Турнир НЕтрёх волшебников

После объявления результатов нас снова загнали в палатку, где с довольно-радостным видом, как будто это он только что отнял у драконих все золотые яйца и совершенно бескорыстно раздал их нам, стоял Людо Бэгмен. — Теперь, ребятки, когда у вас есть все необходимое для этого, самое время поговорить о втором туре. Он состоится только двадцать четвертого февраля, но вам будет, чем заняться следующие три месяца, — поистине, Людо был самым оптимистичным оптимистом из всех, кого я знаю. И я начала ловить себя на мысли, что меня это раздражает. — Взгляните на золотые яйца, что у вас в руках. Видите петельки? Эти яйца открываются. А внутри них то, что поможет вам подготовиться ко второму заданию Турнира. Больше я ничего сказать не могу, разве только пожелать вам удачи. Отдыхайте! Выдав полагающиеся указания, Бэгмен выбежал из палатки первым. Осознав, что инструктаж для второго испытания закончен, мы потянулись за ним. Куда испарился Людо, мы понятия не имели, сами же направились к Хогвартсу, в цветок-теремок, постепенно осознавая, что на сегодня с испытаниями Турнира — все. Все!!! А это значит: можно расслабиться и отдохнуть так, как каждый сам для себя это понимает. Что-то мне подсказывало, что мысли нашей пятерки вертелись где-то в одном районе… По пути мы стали свидетелями двух трогательных сцен, главным героем которых был Гарри Поттер. Вначале мы понаблюдали за трогательным воссоединением троицы гриффиндорцев (оказывается, за глаза, кто-то вполне искренне, а кто-то с подковыркой, их частенько называют Золотым Трио). Рон Уизли, брат близнецов, набрался смелости и признал свои ошибки, заявив, что теперь безоговорочно верит словам друга, тот не бросал свое имя в Кубок. А личность, сделавшая это за него, реально желает Гарри пасть смертью храбрых. Благородный Поттер охотно простил друга, и все трое некоторое время обнимались и плакали на плечах друг друга. Недолго, ровно до того момента, как рядом с младшим хогвартским чемпионом будто из воздуха материализовалась — кто бы вы думали? — Рита Скитер. Сегодня она была одета в ядовито-зеленую мантию. Вероятно, в целях маскировки. Правда, в Запретном лесу нашлось бы не так много кустов похожего цвета. А вот в одном из углов загона… возле вольеров с драконихами… похоже, не самым лучшим образом перенесшими внезапное путешествие, усугубленное волнением за многочисленное потомство… Там была целая куча подходящего оттенка, что не могло не навести на некоторые мысли. В частности, что с самокритикой у Риты иногда бывает все в порядке. Она объективна до невозможности. Так вот эта работница прессы в костюме цвета драконьей неожиданности взялась за старое. Навострила Прытко Пишущее Перо и полезла с вопросами: — Скажи, Гарри, что ты чувствовал, оказавшись лицом к лицу с драконом? Считаешь ли справедливыми выставленные тебе баллы? Всего одно слово! — Одно? Боюсь, не получится, — жестко ответил парень расплывшейся в слащавой улыбке дамочке. — Я еще слишком мало таких слов знаю, чтобы в одно уложиться. Можно в три? — Можно, — сияя ответила Рита, и Перо сосредоточенно насторожилось. Оно так и осталось висеть над пергаментом, когда Поттер сказал обещанные слова. Ровно три. Ни больше, ни меньше. Оно даже не нашлось, как записать сказанное с поправкой на «объектно-ориентированное программирование», заданное хозяйкой, которая тоже сразу не нашлась, что ответить, тем самым дав возможность воссоединившимся Гарри, Рону и Гермионе скрыться в школе. Под наши оглушительные аплодисменты. Оказавшись в теремке, мы первым делом ломанулись к своим блюдечкам, чтобы сообщить родным и друзьям последние известия. Я как раз набирала последнее сообщение (для бабушки), когда у меня за спиной появился Ватутий. — «На первом испытании я вытупила очень удачно»… — прочитал он вслух, заглянув мне через плечо. — Выступила! — скривившись (когда меня ловили на не самом лучшем знании родного языка или невнимательности, мне всегда было «два в одном» — стыдно и обидно), поправилась я, поспешно исправляя глупую опечатку. — Не исправляй, честнее будет, — хихикнул Ватутий и еле увернулся от метнутой мною подушки. Мысленно я поставила себе отлично за скорость реакции и двойку за меткость при стрельбе по движущейся мишени. Но над этим мы еще поработаем. — Во время соревнования по метанию молота смешнее всего метался пятый сектор, куда собственно, и летел молот… — сострила я в ответном порядке, и мы с Кузнецовым заключили перемирие, потому что подтянулись Любаня и Иван, чтобы позвать нас в гостиную (она же столовая, она же общая комната, она же кают-компания), где Ромка перенастраивал блюдо после сеанса связи Путятишны с ССМУ, для «подбития бабок». Имеется в виду не Турнир. — Ну, кто первый? — на правах лучше отличившегося председателем собрания себя назначил Стогоберега. — Ну, я давайте… — пожал плечами Кузнецов. — Мне было проще всего. Каркаров все время сидел на судейской трибуне и не был замечен ни в порочащих его связях, ни очерняющих его поступках, если не брать во внимание несправедливое судейство. Это не снимает с него подозрений, но и не подтверждает их. — У меня тоже ничего, — подхватил Падаван. — Ни одной подозрительно себя ведущей личности в толпе я не заметил. Все вели себя, как обычно, с поправкой на ситуацию. Зрелище-то им показали — мама не горюй! — И мы ничего особенного не заметили, — настала очередь Любани. — Разве что Зубик зафиксировал повышенный не совсем объяснимый интерес к Гарри со стороны Людо Бэгмена. По идее, все чемпионы должны интересовать его одинаково… — Интерес Людо к Гарри вполне объясним, — авторитетно заявила я. — Есть предположение, что он участвует в тотализаторе и поставил на Поттера. Вот и стремится ему помочь, чтобы обеспечить себе выигрыш. Причем в наглую, прямо перед испытанием… — Тотализатор, говоришь… — Ватутий сидел, уткнувшись в свое блюдце. — А может не тотализатор? Может он хотел не помочь, а «помочь». В смысле, подсказать что-то, что повредило бы Гарри. — А зачем ему это надо? — мы все удивленно посмотрели на Кузнецова. — Я еще раз прочесал информационное пространство… — он сосредоточенно вглядывался в экран. — Мы кого с вами в прошлый раз посчитали? Того, кого официально признали Пожирателем, а потом посадили или оправдали. А были то еще и так называемые «сочувствующие», кто Пожирателем не был, но тем или иным образом помогал. Были доказанные случаи, были недоказанные. Вот среди таких недоказанных мелькает фамилия нашего Людо. А основной оправдательный аргумент звучит, как «пособником Того-кого-нельзя-называть не может быть волшебник, которому мозги бладжером еще в детстве вынесло». — Так что, нам теперь первую премию на троих делить? — выдал до сего момента молчавший Ромка. — Почему на троих? Чем и с кем это вы делиться собираетесь? — в общую комнату стремительно вошла Путятишна, и мы вынуждены были на неопределенное время приостановить обсуждение. — Или вы все-таки собираетесь не делиться, а соображать? — Надысь окинула нас испытывающим взглядом, а потом подмигнула. — И не на троих, а на пятерых? — Как можно, Забава Путятишна! Мы — не такие! Что за нелепые подозрения? — залопотали мы, усиленно изображая оскорбленную невинность, потому как директриса в точности угадала то, чем мы собирались заняться сразу после «конференции». А нам уже давно стал известен секрет успешной вечеринки — усыпить бдительность Путятишны. Например, незадолго перед отбытием мы устроили «Тархун-раут», вымутив у Нептуныча пару литров его «зеленки». Сегодня планировался «Кофе-брейк», потому что именно на него походила медовуха, раздобытая Ромкой в «Кабаньей Голове». Именно это он обсуждал с трактирщиком, когда их дернул мой патронус. Вообще-то, по сведениям Аберфорда, спиртным навынос можно было затариться и в доставшихся мне «Трех Метлах», но Розмерта могла стукнуть профессору МакГонагалл, а та, в свою очередь, Путятишне, что явно нежелательно. А на медовухе Стогоберега остановился, опять-таки, потому, что хозяин Казимира честно признался: «карта вин» в его заведении весьма специфична и может вызвать отравление, «белочку» или просто общее болезненное состояние непривыкшего к ней организма. Медовуха же, хоть и сварена по особому, эксклюзивному аберфордовскому, рецепту, позволит нам и отпраздновать, и не проваляться потом дня три в позе трупа. — Да ладно, ребята, — усмехнулась Надысь с непривычными нам нотками благосклонности в голосе. — Вы это заслужили. Объявляю сегодня «премиальный день». У директоров школ-участниц вечером снова будет… совещание, посвященное обсуждению результатов первого испытания Турнира, не теряйте времени даром, — тут Путятишна еще раз нам подмигнула. — Главное, не спалите цветок-теремок. И постарайтесь, чтобы завтра вам полным составом не пришлось записываться на ведьмонет-семинар «Как восстановить имидж порядочного человека после корпоративной вечеринки». Мы снова рассыпались в заверениях, но Надысь их уже не слушала, отправившись в свою каюту готовиться к учительской пьянке… Ой, собранию! Конечно же, собранию! А мы, получившие карт-бланш на свою попойку, стремительно вносили изменения в уже имеющиеся планы. Как не устает твердить Нептуныч, моральную усталость можно победить только аморальным отдыхом. В теории это подразумевает наличие закуски, чтобы количество выпитого было сопоставимо с количеством съеденного (Любаня отправилась договариваться со скатертью-самобранкой), и культурной программы (Ромка продолжил возню с блюдом и яблищем), потому что чревоугодие, даже от скуки, — это грех, а вечеринка — это тот же утренник. Только вместо зайчиков и снежинок преимущественно поросята. А чтобы поутру не пришлось мечтать о конце света, дабы избежать общественного порицания, большинством голосов постановили, что вечеринка будет закрытой. — Не люблю я закрытые вечеринки, у меня клаустрофобия, — поджала губки Одаренная, на что Кузнецов мгновенно парировал: — Ты еще скажи, что тебе пить нельзя… — Ага, щаз… — Любаня послала Ватутию приторную улыбку. Таких ошибок она не делала с нашего первого сабантуя, где после подобного заявления все присутствующие будто задались целью ее напоить. В очередной раз цитируя завхоза Водяного: «ровно у девятнадцать нуль-нуль» вечеруха обрушилась на нас, как бал у Сатаны в романе одного магловского писателя — разом со всеми ее звуками, видами, вкусами и запахами. Просто у Стогоберега, наконец, получилось сформировать и запустить одобренный участниками вечеринки трек-лист. Причем на полную громкость и с самой классной композиции ихтиандра-Витаса, с кислотно-фальцетного припева. Услышав проникновенные визги, самобранка психанула и выдала разом все меню, которое надиктовала ей Любаня, плюс добавив кое-что, слава Кондратию съедобное, от себя, чем сразу стала похожа на нечто среднее между Рогом Изобилия и скатертью для пикника, когда за кормежку на выезде отвечает моя любимая бабуля. Разумеется, запах от всего этого изобилия, а Любаня знает толк в кулинарии, не сомневайтесь (и как только при этом ей удается сохранять такую обалденную фигуру?), стоял такой, что у всех слюна начала выделяться так, будто мы собаки волшебника-Павлова, которым дали звонок и включили лампочку. Не узнать, какова эта роскошь на вкус, просто не представлялось возможным, поэтому мы вооружились и приступили к дегустации. — Нинка, пореже мечи! — осадил меня Ромка после третьего подхода к теремковому шведскому столу. — У нас впереди еще два испытания, и их нужно будет проходить, а не уподобляться глупому пИнгвину, робко прячущему в утесах жирное тело. — Молчи, Ромыч, — сыто прищурилась я в ответ. — Иначе это будет твое тело. Я просто выполняю то, что доктор прописал. Когда он уходил от меня прошлой осенью — помнишь, когда я простыла? — он мне русским языком сказал «Поправляйтесь!». Вот я и поправляюсь. — Я тебя сейчас, наверное, удивлю, — Ромка отсалютовал мне стаканом с медовухой. — Но он имел в виду совсем не это. Пойдем лучше споем! И поскольку влито в меня было почти столько же, сколько съедено, предложение друга я встретила с радостью, как и остальные. Ресторан-бар спешно переквалифицировался в караоке-бар, то есть все шло по графику. Нарушение графика подошло что-то около десяти вечера, то есть почти сразу же после наступления хогвартского отбоя. Как сейчас помню, я и Ромка в четвертый раз на бис исполняли «Розу чайную», где Любка была у нас на бэках, а Ватутий и Иван — на подтанцовке. И тут в дверь постучали. В цветке-теремке тут же повисла много что говорящая тишина. Пятеро нас переглянулись. Это что? У Путятишны не задалось совещание? Или Филч опомнился? Вроде как в его обязанности входит следить, чтобы после отбоя все спали. Но вообще-то мы считали, что на нас это не распространяется. Во всяком случае, когда мы в прошлый раз около полуночи попались на глаза старому сквибу, он нам слова не сказал. Если не считать, конечно: — Ходят тут всякие и гадят, гадят, гадят (в отцензурированной версии: и мусорят, мусорят, мусорят)… Задолбали! Как самый смелый, Ромка подкрался к двери и спросил густым басом: — Кто там? — Британский аврорат! — таким же басом ответил из-за двери. — Открывайте! — Не могу… — сказал Стогоберега, добавив басу раскаяния. — Почему? — за дверью искренне занедоумевали. — Потому что у нас закрытая вечеринка, — подытожил Ромка. — А у нас — ящик сливочного пива, — ответил «британский аврорат», и сразу из потенциального врага стал родственником. Двери распахнулись… И мы поняли, что хотя бы два факультета Хогвартса больше не считают Поттера «редиской» (это если говорить по-ихнему, по-занзибарски). В состоянии, близком к нашему, но с обещанным ящиком сливочного пива и охренительным количеством всякого разного за дверью стояли гриффиндорцы (побольше, в их числе Золотое трио, отвязные близнецы, Викки и до фига знакомых незнакомцев — тех, кого мы видели, но лично не знакомы) и хаффлпаффцы (поменьше, старший чемпион Хогвартса Диггори, Энтони, Ханна и несколько знакомых незнакомцев). Рейвенкловок было только две — Дана и подруга Седрика (ее зовут Чжоу Чанг и, судя по взгляду Поттера, есть в ней какая-то изюминка, притягивающая именно чемпионов, я аж начала к Ромке подозрительно приглядываться). Слизеринцев, на их счастье, не было ни одного. Возрастной разброс гостей также укладывался в отрезок от Гаррика до Седрика. Обратите внимание, «от», а не «между», потому что отрезок между чемпионами Хогвартса стремился к нулю. Видно, доброта и порядочность Поттера не прошли мимо ушей и совести Диггори, и парни если не задружили, то закорефанились. — Окончание первого тура здесь гуляют? — знакомым басом выдал Джордж, вручая Ромке ящик. Именно с этого момента вход на закрытую вечеринку стал свободным. Как там говорил незабвенный Нептуныч, которого в этом дневнике я цитирую чаще, чем учебники и классиков? Вечеринка проходит намного веселее, если помещение, где она проходит, — не ваше. А что говорила Забава Путятишна? Цветок-теремок рассчитан на шесть человек. Уже к десяти тридцати вечера в нем кучковалось, безбашенно отрываясь, человек сорок, и они чувствовали себя совершенно свободно, даже несмотря на то, что около трети из них щеголяли в ластах. Просто гостеприимному и нетрезвому, но чистоплотному и хозяйственному Ватутию надоело переколдовывать уличную обувь в тапочки. Правда, когда начались танцы, кое-что из мебели пришлось уменьшить и убрать, иначе она бы пошла на дрова. Кроме этого пришлось отобрать колдокамеру у некоего Колина Криви, которого Фрэд пинком отправил обратно в Хогвартс, потому как он «мал еще тусоваться по-взрослому». Камеру Кузнецов лично спрятал в сумке Троглодита, дабы уравнять в правах всех присутствующих, ведь достоверно известно, что после отвязной тусы самый влиятельный маг тот, у кого колдографии. Так, о чем это я? Ага! Танцы. Плясали все присутствующие. И хотя часть из них отплясывала под поставленный на повтор жутко популярный хит, а часть — под собственный нестройный аккомпанемент, делали они (мы, конечно, мы) это довольно слажено. А как иначе? Ведь до танцев и так основательно заправленные гости, уподобившись хозяевам, сделали по несколько подходов к «кормушке с поилкой» (да простит меня скатерть!), поэтому танцевали все приблизительно одно и то же — танец живота. Кстати, это совсем не сложно. Достаточно просто попрыгать. От общего коллектива оторвались только двое. Первым был гриффиндорец Симус Финниган, который сначала возник в дверях с криком «А вот и я!» и чем-то спрятанным под мантией (так возникла теория о происхождении пустых бутылок из-под огневиски), а потом бродил среди веселящихся с листком, на котором была нарисована какая-то каляка-маляка. — Это мне магловский доктор дал. Что это такое? Версии опрашиваемых расходились диаметрально. Викки увидела на картинке цветок, Седрик — бабочку, близнецы — лошадь, Ромка — трех пингвинов, мне все время мерещились две уставившиеся друг на друга морды. Внимательно выслушав, Симус спрятал листок и всех нас обломал: — Это тест Роршаха, придурки! — после чего что-то достал из кармана (так возникла теория о том, почему половина пацанов отправилась покурить, что привело к интересным событиям). Вторым человеком, с умилением наблюдающим за нашим весельем с углового диванчика была… Забава Путятишна Надысь. Пять минут я думала, что у меня галлюцинации. Потом разглядела в толпе веселящихся Тояму, Херануку, еще нескольких махоутокорцев и… самого директора Хировато, обучающего Любаню технике японского танца с веерами. Видимо, второе совещание закончилось раньше первого (или действительно было только совещанием), и наша директриса решила по случаю разрешенного праздника приобщить и нас к культуре братских азиатских народов, однако обнаружила, что британцы начали первыми. Но не рассердилась, а предоставила хогвартсцам возможность «окультурить» и японцев. Они что, зря сюда топали? А потом с улицы раздался голос одного из тех, кто вышел вместе с Финниганом: — А почему бы нам не искупаться? — и почти полным составом они, забыв, что на календаре не август, а уже час как двадцать пятое ноября, смело отправились к Черному озеру. Некоторое время с той стороны доносились крики, плеск, бултыхание и бульканье. После этого в течение минут так двадцати к нам в теремок приходили дурмстранговцы, приводили, а кое-кто и приносил, моржей-непрофессионалов и, естественно, оставались под предлогом «последить за состоянием спасенных, ибо мы в ответе за тех, кому не дали утонуть». Симуса принес сам Виктор Крам. Этого «спасенного» от «спасателя» пришлось отрывать силой. Где-то около трех ночи Надысь и Хировато вспомнили, что они вообще-то должны призывать нас к порядку, а не подсказывать пьяные выходки, маскируя их под воспоминания юности (игра в фанты и «передай другому» зашли на ура, а вот бутылочка и «пятая точка» как-то нет). Забава Путятишна трижды хлопнула в ладоши и объявила: — Пока все в сборе, напоминаю, что вам через пять часов на занятия, так что гости, не надоели ли вам хозяева? Вполне однообразные вопли о «ненадоевших хозяевах» перекрыл вопль Ивана: — Через пять часов на занятия! За это надо выпить! И что-нибудь вытворить на посошок. К всеобщему удивлению, вновь облачившаяся в обязанности директрисы Путятишна отнеслась к предложению благосклонно, хлопнула вместе с нами финальный бокальчик медовухи и предложила, как в пору ее молодости, выбрать короля и королеву бала. Все с энтузиазмом согласились и чуть не подрались в процессе выдвижения кандидатур и голосования по ним. В конечном итоге, королем бала был избран Седрик Диггори, а королевой — Флёр Делакур. Флёр? Вот тут полный пробел. Откуда у нас на вечеринке взялись шармбатонки, и как мадам Максим допустила подобное, я понятия не имею. Хотя догадываюсь, что все дело в Хагриде. Судя по ранее полученной информации ночные прогулки у них в ходу. Чем не повод заглянуть на огонек (жуткий грохот и ор), раз «полиция нравов» в карете отсутствует? — Все, теперь по кроваткам, — скомандовала Надысь и, руководствуясь педагогическим чутьем (и опытом из молодости), уточнила. — По своим кроваткам. Только тут я поняла, как же устала, поэтому, наплевав на обязанности хозяйки, которая должна проводить гостей (все взрослые, сами выйдут, у нас — не дебри, выход там же, где и вход), отправилась в свою каюту, где только из уважения к маме, семнадцать лет вдалбливающей мне в голову правила приличия, приняла душ и переоделась в «ночное». Последнее, что я помню, так это как ко мне в каюту вполз Ромка и, свернувшись калачиком у двери, заснул, пробормотав напоследок: — Никогда не думал, что у меня такая широкая кровать…