1
Огонь и боль, боль и огонь… Откуда столько боли, уже не понятно, физической или душевой, она словно слилась в одно огромное чёрное пятно, расползшееся по всей её жизни, закрывшее собой все — прошлое, настоящее, даже будущее. Ничего не было, кроме этой боли. Только перед глазами одна за другой мелькают - проносятся сцены из ее жизни. Вот возвращается с войны Алеша, и они вальсируют с ним на балу, устроенном ею в честь героев войны. Она замирает в его крепких объятиях, и душа от счастья уносится в бесконечные дали. Но как же это счастье недолго длится! Вот всего через несколько дней управляющий Косачей Тарас говорит ей, что Алексей Косач собирается жениться на крепостной Червинских Катерине Вербицкой. Лидия не верит своим ушам. Ведь его слова на балу были такими пылкими! В какой-то момент даже показалось, что он наконец простил ее, что все противоречия и обиды между ними в прошлом. Но нет. Бледная, как тень, невзрачная с виду Катерина, крепостная девка, тем не менее, накрепко встала между ними. За последовавший за этим разговор с Алексеем Лидии будет стыдно, наверное, всю её жизнь. Шеффер, говорившая с мужчиной о браке за деньги, повисшая у него на шее, предлагавшая саму себя и всё, что она имела… Отец, будь он жив, наверное, умер бы от такого позора во второй раз. Она не знала, как сама потом будет с этим жить, но вести себя по другому в тот момент уже не могла. Настроение на сугубо деловой разговор мгновенно смела неконтролируемая страсть. И этот высокомерный взгляд её суженого в ответ… В тот день вместе с гордостью из неё словно крючьями вырвали душу. Но откуда-то изнутри шло интуитивное ощущение, что эта страсть к неравной для него девице для Алексея роковая, что раньше или позже погубит его, а она, Лидия, тогда уже ничего не сможет сделать, чтобы спасти своего нареченнного.***
Шоком был приезд в тот же день в её имение Григория Червинского. Она помнила его и Семена Кадошникова на том же балу, как ни смешно, именно тогда она сдержала данное раньше последнему слово потанцевать с ним на балу в честь окончания войны. Червинский не танцевал из-за травмированной ноги. Лидия смотрела только на Алексея, казалось, никого другого не замечая. Однако восхищение, виденное тогда ею в глазах остальных офицеров, она бы ни с чем не спутала. Но сейчас она без труда читала в бедовых глазах Григория Червинского страсть, которая, казалось, зеркально отражала её собственные эмоции в отношении Алексея Косача, и это была страсть… все к той же Катерине Вербицкой. И какие бы красивые и правильные слова не говорил её сосед о том, как важна для его семьи эта крепостная, как привязана к ней его матушка Анна Львовна, страсть Лидия чувствовала безошибочно, а ложь Грига симпатий к нему не прибавляла. Впрочем, что ей за дело до его страстей? Их интересы совпадают, и это главное, каждый получит от этого союза свое. Она добросовестно отыграла свою партию, сначала предложив Петру Ивановичу большую цену за ту же Катерину, а потом поговорив «по душам» с Анной Львовной, представив в этом разговоре Алексея Косача обладателем низких моральных качеств, соблазнившем её и предлагавшем жениться на ней за её же деньги. На руку ей сыграли ходившие уже несколько лет по уезду слухи о том, что они с Алексеем собирались пожениться. Ей было немыслимо стыдно, но «снявши голову, по волосам не плачут», — повторяла себе Лидия. Откуда ей было знать, что Анна Львовна просто не успеет никому рассказать о потерянной чести Лидии! Как бы там ни было, результат был достигнут — Алексею отказали в выкупе Вербицкой. В конце концов, какая разница, что о ней самой будут говорить, если это поможет её Алеше! Но тот уверенно двигался навстречу своей гибели — похоже, его встречи с крепостной продолжались, но уже тайно. Об этом Лидии сообщил взбешённый Григорий, ворвавшийся вечером в её имение.2
— Позвольте, Григорий Петрович, это же Ваша крепостная, не Вам ли лучше других знать о её моральных качествах? — Лидия выразительно смотрела на Грига, которого от её спокойствия просто разрывало на части. — Я знаю, что они тайно встречаются, я перехватил записку от Алексея, которую ей должны были передать. Они договариваются бежать вместе. Можно будет выследить их, и тогда молодой Косач будет ославлен на весь уезд, более того, ему грозит тюрьма… — Григорий Петрович, с Вашей крепостной Вы можете делать все, что Вам заблагорассудится, но не трогайте честное имя благородного Алексея Косача! Я Вам даже думать об этом запрещаю. Вы понимаете, чем для него это чревато? — Лидия грациозно поднялась и не спеша подошла к Григорию. — Интересно, а Вы задумывались о его репутации, когда говорили с моей матушкой? А может, о своей репутации? — Григорию в этот момент было безразлично, что подумает о нем Лидия, но ему вдруг безумно захотелось стереть это выражение непроницаемого спокойствия с ее красивого лица. — Я это делала в том числе для Вас, — голос женщины не дрогнул, но сверкнувшая в глазах молния выдала ее эмоции. — Григорий с большим трудом сдерживался, чтобы не нагрубить Лидии, руки его невольно вздрагивали от плохо скрываемого гнева. Как эта женщина вообще смеет ТАК разговаривать с ним, Григорием Червинским, сколько же надменности в ее взгляде и голосе! — Мадмуазель Шеффер, Вы понимаете, от чего отказываетесь? Это наш последний шанс! — Наш?!.. О чем Вы говорите, Григорий Петрович? Вы пришли со своим планом, и только Вы желаете привести его в действие. Мягко ступая, Лидия подошла ещё ближе к мужчине. — Я никогда не предам свою любовь к Алеше. Теперь она — все, что я имею. А что такое эта Ваша… Китти? Как она вообще посмела встать на моем пути?! — Не смейте плохо говорить про Катю! — глаза Григория потемнели от гнева. Не помня себя, он сделал ещё шаг навстречу Лидии и неожиданно схватил ее за плечи. Выдохнув, сказал уже спокойнее: — Вы не можете не понимать, что это в наших общих интересах. Ледяная королева на мгновение смутилась от неожиданной близости Грига, но быстро взяла себя в руки и холодно посмотрела на него. Этот взгляд прожёг опытного ловеласа изнутри… Искра и вызов — вот что его хищническая натура разглядела в ее светлых прекрасных глазах. Теперь все зависело от Червинского, по крайней мере, ему очень хотелось в это верить. Но и Лидия тоже думала, что она полностью контролирует ситуацию. — Григорий, а Вы не боитесь, что я все расскажу Вашей невесте и своей подруге Натали? — громкий шепот прозвучал как набат. — Пустите же меня наконец! Но Григория не волновало, что подумает о нем его невеста Натали. Она нужна была ему, чтобы получить доступ к деньгам Дорошенко, и чтобы в итоге оставить наследника. Пан хотел только свою Китти, как Лидия ранее Алёшу… Или уже нет?.. Сам не осознавая полностью, что он делает, он провел пальцами по лебединой шее, нежно коснулся обнаженного плеча оцепеневшей Лидии. Остановился на мгновение, внимательно наблюдая за ее реакцией. Она даже не вздрогнула, продолжая смотреть прямо в глаза Грига. Спокойствие и умиротворение лучились из ясных глаз женщины, а ещё — затаенная сила и воля. Но Григорий надеялся, что знает, как действовать, чтобы склонить потенциальную союзницу к правильному для него выбору. Только о каком выборе теперь идёт речь, и нужен ли он ему вообще, этот выбор? Та непоколебимая уверенность в его правильности, с которой он сюда прибыл, вдруг растаяла в удивительных глазах этой считавшейся такой грозной женщины, от которых Григорий теперь был не в силах отвести взгляда. Но вот его взгляд упал на губы красавицы. Идеальные губы, как и все в ней… — Лидия… — вне себя прошептал Григ, как бы пробуя ее имя на вкус, оказавшийся неожиданно дурманящим и сладким. Сердце бешено колотилось в груди пани Шеффер, казалось, мешая ей дышать… Но внешне волнение на ней никак не отразилось. Она не могла осознать, на что ещё окажется способен ее союзник из Червинки для достижения своих целей. — Григ, ты что? — она сделала наконец попытку отстраниться. — Шшшш… — он прижал палец к ее губам. — Григорий Петрович, Вы что себе позволяете? — голос отказывался подчиняться хозяйке, и привычной холодности в нем почему-то не было. Рванувшись из сильных мужских рук, Лидия попыталась отодвинуться от него. Но тот не собирался ее выпускать, напротив, ещё сильнее сжал ее плечи и наклонился вперед, практически уткнувшись лицом в шею Шефер. Нежный аромат окутал его обоняние, оставляя только желание утонуть в этой дикой нежности. — А ты не так уж холодна, как кажешься вначале, — его поцелуи обжигали ей шею и плечи. — Господин… Червинский… Прекратите… Немедленно, — Лидия задыхалась. Тело ее требовало большего, в то время как разум настаивал немедленно остановиться. — Интересно, мадмуазель Шеффер также хороша в поцелуях? Сейчас я это узнаю… — не раздумывая, Григорий впился в ее губы жадно и настойчиво. Поддавшись мимолётному порыву, Лидия положила руки на плечи Грига, ответив на его поцелуй. Они сошлись… Как огонь и лёд, инь и янь, начало и конец, как день и ночь. Оба мрачные, но его жар беспощадно расправлялся с ее холодностью, растапливая глыбы льда, накопившиеся в ее душе. Эти двое были одновременно разными и похожими друг на друга, как брат и сестра. Нравом и гордостью? А может, просто тем, что их души томились в одиночестве и жаждали любви? Наконец Лидия Ивановна смогла открыть глаза и оттолкнуть от себя искусителя. — Не смейте так, Григорий Петрович! Не смейте больше целовать меня! — она отступила на несколько шагов, отвернувшись к окну. Ее сердце все ещё бешено колотилось, но многолетняя практика самообладания помогла взять верх над эмоциями. — Лидия Ивановна, не упрямьтесь. Вы же понимаете, что это поможет нам обоим… — Что Вы такое говорите? Нам поможет? Чем?!!! Позором? Лидия чувствовала присутствие Грига прямо за своей спиной. Он не прикасался к ней, но она ощущала его каждой клеточкой своего тела, всеми фибрами души. — Забыться… — это слово будто разбило на мелкие осколки бывшую между ними незримую стену. И, словно бросаясь в пучину, Лидия Шеффер резко развернулась лицом прямо к лицу Григория. — Пан Червинский, давайте забудем наши проблем и тревоги, хоть ненадолго? Будем… — Здесь… — И сейчас… Лидия вся подалась навстречу и уже сама притянула к себе Григория. Два лидера, два доминанта, и неизвестно, кто выиграет в этой непростой игре. И будут ли в ней вообще победители? А пока этим двоим, как никому другому, требовались любовь и понимание, которые они неожиданно обрели друг рядом с другом. И только стены имения слышали, как любовники шептали друг другу: — Никто и никогда... — Не узнает об этом.3
Дальнейшие события понеслись, как в детском калейдоскопе. Свадьба Григория Червинского и Натали Дорошенко, совпавшая по времени с побегом Алексея и Кати, их поимка, тюремное заключение Алексея. Держа в храме венец во время венчания своей подруги и любовника, Лидия с трудом сдерживала рвущиеся наружу слезы. Допущенная минутная слабость вылилась для нее в новые страдания. В тот момент она была уверена, что хуже для нее уже не будет. Но, увы, каждое последующее событие было ещё горче предыдущего…***
Прошло несколько дней со дня свадьбы Григория Червинского и Натали Дорошенко. Утренний туман опустился на поместье Шефферов. Послышался скрип колес, у ворот остановилась знакомая карета. — Приехали пан Червинский! — послышался голос горничной. Комната была окутана тишиной, королева зла сидела на диване, размышляя о вечном. В дверь постучались, и в комнату, опираясь на трость, вошёл мужчина. — Здравствуйте, Лидия Ивановна, надеюсь, я Вас не отвлекаю? — Здравствуйте, Григорий Петрович, не ожидала, что Вы здесь осмелитесь появиться, да ещё так скоро после Вашей свадьбы, — глаза ее гневно сверкнули. — А с чего Вы решили, что я перестану навещать Вас после свадьбы? — слегка усмехнулся Григ. — Вы теперь — женатый мужчина, и мне меньше всего нужно, чтобы мое имя появилось в утренней газете! — Лидия Ивановна, Вы лучше, чем кто-либо, знаете мое отношение к Вам, я никому не дам Вам в обиду, я любого готов уничтожить за Вас… Я люблю Вас! Лидия взглянула сквозь Червинского, словно перед нею было пустое место. — Вы уже прекрасно доказали мне свою любовь — Вашей свадьбой, — о металл в ее голосе можно было порезаться. — Так проявите сейчас хоть каплю мужественности и чести — уйдите вон! Червинский, поклонившись, вышел, а Лидия продолжала сидеть на диване с непроницаемым лицом и идеально прямой спиной… Но, если бы он ещё на минуту задержался у тяжёлой дубовой двери, то услышал бы из-за нее сдавленный тихий плач…***
Но судьба, похоже, решила быть беспощадной к Лидии, ее удары продолжали сыпаться со всех сторон. Приехавшая к подруге через несколько дней Натали сообщила страшную новость о смерти Алексея Косача. Как же долго Лидия не могла в это поверить! Не уберегла, не сумела… Его тело обнаружил Николя Дорошенко на старой мельнице. Приехавшие из Нежина дознаватели посчитали смерть самоубийством. Для офицера, выжившего в боевых действиях, на редкость нелепая гибель. На похороны пришли только самые близкие, даже в отпевании в храме им было отказано, Алексея похоронили за оградой кладбища. Но Лидию меньше всего волновало, что о ней скажут местные кумушки. Она шла за гробом Алексея в траурном платье, выглядя со стороны, да и чувствуя себя молодой вдовой погибшего. Только глаза ее были сухими, все слезы она выплакала за плотно закрытыми дверями имения. Что может быть страшнее, чем в двадцать с небольшим лет потерять того, кого она считала своей судьбой? Одиночество и хандра черной волной захлестнули, больше не отпуская из своих железных тисков, выплескивая наружу только злобу и ненависть. Эта ненависть разьедала душу дикой болью, являясь со снах в таких знакомых образах. Алеша, отец, Андрей Жадан… Натали, уехавшая с Григорием в свадебное путешествие. Николя Дорошенко… Несколько раз он пытался поговорить с ней, успокоить, но и его Лидия видеть не могла. Снова и снова накрывала боль, от которой не было спасения. Алеша теперь виделся ей любимым мужем, Лидия даже заказала у художника их свадебный портрет, и все чаще разговаривала с ним, словно представляя перед собой живого Алёшу, и спасаясь так от своей тоски. А потом… потом в имении появилась та самая крепостная, Катерина. Выкладывая за нее на аукционе баснословную сумму в золотых слитках, Лидия была уверена, что теперь-то уже точно найден источник всех её бед, и вместе с ним — выход для её скопившейся ненависти и мести. Месть эта была жестокой, страдания соперницы на какое-то время приносили облегчение, но боль не замедливала возвращаться снова и снова, терзая по ночам. Когда, казалось, с ненавистной крепостной было покончено — Лидия с чувством глубокого удовлетворения наблюдала, как Захар засыпает ее соперницу землёй — короткий миг триумфа растворился в огне. И снова — огонь и боль, боль и огонь… Последнее, что помнила задыхающаяся от дыма Лидия — прижатый к сердцу портрет милого Алеши…***
Свечи в канделябрах нещадно чадили… «Неужто специально такими их делают? — невольно думалось Захару. — Казалось бы, богатый монастырь, а такое простое дело освоить не могут. Воздуха бы сюда побольше, как тут поправиться можно?» Он глядел на такое знакомое до черточки бледное точеное лицо разметавшиейся по постели молодой женщины, на её растрёпанные темные волосы. Который день в бреду, ни жива, ни мертва. Лидия Ивановна, его хозяйка. Самая большая для него драгоценность, вынесенная им из горящего имения.***
Он снова и снова вспоминал почти по минутам тот страшный вечер, раз и навсегда перечеркнувший всю их жизнь. Да и можно ли это назвать для неё жизнью теперь? Вот Лидия Ивановна застает эту несчастную крепостную у могилы Косача и получает от нее решительный отказ на требование покинуть эту могилу. Своим практичным крестьянским умом Захар не мог понять — ну, казалось бы, кого теперь им делить, если их избранник покоится в могиле? Неужто каждой из них не хватило бы времени вдоволь побыть - поплакать у могильного холма, так нет же! Он научился заранее чувствовать, когда близятся нервные приступы у его хозяйки, а эта девушка, Катерина, несомненно, просто притягивала их к Лидии, с ее появлением в имении сильно участившиеся. Вот и сейчас он не мог не заметить, как задрожали губы Лидии, как в голубых глазах ее появился тот самый блеск — верный предвестник нервного возбуждения. «Беги отсюда, дура!» — хотелось крикнуть ему крепостной. Куда там… И вот Лидия срывающимся голосом велит ему закопать девицу живьем. Смотреть на экзекуцию долго она не смогла и быстрее ветра умчалась на бричке в поместье. Девице он тогда помог выбраться из могилы и отпустил восвояси, а пока сам пешком добрался до имения, изменить разворачивающиеся там события уже не смог. Вот к нему бросился худощавый бородатый мужик, из наемных рабочих, вроде бы его звали Степан, в его руке сверкнуло лезвие ножа. Крестьяне поджигали дом, забрасывая его горящей соломой… «Лидия, там же пани Лидия!», — откуда то в нем была эта уверенность, хотя он не успел увидеть, как испуганная пани заскочила перед этим в дом, спасаясь от разъяренных крестьян. Это была его последняя мысль перед тем, как погасло сознание, поэтому он не видел и забежавшего следом за хозяйкой в дом Степана с топором. Его спас от верной смерти крест, большой нательный крест, смазавший удар ножа… Когда Захар пришел в себя, кругом творилась вакханалия, крестьяне, как обезумевшие, носились кругом, вооруженные кто чем попало. Имение уже начинало пылать. Как ни странно, до управляющего никому не было дела, на него просто никто не обращал внимания в сутолоке. Не раздумывая, он бросился в дом. Ужасная картина предстала перед его глазами практически сразу — вот тот самый Степан в бешенстве замахивается топором на женскую фигуру в длинном платье… Топор вонзается в спину, женщина тяжело оседает наземь, Захар ничего не успевает предпринять… «Пани Лидия!» — слышит он свой и в то же время чужой голос, Под руку Захара попадается тяжёлый свечной канделябр, Степан падает кулем, оглушенный сильным ударом по голове. «Пани Лидия!» — бросается Захар к женщине, поворачивает ее лицом… Ирка, личная служанка хозяйки. «Пани Лидия!» — его отчаянный крик разносится по всему имению, но остаётся без ответа. Он находит ее в спальне, задохнувшуюся от дыма, шелковые юбки на ней уже тлеют, а руки крепко прижимают к себе то, что когда-то, кажется, было портретом. Пытается сбить с нее язычки пламени, в конце концов, это удается далеко не с первой попытки, только когда он просто обрывает горящие куски ткани. «Только бы живая, Господи!» — никогда не умевший молиться, Захар обращается к единственной силе, которая может им помочь. И, похоже, эта высшая сила приходит к нему на помощь второй раз за сегодняшний вечер — ему удается с хозяйкой на руках выскочить на задний двор. Он бежит, не разбирая дороги, через лес, как тогда, много лет назад, бежал от лесных разбойников, бережно удерживая свою драгоценную ношу. Каким то чудом им удается не встретить по дороге ни одной живой души — весь народ толпится у парадного входа в имение. Он не знал, куда теперь идти. Измученные, задохнувшиеся в дыму, в одежде, которая больше напоминала грязные обгорелые лохмотья нищих. Лидия на его руках не подавала никаких признаков жизни, он даже не чувствовал, дышала ли она, но ни за что не смог бы ее бросить. Кому они были нужны такими? Ближайшими их соседями были Косачи. Захар не забыл последний визит в их дом Софьи Станиславовны и разразившийся тогда скандал… Он мог понять свою хозяйку, не ожидавшую предательства со стороны этой откровенно жадной дамы, регулярно наведывавшейся в их дом за деньгами, которая вдруг при пани вздумала жалеть приведённую к ним крепостную Катерину, даже грозилась выкупить ее, опускаясь до прямых оскорблений. Меж тем, Захар хорошо помнил, в каком подавленном состоянии пани Косач неоднократно заставала саму Лидию, ведь ее визиты в имение Шеффер не прекращались и после смерти пана Алексея. Но почему-то поинтересоваться состоянием самой хозяйки этой пани ни разу не пришло в голову. «Ей нужны были только деньги Лидии, а сейчас на ее помощь явно рассчитывать не приходится» — здраво рассудил Захар, сворачивая на другую дорогу от чужой усадьбы. Когда на небе уже занимался рассвет, на горизонте показались купола с крестами — он дошел до местного женского монастыря. Захар узнал это место — когда-то он привозил сюда Лидию, она жертвовала на нужды монастыря приличные суммы. «Знать, судьба такая — у Господа нашего сберечься», — Захар, не чувствуя ног от усталости, перекрестился и направился к храму. На колокольне как раз зазвонили в колокола, призывая к утренней молитве. В это время Лидия на его руках впервые за весь путь зашевелилась и слабо застонала. «Слава Богу, жива»…- облегчённо выдохнул Захар. Остаться в монастыре им разрешили.***
Вот уже неделю Лидия металась в жару. Когда сестры монастыря осмотрели ее, только ужаснулись — в тех местах, где на ней горела одежда, тело было сплошным ожогом. Лицо её не пострадало — когда с него смыли грязь и копоть, настоятельница наконец узнала пани Шеффер, несколько раз приезжавшую сюда ранее. Местные монахини лечили ее мазями и травами, о полноценной медицинской помощи здесь говорить не приходилось. «Мы будем молиться за нее», — отвечала настоятельница на все просьбы пригласить врача. И Захару ничего не оставалось, кроме как верить, что Господь позволит чуду случиться. И это долгожданное чудо наконец произошло. На восьмой день Лидия открыла глаза. — Где я? — дикая боль продолжала терзать ее тело, в голове стоял неясный гул. — В монастыре, пани Лидия, — склонился над ней широкоплечий темноволосый мужчина. Воспоминания медленно возвращались к ней. Управляющий её имения, верный Захар. Он вынес её из огня, не отходил от неё и сейчас, не смотря на неодобрительные взгляды монахинь. Монастырь… Трудно себе представить более неподходящее место для её грешной души! А ведь в последнее время она совсем не задумывалась, что за всеми деяниями рано или поздно приходит возмездие, сжигая всё на своем пути очищающим огнем… Похоже, что зря. — Огонь, кругом огонь! — невольно вырвался у Лидии крик, и она снова в беспамятстве заметалась по постели. Всё же с этого момента она медленно пошла на поправку. Когда физическая боль постепенно отступила, самым трудным оказалось принять новую себя. Ожоги на собственном теле внушали ей ужас. — Зачем ты забрал меня оттуда? — в который раз горько спрашивала она Захара. — В той жизни у меня было все — деньги, имя, красота. Как мне жить теперь, кому нужна такая жизнь?.. Я и сама никому не нужна. Ее слова переходили в рыдания, и теперь она не чувствовала потребности прятать свои слезы. Захар молча гладил её обожжённые руки. — Платья скроют ожоги на теле, но разве исцелишь обожженную душу? Только остаётся поселиться здесь, в монастыре, и молиться о прощении прошлых ошибок. — Нет, пани Лидия… Если Бог оставил Вас на земле — значит, это кому-то нужно. — Понять бы ещё, что сейчас нужно мне…***
Лидия и Захар прожили в монастыре почти четыре месяца. Все это время она изо всех сил старалась забыться, вернуть потерянный покой, проводя дни в молитвах и постах, однако это ей плохо удавалось. Глядя на ее мучения, Захар как-то отозвал ее в сторону и вложил ей в руки небольшой мешочек. — Что это, Захар? — удивлённо подняла брови женщина. — Это Ваше, пани… В тот же день, как попали мы сюда, простите уж, но вернулся я назад в Шеферовское имение. Ведь потом туда набежали жандармы, дознаватели, людей по имению прошло немеряно… Я хотел забрать оттуда то, что Вам может помочь. Бумаги — документы и ассигнации, увы, в пожаре не уцелели. Но здесь Ваши золото и драгоценности, пани. Думаю, в Вашем положении лишними они не будут. Лидия благодарно улыбнулась, открыла мешочек. — Мои… Словно привет из прошлой жизни. Спасибо тебе, Захар. Скажи, а что вообще слышно из Шеферовки? Ты ведь был там не один-единственный раз? — Не хотелось Вам рассказывать, пани Лидия, видел я, что всеми силами Вы стремились забыть обо всем этом, но, раз уж сами спрашиваете… Тогда же похоронил я Вашу служанку, ее зарубил топором один из подстрекателей бунта. За Вас принявши, зарубил, — Захар глянул в разом расширившиеся от ужаса глаза Лидии и продолжил: — А недавно я узнал, что поместье Шеффер выкуплено Вашим соседом Григорием Червинским, а беглые, подбившие на бунт ваших крестьян, уже пойманы и должны быть казнены. Голос Лидии задрожал: — Как… Шеферовка — Червинских? Мой… дом, мои земли и люди — проданы? Как он посмел?!.. — злость на Червинского-младшего вырвалась наружу, сметая на своем пути все намоленное за последние месяцы смирение. — Успокойтесь, пани. Думаю, если Вы решитесь вернуться, Вам надо, не затягивая, восстановить свои документы и прибыть в нежинскую управу. Все Ваши бумаги сгорели в пожаре. — Пожалуй, ты прав. Засиделась я в келье, не могу здесь больше, задыхаюсь.***
На вечерней молитве произошло ещё одно событие, окончательно разрешившее последние сомнения Лидии. Одна из недавно принявших постриг монахинь подняла глаза, и женщина с ужасом узнала в ней… свою подругу Натали Дорошенко. «Что ж тебе замужем то не жилось?», — невольно вырвалось у Лидии, и она спешно отступила в толпу, прячась за спинами монахинь. Сейчас, в молодой женщине в простой черной одежде вряд ли кто признал бы роскошную даму, блиставшую на балах, но рисковать было нельзя. Через несколько минут она уже говорила преданному Захару: — Теперь мне точно нельзя здесь оставаться. Никто пока ничего не должен узнать. Они щедро расплатились с матушкой — настоятельницей и в тот же вечер спешно отбыли в карете в сторону Киева.6
И снова — номер киевской гостиницы. «Хоть переселяйся сюда окончательно, право слово, слишком уж многое с ними для меня связано", — горько усмехнулась про себя Лидия. Ничего, после восстановления прав на имущество поищу хороший дом, а пока»… Пока забот действительно было более чем достаточно. Документы о поджоге имения Шеффер уже были переданы в местную полицию, и на их основе бесчисленные чиновники выдавали великое множество справок, а на основании этих справок — новые справки, и эта круговерть бумаг казалась бесконечной. Деньги, вырученные за драгоценности, катастрофически таяли — каждая справка должна была быть оплачена. Новые документы из архивного и полицейского ведомства Лидии удалось забрать только через месяц. Из материалов дела о поджоге она также узнала об основных зачинщиках бунта в Шеферовке: о неизвестном ей беглом крестьянине и молодом парне-студенте — членах запрещённой организации народовольцев, собиравшихся на старой мельнице на землях Червинских. Их имена и фамилии ей ни о чем не говорили, студент был уже к этому времени казнён, старик сослан на каторгу. - Однако же, постойте, Лидия Ивановна, — проговорил полицейский урядник, — по-моему, на допросах они говорили ещё об одном зачинщике, погибшем на пожаре — он вроде как из местных крестьян, беглый каторжанин Степан Вербицкий, Вам ни о чем не говорит это имя? При упоминании знакомой фамилии Лидия непроизвольно вздрогнула, и перед ней встало лицо купленной ею крепостной Катерины Вербицкой, на которое сыплется и сыплется земля, а губы ее шепчут молтиву. Стоявший рядом Захар тоже весь напрягся — перед ним вихрем пронеслись воспоминания о наемном рабочем, пырнувшем его ножом и убившем топором служанку Лидии. — Говорит. Похоже, это родственник моей крепостной, Екатерины Вербицкой, — одними губами произнесла Лидия. — Это той, что сбежала? Григорий Петрович Червинский тотчас же заявление о её розыске подал, а теперь объявил за ее поимку награду в пять тысяч рублей, но все равно о ней ничего пока не слышно. «Значит, она числится в беглых… Пять тысяч за поимку ВАШЕЙ крепостной, Григорий Петрович? Похоже, нам будет, о чем с Вами поговорить»… Теперь перед ней встала ещё одна задача — найти в церковных книгах в Нежинском уезде запись о родителях этой самой Вербицкой. «Кем же приходился ей этот мститель — преступник и что связывает ее с Червинскими"? Немало времени Лидия проводила теперь также в своей киевской мануфактуре, скопившей порядочно дел за время ее отсутствия. Ею были выяснены подробности продажи Шеферовки — в нарушение всех действующих инструкций, продажа была осуществлена без аукциона, под залог имения Червинских, не был выдержан установленный в таких случаях законом шестимесячный срок. Признание сделки недействительной было вполне реальным, но требовало серьезных судебных тяжб. Лидия передала документы киевским поверенным для подготовки их к суду. «Даже если для восстановления моих прав на родовое поместье Шефферов необходимо будет пройти все круги ада — я это сделаю. Никто не смеет безнаказанно захватывать то, что принадлежит Шефферам"! К счастью, денег, приносимых мануфактурой, теперь было достаточно. Лидия с Захаром переехали из гостиницы в арендный дом в Киеве, выбранный с таким расчетом, чтобы он находился подальше от дома ее старого знакомого Андрея Жадана. Но сплетни о этом достаточно известном в определенных кругах человеке всё равно достигали ее ушей — говорили, будто бы он собрался жениться на некой Ольге Радзевич, дочери киевского купца Платона Радзевича, с неделю как молодые объявили о своей помолвке. «Что ж, совет вам да любовь», — как ни странно, эта новость была воспринята Лидией на редкость равнодушно — словно все чувства и эмоции сгорели в ней на том самом страшном пожаре.***
Совсем не те новости, которых ожидала Лидия, пришли от её поверенных — Григория Петровича Червинского не смогли вызвать в суд по делу о покупке им Шеферовки, так как неделю назад он… застрелился. Вроде как это связывали с кражей им орденов и прошедшим над ним дворянским судом чести, а ещё — с каким-то убийством. Последнее почему-то нисколько не удивило Лидию, моральные качества Григория большой тайной для нее не были. Ей было по-своему жаль своего бывшего любовника, но больше всего сейчас она сожалела о том, что вопрос об истребовании своего имущества, в правах на которое полицейское ведомство восстановило её как вернувшуюся собственницу, нельзя было решить окончательно. — Сделка покупки Шеферовки будет признана недействительной, но истребовать свое поместье Вы сможете только через суд у наследников, вступивших в свои права, — пояснил Лидии поверенный. — Вот черт, ну почему именно сейчас! Его жена в монастыре, отец с новой супругой в Париже, — похоже, возвращение в поместье Шеффер, как бы это ни было обидно, придется пока отложить.***
За время, потраченное на судебные тяжбы, Захару удалось достать также старую церковно-приходскую книгу, где имелась запись о рождении Катерины Степановны Вербицкой. Лидия пробежала глазами документ. «1838 год, село Червинка Нежинского уезда, отец — Степан Вербицкий, крепостной пана Червинского, на момент рождения дочери отбывает каторгу, мать Соломея Вербицкая, крепостная пана Червинского, умерла при родах"… «Так и есть, все сходится — это был её отец, и он мстил за нее. Опасный человек. Но для него, слава Богу, все закончено»… Что-то ещё привлекало Лидию в этой пожелтевшей от времени бумаге, но что именно — она никак не могла уловить, мысль постоянно ускользала. «С ней не так всё просто… Надо будет подумать об этом», — со вздохом пани закрыла старую церковную книгу.***
— Как ты думаешь, Захар, — в голосе Лидии явно слышалось непонимание. — Как может эта крепостная, Катерина, числиться среди беглых? И почему пан Червинский подал заявление о розыске? Откуда в нем увереность, что она вообще жива? Она смотрела прямо на своего преданного слугу, и в глазах ее было что-то такое, что заставило честного Захара опустить голову под ее взглядом. — Пани Лидия, я вообще-то тогда сразу за Вами в имение отправился. Мальчишка этот, Илька, помните, ещё вперед Вас туда побежал, он крестьян и упредил. Могли и откопать. А уж про пана Червинского — это только ему одному известно. — Прав, сто раз прав, Захар. Неужели и вправду она жива? Захар пожал широкими плечами и вышел. Продолжать этот разговор с хозяйкой ему не хотелось.7
Лидия выходила из здания, занимаемого ее мануфактурой, когда взгляд её упал на проходивших мимо мужчин. Один из них, без сомнения, был Николаем Дорошенко, а вот второй… Военная выправка, резная трость. Но вот от привычной хромоты почти ничего не осталось. — Считайте, мы с Вами договорились. Я все так и сделаю, в Нежине я показываться не собираюсь, — услышала она последнюю фразу одного из собеседников. Словно почувствовав на себе взгляд Лидии, мужчина обернулся в ее сторону. Его лицо заставило женщину отшатнуться и поспешно скрыться за дверями мануфактуры. Лицо Григория Петровича Червинского. «Он заметил меня, он явно меня заметил!», — задыхаясь, Лидия стремглав взлетела вверх по лестнице и осторожно выглянула в окно. Мужчины уже скрылись за поворотом. Лидия невольно перекрестилась. «Ведь он же мертв, он застрелился… по официальной версии. Но теперь понятно, что на самом деле это не так. И Николя в курсе, они явно в сговоре! Какой у него в этом интерес?» Ей предстояло во что бы то ни стало это выяснить. Едва выйдя на улицу, она услышала за своей спиной такой знакомый голос: — Лидия Ивановна, какой сюрприз! Простите мою невежливость, я уж было решил, что мне умершие мерещатся! Она резко обернулась. — Кто бы говорил, Григорий Петрович… — Как видите, теперь мы квиты, — его улыбка была по-прежнему чертовски обаятельной. — Знаете что, мне кажется, нам найдется о чем рассказать друг другу, — Лидия снова взялась за ручку дверей мануфактуры, от которых так и не успела отойти. — Пойдёмте со мной, Григорий Петрович. Он видел, как не гостьей — хозяйкой вошла Шеффер в богато обставленный кабинет, сама села во главе дубового стола, жестом указав ему присаживаться рядом. — Здесь нашему разговору никто не помешает, — она улыбалась холодно и немного свысока. И все же, глядя в ее светлые глаза, Григорию почему то хотелось ей доверять, высказать все, что накипело в душе за последние месяцы, ведь он мало кому вообще мог что-то рассказывать. И он заговорил — о неуважении отца, об ужасах фронтовых боев, о самостреленной ране, о постоянных болях, об опиуме и морфии, даваших короткие моменты забытья, от пристрастия к которым он только теперь с большим трудом избавился, о трагедии с Натали и ее уходе сначала к отцу, затем в монастырь, об удалении из ноги пули и о том, как едва не сошел с ума с "братьями" — сектантами, едва не лишившими его всего имущества… Запнулся он только однажды — рассказывая о дуэли с Алексеем Косачем. — Я знаю, кем он был для Вас, Лидия Ивановна… Он остался человеком чести до последнего. Я предлагал ему уехать с Катериной, выписав ей вольную, но для него вопросы чести оказались важнее любви. Он её просто не любил, понимаете? — Лидия не могла не обратить внимания на появившийся неестественный блеск в глазах Григория. — Мы сцепились в драке, он меня уже почти задушил, когда я смог дотянуться до пистолета и выстрелить. Я не буду отпираться — я убил его, понимаете, Лидия Ивановна, убил Вашего суженого. Уже после суда чести было его перезахоронение… Лидия смотрела на него не отрываясь, её взгляд казался отстранённым, меж тем в душе поднималась нешуточная буря. Но, как ни странно, она была вызвана не столько горькой правдой о смерти Алексея, сколько самим этим сидящим напротив нее человеком и ужасом от его поступков. — Дворянское собрание Нежина постановило переслать мое дело в компетентные инстанции, а Николай Дорошенко во имя спасения репутации своей семьи предложил мне исчезнуть. Мною было инициировано самоубийство, для всех мой дорогой родственник Николай похоронил меня. Вы ведь понимаете, что не в Ваших интересах меня выдавать, Лидия Ивановна… — Знаете, Григорий Петрович, наверное, я тоже многое могу Вам рассказать. А впрочем, смотрите сами, — она рывком сорвала с со своей руки длинную перчатку. Ожог, начинавшийся выше локтя, заставил его вздрогнуть. -Той Лидии Шеффер, что все знали, ее совершенной красоты больше нет. Она сгорела вместе с имением, — Григ подивился полному отсутствию эмоций в ее голосе. — Нет, Лидия Ивановна, не говорите так. Григ попытался было взять Лидию за руку, но, столкнувшись с ее холодным взглядом, осекся. — Не стоит, Григорий Петрович. Все мои чувства остались в том пожаре, больше в моей жизни нет им места. Все, что мне теперь позволено — деловые отношения. Именно их я Вам и предлагаю. И в первую очередь верните то, что принадлежит мне. Лидия поднялась, достала из ящика стола бумагу и протянула ее Григорию. — Это документы о восстановлении моих прав на Шеферовку. Вы ведь понимаете, что Ваша сделка по ней изначально была незаконной? Мужчина, пробежав глазами бумагу, кивнул: — Я бы с радостью вернул Вам Шеферовку и все, что с ней связано, кроме… — тут он снова запнулся. — Но ведь и Вы понимаете, что моя подпись на документах сейчас ничего не значит? Григорий Червинский умер и похоронен, а у меня вообще нет никакой собственности. На лицо Лидии набежала впервые за время их беседы гримаса, она прекрасно понимала Григория, но вслух только произнесла: - Значит, мне придется иметь дело с Вашим батюшкой. Что ж, Вы же теперь знаете, где меня найти, — она решительно направилась к выходу. Но у самого порога, Лидия все-таки обернулась к Григорию. — Скажите честно — Вы ее нашли? Только не притворяйтесь, что не понимаете, о ком я говорю. Пан Червинский только вздохнул: — Нашел, она уже была у меня в Червинке. И снова потерял. Ее увез от меня Андрей Андреевич Жадан, выкупивший за долги перед банком мое имение… Брови Лидии поползли вверх. — А он здесь при чем? — Как я понял, у него свой интерес к Катерине. Глаза Лидии полыхнули холодным огнём. Уже стоявшая у самой двери, она снова вернулась на свое место. Села. Нервно закурила. В висках у нее стучали молоточки. «Как это могло случиться? Катерина и… Андрей? Боже мой, опять Катерина»… Если мысль о женитьбе Жадана на равной ей по статусу никак не зацепила ее, то само упоминание о Вербицкой подействовало как удар хлыста. «Сколько же эта проклятая крепостная будет возникать у меня на пути!» Но вслух она сказала совсем другое: — Я слышала, Жадан собирался жениться на некой Ольге Радзевич. — Об этом мне ничего не известно, — от Червинского не ускользнула перемена настроения собеседницы. Он склонился к самому ее лицу: — Понимаю, мы оба хотим сейчас мести, и нам лучше действовать заодно. Если Вам понадобится меня найти — я остановился в гостинице в двух кварталах отсюда. Выпроводив Григория, Лидия вздохнула. Почему судьба помимо ее воли снова и снова сводит ее с женщиной, о которой она меньше всего хотела бы что-то слышать? Что в этой откровенно невзрачной Екатерине так притягивало Алешу, а теперь еще и Андрея? Откуда при одном упоминании о ней возникает этот маниакальный блеск в глазах у Григория? Ответов на эти вопросы у Лидии не находилось, и это ещё больше злило ее. «Видит Бог, я не хотела мстить, я вообще не хотела иметь с тобой ничего общего, никогда бы тебя не встречать, маленькая Китти»…8
В дом Андрея Андреевича Жадана было передано с утренней почтой письмо. «Доброго Вам дня, Андрей Андреевич! Иногда мы готовы отпустить свое прошлое, но не всегда прошлое готово отпустить нас. У меня есть для Вас интересная информация и, возможно, деловое предложение. Приезжайте сегодня в обед к спиртовой мануфактуре Шеффер». У Андрея помутилось в голове. Почерк…такое написать ему мог только один человек. Но этой женщины уже более полугода как нет в живых, если верить официальным бумагам, Лидия Ивановна Шеффер сгорела в своем имении при поджоге в августе 1856 года, а сегодня на дворе уже март 1857 года. Снедаемый любопытством, в назначенное время он отправился в мануфактуру. Вскоре он уже стучал в знакомую дверь… — Войдите… — услышал он совсем не изменившийся грудной голос. Как во сне, навстречу Андрею из-за стола поднялась… она. Лидия. — Ты??? Как такое возможно? — невольный вопрос застыл на его губах. — Добрый день, Андрей Андреевич, я рада тебя видеть, — тон ее был вполне доброжелательным. Он подошёл к ней поближе, взял в свои руки ее хрупкую ладонь. Красота Лидии по прежнему дурманила голову. Андрей и сам не смог понять, как она оказалась в его объятиях, а жаркие губы приникли к её губам. — Ты сам когда-то сказал мне, что принял окончательное решение, как с этим быть?.. — Лидия слегка отстранилась, и он разглядел знакомый холодок в ее голубых глазах. Перед глазами Андрея замелькали сцены из прошлого: служанка Лидии со следами пощёчины, сцена в придорожном трактире, Катя, перенесшая столько издевательств от своей хозяйки… Последнее отрезвило его окончательно. Он заставил себя отойти на пару шагов от Лидии. — Но как… ты жива? — Ну, если тебе так удобнее, считай, что ты видишь призрака, — улыбка Лидии была демонической, под стать ее словам. — Да, мне удалось спастись после пожара. Отлично, знаешь ли, заставляет переосмыслить всю жизнь… — Особенно с учётом обстоятельств, которые довели твоих людей до ситуации с поджогом. Никогда не задумывалась, что ты что-то делаешь не так, Лидия Ивановна? — От судьбы никуда не денешься, знаешь ли. Ангелы не выживают в аду, они теряют способность чувствовать, — женщина вновь с грацией дикой кошки опасно приблизилась к собеседнику, положила ему на плечи руки в тонких перчатках. — Нет… Лидия… — Андрей понимал, что ещё минута — и он перестанет себя контролировать. — Ах да, наслышана о твоих семейных планах. Ольга Платоновна будет тебе достойной партией, от объединения капитала выиграют обе стороны. — Не будет… Мы расторгли помолвку. Настал черед Лидии удивиться. — Но почему? — Я не хотел бы это обсуждать. Просто мы оказались не предназначены друг для друга. Кажется, ты говорила о каком-то деловом предложении? — чтобы уйти от личной темы, спросил Андрей. Это сработало — тон Лидии сразу изменился. — Зачем ты выкупил через банк Червинку? Теперь она связана с Шеферовкой. Моим поместьем, которое я никому не собираюсь отдавать. — Так я вроде как никогда не претендовал на Шеферовку. Она остаётся у собственника, которым по бумагам сейчас является Григорий Петрович Червинский. — Ошибаешься, по бумагам она моя, меня восстановили в правах, и я не собираюсь ее терять. Все мое — и имение, и крепостные… Включая беглых, одну из которых ты увез от Григория Петровича из Червинки. — Катерина Вербицкая? — Андрей в ужасе отступил. — Да, собственно, я хотела поговорить о ней. — Катерину я никому не отдам. Что ты хочешь за нее? — Значит, это правда, — в глазах у Лидии потемнело, она тяжело опустилась на стул. — Лидия Ивановна, пусть прошлое останется в прошлом. Я ведь в состоянии устроить много проблем… касательно имения Шеферовки. Но Лидия словно не слышала его. — Это все она… Алеша, Григорий, теперь ты. Я обречена постоянно чувствовать за собой призрак этой крепостной, которая раз за разом разрушает мое счастье… Он опять подошёл к ней вплотную, присел рядом. — Видимо, не выйдет у нас разговора, ни делового, ни какого-то ещё. Одумайся, Лидия… Ты такая красивая, у тебя обязательно все получится, — он попытался взять её руки в свои. Но от последних его слов у Лидии случилась уж совсем форменная истерика. Она резким движением вырвала свои руки из его ладоней. Сквозь слезы она что-то невнятно говорила о следах, остающихся на всю жизнь, о шрамах и о разрушенных чувствах. Понимая, что продолжение этого разговора ни к чему не приведет, Андрей тихо прикрыл за собой дверь.***
Через день карета Лидии Шеффер остановилась у монастыря, в котором она сама еще совсем недавно пряталась от всего мира. — Матушка, позвольте мне поговорить с сестрой, которую в миру звали Наталья Дорошенко. — Отчего ж нет, ее сейчас пригласят. Натали, вышла к ней навстречу бледная, с запавшими заплаканными глазами… «Краше в гроб кладут, — невольно подумалось Лидии. — Все же хорошо, что я отсюда вовремя вырвалась». Увидев свою подругу в ярком наряде, которую она давно считала погибшей, Натали со стоном начала опускаться на землю. — Лидди… — Ну здравствуй, душечка Натали, — Лидия протянула руку, придерживая подругу, чтобы та не упала. — Боже мой, Лидди, моя милая подруга!!! Я так переживала за тебя, я столько молилась о тебе!. — Спасибо, дорогая моя Натали, — Лидия была искренне тронута. — Только меня здесь и сейчас именуют Григория. — Подумать только, сестра Григория. Расскажи мне, как тебе здесь живётся? Почему ты вообще попала в монастырь? — Это долго рассказывать… Я хотела бы побольше узнать о тебе. До сих пор не могу поверить в то, что ты жива, спасибо тебе, Господи милосердный, — Наталью-Григорию переполняли эмоции. — А я не тороплюсь. Я хочу поговорить с тобой подольше, если это, конечно, возможно. — Лидди, я очень многое пережила, и поняла, что мое место здесь, вдали от мирской суеты. после гибели нашего с мужем малыша, а затем и Грига, я не видела себя в миру… Я больше никогда не смогу иметь детей, понимаешь? Здесь я хотя бы могу молиться за отпущение грехов и верить в то, что Господь раньше или позже их простит. — Какая же ты, сестра Григория… а тебе никогда не пришло в голову задуматься, кто виновен в твоих бедах? Смотри, моя хорошая. Ты ведь теперь отлично понимаешь то, что упорно не хотела замечать тогда? Чей призрак все время стоял между тобой и Григорием Петровичем? Помнишь, как он уехал прямо со свадьбы, узнав о побеге Катерины Вербицкой с Алексеем? — Лидди, зачем ты так? — глаза той, которую когда-то звали Натали, расширились от боли. — Но ведь это же правда, подруга, ты не могла столько времени не видеть, что твой муж помешан на другой! Он и Алёшу убил ради того, чтобы Катя тому не досталась. — Хватит, Лидди! — монахиня закрыла уши руками. — Лучше расскажи о себе, что с тобой было после того страшного пожара? — Я расскажу. Этот поджог организовал отец все той же Катерины Вербицкой. Меня тогда спас Захар, которому тоже досталось от Вербицкого. Ненавижу всю их семейку. Из-за них мое тело и душа в ожогах, по её вине я потеряла того, кого любила! — Скажи мне, сестра Григория, ты ведь не подписывала никаких документов о наследстве после… — Лидия на миг запнулась, но тут же продолжила: — после смерти твоего мужа? — Нет. — Не спеши с ними. Возможно, теперь ты будешь считаться наследницей Шеферовки. — Если так — я верну ее тебе, это имение твоё по праву. Лидия во второй раз за время их разговора искренне растрогалась. — Спасибо тебе, дорогая… Григория. Я прошу тебя — не говори пока никому о том, что меня видела. И хорошо подумай ещё раз о том, что я тебе сказала. — эти прощальные слова давно уехавшей подруги ещё долго звучали в ушах молодой монахини, мешая сосредоточиться на том, что ещё недавно казалось самым важным для нее.***
— Еще, милый, пожалуйста, ещё! Я хочу вся принадлежать тебе… Тонкие стены в дешёвой киевской гостинице плохо скрывали звуки, но извивающейся в порывах страсти парочке, казалось, все приличия давно были безразличны. Лидия перечеркнула их для себя уже тем, что поздним вечером сама приехала к «милому Григу». Когда он отворил ей дверь, она первой шагнула к нему навстречу. И что-то в ее глазах подсказало Григорию, что сегодня они существуют только друг для друга… — Ты всегда была и есть само совершенство, только ты можешь будить во мне такую страсть. Я ни о ком не могу думать, когда ты рядом, — Григорий целовал ее скульптурной формы плечи, лаская все ее тело. — А как же… Китти? — даже сейчас Лидия не могла не думать о своей извечной сопернице. — Она нужна мне только, чтобы ей отомстить. Она ничто рядом с тобой… Эти его слова растворились в очередном поцелуе. Лидия ни на минуту не поверила своему любовнику, но как же ей хотелось тешить себя надеждой о том, что в его словах есть хоть немного правды… Сейчас, в полумраке, когда их с Григорием тела едва угадывались в неверном свете свечей, Лидии как никогда важно было вновь почувствовать себя настоящей и желанной, словно и не было никогда этого страшного пожара, обезобразившего ее тело и ранившего душу.***
— Уходишь? — Григорий помогал Лидии справиться с многочисленными крючками и застёжками на платье. — А ты хочешь, чтобы я осталась? — перед ним вновь стояла пани Шеффер, холодная и равнодушная ко всему, кроме собственных меркантильных интересов, идущая к ним напролом и вызывавшая не страсть, а подсознательный страх. Оставалось только удивляться ее мгновенному преображению. — Нет, здесь все слишком просто по сравнению с тем, к чему ты привыкла, — развел руками Червинский. — К сожалению, мои нынешние средства большего не позволяют, как видишь, до чего опустился Григорий Червинский, — его улыбка была горькой. «Видел бы ты, где и как мне пришлось жить после пожара», — невольно подумалось Лидии. Вслух же она произнесла: — Все можно вернуть. Григорий Петрович. Я прекрасно понимаю, что наш союз сейчас — это дань обстоятельствам. Но, пока мы вместе — я ни с кем не буду тебя делить. Тем более с какой-то Китти. Григорий узнал такие характерные властные металлические нотки в ее голосе. Их он уже не раз слышал и до паники боялся… у своего отца, Петра Григорьевича Червинского.9
Сестра Григория, она же в миру Натали Дорошенко, отправляла очередное письмо домой. Воистину, приезд подруги совершенно выбил ее из привычной уже размеренной жизни. Она вспоминала их общение с Григорием буквально по минутам и, хоть эти воспоминания были болезненными, все сильнее осознавала, что Лидия права. В каждом поступке сначала ее жениха, а потом и мужа Григория чувствовалась его порочная страсть… к другой. Не находя выхода, эта страсть оборачивалась для него самыми безумными поступками. «А ведь Лидия изначально была не в восторге от нашего брака», — внезапно подумалось Натали. — Ее поддержка перед свадьбой была какой-то машинальной, а эмоции Натали не находили искреннего отклика у подруги. Тогда Натали относила это к собственным мечтам Лидди о браке с Алексеем Косачем, никак не желавшим сбываться, сейчас же осознала, что её проницательная подруга что-то знала о Григе. И это что-то никак не могло понравиться Натали. Ещё раз перед глазами вспомнился день их свадьбы, который должен был стать самым счастливым в ее жизни, а стал, пожалуй, самым ужасным. Ворон, влетевший в её комнату перед свадьбой, гадание, на котором всплыл крест из воска. Реакция Григория на весть о побеге Катерины, его отъезд с собственной свадьбы, прямо в их первую ночь… Даже смерть Анны Львовны его тогда не остановила. Торжество, с которым он вернулся тогда вместе с Катей. Его нервное поведение на аукционе по её продаже. Реакция на покупку Китти Лидией… «Все сходится. Он не переставал думать об этой крепостной ни на минуту, все время, пока был с ней, Натали. Как он мог? И почему молчала перед свадьбой Лидия?.. Впрочем, разве я бы послушала ее?» Брат Николя в ответ на ее расспросы коротко отписал ей, что Китти теперь благополучно живёт в Киеве в доме некоего купца Андрея Андреевича Жадана и, вроде как, даже собирается за него замуж. «А как же ее большая любовь к Алексею? Я не смогу забыть Грига всю свою жизнь, а Китти так легко изменила своей любви? А была ли это вообще с ее стороны любовь? Она могла играть и с Алексеем, и с Григорием, поэтому он не переставая думал о ней… Может, не так уж не права Лидия, когда утверждает, что Катерина на самом деле коварна и корыстна?» «Это из-за нее у тебя сломана вся жизнь, она не должна быть счастливой, она заслуживает только самой жестокой мести!» — словно нашептывал ей кто-то голосом, подозрительно похожим на голос ее подруги. И тут же другой, мягкий голос твердил: «Месть ничего не исправит, Григория уже не вернуть, можно только смириться»… Эти голоса который день мучили ее, лишая покоя и сна.***
Через неделю в тихом монастыре под Нежином разразился нешуточный скандал: одна из монахинь, недавно принявших постриг, сестра Григория, бесследно исчезла из обители.***
Натали Дорошенко приехала в Киев. Темное глухое платье, лицо под плотной вуалью надёжно скрывали ее личность от любопытных глаз. Не выдержав морально изматывающей борьбы с самой собой, «сестра Григория» сдалась и на неопределенное время исчезла из ее жизни. Наталья поселилась на одной из тихих улочек Киева, стараясь вести максимально уединенный образ жизни и попадаться на глаза как можно меньшему количеству людей. Денег, присланных ей братом Николя, хватало — живя в монастыре, некогда светская барышня привыкла довольствоваться малым. О своем бегстве она пока не решилась рассказать ни отцу, ни брату, ни подруге Лидии — задуманная ею месть не терпела посторонних вмешательств. Ближайшей ее целью теперь было узнать побольше о купце Андрее Андреевиче Жадане и Катерине Вербицкой. Вместе с тем, поставленная ею задача оказалась не такой простой — симпатичный молодой мужчина — похоже, сам хозяин дома Андрей Жадан, выезжал из дому всегда один, или со своим приятелем, и они отправлялись либо в гильдию, либо по делам своих мануфактур. Она не могла знать, что Андрей после того самого разговора с Лидией попросил Катю без надобности лишний раз не выходить из дому, словно чувствуя угрозу, исходившую от бывшей любовницы. Поэтому увидеть ту, которую она искала, Наталье удалось лишь спустя две недели упорных наблюдений, да и то мельком — не зная, что она должна быть где-то здесь, бывшей монахине ни за что не удалось бы узнать всегда бледную Катю в симпатичной молодой панночке в богатом наряде, со счастливой улыбкой подавашей руку мужчине, с которым они вместе выходили из экипажа. Натали невольно вздохнула от этой улыбки — чужое счастье укололо её ещё больнее в сравнении с собственным горестным положением. Почему-то совершенно не приходили в голову так долго внушаемые ей в монастыре пожелания радоваться за счастье ближнего — напротив, ее словно окатило ледяной водой при виде похорошевшей бывшей крепостной Червинских и искренней радости на лицах ее и ее спутника. «Кажется, теперь я понимаю чувства Лидии", — подумала Натали. Засмотревшись на отьехавший от дома Жадана экипаж, Натали не заметила, как к ней сзади неслышно подошли. Она вздрогнула только, когда на ее плечо опустилась тяжёлая рука. — Я вижу, у пани есть интерес к этому дому? — грубый мужской голос прозвучал немного глухо. Женщина с ужасом обернулась. Высокая фигура мужчины, шапка надвинута на самые глаза, неопрятная борода… — Что Вы хотите, отпустите меня! — вскрикнула она, пытаясь вырваться из цепких рук. Тут только успела заметить, что на одной руке мужчины не хватает двух пальцев. — Отпустите ее сейчас же! — услышала она грозный окрик. К ним приближался тот самый молодой мужчина, приятель Жадана, которого Натали не раз уже видела возле этого дома. Злоумышленник сплюнул и, выпустив ее руку, стремглав бросился прочь. — Вы в порядке, пани? — нежданный спаситель с беспокойством смотрел на нее. — Пани Григория, — выпалила Наталья первое, что пришло в голову. — Да-да, благодарю Вас. — А я Богдан, заехал к своему другу, но он, похоже, уже успел уехать. Давайте, я Вас провожу, пани Григория? Похоже, этот страшный человек Вас сильно напугал? — Да, есть немного, — вынуждена была признать Наталья, пряча глаза. Этот молодой мужчина явно смущал ее своей открытой улыбкой, своим чистым взглядом. Молодая женщина вдруг почувствовала себя обманщицей. — Представляете, пани Григория, мой приятель в это воскресенье женится, они с невестой поехали договариваться с батюшкой о венчании в Лавре. Так приятно смотреть, что Андрей и его Катерина нашли друг друга. Знали бы Вы, что им пришлось пережить на пути к своему счастью… От его слов Наталье стало совсем плохо. Она многое хотела бы рассказать этому приятному молодому человеку, но стыд пересилил это минутное желание. — Простите меня, Богдан, мне нужно идти, — Наталья Александровна невольно ускорила шаг и почти побежала, стремясь сейчас как можно быстрее оказаться подальше от этого дома и его обитателей. — Куда же Вы, пани Григория? Подождите! — только и успел проговорить молодой человек. — Странная она, эта красивая пани… — пожал он плечами, задумчиво глядя ей вслед. Он так и не успел тогда рассказать Андрею о подозрительном человеке, крутившемся возле его дома…***
В тот вечер Натали долго плакала в своем киевском домике. Какими неприятными и постыдными ей теперь казались даже сами мысли о мести! Этот молодой человек, Богдан, словно открыл ей глаза на очевидное — что любовь есть добро и милосердие, и как мало общего она имеет с ненавистью и местью.10
О предстоящей свадьбе Жадана и Катерины узнала не только Натали Дорошенко. Уютно устроившись на ковре у горящего камина и отпивая из бокалов вино, этот же вопрос активно обсуждали Лидия и Григорий. — Она моя крепостная, но я никак не могу сейчас оспорить этот брак, хоть и не давала на него согласия. Мне нечего будет возразить против него — пока не установлены наследники Червинских, не у кого истребовать принадлежащее мне имущество, и оформить документы тоже нельзя. Вот если бы Натали вернулась из монастыря, или приехал Петр Иванович… Тебе какой вариант больше нравится? — Лидия изломила бровь. Григ болезненно поморщился от последних слов женщины. — Тот случай, когда я жалею о своей «безвременной гибели». Наверное, мое исчезновение все же было опрометчивым решением. — Я была у поверенного. Запись о браке можно будет потом оспорить, это наш огромный козырь против Жадана. Поверь мне, он серьезный соперник, я бы никому не пожелала иметь такого врага. — Но мы же не можем просто оставаться сторонними наблюдателями, не можем допустить этого брака! — кипятился мужчина. — Почему это? Тебя по прежнему задевает сама мысль о том, что твоя маленькая Китти может быть с кем-то другим? — Лидия отодвинула в сторону недопитый бокал и внимательно посмотрела на Грига — Меня унизили, как же ты не понимаешь! — ещё больше взорвался Григорий. — Все, что мне нужно — это восстановить свою честь, которую эта мерзавка просто втоптала в грязь! У меня к ней ничего не осталось, кроме ненависти… Взгляд Лидии сейчас просто пронизывал насквозь. Веры к Григорию у нее не было, но понимала его она сейчас как никто другой — слишком уж зеркальны были ее собственные чувства к Андрею Жадану. — А откуда тебе известно про Жадана, что ты вообще о нем знаешь? — этот вопрос Грига застал ее врасплох. — Да так, доводилось вести с ним… дела, — прикрыв глаза и потянувшись, как большая хищная кошка, задумчиво ответила красавица. «Все же в интуиции ему не откажешь»… — Или ты ревнуешь, Григорий Петрович? В ответ мужчина рывком притянул ее за плечи, увлекая за собой прямо на мягкий ковер. — Ты даже не представляешь, насколько… Я тебя просто уничтожу, слышишь, пани Лидия?! Страсть снова обожгла их горячей волной, в глазах замелькали яркие вспышки, и им обоим на некоторое время стало уже не до мыслей о мести… Но у каждого из них оставались свои собственные тайные замыслы, которыми они не очень то спешили делиться даже друг с другом.***
Наступил день свадьбы Андрея Жадана и Катерины Вербицкой. Этим прекрасным весенним днем, казалось, сама природа пела только о счастье и радости, и просто не могла предвещать ничего плохого. У храма толпился народ. Натали тихо стояла в толпе, после долгих размышлений она все же решилась придти сюда, возможно, чтобы в последний раз обо всем подумать, все больше склоняясь к своему возвращению в монастырь. Она вновь была под густой вуалью, и не зря — почти сразу в глаза бросился выходящий из экипажа ее брат — Николай Дорошенко. А вон рядом с женихом стоит Богдан, который тоже может узнать странную пани Григорию. Смешавшись с толпой, она всеми силами старалась никому не попадаться на глаза. Вся атмосфера храма невольно напоминала ей о спокойных днях, проведенных за стенами монастыря в молитвах и покаянии. Уже не раз Натали задумывалась о том, что зря покинула обитель, поддавшись соблазну в виде нежданно явившейся к ней Лидии. Сейчас ее взгляд на чужое счастье был иным, но она почему-то захотела лишний раз проникнуться искренним чувством этой пары, Андрея и Катерины, попросив для них счастья на небесах. Вот отзвучали венчальные песнопения… Молодые двинулись к выходу из храма. Наталья даже не сразу поняла, что произошло дальше. Всадник, весь укутанный в плащ, на коне у самого входа в церковь, нож в груди Андрея Андреевича, отчаянные слезы молодой невесты… Перед глазами изумлённой Натали, словно замедлив роковое движение, промелькнула рука убийцы, сжимавшая нож… Рука с тремя пальцами. «Это же он, это без сомнения, он, тот самый мужчина, что следил за домом Жадана!», — хотелось крикнуть молодой женщине, но голоса не было, она как будто задыхалась теперь от царившего здесь аромата ладана. Низко опустив голову, Натали Дорошенко потихоньку протиснулась к выходу и, выскользнув из церкви, не разбирая дороги, со всех ног бросилась оттуда прочь. Она не видела, что одним из первых, кто сориентировался в ситуации и выбежал из храма, стремясь догнать злоумышленника, был тот самый Богдан, верный друг Андрея Андреевича.