1.
«Не забывай свою фамилию, дочь. Не радуй своих врагов, а улыбайся, всем назло улыбайся»…- голос отца был, словно живой. Лидия вздрогнула и очнулась — она умудрилась задремать прямо в карете, в дороге, и тут же ее обступили видения. «Вы правы, papa, я — Шеффер, и останусь ею, что бы ни случилось. А Шефферы не кланяются невзгодам, наоборот, это нам все кланяются», — к Лидии постепенно возвращалось привычное самообладание, а вместе с ним — непроницаемая маска на красивом лице. «Только вот любовь за деньги оказалась горькой, papa», — с невольным вздохом добавила она. Воспоминания о пережитых днях никак не отпускали ее. Вот синеглазый искуситель отбрасывает кисти с красками и подходит к ней вплотную, в его улыбке для девушки сосредоточен весь мир. Страстные объятия, обжигающие поцелуи и то, за что теперь ей невыносимо стыдно… А ведь в тот момент казалось, что она наконец смогла по настоящему полюбить. За легковерность судьба всегда требует оплату сполна. «Никто и никогда не узнает, что со мною было в Париже, пусть это все там и останется. Вернуться я туда уже вряд ли смогу, и уж точно ни словом, ни делом, никогда и никому не дам понять о том, что там произошло, » — решила она для себя. Но она не могла знать, что Николя Дорошенко, напротив, «из лучших побуждений» посчитает нужным рассказать в письме своему нежинскому другу Алексею об университетских слухах, что «состоятельная мадмуазель Шеффер теперь живёт с местным альфонсом — художником, водит его по дорогим ресторациям, а он пишет с нее картины в неглиже и хвастается ими перед своими друзьями. Некоторые из таких картин мне довелось увидеть на местной выставке, организацию которой сама Шеффер же и оплачивала». …Алексей получил это письмо незадолго до своего отъезда в армию — вовсю разворачивалась русско-турецкая компания, и молодых офицеров последнего года обучения тоже отправляли на фронт. Каждое слово в письме ранило, и позабытая было боль остро отозвалась в сердце. Теперь ему стало понятно, почему почти за год от нее так и не было ни одного письма. «Как ты могла, Лидия?.. Как? Ты предала меня, предала все лучшее, что было в моих чувствах, предала свою честь»… Алексей прощался с Натали, ловя себя на том, что гонит из сердца совсем другой образ. Невольно напрашивался непростой для него вывод. Отныне в его жизни нет больше любимой Лидии. Осталась лишь мадмуазель Шеффер, владелица соседнего имения, «купчиха», для которой самое важное — деньги. Пусть так. По возвращении из-за границы Лидия уже не застанет молодого Косача в нежинском имении.2.
— Пощадиииите, пани!!! — этот голос, казалось, рвал барабанные перепонки, отдаваясь в каждой клеточке мозга. Худой и бледный молодой человек с жидкими слипшимися волосами и с трясущимися руками, все тело которого уже было в рубцах от хлыста Захара, казалось, мог вызывать лишь жалость, но только до того момента, пока во всей безобразности не открылась правда о его делах. Себастьян Карлович был сыном их старого управляющего, поэтому Шефферы, понимая, что рано или поздно придется искать Карлу замену, не видели ничего удивительного в том, что сын все чаще занимался делами поместья совместно с отцом. В последние месяцы в связи с болезнью отца он фактически вел все дела сам, ездить по делам старик уже не мог, ограничиваясь подписанием документов и денежными переводами для Лидии в Париж. На переводы деньги находились, а вот все остальное каким то необъяснимым образом приходило в упадок. Оборотные средства таяли, стало резко не хватать денег на покупку хороших семян, на своевременные расчеты с кредиторами. Внешне при этом все выглядело правильно и четко, но поступавшие от сделок деньги загадочным образом исчезали со счетов, словно растворяясь в воздухе. Лидии чуть ли не сразу с дороги пришлось засесть за отчеты, писавшиееся сначала Карлом Рихардовичем, а потом Себастьяном. По ним вроде как все сходилось… Запершись в рабочем кабинете отца и разрешив Захару беспокоить ее только в самых крайних случаях, она часами скрупулёзно сверяла каждую цифру. Новые поставщики, незнакомые раньше фамилии… Сто рублей Илья Фридман, триста, вот снова этот же Фридман. Стоп! Кажется, нашла… Все оказалось просто — часть денег, поступавших от сделок, «уходила» через подобных Фридманов, и дальше — за пределы нежинских и, скорее всего, российских банков. И со временем эта часть становилась все больше. Видимо, старый Карл Рихардович, силы которого все больше подтачивала болезнь, со временем совсем перестал контролировать работу сына. После смерти Карла Рихардовича все стало ещё легче. «Поехали в банк, » — коротко бросила Лидди Захару, забираясь в экипаж. Суммы, ушедшие со счетов за полгода, впечатляли — Лидии, ни в чем не отказывавшей себе в Париже, не под силу было бы израсходовать даже десятую часть. Панночка нервно закурила прямо на крыльце нежинского банка. Выпустив дым, посмотрела в глаза подошедшему к ней Захару: «Скажи мне, Захар, как поступают с ворами? С тем, кто без зазрения совести разворовывает, раз за разом обманывая доверившихся ему людей?» Немногословный Захар лишь кивнул на кнут в немаленьком кулаке: «Хотите — убью?» Хозяйка благодарно посмотрела на него: «Сам управлять имением сможешь? Никому больше не могу доверять…» «Смогу, коли Вы скажете», — был ответ. Себастьян отпирался недолго, а после содержательного разговора с Захаром отдал ему свою записную книжку с полными суммами средств, перешедших к нему в результате производившихся махинаций… «Все вернуууу… До копеееейки… Пощадите, паниии!» — Себастьян подписывал платежные бумаги, и из разбитого лица его прямо на белые листы капала алая кровь. «Врага уничтожают раз и навсегда. Недобитый затаившийся враг в разы страшнее врага явного». «Отец, скольких ошибок позволила бы мне избежать твоя мудрость» — Лидия изо всех сил пнула бывшего управляющего носком изящной французской туфельки. Ночи в холодной он не пережил.3
После того, как серьезные финансовые вопросы, так или иначе, уладились, а текущие дела можно было временно поручить Захару, Лидия решила выделить время для дружеских визитов. Первым делом она отправилась к подружке Натали Дорошенко. Скучавшая после приезда из Киева подруга была ей рада. — Лидди, душечка, как же я счастлива! Как ты хороша в этом наряде… Он оттуда? — Оставь, Натали, лучше расскажи, какие здесь новости? — Ну нет, это я хотела бы послушать новости из Парижа, у нас здесь все традиционно скучно. Наконец, уделив достаточное, по мнению Натали, время парижской моде и развлечениям, Лидия смогла узнать, что Алексей Косач две недели как уехал на войну вместе с другим их соседом, Григорием Червинским, в имении Косачей сейчас заправляет Софья Станиславовна, мать Алеши, а Николай Дорошенко, вернувшись из Парижа, практически сразу отправился в Киев к новому месту службы. — Знаешь, душечка, я никак не могу себя простить, что показала тогда тебе то письмо Косача, оно ведь было просто поздравительным, Алексея просил об этом Николай. — Пустое, Натали, я все понимаю. Получила твое письмо через Николя. Но… если он ещё тебе напишет — расскажешь? — тонко улыбнулась Лидия. — Непременно, — пообещала Натали, а про себя вздохнула — все-таки хорошо, что Лидди не знает о других письмах Косача, которые были написаны для нее, Натали, уже без всяких просьб со стороны Николя. Когда-нибудь, возможно, у Натальи хватит смелости о них рассказать подруге. От проницательной Лидии, тем не менее, не укрылась перемена в ее настроении. — Что такое, Натали, я ещё чего-то не знаю? — Нууу… В любом случае, Лидди, кто и что бы тебе не говорил — я не люблю Алексея, ни капельки. — А… он? — невольно сорвалось с губ Лидии. — Ну ты же знаешь Алёшу, он такой романтичный, увлекающийся. И что в его голову может придти — никому не известно… — Натали, ты никогда не умела врать. Вы встречаетесь с Алексеем? — Да нет же! Просто он себе внушил, что влюблен в меня, хотя я не совершенно давала повода. Успокойся, Лидди, у нас ничего нет и быть не может… Поболтав ещё с полчаса с подружкой Натали, Лидия засобиралась домой. Уже на выходе из дома Дорошенко она увидела, как что к крыльцу подъехал ещё один экипаж, и из него вышла средних лет женщина с измождённым лицом. — Софья Станиславовна Косач пожаловали, — послышался голос дворецкого. — Интересно, зачем она приехала? Надо будет это разузнать.***
Большой тайны бедственное финансовое положение семейства Косач не составляло — уже на следующий день Лидия знала, что в округе не осталось никого из соседей, перед которыми у Косачей не было бы долговых расписок, а само имение уже с полгода как было заложено банку. — Да, похоже, хозяйственными вопросами никто у них всерьез не занимался… Уникальная безалаберность. Как можно, имея столько земли и неплохой урожай, дойти до такого положения дел? Они что же, совсем не контролируют своих управляющих? — удивилась про себя Лидия. На следующий день ее экипаж уже стоял возле имения Косачей. — Я предлагаю Вам свою помощь, Софья Станиславовна. Всегда знала вашего сына Алексея только с лучшей стороны, он честен и благороден, как никто. Но я не понаслышке знаю, какими ворами могут быть управляющие. Чтобы разрешить Ваши проблемы — о какой сумме денег идёт речь? Софья Станиславовна не верила своим ушам: — Вас нам сам Боженька послал, Лидия Ивановна, — растрогалась незадачливая помещица. — Если я не найду средств на текущие выплаты — быть нам с семьёй в долговой яме. Как умер Федор Васильевич — все пошло наперекосяк… — Знаете, Софья Станиславовна, мне кажется, без толкового управляющего Вам не обойтись. Я постараюсь найти для Вас подходящую кандидатуру. И не спорьте — жалование он будет получать у меня, и отчёты о делах предоставлять мне. Думаю, есть шанс у Вас все наладить, — Лидия покровительственно улыбалась. Как ни странно, беседуя с этой женщиной много старше себя, именно она чувствовала себя гораздо более опытной. «Если я хотя бы так смогу тебе помочь… Алеша, милый, это самое малое, что я могу сделать, чтобы искупить свою вину перед тобою». — Расскажите мне, пожалуйста, пишет ли Алеша? Как он там? Софья только вздохнула — писем от сына пока не было. «Пока человек живёт — он надеется на лучшее, — наконец произнесла она. И эти надежды часто бывают не напрасны. Алексей вернётся, я знаю». Этой же надеждой жила и Лидия.4
На своё восемнадцатилетие Лидия давала пышный бал, собравший всю нежинскую знать. Разумеется, не обошлось и без семейства Дорошенко. Вот её приглашает на танец приехавший по такому поводу из Киева Николай. С вежливо — отстраненной полуулыбкой Лидия соглашается. — Не могу не отметить Вашей оперативности в передаче почты, — не смогла она сдержаться, когда они кружились по залу. — Но, все равно, спасибо. — Всегда к Вашим услугам, Лидия Ивановна, — парировал Николай. — Право, у каждого из нас в Париже было достаточно своих дел. Разных, о которых другим лучше ничего не знать, не так ли, любезная Лидия Ивановна? Что с Вами? Вы так побледнели… — Здесь душно, выйдем. Едва они оба оказались на улице, как Николай схватил и крепко прижал к себе девушку. — Пустите! Но тот только сжал ее ещё сильнее, прижался губами к её губам. — Да пустите же меня! — за ее словами последовала звонкая пощёчина. — Что же, я недостаточно хорош для Вас, Лидия Ивановна? Зачем Вам этот нищий Косач? — Не Вам судить… — Зря Вы так, дорогая, я, к примеру, не был бы так щепетилен. Вы ведь понимаете, как для него важна честь? — О чем Вы? Наслаждаясь ее растерянностью, Николя провел пальцами по лицу Лидии, задержался на ее губах. — Вы великолепны, мадмуазель Лидия, просто само совершенство, никакого сравнения с портретами. Я бы тоже хотел написать этот прекрасный профиль… У Лидии перехватило от возмущения дыхание. — Но, увы, я не французский художник, которому было всё позволено. В этот раз пощёчина уже напоминала оплеуху. — Вы — негодяй! — Лидии, наконец, удалось вырваться из его рук. — Как думаете, как отреагирует честный и благородный Косач на вольное поведение своей возлюбленной вдали от него? А ведь мы могли бы договориться… Какова цена Вашей чести, мадмуазель Шеффер?.. — его слова звенели в ушах, отдаваясь там набатом. — Мне не о чем с Вами разговаривать! — Лидия стремглав рванулась обратно в зал, к гостям. Сардонический смех Николая преследовал ее. Красивый праздник был безнадежно испорчен, теперь ее уже ничто на нем не радовало. Только сила воли позволила имениннице вести себя как ни в чем ни бывало до самого его окончания.***
Теперь Алеша все узнает… Лидия почему то была в этом уверена. Даже если сейчас у Николая не было возможности рассказать все Алексею, это лишь вопрос времени, молчать он точно не станет. «Что я ему такого сделала?» — спрашивала себя Лидия, но ответа найти не могла. Казалось бы, знакомы с детства, сколько раз все вместе веселились в доме Дорошенко. «Неисповедимы пути Господни… Это наказание за мою легковерность. А за ошибки жизнь требует оплату сполна. И ее цену придется заплатить». Николя предлагал договориться? Что ж, она попробует… — Мадмуазель Шеффер, надо же, какой приятный сюрприз, — Николя в приветствии целовал руку Лидии, а в карих глазах его таилось ехидство. — Я почему то был уверен, что Вы придёте. — Я не буду делать вид, что мне приятно наше общение. Я приехала задать Вам один вопрос — сколько стоит Ваше молчание? — Надо же, какой деловой подход. Сразу видно, что Вы — дочь своего отца… Но обижаете, Лидия Ивановна, как Вы могли подумать, что я смогу брать с прекрасной дамы деньги? Не волнуйтесь, Вы не потратитесь, — его взгляд стал масляным, он будто бы ощупывал ее тело. — Просто разрешите мне иногда навещать Вас… Будьте со мной поласковее, ведь Вам это ничего не стоит, не так ли? — он обнял руками ее плечи, приподнял ее голову за подбородок, заглядывая в глаза. — Не прикасайтесь ко мне, я скорее убью Вас! — Лидия отстранилась. — Какой ты можешь быть! Яростной… Прекрасная королева в гневе. Но такая ты мне ещё больше нравишься, — его внезапный переход на ты и интимный шёпот ещё больше разъярили девушку. — Но вот Вы мне никогда не нравились. Моя судьба — это Алексей. — Алексей, Алексей, снова Алексей… — Николя в ярости сжал кулаки. — Почему всегда он был первым, во всем?!!! — Он честен и благороден, а Вы — просто мразь, — Лидия посмотрела в глаза молодому человеку, во взгляде ее сверкнула молния. — Тем неприятнее будет ему узнать о Ваших парижских приключениях. — Да кто Вы такой, чтобы меня осуждать? Образец добродетели? — Я… — взгляд Никола мгновенно стал серьезным, из голоса разом пропал сарказм. — Я — всего лишь тот, кто способен Вас любить. По настоящему. Бредить Вами каждую ночь… Только Вы все равно этого никогда не увидите и не оцените. И мне все равно, что у Вас до этого кто-то был. Хотите брака — извольте, мы хоть сегодня объявим о помолвке. — Не хочу… Видеть Вас больше не желаю, никогда, Вы мне противны, — слова с хрипом вырывались из ее горла. — Тогда не обессудьте, любезная Лидия Ивановна, — Николай снова сумел взять себя в руки, теперь в голосе его слышалась насмешка. — Считайте, что мы с Вами не договорились. — По миру пущу. Клянусь, все сделаю, чтобы Вы пожалели о своем рождении на свет. — И Вам всего наилучшего, Лидия Ивановна… Стремглав вылетев из комнаты Николя, взвинченная Лидия не заметила, что по ту сторону двери замерла ее подруга Наталья.5
Как такое может быть?! Два самых близких для нее человека — враги? Или… не враги? Разум Натальи отказывался понимать происходящее. Ее всегда сдержанная подруга только что буквально пролетела мимо, с невидящим взглядом и перекошенным от ярости лицом. Наталья робко заглянула в комнату. Николя сидел на стуле согнувшись, и казался глубоким стариком. Из него как будто бы выпустили весь воздух — невольно подумалось Натали. — Что-то случилось, братец? — сочувствительно спросила она. — Да так, мелочи, сестрица. Случилась жизнь, — он улыбался, но вздох его был печальным. — Это как то связано с Лидди? Мне кажется, я ее только что видела. Странно, что она сюда приехала и не заглянула ко мне. — Да так, не сошлись с ней в одном… деловом предложении, — усмехнулся Николай. — А вообще, не стоит совать свой красивый маленький нос во взрослые невеселые дела, сестрёнка. — Ну вот, как всегда — меня считают глупым ребенком, — невольно вздохнула Натали. Услышать из-за двери ей удалось немного, но и этого хватило для размышлений.***
В душе Николя поднималась буря. Да как она посмела так разговаривать с ним! Сколько ненависти было в этих голубых глазах, тех, за которые ничего не жалко отдать. Он не помнил, чтобы Лидия хоть когда нибудь плакала, даже когда была ещё маленькой девочкой, и он нарочно задирал ее. Сколько времени он пытался позабыть о ней! И порой ему казалось, что забывал, но только до того момента, как доводилось снова ее встретить, увидеть этот всегда холодный, надменный взгляд. Сегодня он наконец нашел в себе силы признаться ей в своих чувствах, предложил ей все, что только мог предложить, и все ради чего? Чтобы снова натолкнуться на ее ледяной презрительный взгляд, услышать это «Вы мне противны»… Но он заставит ее смотреть на него по другому! Он представил себе иной взгляд Лидии — умоляющий о пощаде, жалкий. Его, Николя, умоляющий. А он уже решит, пощадить ее, или нет. Вот его руки смыкаются на ее нежной белой шее, там, где пульсирует синяя жилка, сжимаются до боли, до кровоподтёков. От этого нарисованного фантазией зрелища унижения столь желанной и одновременно ненавистной теперь женщины его немного отпустило. «Я найду способ заставить тебя умолять меня о пощаде. Из Киева это будет сделать даже проще. Говорят, пани Шеффер плохо обращается со своими холопами. Даже вроде как ходили слухи о загадочной смерти ее управляющего, сразу после её возвращения из Франции. Что ж, он, Николя, сумеет настоять на расследовании этого инцидента. Если для этого придется побыть защитником «сирых и униженных» — значит, так тому и быть…6
Через две недели Лидии Шеффер был вручён курьером срочный пакет из Киева о необходимости явки в тамошний отдел полиции «для дачи показаний по делу о гибели вольнонаемного господина Грумберта С.К.». — Странное дело… Вроде как в Нежине все было давно улажено, я ведь ездила тогда к начальнику полиции, — поделилась она своими мыслями с Захаром. — Похоже, кто-то в Киеве был очень заинтересован дать этому делу ход. — И я даже знаю, кто. Но ехать придется. — Я с Вами, пани. Полуторачасовой разговор с урядником буквально вынул из нее всю душу. Она вновь и вновь в подробностях рассказывала о хищениях крупных денежных сумм, совершенных Себастьяном Карловичем, о том, как выявила их и собиралась уволить нечистого на руку управляющего. «Все деньги он мне вернул, претензий к нему больше не было. Я его не убивала, я бы так не смогла». «Она никого не убивала, это сделал я, — Захар без стука вошёл в допросную, и его слова прозвучали громом среди ясного неба. — Я узнал о хищениях, он стал мне угрожать, а когда я рассказал все вернувшейся из-за границы пани Шеффер, была драка, и я… немного не рассчитал силу» — при взгляде на его внушительную фигуру сомневаться в этом не приходилось. «Себастьян Карлович Грумберт, худощавого телосложения, рост 1,60» — невольно бросилось в глаза уряднику сухая протокольная запись. После внесения внушительной суммы залога Захар был отпущен под поручительство пани Лидии Ивановны Шеффер, и вскоре карета Шефферов уже выезжала из Киева в направлении имения. — Зачем ты взял это на себя, Захар? — в голосе Лидии сквозило сочувствие. — Я не дам Вас в обиду, пани Лидия. Я лишь сделал то, что был должен. Слезы искренней благодарности подступили к глазам Лидии, и она поспешила отвернуться, чтобы не быть замеченной в своей слабости. — Не плачьте, пани. Меньше всего я бы хотел, чтобы Вы плакали, — с неожиданной для него нежностью Захар коснулся своей огромной ладонью щеки девушки. И она не убрала эту руку. — Я очень благодарна тебе, мой друг.***
«Все напрасно! Столько усилий было приложено им для назначения нового расследования по факту смерти этого Грумберта, и что в результате?.. Это чертов новый управляющий Шефферов, превышение им пределов необходимой обороны… Штраф в доход государства». Лидия Ивановна ещё и сама посчитала нужным выступить в суде в защиту своего работника, характеризуя его только с лучшей стороны. Ее заступничество сыграло свою роль. Наверняка, нечасто так поступают знатные дамы, чтобы защитить своих бывших крепостных. И кто после этого, глядя на ее ангельское лицо, будет верить байкам о ее жестоком с кем-то обращении? В итоге он только сыграл ей на руку. «Да, приходится признать, эта карта мною отыграна», — вздохнул Николай Дорошенко. Сегодня его ничего не радовало, даже объятия его новой пассии Елены, волею судьбы бывшей замужем за его непосредственным начальником — вице-губернатором Киева.7
«Нет, с Александром Васильевичем Дорошенко мне пока на равных не тягаться, растопчет и не заметит», — с сожалением вздохнула Лидия, перелистывая перечень сделок, совершенных Дорошенко в гильдии за последний год. Цифры на контрактах впечатляли, но какой то явной подоплёки не просматривалось. «Или она очень хорошо спрятана», — поморщилась Лидия. Сколько денег пришлось потратить, чтобы получить к ним доступ, и толку! «Только из уважения к Вашему батюшке, Лидия Ивановна»… Но она должна, просто обязана отомстить, найти способ и ударить побольнее. Если до истории с Грумбертом она ещё не решалась на активные действия, то теперь сомнений больше не осталось. Пусть будет око за око, зуб за зуб. Принцип стар как мир, но что в этом мире с тех пор изменилось? «Нет, здесь придется действовать по другому. Если Николя — значит, Николя. Он в последнее время высоко взлетел, целый адъютант вице-губернатора. Но падать с высоты обычно больнее. Стоит проверить, так уж ли кристально чиста его репутация, как он хочет это показать?»***
— Натали, душечка, можно ли задать тебе нескромный вопрос? Только пусть это останется между нами, — как бы между делом обронила Лидия в разговоре с подругой. — Да, конечно, — Натали вся внутренне напряглась, в ее памяти ещё жива была случайно подслушанная сцена между ее подругой и братом. — Это касается Николя, — подтвердила ее догадки Лидия. — Скажи мне — у него сейчас есть кто-нибудь? «Нет, между ними точно что-то есть, что это, если не ревность?» — Натали все больше убеждалась в своей правоте. — Я ничего об этом не знаю, он не делится со мной своей личной жизнью. Насколько могу догадываться, он не раз кем-то увлекался, но чтобы это было серьезно — нет.» Разумеется, встречной откровенности подружка Натали от Лидии не дождалась.***
Спустя через несколько дней Лидия вела переговоры с невзрачным человеком из детективного агентства, которого привез к ней из Киева Захар. — Мне нужно знать все о человеке по имени Николай Александрович Дорошенко, он адъютант нынешнего вице-губернатора. Где он бывает, с кем встречается, в особенности — с кем встречается, — подчеркнула голосом Лидия. — Да, но — следить за домом самого вице-губернатора… Это потребует дополнительных затрат. Лидия бросила на стол пачку ассигнаций. — О затратах не беспокойтесь, о них буду беспокоиться я. Ваше дело — это результат. Отчёты направляйте мне почтой, если будет срочность — курьером. Человечек кивнул, поклонился и вышел.***
Новости не заставили себя ждать. Спустя две недели тот же человек из агентства докладывался Лидии. Слежка за Дорошенко-младшим изначально ничего подозрительного не выявила. Обычная жизнь в губернской столице молодого человека, обремененного отцовскими деньгами. Но через несколько дней удалось понаблюдать, как он ехал в какой то дом, в противоположной стороне города от дома вице-губернатора, а следом туда же подъехала некая женщина. — Ничего удивительного в ситуации с молодым и холостым мужчиной, — прокомментировал человек, — но вот экипаж, в котором она приезжала… Это был экипаж самого вице-губернатора. Нам удалось выяснить, что эта женщина — его жена. Они встречаются пару раз в неделю, вот по этому адресу, — он протянул Лидии лист бумаги с адресом. Голубые глаза Лидии вспыхнули холодным огнём мести. «Вот, именно такой информации мне и не хватало! Посмотрим, что Вы теперь скажете, пан Дорошенко»… Вслух же она лишь сдержанно поблагодарила детектива, щедро оплачивая проделанную им работу.***
Через пару дней на рабочий стол пожилого киевского вице-губернатора легло анонимное письмо, в котором рассказывалось о встречах его тридцатилетней жены Елены и молодого адъютанта Дорошенко Николая, с указанием адреса, по которому эти встречи происходили. «Эти люди втаптывают в грязь Ваше честное имя, и делают это без зазрения совести практически на Ваших глазах», — этими словами заканчивалось короткое письмо. Вице-губернатор почувствовал, как все поплыло у него перед глазами. В тот вечер его увезли в киевскую больницу с сердечным приступом. …Лидия с нетерпением ждала новостей из дома Дорошенко. Каких угодно — начиная от позорного изгнания потерявшего берега гуляки из дома высокопоставленного чиновника, и заканчивая дуэлью. Но неделя проходила за неделей, а новостей все не было, хотя Лидия регулярно навещала Натали, осторожно ее выспрашивая и, тем самым, ещё больше убеждая ту в своих подозрениях о тайной связи подруги с ее братом. Даже вопрос о письмах от Алексея Косача не звучал теперь из ее уст так часто. Откуда импульсивной красавице было знать, что столь ожидаемый ею разговор с молодым любовником жены будет отложен обманутым мужем на неопределенный срок, и состоится только через несколько лет? Но факт остаётся фактом — чиновник вернулся на своё рабочее место, а Николя оставался при нем адьютантом. Возмущение Лидии о впустую потраченных усилиях было практически таким же, как перед этим у Николая. Странная складывалась ситуация — он не знал о направленных против него действиях Лидии, она якобы не знала о причастности к ее неприятностям Николя, но во всем уезде теперь не было более непримиримых врагов.8
Черные мысли не отпускали Лидию. Третий месяц не было новостей от Косача, с того самого момента, как он уехал, он так и не писал даже Софье Станиславовне, с которой у Лидии сложились достаточно доверительные отношения — мать Алеши смотрела на молодую девушку как на спасительницу их семьи из долговой ямы, каковой Лидия, без преувеличения, и являлась. Раз за разом приезжала Софья к Лидии за деньгами, и их беседы становились похожими на разговор двух подруг, насколько вообще возможна была дружба между женщинами столь разного возраста. При этом ведущая роль в их отношениях, несомненно, принадлежала Лидии — если в беседе затрагивались дела, она не могла не удивляться крайней недальновидности своей собеседницы, которая, казалось, не хотела видеть дальше своего носа, не говоря уже о том, чтобы просчитать все на несколько шагов вперед. Теперь Лидди отчётливо понимала, почему дела у Косачей после смерти Федора Васильевича пришли в такой упадок. Кроме того, в доме Косачей недавно появился новый управляющий — Тарас, нанятый Лидией, исполнительный и понятливый малый, в задачи которого входило не только ведение хозяйства Косачей, но и согласование всех своих действий собственно с Лидией. Она сама платила ему немаленькое по местным меркам жалование, и то, что он должен быть докладывать обо всех интересующих ее фактах, происходящих в поместье Косач, подразумевалось само собой. Но новости все запаздывали. — Жив ли он? Алешенька, милый, неужели нам не судьба больше увидеться? Неужели я так и не попрошу у тебя прощения? — рыдала Лидия по ночам в подушку. Иногда он приходил в её сны. Красивый, подтянутый, в своей офицерской форме. — Я все знаю о тебе, я разочарован, нам никогда не быть вместе. Теперь я люблю только Натали Дорошенко, — звучал его голос, и Лидия в который раз вздрагивала и просыпалась в слезах. — Алешенька, милый, пусть так, и нам не быть вместе, только живи… Я буду молиться за тебя. Давно минуло лето, но поехать снова в Париж для продолжения учёбы она себя заставить так и не смогла… — Я нужнее здесь, я должна дождаться Алексея. Да и дела никому не доверишь. Захар, конечно, прекрасный исполнитель, но не более. При этом, Лидия прекрасно понимала, что в делах она сильно продвинулась именно благодаря полученным в университете знаниям, недаром она столько времени посвятила изучению французской цивилистики. Теперь каждый контракт перед его подписанием вычитывался ею со всей скрупулёзностью, замечались все замаскированные контрагентами неприятные «сюрпризы». Именно в ответ на свой категорический отказ подписать контракт, полный «подводных камней», она впервые услышала в гильдии в свой адрес от купца много старше себя это прозвище — «дьявол в юбке». И непонятно, чего в этих словах было больше — досады, или уважения. Как бы там ни было, ее рациональность в делах очень неплохо работала, деловая хватка с опытом ещё больше крепла, и финансовые состояние Шеффер со временем только улучшалось.***
Долгожданные новости об Алексее появились только через месяц — в уезд вернулся с фронта раненый Семён Кадошников, офицер, служивший вместе с Косачем. Не долго думая, Лидия отправилась с визитом к Кадошниковым. Семён сидел на крыльце имения вместе со своей матерью, Алевтиной Федоровной, одна его рука была на перевязи. Лидия поздоровались с обоими. — И Вам доброго дня, Лидия Ивановна. — Вам, наверное, сейчас пока не до визитов, Вы ведь ранены, — Лидия сочувствительно кивнула на перевязанную руку Семёна. — Так, пустяки, ради разговора с прекрасной дамой стоило получить такую царапину, — ответил комплиментом Семён. Лидия не могла не улыбнуться. — Все могло быть для меня гораздо хуже, если бы не Алексей Косач, вот кто настоящий герой. Он вытащил меня, раненого и без сознания, с поля боя. Там было действительно жарко. Благодаря ему я остался жив. Улыбка Лидии теперь была по настоящему искренней. — Я думаю, он будет удостоин награды. — Скажите, Семён Аркадьевич, почему оттуда не приходят письма? Может быть, Алексей что-то передавал на словах? Как он сам, не ранен? — Что Вы, Лидия Ивановна, там такое творится, не для женских ушей. Вряд ли стоит ожидать нормальной работы полевой почты в тех адских условиях. Но Алексей здоров, он как будто заговоренный. — Пожалуй, что-то я Вам могу сказать. Маменька, я могу Вас попросить принести для нашей гостьи чаю? Дождавшись, когда дверь за матерью закроется, Семён произнес. — Не знаю, наверное, я не имею права так поступать, но из симпатии к Вам… Алексей много раз в разговорах рассказывал, что он любит Натали Дорошенко, что не мыслит себя без нее, но… Ночью, во сне, он повторяет другое имя. Ваше имя, Лидия Ивановна. Слезы комом подступили к горлу Лидии. — Спасибо, Семён Аркадьевич, Вы дали мне больше, чем информацию. Возможно, Вы дали мне смысл в этой жизни. — Ради того, чтобы его ТАК ждали — стоит вернуться с войны героем. — Семён болезненно поморщился — рана на руке давала о себе знать. — Что ж, благодарю Вас искренне, и простите ещё раз за беспокойство, всенепременно быстрее выздоравливайте. Поверьте, совсем скоро мы будем вальсировать на балу в честь окончания этой войны. Лидия поднялась, чтобы уйти, и Семён галантно поцеловал ей на прощание руку. — Сильно не обольщайся, друг Семён, эта особа легко предпочтет тебе семидесятитрехлетнего миллионщика Шпильмана, — послышался насмешливый мужской голос. Лидия резко обернулась. В дверях стоял… Николя Дорошенко. — Вашего благородного воспитания не хватило даже на то, чтобы постучать и поздороваться? — в голосе ее слышался ответный сарказм. — Да, пожалуй, Вашему обществу я действительно предпочту упомянутого Вами и очень уважаемого мною купца Шпильмана. А теперь дайте мне пройти, — пренебрежение чувствовалось во всем — в ее полуулыбке, в гордой осанке. Семён с удивлением смотрел вслед удалившейся Лидии: — Что это было? Что между вами произошло? — Да так, небольшие разногласия. Но я действительно забыл поздороваться, я очень рад тебя видеть, друг Семён!***
Лидия облегчённо вздохнула, садясь верхом на свою лошадь. Алексей жив, воюет, как герой, не ранен и он… думает о ней. После таких новостей даже перепалка с Николя не могла испортить настроение. «Надо будет заехать к Софье Станиславовне, пусть тоже порадуется» — решила она.9
Возвращаясь из имения Косачей, Лидия пришпорила лошадь. Она любила быструю езду, наслаждаясь скоростью и свистом ветра в ушах. Но вот на горизонте она увидела пока далёкого всадника, вот он все быстрее приближается… — Черт побери, вокруг столько дорог, а нам с младшим паном Дорошенко обязательно надо ездить по одной, — выругалась про себя Лидия и ещё сильнее подстегнула лошадь. Николя издалека узнал летящую ему навстречу всадницу. «Вот сумасшедшая фурия», — судя по скорости, с какой она неслась сейчас прямо на него, на узкой дороге они могли и не разминуться. На всякий случай он спешился. -Эй, пани Шеффер, это не самый надёжный способ самоубиться, могу подсказать получше! — только и успел насмешливо крикнуть он. Разъяренная девушка ещё сильнее хлестнула бедную лошадь, и та от боли на полном ходу взвилась на дыбы, сбрасывая с себя рисковую всадницу. Кто знает, чем могло закончиться для нее это падение, не окажись рядом бросившегося к ней Николя. Но полностью удара избежать не удалось, и они оба покатились по земле. Когда Николай открыл глаза, ему пришлось протереть их — прямо на нем лежала… потерявшая сознание Лидия. Его мечта была теперь как никогда близко, его руки обнимали ее. — Лидия, моя милая девочка, маленькая Лидди, — мужчина осторожно коснулся ее рукой, убирая с бледного лица выбившуюся прядь черных как смоль волос. На пальцах его осталась кровь. — Бог мой, что же ты сделала с собой, моя хорошая? Не в силах больше сдерживать себя, он приник губами к ее таким желанным губам. — Алеша, — застонала девушка. Николая передёрнуло. «Ну вот, и снова, даже сейчас — Алеша»… — Лидия Ивановна, Вы в порядке? — он легонько приподнял ее голову. — Мне, конечно, так с Вами тоже очень нравится, но, может, все-таки сменим позу? — к Николя постепенно возвращался его привычный в разговоре с Лидией сарказм. — Ни…колай Александрович? — шокировано произнесла очнувшаяся девушка. Голова ее кружилась, она с трудом понимала, кто она и где находится. — Он самый. Слава богу, Вы пришли в себя. Когда в следующий раз будете пытаться самоубиться, лучше делайте это в одиночку. — А я Вас, в общем то, не просила участвовать. — Да всего лишь свалились на мою голову. Слава богу, без лошади сверху. Тут только Лидия осознала, что их милая беседа проходит, лёжа в дорожной пыли, и она при этом лежит на молодом человеке. Рывком она попыталась подняться, и тут же со стоном осела на землю, держась за голову, сразу отозвавшуюся резкой болью. — Нет, Лидия Ивановна, Вам явно пока не стоит делать резких движений. Раз уж без удара по голове при падении не обошлось. Дайте мне взглянуть, — Николай притянул к себе голову Лидии, внимательно оглядывая небольшую ссадину на виске. Кровь уже не шла. — Болит? Девушка отрицательно помотала головой, жаловаться на своё самочувствие Николаю ей хотелось меньше всего. — С виду вроде как ничего страшного. Давайте Вашу руку. Он осторожно помог ей подняться, отряхнуть одежду от дорожной пыли. — Как хотите, но я провожу Вас в Ваше имение — должен же я убедиться, что по дороге в Вашу красивую голову после этого удара не придут идеи о новых подобных экспериментах… — А Вам… не все ли равно, Николай Александрович? — Вы же знаете, что нет, — по его голосу теперь сложно было понять, где заканчиваются насмешки и начинается серьезный разговор. — Такая красота не должна валяться в дорожной пыли. Он подсадил ее на своего коня, сам уселся сзади и, невзирая на слабое сопротивление, крепко обхватил ее рукой за талию. — Сидите смирно, не хватало ещё раз вместе с Вами упасть. Лидия понимала, что тот, кого она с уверенностью записала во враги, только что спас ее, и уже не могла его ненавидеть… Только вот как теперь реагировать на его едкие реплики? Николай же чувствовал трепет невольно прижавшегося к нему тела Лидии, и, взволнованному от ее близости, ему вдруг совершенно расхотелось привычно острословить. Пусть бы только эта дорога длилась вечно, вот так, держа в объятиях ту единственную, которая была ему нужна. — Все же я Вам очень благодарна, Николай Александрович, — нашла в себе силы сказать Лидия, когда она наконец спустилась на землю во дворе имения Шеффер. — Да, пустяки, вот разве что истребую с Вас стоимость испорченного Вами нового костюма. Вы ведь привыкли все оценивать в деньгах, не так ли, мадмуазель Шеффер? Лидия вспыхнула и, не сдержавшись, схватила молодого человека за руку, увлекая его за собой в дом. В гостиной она распахнула дверцу шкафа, где находился сейф, не глядя, вытащила оттуда немаленькую стопку ассигнаций. — Сколько? — Больше, чем Вы думаете… Намного больше, — его руки перехватили и отвели в сторону ее руки, державшие деньги, а жаркие губы приникли к ее губам… Купюры веером посыпались на пол из ослабевших вдруг рук Лидии, но никто этого уже не замечал. — Простите, Лидия Ивановна, виноват, не повторится, — скороговоркой проговорил Николя, как только смог хоть что-то сказать. Вся его бравурная смелость внезапно куда-то исчезла. — Я Вам все-таки настоятельно рекомендую пригласить Вашего доктора… Когда дверь за ним хлопнула, Лидия некоторое время ещё оставалась стоять неподвижно, словно изваяние. Лишь спустя время она опустилась на пол, чтобы собрать только сейчас ею замеченные рассыпанные по всему ковру деньги.10
«Кто ты, Николай Дорошенко? Ненавистный враг, которому столько времени хотелось сделать побольнее, просто волею судьбы не прошедший мимо, когда ей понадобилась помощь? Но ведь он первым ранее хотел ее уничтожить, а тут почему-то повел себя благородно. Или все же друг? Или…?» Она вновь ощутила на своих губах тот страстный поцелуй, и как будто заново осознала те слова, которые считала сказанными им раньше в запале: «Я — всего лишь тот, кто способен Вас любить. По настоящему. Бредить Вами каждую ночь. Только Вы все равно этого никогда не увидите и не оцените»… Да, теперь она это видела ясно, как никогда. Как же, должно быть, тогда его оскорбил ее возмущенный ответ! Отсюда и этот постоянно насмешливый тон в разговоре с ней, за которым просто стояла затаенная боль. «Но ведь моя судьба — это Алексей, я люблю его и должна его дождаться. А у Николая есть эта… киевская Елена». Нет, ненавидеть Лидия его больше не сможет, и мстить ему не будет, но и о любви между ними говорить тоже не приходится.***
«Идиот, что я наделал… Ведь только получил от судьбы шанс наладить с Лидией отношения. Нет, меня почему то понесло, — корил себя Николя. — И все же это было выше моих сил, эта страсть как ураган. Но простит ли она меня теперь?» Ему ничего не хотелось делать, никого видеть, мысленно он вновь и вновь переносился к имению той, имя которой столько времени запрещал себе вспоминать. «Но ведь она ответила мне, — я чувствовал это, она отнюдь не была холодной и безразличной, какой всегда стремилась казаться». Эти мысли одолевали его, мешали сосредоточиться на текущих делах. Несвойственную ему отстраненность не могла не заметить и Елена. Эта милая и добрая женщина, по своему красивая, искренне привязалась к молодому человеку, окружая его любовью и заботой. Она была старше Николая на семь лет, и моложе своего мужа на двадцать пять лет. Именно Николя досталась вся ее нерастраченная в неравном браке нежность и чувственность. Риск разоблачения всегда делал их нечастые встречи острее, но теперь и они не могли его радовать, как прежде. Сейчас они продолжали встречаться, и не подозревая, что супругу Елены уже все известно — тот никак не давал об этом знать. У Елены был только один единственный, но решающий недостаток — она не была Лидией, той самой «купчихой Шеферчихой», при одной мысли о которой в его крови начинал бушевать пожар, толкающий на совершенно несвойственные ему необдуманные поступки. . На все расспросы любовницы о том, что с ним происходит, мужчина отвечал односложно, отговариваясь проблемами в семье, а в выходные при любой возможности уезжал в Нежин, в надежде лишний раз встретиться с источником своих сердечных проблем. Но вот незадача — если раньше Лидия регулярно наведывалась к Дорошенко поболтать с подружкой Натали и узнать новости, то в последнее время эти визиты совсем прекратились. Словно испугавшись чего-то, пани Лидия теперь безвылазно сидела в имении, делая исключение лишь для деловых выездов. «Что ж, дела — значит, займёмся делами. Никогда этого не любил, но раньше или позже придется вникать. Поеду сегодня с отцом в гильдию». Александр Васильевич очень обрадовался такому решению сына. — Я уж было решил, что тебя никогда не будут интересовать семейные дела, — улыбнулся он. — Ну что Вы, отец, раньше или позже это должно было случиться. — Хорошо, что это произошло, пока есть кому тебя ввести в курс. А то в последнее время создаётся впечатление, что наши сделки интересуют кого угодно из посторонних, только не моего наследника. — Что Вы имеете в виду, отец? — Некоторое время назад кто-то брал реестр всех моих сделок за этот год в гильдии. Потом все было положено на место, как ни в чем ни бывало, но сам факт… — Но зачем это может быть нужно и кому? — Кто-то усиленно там выискивал информацию. Впрочем, мало ли у меня конкурентов? Николя озарила догадка. Он вспомнил их тот самый эмоциональный разговор с Лидией, и брошенные ею в ярости слова: «По миру пущу»… «Какова Лидди, а?» В том, что она на такое оказалась способна, сомнений даже не возникло. — И что, он мог обнаружить там что-то незаконное? — Да нет, по оформлению там все чисто. Но обнаружить что-нибудь можно везде, смотря что и как искать. Николя понимающе кивнул. — Хорошо, давайте попробуем выяснить, кто получал доступ к этим бумагам.***
В гильдии они действительно застали Лидию Шеффер, спорившую с несколькими пожилыми купцами. В своем ярко-алом дорожном платье она казалась здесь совершенно чужеродным элементом. — Нам надо поговорить, пани Шеффер, — после обычных приветствий, еле слышно произнес Николя, так, чтобы услышала только Лидия. Та едва заметно кивнула. Но это оказалось не так просто — торговые дела были в самом разгаре и у отца, и у Лидии. Николай лишний раз удивился, как же она умеет перебить цену, выхватывая выгодные контракты буквально из-под носа. Если у Александра Васильевича Дорошенко это объяснялось богатым опытом, то восемнадцатилетняя девица, с лёгкостью решавшая подобные вопросы, повергала едва ли не в шок. «Это кровь Шефферов, иного объяснения нет», — перешептывались за ее спиной. Вырваться оттуда удалось только к обеду. Отец ещё задерживался в гильдии, а Николя нагнал Лидию у входа. — Лидия Ивановна, Вы позволите пригласить Вас к обеду? Натали была бы очень рада, Вы совсем забыли о ней. Лидия едва заметно улыбнулась: — Дела… Уже в экипаже он не удержался от вопроса: — Зачем Вам понадобились документы о сделках нашей семьи? Безупречные брови Лидди удивлённо поползли вверх: — Вы считаете, Николай Александрович, что я бы могла найти в них нечто, порочащее Ваше уважаемое семейство? — А Вы ведь и не нашли, не так ли? — Кто Вам сказал, что я их вообще брала? Это мог быть кто угодно, — тонко улыбнулась Лидия. — Ну Вы же понимаете, что раньше или позже мой отец узнает, кто получил доступ к документам? А я могу этому помешать… — В мои планы никогда не входило ссориться с Александром Васильевичем, отомстить я хотела только и лично Вам. — И теперь хотите? — он заглянул ей прямо в глаза, чувствуя, что вновь проваливается в них, как в глубокий омут. — Теперь… не хочу. Я больше не хочу мести, Николай Александрович. Надеюсь, и Вы тоже? — Я всегда за мир во всем мире, — не мог не пошутить Николя. — Однако, мы уже подъезжаем. Интуиция подсказывала ему, что Лидия традиционно знает гораздо больше, чем говорит. Сколько же опасных загадок таит в себе эта женщина! Тем интереснее с каждым разом их разгадывать. Обед в доме Дорошенко прошел достаточно мирно, без ставшей уже привычной перепалки между Лидией и Николя, под конец обеда вернулся из гильдии Дорошенко-старший. — Отец, я кажется, выяснил, кого в гильдии интересовали наши документы. Забудьте об этом, никакой опасности нам с этой стороны не угрожает. — Это как-то связано с приглашением сегодня к нам на обед Лидии Ивановны? — в проницательности Александру Васильевичу отказать было трудно. — Смотри, сын, ты играешь с настоящим огнём. Николай это и сам прекрасно понимал, но ничего не мог с собой поделать.11
Провожая к экипажу Лидию, Николя опять чувствовал, как его охватывает непонятная робость. «Прямо как вчерашний гимназист!» — невольно улыбнулся он. Сколько всего он хотел бы ей сказать, но понимал, что в итоге опять все сведёт к насмешливым репликам. Задержал ее руку в своей, с замиранием сердца ощущая, что девушка не спешит ее отнять, а ее тонкие пальцы слегка вздрагивают. — Вы снова в гильдию? — Увы, за меня туда никто не поедет, — у ее губ пролегла горькая складка. — Вы позволите вечером заехать за Вами? Я провожу Вас в Шеферовку. — Не извольте беспокоиться, я ведь теперь не езжу верхом. Ну, если только Вы так настаиваете… В ее улыбке Николаю вновь почудилась надежда.***
Вечером он с нетерпением ждал ее возле здания, занимаемого Нежинской купеческой гильдией. Вот наконец она вышла, сопровождаемая купцами, попрощалась с ними на крыльце. Усталый взгляд, немного вымученная улыбка — все выдавало в ней внутреннее напряжение, даже алая ткань на платье, казалось, немного потускнела. — Я отпустила Захара, — голос ее звучал одновременно довольным и утомленным. — Все, теперь с неделю в гильдии можно не появляться. — Кто ж Вас так замучил? — не удержался Николя от вопроса. — Не поверите — тот самый Шпильман, — они переглянулись и внезапно искренне рассмеялись. Это был их первый совместный смех, закрепивший — перемирие вчерашних врагов? Или что-то большее между ними? — Хотел бы пригласить Вас на ужин, но вижу, что Вы вряд ли согласитесь. — Угадали, больше всего я хочу попасть домой. — Поехали. Когда они подъезжали к имению Шеффер, Лидия задремала, склонившись на плечо Николя. Осторожно тронул ее за руку. — Подъезжаем, Лидия Ивановна. — Как, уже? Прошу меня извинить, я… — ее смущение растрогало мужчину. — Да нет, ничего. Я бы и дальше так… ехал. Что-то в ее глазах подсказало ему, что их мысли во многом схожи. По выходу из брички он подхватил Лидию на руки, понимая, что теперь никуда ее уже от себя не отпустит. По крайней мере, сегодняшней ночью…***
За ночью предсказуемо последовало утро. Николай, проснувшийся первым, увидел, что даже во сне он не смог выпустить любимую из своих объятий. Спальня точно напоминала поле боевых действий — везде в беспорядке была разбросана одежда, принадлежавшая им обоим. Воспоминания о происходившем здесь вчерашним вечером и ночью были стыдными и… яркими, ещё более яркими, чем творившийся сейчас вокруг них бедлам. -Лидди, любимая моя, — его голос со сна казался хриплым. — Какая Лидди? — лежавшая рядом женщина резко подняла голову, ее голос будто отрезвил Николая. — Кого ты называешь любимой? — Бог с тобой, Елена, — окончательно проснулся мужчина. — Приснится же такая… бесовщина. Поцелуями и ласками он кое-как смог успокоить подозрения женщины. «И все же — что это было? — никак не мог опомниться Николя. — Если сон — то почему такой реальный? Или… Но же я действительно ездил в выходные в гильдию, и Лидия обедала у нас в Нежине и… да, я собирался ее отвезти вечером в Шеферовку. Наверное, что-то не получилось. Может быть, если бы он в самом деле поехал с нею — этот сон стал бы для него явью?» Нет, не видать ему покоя, пока он это не выяснит. Или хотя бы не увидит красавицу Лидию снова.***
— Вашему королю шах, Николай Александрович! — он, уже в третий раз за сегодняшний вечер, проигрывал в шахматы. Он считал себя неплохим игроком и у сестры неизменно выигрывал, но сегодня Натали и Лидия играли против него вдвоем, и Николя невольно терялся, глядя в холодные голубые глаза напротив. И Лидия не могла этим не воспользоваться, обставляя незадачливого соперника изящно и обидно, к большому восторгу подружки Натали. — Клянусь, если бы мы были в игровом доме — я за один вечер был бы разорен, — притворно вздыхал мужчина, и ответом ему был серебристый женский смех. — Вы прямо провоцируете меня туда Вас пригласить, — наградила его своей особой улыбкой Лидия. В ответ Николя куражился: — Юная мадмуазель Шеффер за ночь удвоила состояние за карточным столом, пряча подметные карты в своем корсаже. Нежинские газеты о Вас не забудут, пани Лидия Ивановна. Пусть мне будет хуже, но я иду с Вами, я должен буду ЭТО увидеть! — Нет, хватит, Вашими обещаниями можно уже все клетки на этой доске заполнить. И вообще, я предпочитаю честные… выигрыши. Натали было странно наблюдать за взаимными пикировками брата и лучшей подруги, она видела, что между этими двумя то и дело проскакивают искры. Николай, раньше никогда не проявлявший интереса к их женским посиделкам, теперь с явным удовольствием в них участвовал. Она давно не наблюдала его в таком приподнятом настроении. — Простите, я Вас ненадолго оставлю, что-то голова немного разболелась, — слукавила Наталья. Едва дверь за ней закрылась, как настроение в гостиной сразу поменялось. — Пожалуй, прошу меня извинить, но мне тоже пора, завтра предстоит нелегкий день. И так задержалась дольше, чем планировала. — Простите, а у Вас всегда все происходит строго по плану? Может, нужно иногда прислушиваться к своим желаниям, ведь это не всегда плохо, не так ли, Лидия Ивановна? — Что Вы имеете в виду? — Вашу привычку отвечать вопросом на вопрос. Вас отвезти? — Не стоит, со мной Захар. В прошлый раз… — В прошлый раз я так и не дождался Вас возле гильдии. — Я уехала раньше, чем планировала. Впрочем, почему я перед Вами оправдываюсь? — Может, потому, что Вы не так безразличны ко всему происходящему, как стремитесь показать? — Николя склонился к лицу Лидии, заглядывая ей в глаза. Ее равнодушие изматывало, он прекрасно понимал, что ведёт себя глупо, но бороться с самим собой было все сложнее. — Почему Вы готовы скорее свернуть себе шею, чем лишний раз взглянуть на меня? Может, не стоит пытаться сбежать… от себя самой, Лидия Ивановна? Она не успела ничего ответить. Хлопнувшая входная дверь заставила обоих поспешно обернуться. На пороге стоял Дорошенко-старший. — Добрый вечер, у нас гостья… — И Вам доброго вечера, Александр Васильевич. Простите, я уже уходила, — в голосе девушки слышалось явное облегчение. Отец лишь покачал головой. В очередной раз важный для Николя разговор так и не состоялся.***
Александр Васильевич положил руку на плечо последовавшего было за Лидией к выходу Николая. — Сын, подожди, ты уверен, что поступаешь правильно? Иногда разумнее отступить… чтобы дать кому-то понять, насколько сильно он в тебе нуждается.12
Проходили месяцы, близилось Рождество. В Нежине один за другим устраивались праздничные карнавалы-маскарады. Молодежь вовсю веселилась, Николай, приехавший на рождественские каникулы, после некоторых уговоров согласился сопровождать на один из таких балов сестру. В последние месяцы он практически не бывал дома, по возможности оставаясь в Киеве — жизнь в губернской столице закрутила его в череде событий, позволяя реже предаваться воспоминаниям о тихом Нежине и его обитателях. Но суматоха праздника настигла его и здесь. Да, местные балы проходили не в пример скромнее, убранство залов сильно проще, ёлки ниже и музыка старомоднее, но было бы желание веселиться… Маски надёжно скрывали, казалось бы, знакомые лица, трудно было угадать, кого можно случайно встретить в том, или ином облике. «Прямо венецианский карнавал!» — невольно пришло в голову сравнение. Но Лидию и здесь не узнать было сложно. Черная королева-амазонка, прекрасная, как ночь, шествовала в окружении свиты, ее блестящие волосы венчала небольшая алмазная корона, казалось, смотреть на нее и то было больно. Все та же полуулыбка, сегодня благосклонная, играла на прекрасных губах, а верхняя половина лица скрывалась под черно-серебрянной маской. Вот она подошла к подружкам, среди которых была и его сестрица. — Надо же было мне сегодня сюда явиться, ведь столько времени жил спокойно, — словно и не было этих месяцев без нее, слишком сильно она на него действовала. А видеть, как ее один за другим приглашают танцевать местные кавалеры в масках, вообще не было сил. Николай несколько раз порывался уйти, когда уже в коридоре вдруг услышал такой знакомый голос: — Вы тоже от всех удрали? Ему не надо было оборачиваться, чтобы узнать заговорившую с ним. Этот голос он знал до каждой нотки, сам звук его пробирал до мурашек. — Вроде того, — нехотя ответил он, доставая сигару. — Мне не прикурите? — какой знакомый жест, как она держит мундштук изящными пальцами. — Здесь это не приветствуется, Вы не знали? — Quod licet Iovi (что позволено Юпитеру — лат.), — услышал он в ответ, и эти слова перенесли мысленно его в студенческое время в Париже, такое веселое и беззаботное. — Non licet bovi (то не позволено быку — лат.), — закончил он за нее и наконец повернулся к ней лицом. Услышал ее низковатый грудной смех. — Николай Александрович? — Я узнал Вас раньше. — Вы не танцевали. Наверняка после столичных балов здесь скука смертная. — Была. Но потом появились Вы. — Не преувеличивайте, — но он видел, что его слова ей приятны. — А знаете что, давайте отсюда… сбежим? — С удовольствием. Чувствуя себя на одной волне, держась за руки, в масках, будто воры, украдкой покидали они бал, он помог ей набросить накидку, как и в тот памятный день, посадил верхом на своего коня, ловя ее улыбку. Потом было катание по заснеженному городу, они, как в детстве, бросались друг в дружку снежками, и обоим было все равно, что маски давно потерялись, что на улице крепчает мороз. Напротив, молодому человеку казалось, что даже летом не бывало так жарко… от прикосновения руки ненароком, от каждого взгляда любимых голубых глаз. И даже, когда, не удержавшись, он несмело обнимает ее — Лидия не стремится отстраниться, вырваться из его рук, она смотрит выжидательно, и от этого ее взгляда не хочется слушать голос разума, хочется сойти с ума и снова и снова касаться губами этих сладких губ… К сожалению, только в мечтах. Пока он запрещал себе думать о большем наяву, боясь спугнуть нечаянно возникшее между ними доверие. Уже то, что всему обществу на балу она предпочла одного его, и это ощущение общих с ней мыслей — было больше, чем он мог бы себе представить. Снег кружился, опускаясь на темные волосы Лидии, тая на ее длинных ресницах, когда Николя сажал ее в повозку извозчика, усиливая ощущение нереальности. Ещё нереальнее было то, что Лидди вдруг, поддавшись порыву, сама обхватила его за шею руками и горячо прошептала: — Спасибо за волшебное рождество, Николай Александрович…***
Следующее утро в имении Шеффер началось с приезда Тараса, управляющего Косачей. — Пани, вы говорили сообщать Вам, как будут новости от Алексея Косача. Это чудо, но от него вчера пришло письмо. — Что пишет? — встрепенулась Лидия. — Я толком не знаю… понял только, что в госпитале он, вроде как ранен. — О Боже… Не раздумывая, она тут же засобиралась к Софье Станиславовне. Но, не успела выйти из дому, как ей доложили о новом посетителе. — Прибыл Николай Александрович Дорошенко. — Пусть войдёт. — Доброго Вам утра, милая Лидия Ивановна. Странно, неужели это она только вчера гуляла с ним по нежинским улицам, неужели это рядом с ним ей было так хорошо и комфортно? Сейчас ничего этого не осталось, только желание побыстрее его выпроводить и уехать к Косачам, узнать, что же случилось с Алексеем. Ее равнодушный взгляд пресек в нем желание поделиться сокровенным, ласковые слова будто застряли в горле. Он понял, что сегодняшняя Лидия их просто не услышит. Рождественское волшебство испарилось, перед ним вновь стояла пани Шеффер, ледяная королева, безразличная к его эмоциям. Но что-то ее все же беспокоило. — Пришло письмо от Алексея, он ранен. Пока мы здесь развлекаемся по балам, он едва там не погиб. Все ее беспокойство традиционно относилось не к нему, Николаю. Вслух он лишь сказал: — Я с Вами к Косачам. Та в ответ неопределенно пожала плечами — как знаете.***
К счастью, все оказалось не так страшно, рана Алексея не была опасной, он долечивался в госпитале, высказывал надежду, что его могут отпустить на недолгое время домой — окончательно долечиться и отдохнуть. Гораздо больше Алеша расспрашивал о домашних делах, слал многочисленные приветы младшим брату, сестре и… Натали Дорошенко. Лидии же словно никогда не было в его жизни. — Ничего, Лидия Ивановна, он скоро приедет, он просто не сможет Вас не оценить, — Софья Станиславовна была одновременно счастливой долгожданными новостями от сына и расстроенной из-за его ранения. — Вы ведь столько делаете для нашей семьи, и… Лидия слушала ее вполуха, на лице ее снова застыла привычная вежливая маска. Николай чувствовал себя виноватым перед ней — он отчетливо понимал, что равнодушие Алексея к Лидии вызвано не в последнюю очередь его письмом, и при этом на него накатывало отчаяние — ведь сам он никогда не будет значить для нее столько, сколько Алексей, его друг всегда будет стоять между ними. Даже в такие минуты, как вчера, когда счастье казалось таким близким, все развеялось, будто мираж, стоило Косачу лишь напомнить о себе.13
Алексей приехал через две недели. Радости в имении Косачей не было предела, Марианна и Вася просто висели на старшем брате, мать не отходила от сына. Софья Станиславовна тут же загорелась идеей устроить небольшое чаепитие для узкого круга близких друзей. Безоговорочно в число приглашенных попали оба младшие Дорошенко, а вот насчёт Лидии Шеффер у матери с сыном состоялся не очень легкий разговор. — Я не могу ее не пригласить, ведь, если бы не мадмуазель Шеффер, за последние полгода мы неоднократно могли бы попасть в долговую яму. Мы ей стольким обязаны… — Ну хорошо, мама, но это Ваша гостья. — Алеша, но что у вас случилось с Лидией Ивановной? Ведь до ее отъезда во Францию вы прекрасно общались, по моему даже, стоили какие-то совместные планы. — Забудьте об этом, маменька, это все в прошлом. Предавший однажды не вернет доверия вновь. Большего Софья Станиславовна от сына так и не добилась.***
Лидия смотрела на своего любимого Алешу, смотрела и не узнавала. Он сильно похудел, черты лица заострились, но при этом ещё больше возмужал — взгляд его теперь был строгим, если не сказать — суровым, и вообще весь он стал каким-то настоящим. — Доброго вечера, Алексей Федорович! — откуда только в голосе всегда уверенной в себе красавицы взялась непонятная робость? — И Вам добрый вечер, Лидия Ивановна, — черт, как же она похорошела за те полтора года, что они не виделись! Только не смотреть ей в глаза — ведь все, что успел Алексей услышать и передумать о ней плохого, просто растворится в них, уйдет, как дым. - Как Ваше самочувствие? — Благодарю, не жалуюсь… Я был уверен, Вы будете за границей, на учебе. Как я понял из Вашего письма, переданного мне после Вашего отъезда, Вы уезжали на несколько лет. Вы ведь не закончили свое обучение, разве в Вашем характере бросать все на полпути? Лидия потупилась — вопрос был болезненным для нее. Но честно ответить на него, тем более Алеше?.. Нет, ее сил на это не хватит. В конце концов, произнесла: — Да, Карл Рихардович, наш старый управляющий, умер, а новый дал себе большую волю. Если бы я срочно не вернулась, имение было бы разорено. — Но теперь, надеюсь, с имением Шеффер все в порядке? Вы даже позволяете себе помогать нашей семье. — Везде, где есть фамилия Шеффер, все должно быть в полном порядке. — Алешенька, встречай ещё гостей, — послышался из коридора голос Софьи Станиславовны. — Никола, брат… Наталья Александровна… Как же я вам обоим рад! — Ну, рассказывай, Алексей… Слушая бесконечные рассказы о боевых действиях, участником которых оказался его друг, Николя не сводил глаз с Лидди. Она, практически не отрываясь, смотрела на Алексея, совсем как тогда в детстве, в день памятного гадания. Алексей же выделял и обхаживал за столом его сестрёнку Натали, которая от этого чувствовала себя немного не в своей тарелке. — На меня она никогда так не смотрела, — подумалось молодому человеку, но, как ни странно, обиды на Лидию в этот раз не было, наоборот, было жалко глядеть, как она пытается завладеть вниманием его друга, но тот словно не замечает ее. — Война — суровое занятие, но она многое позволяет взглянуть совсем с другой стороны. Там с особой ясностью понимаешь, как важная для дворянина его честь, не признаешь двуличия. Николя почти ненавидел в этот момент своего друга — глядя, как ещё больше побледнело и без того бледное лицо той, кому были адресованы последние слова, как побелели костяшки ее пальцев, сжимавшие вилку. А Алексей меж тем продолжал: — Никому не нужны предавшие свою честь, обменявшие ее на что-то материальное. Или́ на привидевшийся мираж, или на собственные заблуждения, трусость, слабость. Тот, кто предал однажды — легко сделает это снова. Каким бы благородным намерением не прикрывалось предательство — помощью ближнему, или меценатством — оно не перестает от этого быть предательством. — Что ты делаешь, перестань!!! — хотелось крикнуть Николаю. Лидия вскочила из-за стола и быстрым шагом направилась к выходу. — Прошу меня извинить… — он не помнил, как нагнал ее уже в воротах имения Косачей. — Не слушайте его, Лидия Ивановна. Алексей слишком резок, он не признает полутонов, ему неведомо право на ошибку. Он попытался обнять ее, успокоить, но… увидел мелькнувшую в ее глазах догадку. — Это ведь Ваших рук дело. Больше никому ничего не было известно. Вы всегда преследовали собственные цели, и Вы их добились. Ваши лучше побуждения… Как же я Вас ненавижу! — не помня себя, она колотила ему в грудь кулачками. — Ну, хорошо, убейте меня, если Вам так будет легче, я этого заслуживаю. — Неет… — она вдруг отстранилась, слезы мгновенно высохли, лицо вновь превратилось в непроницаемую маску. — Вы заслуживаете презрения. И ничего более. Она снова уходила от него, в который уже раз, с той же гордой осанкой, с показным спокойствием на лице, неизвестно, чего ей стоившими. Только это ее показное спокойствие было для Николя сильнее собственной боли.***
— Зачем ты так, Алексей? — не мог не спросить у друга Николай. — Ты не представляешь, как она тебя ждала. — Есть вещи поважнее чувств, а предательство — лучший способ уничтожить любое чувство. Наши дороги с мадмуазель Шеффер разошлись навсегда. Пусть бы она лучше оставалась в своей Сорбонне, да где угодно, но подальше отсюда. Мне места рядом с ней нет. … Алексей Косач так и не добыл дома положенный ему отпуск, уехав обратно всего через пару дней после этого разговора.