Цвет ночи

Тьма была глухой, абсолютной. Такой, как даже не до рождения - до зачатия. Но, постепенно, в ней появилась жизнь. Сначала он почувствовал, как что-то касается его – легко, почти невесомо. Казалось, что он лежит ночью на морском берегу и это звезды, рушась с небес, ложатся на него призрачными искорками и тают, впитываясь в обнаженную кожу, расходясь по телу неожиданно теплыми волнами. После тьма обрела запах – она пахла весной и ванилью, свежим океанским бризом и ветивером, мускатом и солнцем, амброй и луной, мускусом и лесной прохладой лета, и еще тысячью манящих и загадочных ароматов, названий которых он не знал, окутывала душистым облаком. Затем, во тьме появился ветер и опалял его своим горячим дыханием, заставляя вздрагивать от гранатово-жгучего желания. Желания, заставлявшего стиснуть зубы до боли, зажмуриться крепче и дышать через раз. Тем временем звезды стали прикасаться к нему все чаще, становились все жарче и жар этот растекался по всему телу истомой, стекал к паху и оттуда снова посылал уже не теплые – горячие волны, вынуждая выгибаться навстречу этим касаниям, в попытке поймать их, в жизненной необходимости прижаться к самому их источнику – небу. И небо, словно услышав его, склонилось, на миг властно обняло, звезда невыносимо сладко обожгла губы, а затем вселенная сконцентрировалась в его паху, тронула невозможно нежной лаской, сжала… Катце распахнул глаза, но тьма осталась все той же – чернильно-непроницаемой. Зато рассудок, кажется, вернулся к нему, вместе с пониманием происходящего. Он резко дернулся, в попытке вырваться, но небо накрыло его всей своей неотвратимой шелковистой тяжестью, придавило, лишая возможности двигаться и разрывая ниточку разума, пытавшуюся связать происходящее с реальностью. - Кто ты?! – прохрипел он, из последних сил пытаясь обрести в этом хаосе чувств хоть какую-то, пусть призрачную, но опору. Не в самом ответе – в вопросе. И Тьма обрела голос. Тихий, низкий, глубокий, бриллиантово-бархатный и невыносимо, фатально серьезный, одновременно режуще-остро проходящий по оголенным нервам раскаленными искрами: - А ты? Катце замер, не в силах понять происходящее. В голове плыло, разум заволакивало пряной пеленой желания, тело сжигало горячкой возбуждения, но он еще пытался не переступить грань и удержаться. Он сможет. Он… Нежно-твердые губы приникли к тому месту, где шея плавно перетекала в плечо. Погладили, и, неожиданно, разомкнулись, зубы чуть прикусили, посылая очередную обжигающую волну по всему телу. Никогда и никому не позволял он прикасаться к себе там. Просто потому, что… - Отпусти! – ни приказ, ни просьба, ни мольба. Так взывает к небесам тот, чья голова через миг должна расстаться с телом, отделенная ножом гильотины. - Зачем? – все также смертельно серьезно спросила Тьма. Рубиновая паутина ласковых касаний прихотливым кружевом оплетала тело, вплавливаясь в него, кружа голову хмельным дурманом, вспыхивая в крови золотым пожаром. - Я не… хочу! – он поднял руки, ладони уперлись в широкие литые плечи незнакомца, но попытка сдвинуть скалу голыми руками и то имела больше шансов на успех, чем старания оттолкнуть это существо. Чужие бедра плавным движением вжались в его. Как можно сохранять спокойствие и серьезность с таким стояком? - Не похоже, - ни иронии, ни насмешки. Просто невозмутимая констатация факта. Это еще больше дезориентировало, сгущая марево нереальности происходящего. - Это всего лишь… реакция тела, - беспомощная и нелепая попытка объяснить очевидное. - А разве твое тело – это не ты? - голос обволакивал, погружал в какой-то невероятный транс, лишая воли, мягко, но неотвратимо сминая разум, подчиняя его. Незримый инкуб приподнялся, оседлав его бедра и сильные ладони медленно провели по телу Катце ласкающим движением. Только тут до него дошло, что брюки ему все-таки оставили, да и незнакомец, кажется, не спешил раздеваться до конца. Но почему-то это открытие не успокоило, а лишь еще больше встревожило, хотя, казалось, это было уже невозможно. - Какое красивое тело, - горячие ладони продолжали скользить по его коже, - сильное, молодое, здоровое, - пальцы погладили соски, а затем слегка прищемили их, заставив Катце в который раз подавить стон и желание выгнуться навстречу этим рукам, - отзывчивое. Оно желает естественных радостей жизни, но ты не желаешь дать ему их. Травишь всякой дрянью, подвергаешь опасности, выматываешь работой… Не боишься, что однажды оно отомстит тебе? За что ты так ненавидишь себя? Ты ведь хочешь этого, - инкуб склонился и тяжелая волна длинных, шелковистых волос накрыла тело Катце, заставляя вздрогнуть от какой-то пока смутной догадки, но губ коснулся внезапно настойчивый и глубокий поцелуй. От неожиданности он ответил и чужой язык проник ему в рот, прошелся по кромке зубов, коснулся нёба… Катце в жизни не позволял никому целовать себя так, считая это по меньшей мере негигиеничным, но это оказалось необычайно сладко, настолько, что голова кружилась, воздух заканчивался в легких и заставляло прижиматься бедрами к бедрам незнакомца, тереться о них в инстинктивном желании хоть как-то унять нарастающее возбуждение, охватившее все его существо. Ладонь легла на чужой затылок, пальцы зарылись в густую кудрявую гриву, с желанием прижать еще сильнее, но он сжал руку и с трудом заставил себя потянуть голову чужака назад, разрывая поцелуй. - Это… аморально, - едва смог выдохнуть он. - Мораль – последнее прибежище трусов и импотентов, - нерушимое спокойствие голоса разбили едва заметные холодные нотки надменного презрения и высокомерной насмешки. Но Катце хватило. Его словно ледяным душем окатило, и он рефлекторно забился, рванул изо всех сил, пытаясь высвободиться, но тяжелые руки опустились ему на плечи, ноги сжало стальным захватом чужих бедер и уже не догадка – уверенность, свинцовой плитой придавила разум, парализовав страхом. Эти бесконечно длинные волосы, дурманящий запах, в котором не было почти ничего человеческого, идеально-прекрасное, чудовищно сильное тело и властные, горделивые интонации голоса, явно привыкшего повелевать окружающими и опьяняющего, словно голос одной из легендарных сирен. Элита. Он замер и, через некоторое время, не чувствуя больше сопротивления, незнакомец ослабил хватку. Погладил по щеке, отследив линию шрама, коснулся пальцами подбородка, заставляя поднять голову и начал покрывать горло Катце поцелуями, спускаясь ниже, к груди, вновь разжигая угасшее, было, возбуждение. - Ты носишь имя… древнего демона, - как ни в чем не бывало продолжил он между поцелуями, - но боишься его в себе. Боишься даже признаться себе в его существовании… И потому… стремишься контролировать все… всегда… Но это невозможно… однажды, вырвавшись, он уничтожит тебя… Однако, заключив с ним союз, ты станешь не только счастливее, но и несоизмеримо сильнее… - Заключить сделку с дьяволом – лишиться души, - Катце тщетно пытался увернуться от ласк. Первый шок от осознания правды довольно быстро схлынул, с ним ушел и ужас – он даже перед Консулом уже давно перестал превращаться в дрожащий студень и перед этим незнакомым дзинкотаем не собирался. - Я сказал – союз, а не сделку, - зубы больно прихватили сосок, тут же отпустили, язык нежно прошелся по месту укуса, зализывая и одновременно, ладонь вновь легла на пах, сжимая. Неожиданно острое удовольствие пополам с болью электрическим разрядом прошило тело и в этот раз Катце не смог удержать стона, - Объединившись со своим демоном человек становится богом, - быстрым, текучим движением элитник выпрямился, удерживаясь на руках, чтобы не придавить его своей тяжестью и прикоснувшись губами к уху Катце и выдохнул, – Гор. Катце вздрагивает от череды сильных поцелуев, которые буквально впиваются ему в шею. Это уже не прежние нежные, неторопливые ласки, а почти укусы. Его стискивают в объятиях, прижимают крепче, он чувствует, как тяжело и быстро бьется чужое сердце у его груди и до него внезапно доходит насколько обманчиво спокойствие нежданного… любовника. Что под слоем выдержки и самообладания, словно под тонким пластом земной коры на поверхности вулкана, кипит лава, которая вот-вот вырвется, прольется смертельным потоком, уничтожая на своем пути все живое. И вдруг он ощущает себя как во время гонок, пытаясь вписаться в поворот на запредельной скорости. Малейшее неверное движение и он труп. Ощущение опасности, восторг, азарт вскипают в крови, перехватывая дыхание и он едва сдерживает нахлынувшее, прежде никогда не испытываемое, неистовое желание обнять в ответ, прижаться и смять чужие губы поцелуем, сорвав этот чертов самоконтроль. - Страсть… пятая стихия… - элитник отпустил его, но склонился так низко, что горячее дыхание обжигает губы, - и сопротивляться ей… опасно, - ладонь легла на щеку Катце невесомо-легким движением. Погладила, затем скользнула к волосам. Пальцы то с силой сжимали алые пряди, то вдруг отпускали, ласково зарываясь в них, - Ураган сомнет тебя, - казалось, голос стал еще ниже и теперь Катце отчетливо слышал в нем тот самый угрожающий рокот зарождающегося вулкана, что недоступен людям, но отлично слышен животным и заставляет их бросаться прочь в смертельной панике, - штормовая волна переломает и утопит. Но сумей поймать поток воздуха – и ты испытаешь восторг полета. Поймай волну – и она вознесет тебя к небесам, а после, вынесет на золотой песок, полный жемчуга… - Шагни в огонь – и погибнешь мучительной смертью, - хриплым шепотом отзывается Катце. - Да что ты знаешь об огне? – пальцы в волосах сжались сильнее, чем прежде, почти до боли, но тут же отпустили, - Ты ведь всегда боялся смотреть на что-то ярче огонька своей зажигалки… Феникс сгорает в огне, но, опав пеплом, возрождается – сильнее и красивей, чем прежде. - Я – не Феникс, - это какой-то морок, кажется, что они оба балансируют на грани какой-то невероятно глубокой пропасти и нарочито медлят, перед тем как упасть в нее. - Откуда ты знаешь? Ты ведь ни разу не сгорал… - Катце жадно вдыхает касающееся его губ жаркое дыхание, вдыхает вместе с этими странными, почти безумными словами, они лавой растекаются по телу, заставляя изо всех сил стискивать в кулаках шелк простыни, чтобы не обнять это такое близкое сейчас, невероятное существо, не прижаться всем телом, изнывая от жажды большего, чем эти лживо-неторопливые ласки. Кажется, он сейчас просто не сможет дышать ничем другим. - Зачем огню Феникс? – от слов уже ничего не зависит… от него ничего не зависит… хочет он или нет – еще немного и желание дзинкотая вырвется наружу, близость этого мига уже чувствуется и Катце или уничтожит в попытке сопротивления этой страсти или… - Каждому огню нужен свой Феникс, - шепот едва уловим, словно легкое дуновение ветра, - как и каждому Фениксу – свой огонь… Я стану твоим ураганом… твоим штормом… и твоим огнем… И Катце решается. Перехватывает ладонь элитника, проводит по своей груди, медленным, тягучим, ласкающим движением, опускает ниже, к животу, туда где мягкая дорожка волос уходила в натянувшиеся брюки и ему кажется, что от этой руки по телу расходятся жаркие волны. Затем обхватывает крепкую шею любовника и перед поцелуем шепчет прямо в приоткрытые губы: - Ну что же… попробуй… Дзинкотай в его руках замирает, а затем отвечает на поцелуй - мягко, томно, нежно, но чувствуется, что нежность эта обманчива, она всего лишь скрывает неудержимое желание, которое до времени пряталось в ней, как прячется опьянение в обманчиво-легком молодом вине. Наконец он отрывается от губ Катце, садится, тянет его на себя заставив развести ноги, устраивая у себя на бедрах, а затем обнимает, прокладывая дорожку из поцелуев по его щеке, склоняется к уху. - Я хочу тебя, - он говорит очень тихо и медленно и так же медленно, неторопливо ласкает сильное тело того, о ком так долго мечтал, гладит, получая чувственное наслаждение от одних только прикосновений, его дыхание чуть шевелит волосы Катце, - С тех самых пор, как впервые увидел - я хотел тебя… все это время, - он все так же неторопливо прижимается к человеку, гибким движением трется о него, кладет голову на плечо, обнимает, затем его ладони спускаются ниже, по спине, ногти элитника оставляют на атласной коже едва заметные следы, - Ты мне снился, - продолжает говорить он, - и я с ума сходил от желания, - голос его был низким, почти на грани слышимости, - слышал твои стоны... и как ты просишь меня... как разводишь ноги, умоляешь прикоснуться, - руки тем временем успевают расстегнуть ремень и брюки на Катце и теперь широкая ладонь ныряет под резинку его плавок, ложится на возбужденный член, сжимает, - погладить, - продолжал он и его рука скользит ниже, касаясь промежности, - взять тебя... - грудная клетка едва заметно вибрирует в такт словам, как вибрирует тело мурлыкающего кота, - Мне снилось, что ты говорил как хочешь... - один из перепачканных в собственной смазке Катце пальцев касается сжатого кольца мышц, гладит... - почувствовать меня в себе, - ... и входит в тело Катце. Тот вздрагивает, но любовник крепче сжимает его плечи второй рукой, прижимая теснее. - А теперь, - палец проник глубже, гладя изнутри, лаская, через несколько мгновений к нему присоединился и второй, осторожно начав растягивать тугие мышцы, - я хочу ощутить все это снова... наяву… Теперь Катце не сдерживается – он стонет, стонет от этих слов, от этих ощущений, от сладкой дрожи, которая разливается по всему его существу от движений пальцев внутри тела. Голова кружится и перед глазами плывет - от чувства свободы, взаимного желания и страсти партнера. Тот с трудом отрывается от любовника, желая помочь ему устроиться поудобней, но Катце дергает его на себя, прижимает, обжигает поцелуем губы, его руки ложатся на пояс брюк, которые еще разделяют их. Элитник обнимает любовника, след от его жадных поцелуев оставляет на шее характерную дорожку засосов, Катце вновь стонет, не сдерживаясь, и чувствует, как его неприкрытое желание заставляет дзинкотая задохнуться, а сердце зайтись в диком ритме. Катце все еще пытается разобраться с чужой одеждой, но элитник сам лихорадочно дергает пряжку, металл разлетается под его пальцами, плотная ткань разъезжается, как мокрая бумага. Он прижимается к Катце - кожа к коже, их дыхание смешивается, они целуются, жадно, кусая губы друг друга почти до крови, теряя голову друг от друга, хрипло дыша, изо всех сил вжимаясь, словно стремясь слиться воедино... Внезапно элитник отрывается, приподнимается на руках, встряхивает головой, словно пытаясь хоть как-то отогнать наваждение, спускается ниже, наклоняется и немедленно, не тратя времени на предварительные ласки, забирает член Катце в рот. Одновременно его пальцы, уже скользкие от любриканта, вновь входят в тело человека. Но, не смотря на явное сильное возбуждение, он не торопится, его движения осторожные и нежные, язык неторопливо скользит по горячему, твердому стволу, пальцы внутри Катце мягко поглаживают, почти не растягивая, просто проникая на всю длину, нажимая на чувствительную точку... Сам он вжимается бедрами в шелк простыней, трется пахом о поверхность - движения почти судорожные, безотчетные, вся сила самоконтроля направлена сейчас на то, чтобы не причинить человеку боли и дискомфорта, доставить удовольствие, не лишая сил. Но Катце протягивает руку, кладет ладонь ему на затылок, прижимая голову ближе к паху. - Сильнее… - выстанывает он и слыша это элитник на мгновение отрывается от своего занятия, с силой прижимается щекой к шелковистой коже живота любовника, трется и когда он говорит – голос его срывается: - Если ты еще что-нибудь скажешь... я не выдержу... замолчи... ради самого себя... не провоцируй меня... на жестокость... Катце прогибается навстречу любовнику, тяжело дышит, а тот вновь наклоняет голову и продолжает начатое, но теперь его движения резкие, сильные, он принимает Катце на всю длину, до основания, не придерживая бедер, давая двигаться так, как тот хочет, сам только следуя заданному ритму, свободная рука поглаживает Катце, но не успокаивая, а скорее, только больше возбуждая, пальцы второй руки входят в тесноту его тела с силой, почти ранящей, на грани боли, со стороны могло бы показаться, что еще немного - и простыни окрасятся кровью... но на самом деле он очень хорошо контролирует себя, прекрасно осознавая, чем грозит им обоим потеря этого контроля... Зато Катце не считает нужным сдерживаться. Его вскрики кажется способны проникнуть за пределы комнаты и очень хорошо, что там некому их слышать. Еще несколько движений и Катце выгибается, откинув назад голову, хрипло выстанывая какую-то невнятную нецензурщину... Некоторое время дзинкотай ждет, пока человек слегка успокоится, приподнимается, парой резких движений избавляется от остатков собственной одежды, переворачивает Катце на живот и одним плавным движением входит в расслабленное тело. Тот болезненно выдыхает, тело мгновенно каменеет от боли, а похититель, наклонив голову к его уху, тихо, спокойно и ласково произносит: - Я же просил не провоцировать меня... Все… потерпи… расслабься… Он ждет, обнимает любовника, осторожно гладит, целует спину, отслеживает языком очертания крылышек лопаток, выступающие позвонки, а затем, дождавшись тихого, но уверенного: «Продолжай», подхватывает его под живот, понимая, что держаться сейчас сам тот не в состоянии. Движения элитника глубокие и плавные... Он весь погружен в ощущения - горячая, невозможно тесная плоть, стиснувшая его член, движения которого он чувствует под ладонью, лежащей на животе Катце, даже сквозь слой крепких, тренированных мышц, тяжелое, хриплое дыхание, жар кожи, мокрой от пота, запах спермы, привкус которой он все еще чувствует во рту, шелковистая тяжесть вновь вставшего члена, вздрагивающего у его руки... Вторая ладонь сжимает разгоряченный ствол, пальцы легко поглаживают головку, дразня, размазывая тягучую смегму, тело напряжено до предела, еще немного - и он не выдержит, он больше не может сдерживаться движения становятся все более резкими, сильными и глубокими, рука на члене любовника сжимается, движется в такт своим движениям.... И тут ему начинают подаваться навстречу – все более жадно, стремительно, грубо и уже непонятно кто тут кого берет… Может это из-за темноты, в разы обостряющей чувства, но ему кажется, что ощущения человека передаются ему, струятся сквозь него, каждый вздох, вскрик, стон он чувствует, как свой... это какая-то иная реальность, четвертое измерение, шестое чувство, это просто невозможно и в то же время все эти ощущения его невероятно прекрасная действительность. И вот гибкое тело бьется в его объятиях, оргазм тайфуном накрывает их обоих, огненная пружина внизу живота внезапно разворачивается, посылая горячие волны по всему телу, заставляя вздрогнуть и закричать, судорожно прижав к себе любовника. Он чувствует яростную пульсацию у себя в ладони, в такт той, что стискивает его член. Живот, грудь, руку заливает горячей жидкостью, и наконец они оба без сил падают на кровать, в попытке отдышаться. Катце лежит, пытаясь как-то разобраться в хаосе собственных ощущений, в том, что, как оказалось, он ни черта не знает о сексе. И об элите, кажется, тоже, но некоторое время спустя слышит слегка сорванный голос рядом. Кажется, или в нем… смущение? - Я предупреждал тебя… - О чем? – говорить неохота, но он не может не поддразнить своего «насильника». - Не провоцировать меня… - А разве это была провокация? – делано удивляется Катце. Переворачивается и садиться на элитника, как тот недавно – на него самого. Склоняется и начинает медленно вылизывать мокрое от пота и его, Катце, спермы, тело, чувствуя, как член любовника немедленно начинает наливаться и каменеть вновь. Находит наощупь перепачканную спермой ладонь, целует, втягивает пальцы в рот, затем отпускает… - Ты сказал, что Феникс возрождается из пепла… Я что-то, пока не чувствую, чтобы ты испепелил меня, - со смешком шепчет он, - ну, разве что, слегка обжег… В ответ его с каким-то животным рыком опрокидывают на спину, впиваясь в плечо зубами до крови, но Катце только крепче прижимает дзинкотая к себе, обхватывая ногами и толкаясь навстречу…