Цвет ночи

Было очень горько. Горько и мерзко. Рауль чувствовал себя так, словно Гор с размаха залепил ему пощечину. Причем не то, чтобы ни за что, а в ответ на искреннее участие. Он мог понять и принять те моменты, когда любовник злился на него раньше, когда Рауль, фактически, принуждал его к сексу, тогда Блэкхарт был в своем праве. Но сейчас… Сейчас это была даже не столько злость – больше презрение. За что – Рауль не мог понять. За сопереживание? Или за то, что Рауль посмел принять на свой счет хорошее отношение Блэкхарта? Это было похоже на правду и блонди даже зашипел сквозь зубы. От стыда. Он ведь и сам отлично владел этим приемом и, при необходимости, виртуозно им пользовался – человек мог быть ему глубоко неприятен, даже отвратителен, но, если того требовали интересы и дела Амой, был с ним просто сама любезность и очарование, мысленно посылая собеседника к Рагону. Да что там – вся элита превосходно владела данным навыком. Рауль всегда глубоко презирал людей за то, что те так легко покупались на его бронебойное обаяние и знал, что собратья испытывали схожие чувства. Орфей так и вовсе нередко мог часами ворковать с нужными людьми из Федерации, всем своим существом излучая приязнь, восхищение, дружелюбие, гостеприимство и единодушие. Посмотреть со стороны на него в такие моменты – казалось он в собеседниках души не чаял и готов был отдать им Юпитер на растерзание – только попроси, а после, когда за ними закрывалась дверь от души произносил: «Какая мразь!» Схожим образом вел себя Ясон Минк, в нужный момент умевший подать себя так, что за маской холодноватой, но изысканной учтивости начинал чувствоваться живой человек, лишь усилием воли, сдерживающий свои эмоции. Действовало безотказно, невероятно подкупало или заставляло ошибочно почувствовать слабину. Жильбер великолепно отыгрывал роль блестящего офицера, для которого честь – превыше всего и который скорее застрелится, чем преступит ее кодекс. Прямолинейность и искренность – никто бы просто не сумел поверить, что он говорит не то, что думает, и что в этом, несколько простодушном, на первый, на второй и на прочие взгляды, полицейском, может быть какое-то двойное дно. Любимой маской Розена был отрешенный от обычного мира инженер и, одновременно, администратор, глава Танагуры, чьи мысли витают в мире высоких технологий и организационных вопросов «железного города», и которого лишь столь замечательный человек как его нынешний оппонент заставил спуститься на грешную землю и с восторгом обнаружить – какими же, оказывается, замечательными и интересными существами могут быть обычные люди. Словом, каждый блонди, да и не только блонди, другая элита действовала точно также, ломал комедию в меру своих сил и способностей, благо ни тем, ни другим Юпитер их не обделила. И вот теперь Рауль самым банальным образом купился на тот же трюк в исполнении обычного человека. Правда, тому от Рауля ничего не надо было, видимо просто сработало хорошее воспитание, требовавшее от своего владельца именно такой линии поведения. «Ничего личного», как сказал Гор. Ничего личного… А ведь и в самом деле – ничего. Это же верх глупости и наивности, думать, что Блэкхарт за столь короткое время неожиданно проникся симпатией к человеку, которого не то, чтобы не знал – даже лица его не видел. Стоило лишь Раулю потянуться чуть дальше дозволенного хорошим тоном, слегка преступить правило «No personal questions or remarks»*, как маска блестящего воспитания исчезла и, громко лязгнув, упала железная стена, отделяющая личное пространство человека от общественного: «Не лезь!». И что же ему теперь делать? Гор не желал его впускать в свою личную жизнь, зная… вернее не зная, как любовника, но такое поведение, учитывая скрытность самого Рауля, вопросов не вызывало, хоть уже и несколько расстраивало блонди. Но он агрессивно отталкивал его и в образе обычного человека… Можно было бы, конечно, проглотить пилюлю, извиниться за то, что полез не в свое дело и оставаться рядом, дожидаясь удобного момента… для чего? Для повторения старого сценария? Но гордость блонди не допускала подобного проявления неуважения к себе – в конце концов, пусть замечание его было, возможно, не очень деликатно, но он был вежлив, искренен в своем чувстве и отповеди в таком тоне не заслужил. Сидеть в машине перед клубом, дожидаясь опять-таки невесть чего? Вариант не лучше и не менее унизительный. Рауль с досадой дернул концы кушака, развязывая – девушки затянули его слишком сильно и если до настоящего момента он не особо обращал на это внимание, то теперь данная деталь костюма стала дополнительным фактором раздражения. Размотав плотную ткань, он кинул ее на перила балюстрады и двинулся дальше, погруженный в мрачные размышления и свою обиду. Внезапно кто-то придержал его за рукав. Рауль резко развернулся – Блэкхарт. - Простите, - без лишних вступлений начал он, - я был излишне резок и… да что там, нахамил Вам. Я прошу извинить меня и вернуться. Рауль хмуро посмотрел на него. Гор спохватился, что вышел из своей роли гостеприимного хозяина и теперь пытается исправить дело? Ну уж нет, второй раз он на эту наживку не клюнет. - Прощаю. Но возвращаться не стану, - всех этих фальшивых любезностей ему и в качестве Советника хватает, аж поперек горла стоит. – Однако буду признателен Вам, если вернете мою рубашку и заберете свою. - Вряд ли она уже высохла. - Переживу. Гор слегка прикусил губу изнутри. - Послушайте, Винсент, мне действительно жаль. И действительно… неловко перед Вами. Стыдно, если хотите. - Не хочу. - Почему? – слегка опешил Блэкхарт. - Потому что Вы повели бы так себя с любым человеком на моем месте. Даже неприятным Вам, - слегка переиначив ранее сказанные Гором слова ответил блонди. – К чему этот фарс? Вы все понимаете, я все понимаю… Не утруждайтесь ролью заботливого хозяина, я не хочу, чтобы Вы так старались ради меня. - Винсент… - Не стоит. Я не против комедий, но только когда их разыгрывают в театре. В жизни меня от них уже тошнит. - Так, - Гор прикрыл глаза, словно собираясь с мыслями. – Давайте успокоимся… - А я и не волнуюсь. - Успокоимся, - с нажимом повторил Гор, - и поговорим. - О чем? - Обо всем. Идите сюда, - и он потянул Рауля к ближайшему пустующему гроту. Судя по заставленному столу, он был вполне себе обитаем, вот только отдыхавшие в нем гости куда-то ушли. Блэкхарт заставил Рауля присесть на край дивана и сам устроился рядом. Блонди мрачно смотрел на него – обида никуда не делась, напротив, парадоксально, но стала еще глубже. Его что, принимают за легковерного дурака? Ситуация усугублялась тем, что даже в таком состоянии он не мог перестать хотеть этого человека, непозволительно остро реагируя на его близость. Надо было развернуться и уйти, не слушая этих лицемерных извинений, но он просто не мог заставить себя сделать это еще раз. - Каждый второй, - тем временем начал Гор, - если не каждый первый считает своим долгом начать читать мне мораль на тему моей вредной привычки. И я… - Я не читал Вам мораль, - перебил его Рауль. - Я высказал обеспокоенность тем, что Вы курите не просто сигареты и курите в больших количествах. Это похоже на наркозависимость. - Дайте мне закончить. И я действительно нервничаю. Вернее, не так. У меня сейчас очень напряженный период в делах. Сегодня я с раннего утра на ногах и пытаюсь разорваться на два фронта – решать свои деловые вопросы и те, решения которых от меня ожидали в организации вечера. И уже больше недели сплю в своем офисе, просто потому что у меня нет времени на поездки домой. Да и то, не каждую ночь. В таком состоянии я уже не могу отвлечься и расслабиться просто усилием воли. Но если этого не сделать – начну допускать ошибки, которые могут оказаться критическими. Внутри меня сейчас как сжатая пружина и предел уже близко. Еще немного и я могу потерять контроль над собой. Вот, с Вами уже сорвался. Это не оправдание моему поведению, но ответ на Ваш вопрос: «Зачем?». Недавно вскользь брошенная Гором фраза «если доживу» предстала перед Раулем в зловещем свете вполне реальной перспективы. Ему, не отличавшемуся особым хладнокровием, по крайней мере по сравнению с остальными его собратьями, пришлось призвать на помощь всю свою выдержку, чтобы не подать вида насколько у него все внутри переворачивалось от этих слов. - И часто у Вас в жизни случаются подобные периоды? – осведомился он, припоминая, что и в кафе, в тот день, когда Гор разговаривал с Такеши, и позже, когда сам Рауль в виде жителя Аквоса попытался впервые уговорить человека на секс с ним, Блэкхарт курил одну за одной. Не так, конечно, как сейчас, но тоже достаточно много. Рауль мысленно обозвал себя идиотом – он же знал, что именно содержит Шеллах, но почему-то не придавал значения привычке Гора и, главное, степени ее интенсивности, а ведь она говорила об очень многом. Если бы не этот кальян и не рассказ Гора о неприятном опыте с галлюциногенами он бы так о ней и не задумался. - Бывают… - уклончиво ответил Гор. - А кальян Вы собирались курить или только для меня заказали? – задал Рауль несколько неожиданный для собеседника вопрос. - Только для Вас. Я еще не сошел с ума – мешать опиаты с метом. Блонди едва удержал ядовитое: «И на том спасибо», но ему стало чуть полегче – Гор все-таки, судя по всему знал, что делал. Рауль вспомнил, что не видел, чтобы Блэкхарт пил спиртное, даже в небольших количествах. Он-то поначалу подумал, что из-за танцев и только теперь сообразил – видимо Гор был отлично осведомлен о кардиотоксичности сочетания метамфетамина, содержащегося в его сигаретах и алкоголя. - Почему Вы просто не остались дома? Хоть выспались бы. - Во-первых, потому что обещал и уже поздно было перекидывать на кого-то свои обязательства. Во-вторых, потому без толку. Я бы продолжил работать. Сейчас я не усну даже под снотворным. Мне надо переключиться. На время просто выкинуть из головы все рабочие моменты, забыть о них. И хоть частично сбросить нервное напряжение. Танцы для этого хорошо подходят. Гонки, правда, лучше, но в таком состоянии садиться на байк рискованно. - Вы понимаете, что у гроба карманов нет? - Понимаю. Но жизнь рано или поздно все равно заканчивается смертью. И, если выбирать, то я предпочту жизнь короткую, но насыщенную, чем длинную и скучную, - безразлично ответил Гор. - Есть и третий вариант – стать инвалидом и прожить относительно долгую и весьма скучную жизнь, наполненную крайне неприятными ощущениями, – Рауль чувствовал стремительно нарастающие возмущение и негодование, вызываемые словами Блэкхарта. - На Амой очень хорошая медицина. - Вы не поверите, но я знаю, - не смог удержаться от небольшой шпильки Рауль. - Однако и она не всесильна. Всему есть предел. - На случай такого исхода человечество уже давно придумало множество способов ухода из жизни. - Так думают все, кто не бывал близок к смерти. А как только подходят к грани – сразу резко начинают хотеть жить. Гор задумчиво посмотрел на собеседника, словно что-то решая для себя. Потом слегка пожал плечами и сказал то, от чего Рауль моментально пожалел, что вообще завел этот разговор, настолько ошеломляюще чудовищным оно оказалось. - Об этом мало кто знает, а уж тут об этом не знает никто, но мне уже как-то доводилось побывать за гранью, Винсент. Спасибо Вашим коллегам – вытащили. Мне тогда было всего-то семнадцать лет... – Гор говорил отстраненно и как-то очень просто, словно рассказывая не о себе, а о каком-то совершенно чужом ему человеке и было очевидно, что он ни капли не рисуется. - Предупреждая Ваш вопрос – нет, с наркотиками или переутомлением это никак связано не было. Вульгарный огнестрел. Множественный. Я знаю, что такое чувство стремительно уходящей жизни… Знаю, что такое кома, клиническая смерть, а потом дни и ночи, кажущиеся бесконечными, когда обезболивающие перестают действовать, тело и разум превращаются в сгусток боли, а дозу повышать уже нельзя и ты даже не чувствуешь смерть – ты видишь ее. Когда не то, чтобы кричать – даже стонать сил нет. Каждый вздох кажется последним и панически страшно закрыть глаза, потому что понимаешь… нет, не понимаешь, ощущаешь, каждой клеткой своего тела ощущаешь – можешь их уже и не открыть. Так что смерти я не боюсь - отбоялся свое с лихвой. Я не ищу ее – жизнь все-таки неплохая штука, но смерть меня не пугает. - Ваши родные и друзья в курсе Вашей точки зрения? – Рауль едва сдерживал ужас, который вызвали в нем эти слова, заставляя себя говорить спокойно, даже равнодушно. Отчаянно хотелось схватить, увести за собой, да хоть пет-ринг надеть, спрятать, защитить, против воли, против закона и любых доводов разума, не важно как, лишь бы ставший дорогим ему человек был цел и невредим, но Рауль уже понимал, что вряд ли когда-нибудь рискнет сделать это – Гор не потерпел бы подобного. Силой и властью тут ничего не добьешься. Сейчас он просто люто ненавидел Джибрил и его обитателей, его отвратительные, дикарские законы, связанные с ношением оружия, ведь именно там, судя по известным ему датам биографии человека, с его Гором и произошло все то, о чем он рассказывал. Этот разговор, от слова к слову становившийся все более жутким, эта внезапная, безжалостная к собеседнику откровенность Гора сейчас в минуты дала Раулю куда лучшее понимание сущности своего любовника, чем все те сведения, что он о нем собирал и те ночи, что провел с ним. Но и наполнила почти паническим страхом, самым мучительным из всех, что только дано испытать человеку – страхом за жизнь другого существа, только усиливавшимся от понимания невозможности как-то вмешаться, помочь или предотвратить грозящую беду. Гор явно был не из тех людей, которые позволяют себя опекать или как-то вмешиваться в свою жизнь, это он уже понял. - У меня нет родных. И друзей тоже. Знакомые, приятели, подчиненные, деловые партнеры – безусловно. Но не друзья. Я одиночка, Винсент. Так сложилась жизнь. И таков мой характер, - тем временем ответил на вопрос блонди Гор. - А Ваш любовник? - Делить постель с кем-то не значит пустить его в свою жизнь, судьбу и сердце, - блонди показалось, что эти слова прозвучали как приговор всем его желаниям, устремлениям и мечтам, связанным с этим человеком. - То есть Вам безразличны его чувства? – Рауль не смог бы сейчас с уверенностью утверждать, что говорит о Такеши, а не о себе. – И чувства людей, которых Вы определяете, как «знакомых» и «приятелей»? Возможно, они как раз считают Вас другом и будут крайне огорчены, если с Вами что-нибудь произойдет. - Возможно. Но чужие чувства – не мое дело. Кто там кем считает меня в своей жизни меня не волнует. По крайней мере до тех пор, пока это не доставляет мне неудобств. Хотя… Пожалуй, Вы правы – Таки мне не хотелось бы расстраивать или огорчать, - при этих словах Рауль почувствовал ощутимый укол ревности. – Однако не настолько, чтобы кардинально менять свою жизнь. - Я Вам не верю. Вы не похожи на равнодушного человека, - горячо возразил блонди. – Сужу по тому как Вы отчихвостили этого мальчика, Эрика. Будь он просто «знакомым» Вам был бы безразличен и его проступок, и последствия этого проступка. Гор откинулся назад и его губы искривила усмешка. Именно искривила – в ней не было тепла, глаза его, только что живые, внимательные вдруг стали холодными и пустыми. Разительная перемена неприятно резанула Рауля воспоминанием об их первой или второй, это как судить, встрече – в кафе, когда он попытался познакомиться с Гором. На парня, разбившего его телефон и пытавшегося извиниться он смотрел тогда точно такими же глазами. - Почему бы Вам не предположить вот что… - Блэкхарт достал из кармана пачку сигарет, вытянул одну. - Не надо на меня так смотреть, Винсент, я выдерживал взгляды и потяжелее, на меня это не действует, - он прикурил. – Предположить, что сделал я это из чисто практических соображений? Отец Эрика – крупный чиновник в администрации города. Влиятельный и талантливый, к его мнению прислушивается даже сам господин Лагат, а это о многом говорит. С ним, я имею в виду отца Эрика, а не господина Лагата, - счел нужным пояснить Гор, - у меня замечательные отношения. Полезные нам обоим. Сам Эрик, как бы мы сегодня с Волком его не обзывали - пошел в отца и есть все основания думать, что со временем он с успехом сменит его на посту. Мне бы не хотелось, чтобы из-за его мальчишеского… озорства, из-за легкомысленной прихоти он лишился этой перспективы. Потому как тогда рано или поздно мне придется налаживать контакты с другим человеком на должности отца Эрика и непонятно что это будет за человек и получится ли у меня. К чему такие хлопоты если можно просто один раз вставить мальчишке мозги? И приглядывать за ним вполглаза, чтобы подстраховать, в случае если одного раза не хватит. Это называется – работать на перспективу, слыхали такое выражение? - Да? А на какую перспективу Вы работаете, когда подчиняетесь прихотям этой вашей Лилит? Или боитесь испортить отношения с ее мужем? – продолжал упорствовать Рауль. - Не боюсь. Волку тоже, порой, несладко приходится от ее увлечений, так что меня он прекрасно понимает. Но он любит жену и потому старается угождать ей. Здесь другое. Вам уже, кажется, рассказывали, что я вырос не на Амой. С удовольствием бы остался на Джибриле, но Амой предъявила права на своего гражданина и тогда я еще не мог от нее откупиться. Когда я вернулся, то формально оказался принадлежащим к высшим кругам Мидаса. А реально – был им никто. Все они знаю друг друга с детства, связаны различными родственными узами, деловыми отношениями, увлечениями, учебой… Я не был богат, а, как уже говорил раньше, ценю деньги больше всего в этой жизни. Как возможность иметь свободу собственной воли. Тихая и скромная жизнь простого обывателя, покорно следующего путем, предназначенным ему системой Зейн - это не мое. Для того, чтобы начать зарабатывать действительно большие деньги одного таланта мало – нужны связи. Неформальные связи. Для этого надо было найти общую точку соприкосновения с окружающими. По счастью у меня оказался, можно сказать, талант к танцам, которые так любят здесь. Глупо было не использовать эту возможность. Я и использовал, что помогло мне быстро стать «своим». Конечно, теоретически, сейчас уже можно было бы все бросить, но «положение обязывает». Тем более, что мне это действительно нравится, вот только не в таких количествах, как этого хотелось бы Лилит и ее друзьям. Так что тут тоже – чистой воды расчет. Рауль задумался. Слова Гора ему многое объяснили. Совсем в ином свете теперь предстала перед ним жизнь этого человека, которая до сих пор казалась Раулю такой, какой, наверное, Гор и хотел, чтобы она казалась окружающим – красивой и легкой жизнью богатого гражданина, развеивающего скуку экстремальным видом спорта, поездками в девятую зону и разнообразными вечеринками, эпатирующим общество ношением оружия, любящим деньги ради денег и с романтичным налетом трагедии в начале жизни. Стали более понятны его жесткость, сдержанность, переходящая в замкнутость, его стремление к тотальному контролю, прежде всего над собой и своими эмоциями и чувствами, которое едва удалось разрушить Раулю в их первую ночь, его гнев на того, кто смог пройти эти барьеры. И яростное нежелание продолжения отношений, в которых высвобождалась вся страстность его натуры. Видимо, именно неумение или нежелание сдерживать свой темперамент и привели его, в свое время, на грань смерти. Рауль даже не подозревал, насколько он был близок к истине. Вот только не случай, рассказанный «Абигором Блэкхартом» навсегда изменил его характер, нет, он, скорее, просто окончательно сформировал и закрепил его, добавив жестокости, а то, чем обернулось несдержанное любопытство и легкомысленная наглость, проявленные бывшим фурнитуром, когда сначала он отчетливо увидел свою смерть в глазах разгневанного господина, а после оказался в Кересе не обладая должными навыками выживания в этом месте. Чем ему там мог помочь приказ Консула: «Ступай в Нил Дартс, станешь нормальным хакером - свяжешься»? Лишь каприз провидения и счастливый случай, сведший его с Серебряным, топляком с Джибрила и одним из самых опасных в Кересе людей, который почему-то пожалел мальчишку и принял его «под свою руку», не дали ему погибнуть. Но теперь Рауль не мог понять другого… - Почему Вы мне рассказываете все это? – все-таки решился он на вопрос. - А почему Вы расспрашиваете? – насмешливо фыркнул Гор, доставая новую сигарету. Заметил взгляд блонди и, усмехнувшись, все-таки вернул ее в пачку. Глаза его снова потеплели, а улыбка перестала казаться оскалом. – Не надо, не объясняйте. Я действительно очень сожалею, что обидел Вас. И, отвечая на Ваши расспросы, пытаюсь убедить Вас в искренности этого чувства. Мне почему-то кажется, что Вами движет не праздное любопытство, а что-то другое. Случись все в другое время, в другом месте и в другой ситуации я бы поостерегся так откровенничать, никогда не знаешь, когда и какая информация может сработать против тебя, но мы, скорее всего, никогда не встретимся больше. А если и встретимся, то вряд ли узнаем друг друга. Так что я могу позволить себе такую редкую роскошь как искренность, если она поможет мне заслужить прощение симпатичного мне человека, которого я совершенно незаслуженно оскорбил. Да еще и в ответ на его беспокойство. Я не люблю и не привык, чтобы кто-то беспокоился обо мне – это выбивает меня из колеи, мне сразу начинает казаться, что от меня чего-то хотят. Бескорыстие - вещь крайне редко встречающаяся среди людей, а уж среди деловых людей и подавно, но Вам-то откуда это было знать? Да и сомневаюсь, что Вам что-то от меня может быть нужно. Раулю очень хотелось сказать, что нужно, да еще и как, но он, разумеется, благоразумно промолчал. Слова Гора о том, что он, Рауль, ему симпатичен, пусть даже и как «господин Винсент» согрели душу блонди и слегка примирили его с услышанным. Он не хотел думать о том, что они означают, чтобы снова не начинать питать надежды, которым, вполне возможно, и не суждено было сбыться. Пусть все идет, так как идет, а он уж постарается, чтобы Гор по меньшей мере не переменил своего мнения. - Ну, что, я прощен? – тем временем спросил Гор, внимательно глядя на Рауля. - А Вы можете сделать для меня одну вещь? – в ответ спросил тот. - Ну, начинается, - беззлобно проворчал Блэкхарт. – Стоит протянуть палец как моментально оказываешься без руки. Говорите уж, - с подчеркнутым смирением вздохнул он. - Можете не курить этой ночью? Ну или хотя бы не так часто? Сами сказали, что танцы Вас отвлекают – зачем Вам еще и дополнительные стимуляторы? - Ну… совсем не курить не обещаю, может и не получиться, но не так часто – вполне. А скоро мне будет не до этого – танцевать с сигаретой в зубах по меньшей мере неудобно, не говоря уж о том, что это неуважительно по отношению к партнерше или партнеру. Тем более, что… - он внезапно осекся и замолчал. - Что? – понимая, что продолжения не будет спросил Рауль. - Не знаю, - медленно ответил Гор, - я еще сам толком не понял… Только сейчас подумалось… Не спрашивайте пока, хорошо? - Хорошо, - блонди интуитивно понял, что сейчас лучше уступить. – Ну что ж. Тогда я Вас прощаю, - и, вспомнив человеческую традицию, он протянул руку, которую Гор пожал в ответ. Они поднялись и тут Гор обратил внимание на костюм блонди. - А где Ваш пояс? – осведомился он. - Там, где-то, - махнул рукой Рауль, - на перила бросил. - Вам он не нравится? - Нравится, но девушки несколько… перестарались, затягивая его. - О, знакомая история, - кивнул Гор, - перетягивают так, словно в корсет упаковывают. Иногда я начинаю подозревать, что прекрасный пол владеет каким-то мистическим навыком обходиться без воздуха и почему-то считает, что мы тоже так умеем. Погодите, я сейчас. Он отошел и вскоре вернулся, уже с кушаком в руках. Снова уселся на диван и поманил к себе Рауля. - Становитесь рядом… ближе… да, вот так. Не беспокойтесь – я Вас перетягивать не стану, - он быстро и со сноровкой начал обматывать ткань вокруг талии блонди. - Здорово у Вас получается, - заметил Рауль, лишь бы что-то сказать. Приводя костюм блонди в порядок Гор моментами практически обнимал его и Раулю очень хотелось притянуть его к себе и прижать красноволосую голову к своей груди. Надо было отвлечься. - А, чему только не научишься в этом рагоновом театре, - Гор вытянул концы кушака, затем расправил его, поправил рубашку Рауля. – Правда всему есть предел. Мой наступил, когда меня пытались заставить научиться паркуру, года два назад… Это такое… хмммм… «скоростное перемещение и преодоление препятствий с использованием прыжковых элементов». Вещь сама по себе неплохая, даже, возможно, полезная, но ей надо отдавать очень много времени. Это почти стиль жизни, - он встал. – Лилит тогда загорелось устроить ролевую по одной компьютерной игре, где такой метод передвижения играет ведущую роль. Игра старая, говорят, что кто-то на Старой Терре древние носители раскопал и потом перевыпустил, так сказать. С учетом современных технических возможностей. Не знаю уж, правда ли это. Вот она и начала нас гонять… - Так и не научились? - На начальном уровне. - А почему бросили? – Рауль не очень понял, о чем идет речь, но ему было просто приятно говорить с Гором. И вдвойне приятно – на тему, не связанную со смертью или отношением Гора к людям или элите. - Она как-то потащила нас потренироваться в Дана Бан, есть у нас такие развалины, будь они трижды неладны. Хотя и Волк, и я, да и еще несколько человек упрашивали ее этого не делать. Нет, уперлась… Да и остальные: «Ой, как интересно, ой, как романтично…». Романтики недоделанные… В общем, прыгнул я, а конструкция оказалась непрочной. Нет, может кого другого, полегче и выдержала бы, но Вы на меня посмотрите. Рухнул вместе с обломками, хвала Юпитер – хоть сгруппироваться успел, не сломал ничего и сверху ничего не прилетело. Приземлился на четвереньки фактически, замер, просто не поверил, что все обошлось. А потом чувствую – щека саднит. Скашиваю глаза, а рядом здоровенная арматурина торчит. Это просто чудо – чуть в сторону, насквозь бы прошило, а так просто кожу слегка ссадил на скуле. Рауль, который, было, решил, что на сегодня неприятные откровения Гора закончились подумал, что все-таки система Зейн дает некоторым гражданам слишком много воли. Шляться по развалинам Дана Бан – это же головы на плечах не иметь. А уж тем более затевать там какие-то прыжки с конструкции на конструкцию. - И что дальше? – хмуро спросил он. - А что дальше? Поднимаю я голову, а там они все сверху столпились – впервые тогда узнал, что выражение «глаза в пол-лица» не метафора. Выбрался я кое-как, отряхнулся и ушел. - И ничего не сказали? – полюбопытствовал Рауль, подумав, что сам бы он, наверное, привел, на эмоциях, Дана Бан в состояние еще больших развалин – свои слабости он хорошо знал. - Знаете, на Старой Терре говорили: «Воспитанный человек это тот, кто, наступив в темном коридоре на кошку, называет ее именно кошкой». В тот день я понял, что, кажется, действительно воспитанный человек. Сказать хотелось и очень многое, но я сумел сдержаться. Остальные потом хором отказались, наверное, зрелище то еще было. Так и не вышло из нас ассасинов**… - Кого? - Да это как раз герои той самой игры. Костюм на Волке могли видеть. Лил потом несколько месяцев притихшая ходила, многие аж вздохнули с облегчением. После, правда, снова за свое принялась – монгрела и нейрокоррекция не исправит. Но когда попыталась заикнуться о том, чтобы я на лошадь сел тут уж я ее к Рагону прямым текстом и послал. - Пошла? – уже весело спросил Рауль. - Не знаю, не уточнял. Но настаивать на своем не стала. Они уже давно пришли и стояли у входа в «свой» грот. Раулю идти туда не хотелось, он бы с удовольствием еще просто поболтал с Гором наедине, но тот уже позвал его за собой: - Идемте. Времени у нас осталось всего ничего – вон, уже котильон начался, а потренировать Вас надо.