровый образ жизни, иначе на все опыты «бревен» не напасешься! «Нашли к кому обратиться! Здоровый образ жизни! Ага, прямо завтра, как проснемся, будем вести ваш образ жизни! Особенно после ваших процедур, вернувшись с которых Энгецу несколько часов неподвижно смотрит в одну точку. При ходьбе она держится за стены, от любого резкого движения стискивает зубы… А, когда я снова отвожу ее в медицинский корпус, чувствую, что ее колотит дрожь. Она считает меня садистом, потому что я ее спрашиваю: «что там происходит?» Она думает, что я прекрасно информирован и у хирургов от охраны нет никаких тайн, поэтому вместо ответа она два раза промолчала, один раз коротко бросила сорванным голосом «Ничего там не происходит», а в последний раз дала пощечину», – размышлял Кэн. – Хорошо. Потребую для нее завтра вдвое больше продуктов, – отделывается от медика АНБУ дежурной фразой. – Не забудьте сообщить о нашем решении Данзо-саме, – заискивающе смотрит на охранника врач. – А это, кстати, на случай возможной горячки – жаропонижающее. – А вы ей, что, чужую ча… – А вот это уже не вашего ума дело, молодой человек! – гораздо жестче отвечает ирьенин, когда вопрос касается его миссии.