***
Скамья располагалась в несколько необычном месте. От широкой ухоженной асфальтированной дорожки тянулась меньшая, выложенная плиткой, тропинка. Оканчивалась она там, где начиналось песчаное побережье озера. Там, на границе песочной зоны, стояла лавочка. Сев на неё и свесив ноги, я начала наблюдать за едва шевелящейся водной гладью. Я вглядывалась в этот массив жидкости, столь простой и столь непонятный единовременно. Влага, влага — это то, с чего всё началось. Влага меня окружала с самого начала. Но здесь не так чтобы очень влажно. Значит ли это, что прошлое перестаёт играть в моей жизни важную роль? Нет, оно лишь аккумулируется, сжимается. Меньше по размерам, но с тем же функционалом. Влага есть везде, просто где-то её больше, где-то её меньше. Там, где это нужно, её и вовсе ничтожно мало. Мир, стремящийся к равновесию через принципы хаоса. Как же это парадоксально… но, быть может, я просто ищу смысл там, где его нет? Я затрудняюсь сказать точно. Когда оказываешься правым в 90% случаев, инстинктивно начинаешь стремится к оставшемуся десятку. Ибо хочешь совершенства? Совершенство недостижимо, потому мы к нему и стремимся. Снова парадокс? Может. Снова 10%? Сложно измерять случайности в процентах. Да и как поётся в одной песне: «It’s doesn’t matter how is wrong and how is right!».***
— Часто тут сидишь? — донёсся до меня вопрос, произнесённый женским голосом, из-за спины. Обернувшись, я обнаруживаю капитана Кацураги, бодро шагающую ко мне по песку. Её образ, вопреки собственной излишней контрастности, отдавал неким стилем. На ней было чёрное короткое платье, с белыми полосками в районе швов воротника. Поверх него была надета ярко-красная фирменная куртка NERV. На ногах находилась обувь, являвшая из себя причудливый гибрид из ботинок и туфлей. От первых достались размеры и громоздкость, а от вторых элегантность и лёгкость. Тонкая подошва и острый носок, вместе с подвёрнутой кромкой задника, дополняли вид это обуви. — Да нет. Так, присела на время, — ответила я женщине. Она прошла по песку, жестом поздоровавшись с Лейтенантом. Он отошел, решив не мешать нам, вняв немой просьбе. Присев рядом со мной и проследив за линией моего взгляда, она, приняв тоже положение тела что и у меня, уставилась в зеркальную поверхность. Мы так и сидели. Прошло 30 секунд. Прошла минута. Она перевела взгляд на меня, осмотрев с ног до головы. На мне как и всегда была больничная пижама и маленькие туфли с округлым носком. Я ответила, посмотрев на неё в ответ. Мисато, вопреки своим привычкам, была весьма молчаливой. «Наговорившись», мы вновь бросили свои взоры на «свинцовое зеркало». Вселенная рождалась в тишине, потому отсутствие звуков можно считать более естественным состоянием, чем их наличием. Не даром тишина — один из величайших учителей. Похоже, что моя соседка по скамье и сама всё прекрасно понимает. Хоть её вполне можно назвать разговорчивой, но держать язык за зубами она также умеет. Майя и Акаги, также как и Фуюцуки, так и вовсе не чураются молчать постоянно. Судя по всему, люди тут понимают, что говорить нужно по необходимости. Радует. Впрочем, речь — это весьма действенный инструмент, порой даже чересчур. Значит, ей действительно интересно знать то, о чём она меня спросила? Хм… Представлять для кого-то интерес. Это весьма необычно, да и приятно. Главное, чтобы это оставалось опциональным ощущением. Ведь если человеку будет так необходимо чужое внимание, если он будет буквально зависеть от него, требовать его везде и всюду, то что он будет представлять сам по себе? Полагаться на социум абсолютно во всём — насколько это оправдано? Ведь если ты это то, что тебя окружает, то кем ты станешь без окружающего тебя мира? Если человек ни в ком не нуждается, то насколько это правильно или нет? Может ли кто-либо в принципе судить о таком? — Я пойду, пожалуй, — проинформировала я брюнетку. Обхожу по песку, направляюсь к тропинке. — Рей? — ко мне обратились. — Да, капитан Кацураги Мисато. — Во-первых, просто Мисато. Мы же друзья? — задала мой командир полностью серьёзно вопрос. Хороший вопрос. Она вовсе не одиозна мне как личность, я не против, чтобы наши отношения были дружескими. Да и если я сказала, что выслушаю её, то быть её другом мне поможет в этом. — Думаю, что больше да, чем нет, Мисато. — Вот как. Спасибо! — девушка мягко улыбнулась мне. — Ты так добра ко мне. Почему? Эх, слишком ты высокого обо мне мнения. — Не пойми меня неправильно, но мне кажется, что так… рациональнее. Я думаю не о столько своих или чужих чувствах, сколько о разумности. — Пытаешься поступать правильно? — А что вообще правильно? — спросила я. — Где та грань, что отделяет ошибочное решение от верного? Как по мне, всё это лишь пустая риторика. И если никто уже сам не верит в это, то почему я должна убиваться из-за пустых догматов, чтобы быть «хорошей девочкой»? Мисато потрясённо, словно что-то вспомнив, взглянула на меня. Опустив взгляд, она опустила руку за пазуху, достала оттуда маленький металлический крестик, который, как оказывается, всё это время висел у неё на шее. — Хорошей девочкой… — тихо и отрешённо произнесла Капитан. Повертев крест в руках, она сжала его, скрыв в согнутой в кулак ладони. Я вытянулась, взглянув на данное действо через её плечо. — Ой, прости, — обратившись наконец к ней на «ты», извинилась я. — Прощаю, — согласилась она, вновь посмотрев на помещённый в уже разжатый кулак предмет. — Интересно? — задали мне, несколько странный в подобной ситуации, вопрос. — Есть немного, — тихонько отвечаю ей. — Этот ваш? — искренне удивилась. Мисато никогда не создавала образ верующей особы. Как минимум потому, что признавала, вопреки всем шуткам её лучшей подруги, прогресс, науку и человеческую эволюцию. Кроме того, ей совершенно не чужды материальные ценности. Хотя, глядя на православных и католических священников… Твари лицемерные они, нахер их и нахер их религию. Ладно, хватит о часах за 6500000 долларов. Ох… — Это? Ну, я сама не верю. Мне достался от отца, — некоторая неопределённость в голосе. — Он постоянно носил его, хоть и сам не мог объяснить почему. Хотя, он ведь был учёным, или что-то в этом роде. Мне было тогда всего лет 12, я мало что понимала, как и его самого. Потому и поехала тогда с ним. Родственная привязанность, то, что должны испытывать. Вот только никто и никому ничего не должен. Что, обидно? Да, обидно. Но что есть, то есть. — Хотела узнать, почему его нет месяцами, почему он всё дальше и дальше садится от матери за столом. Хотела понять, ради чего всё это. Да вот только ничего я тогда так и не поняла, даже столько лет спустя не понимаю! — её свободная рука, лежавшая на колене, сжала его. — Я должна быть послушным ребёнком! Я должна быть хорошей девочкой… Похоже, что её прошлое куда сложнее, чем, по идее, должно быть у подобной особы. Как и всегда. Как бы сильно я не была уверена, что я всё поняла, на самом деле я лишь обманываю себя. Чёрт, какая же я убогая. Убогая? Я отвратительна. Ну и пусть. Кем или чем бы я не была, я — это я. Нет смысла отрицать истину, её можно принять или отвергнуть. — Как ты думаешь? — спросила, когда Кацураги затихла. — А? — непонимающе спросила она. — Как ты всё воспринимаешь это? — задала снова вопрос. — Кем ты хочешь быть? Чего ты хочешь? Она недоумённо смотрела сквозь меня. Лицо выражало нечто среднее между горечью и задумчивостью. — Реальность никогда не изменится до тех пор, пока ты этого не захочешь. Однако, прежде чем начать действовать, нужно решить, что делать. Человек не должен действовать инстинктивно, в противном случае он не будет отличаться от животных. — Звучит логично. Всегда ты так. — Я не могу жить иначе, если отдамся своим эмоциям, то позволю им руководить собой, и чёрт знает что случится, — ещё одна смерть, например. — Я очень эгоистичный человек. — Самокритичности тебе не занимать. — Это позволяет мне совершенствоваться. А что, у тебя есть то, что выполняет эту роль? Пауза… — Ненависть, — дрожащим голосом отвечают мне. — Тебе это не нравится? Молчание. — Если не хочешь, можешь не говорить. Я сказала, что выслушаю тебя, а вот допрашивать я не намерена. Молчание. — … Всё сложно. Всё очень сложно.***
Шумоподавляющие наушники смотрелись на мне нелепо, но не просто так мне их выдали. Мои барабанные перепонки мне дороже. Как и всем здесь. Погрузочная зона, или что-то вроде неё. Ничего необычного. — И почему все эти процедуры постоянно преподают, когда вы непонятно где? — высказалась я вслух. — Может потому, — перекрикивая шум, ответили мне, — что мне есть чем заняться. Работать например? — Я же не спорила. На меня взглянули сосредоточенным прищуром. — А ты хороша, тут даже поспорить не выйдет. — Да ладно вам. Я даже не даже.***
— Вот как, — проговорила Мисато Кацураги, держа перед собой кипу документов. — Командировка? — Всё верно, капитан, — ответил ей Фуюцуки. — Четыре месяца в Германии, потом три недели в Норвегии, плюс ещё неделю на мотание туда-сюда, — вздох. — Я, конечно, поеду, только вот зачем? — Отделениям NERV необходимо кооперировать между собой. Заодно осмотрите новую Еву. — Ева 02? Разве она ещё не закончена? — Именно, — вклинилась доктор Акаги в диалог между капитаном и заместителем командующего, при этом продолжая следить за монитором. — Но она пока ещё остаётся, в перспективе, наиболее готовой единицей в нашем распоряжении. У немецкого отделения есть Второе дитя, полноценное, а не полдесятка кандидатов, которых им подсунул Marduk, да и сроки постройки своей единицы они серьёзно опережают. — И насколько? — вяло поинтересовалась собеседница. — Они обещают завершить все работы до конца ноября пятнадцатого. Почти на полгода раньше, чем остальные производственные модели, — последние слова она проговорила с некоторой отрешённостью, концентрируясь на проверке полученных с меня данных. ЭЭГ такое ЭЭГ. — Третий филиал внёс крайне много в общее дело. — Да, верно, труды доктора Цеппелин оказались весьма ценным дополнением к нашим сведениям. Кроме того, Лэнгли оказался крайне исполнительным на посту руководителя, — согласился с утверждением, при этом разродившись сходственной короткой тирадой. — Это скорее достижение одной семьи. — Если учесть кем является пилот Второй, то в этом есть смысл. Верно? — парировал профессор. — Да, да как скажете, — ответ прозвучал рвано и не заинтересовано. Похоже, глава научного отдела могла позволить себе несколько фривольностей в общении с начальством. А как же то, что незаменимых нет? Не, не, не! Это вам не Китай, и не США, тут таким быть можно, хоть и сложно. — Выезжаю послезавтра, — обернулась на нас. — Не скучайте без меня, — последовала искренняя улыбка. — Ага… — Надеюсь это будет того стоить. — Я тоже Рей, я тоже.***
Нет, ну это вообще финиш. — Доктор? — Да? — Я, конечно, всё понимаю, но этого я не понимаю. Вы и так сдёрли с меня всё, что можно было. Зачем вам мои слёзы? — Мне не нужны твои слёзы, мне нужна только глазная жидкость, — объяснила блондинка. — Не делай из меня ведьму из европейских сказок. Ах… как будто я собиралась. *** Так, так, 12.06.2013. Редко что-то я пользуюсь этим талоном в последнее время. Почему? Наверно из-за того, что я реже стала заходить в библиотеку. И почему же? Чем больше мир вокруг, тем меньше кажется твой собственный. Всё познаётся в сравнении. Нужно уметь различать себя и то, что тебя окружает. Нужно подыскать что-нибудь поинтересней, а то обзаведусь литературной фобией похлеще, чем в третьем классе. Это кресло не синтетическое. Интересно, а я реагирую на погоду? Раньше реакции были достаточно яркими. Но сейчас их либо не было, либо они припадали на те моменты, когда я ощущала нечто более серьёзное. Впрочем, ощущения мои всегда были несколько неопределёнными.***
Идя, рано или поздно выбьешься из сил. И сколько сможешь пройти после? Как долго всё продлится, прежде чем без сил сляжешь на землю? Как долго ещё сможешь волочить свои ноги по песку, в котором ты утопаешь?***
Ситуация, в которой я находилась в данный момент, была крайне противоречивой и несколько абсурдной: Холодная вода обволакивая мою кожу, стекала крупными каплями к подбородку, прежде чем сорваться вниз и с глухим ударом разбиться о край раковины. Рука потянулась к рулону бумажных полотенец, затем замерла. Это мне нужно? Да. Я этого хочу. Сложно сказать. Кончики пальцев смыкаются на сегменте. Резкое движение. Выбор сделан. Взялась контролировать свою судьбу и выбирать — контролируй и выбирай всё. Или так, или это будет просто слова, а я не политик и не поп. За спиной послышалось характерное шипение отъезжающей в сторону двери. Мой взгляд устремился к той из них, что была дальше. На удивление она осталась закрытой. На мгновение мною овладело абсолютно искреннее недоумение. — Кхем… — раздалось левее. Зрачки в моих глазах поползли вбок. Мой взор теперь был направлен вдоль одной из стен. В образовавшемся проёме стоял, глядя на меня, высокий худощавый мужчина в возрасте. — Доброго… — Фуюцуки чуть помедлил. — Вечера, я полагаю. — Да, вам тоже. Моя голова совершила едва осязаемое движение сверху вниз, а затем снизу вверх. Его лицо на какую-то долю секунды изменилось. Я могла бы назвать это кивком лишь с очень большой натяжкой. Он сделал пригласительный жест, после чего скрылся из виду. «Эта дверь никогда при мне не открывалась», — пронеслось у меня в голове.***
Отзвуки глухих ударов разносились по черноте окружающего пространства, резонируя с собственным эхом. Сложно было оценивать место, через которое мы продвигались. Ассоциативный ряд поднимал из воспоминаний военные документалки, ибо мы шли по массивному углублению, напоминающему противотанковый ров. Но вместо земли тут сталь. Я давно потеряла счёт нашим шагам. Стенки расступились, переходя в цилиндрическое помещение. — Ты снова не задаёшь вопросов, — утвердительно проговорил бывший профессор, останавливаясь около. — Это ни к чему. — Именно так, — громогласно прозвучало из темноты. Я обернулась. Полумрак, расступаясь, позволял проявиться очертаниям говорившего. — Рад, что в этом мы солидарны с тобой, Рей. — Икари поправил свои очки. Медленно он вышел на середину комнаты, окидывая взглядом окружающую черноту, словно он прекрасно всё видел и различал, невзирая на преграды его зрению. Подавив подсознательное желание проследовать его примеру, ибо как я не старалась ничего, кроме едва проступающей сплошной поверхности «стены», различить не удавалось. — Скажи, как у тебя дела? — спросил Гендо не оборачиваясь. — Что вы имеете ввиду? — А что я могу иметь ввиду? Его голова повернулась в сторону, примерно на 10-15 градусов. Ровно на столько ему нужно было повернуться, чтобы я попала в его периферическое зрение. — Кроме того, это ведь тебе решать. Непроизвольно я вздрогнула. И, видимо, это было заметно. — Удивлена? Не стоит, я не намерен тебя ограничивать. Пока нет, — отвернулся. — Пока? — До тех пор, пока могу быть в тебе уверен. Что-то мне всё это нравиться всё меньше и меньше. — Неужели я сделала нечто, что вынудило вас сомневаться во мне? — Скорее, к этому есть некоторые предпосылки. Твоё поведение отлично от того, что предполагалось. Насколько я понимаю, у тебя нет непосредственных причин для того, чтобы противостоять Ангелам. — Это будет эпизод моей жизни, безусловно важный, но… — Как и всё, он имеет начало… и конец. Глупо рассматривать моменты, сколь весомыми они бы не были, как целое. Мне становилось некомфортно. — Зачем нужно было приводить меня сюда? — эти слова с трудом могли бы заставить меня произнести их. Я чувствовала, как с каждой секундой в сказанном становилось всё меньше и меньше смысла. — Вопросы ведь тебе ни к чему, — напомнили мне о сказанном мной ранее. — При всём уважении к вам, но у нас происходит беспредметный разговор. Если я в чём-то провинилась или делаю что-то неверно, то я постараюсь это исправить, а если нет, и всё совершённое мной не являться проблемой, то в чём тогда суть вопроса? — Суть вопроса вот в этом. Окружение вспыхнуло тусклым светом, словно прошедшим сквозь несколько рядов цветного стекла. Оранжевое свечение обволакивало, погружая в некий медитативный транс. Мгновение спустя всё прояснилось. Я застыла, окоченев как и разумом так и телом. Передо мной предстала сюрреалистическая картина, перед которой меркнет любой ночной кошмар и любой наркоманский трип. Мозг выходит за все допустимые пределы работоспособности, пытаясь выдать хотя бы одно разумное объяснение происходящему. Это была я. Десятки, если не сотни, тел с моей нынешней внешностью, плававших в подсвеченной жидкости рыжего оттенка. Застывшие в самых неестественных позах: заданные до предела назад головы, остекленевшие глаза, направление в никуда, кривая полная презрения улыбка, неестественно худое телосложение. Я начала задыхаться. Хоть я не могла этого видеть, но я физически ощущала, как становлюсь ещё бледнее. В ногах появилась слабость, от живота исходило скрипящее липкое чувство страха. Мои ощущения всё сильнее напоминали мою предсмертную агонию, но я оставалась в сознании. Наконец, после почти минуты бесконечных внутренних метаний, я обратилась к воспоминаниям. Что бы не происходило, они всегда оставались рядом. «Слушай и запоминай», «помним, знаем». Память моментально вычленила необходимые моменты моей новой жизни. Если я была создана искусственно, то что мешает сделать ещё. Конечно, это несколько архаичный тип мышления, но если что-то нельзя объяснить, это не значит, что оно не имеет этого объяснения вовсе. Я осторожно обернулась, Фуюцуки выжидающе смотрел на меня. Я медленно повернула голову в первоначальное положение. — Это… мои копии? — дрожь в моём голосе превратила интонацию утверждения в вопрос. — Скорее, это — альтернатива. Но, вероятно, неполноценная, учитывая предыдущий опыт. Неполноценная альтернатива значит, с учётом предыдущего… с учётом предыдущего… — Какая я по счёту? — Вторая… — Так вот почему вы назвали эту альтернативу не полноценной. — По крайней мере, это не то, чего я хотел бы добиться, — командующий Икари глубоко вздохнул, оглядывая мои «альтернативы». — Рей, мне необходимо это. Всё это. Наши взгляды вновь пересеклись. Как и тогда, мы смотрели друг на друга, а вместо этого не видели ничего, ничего из того, что мы хотели бы видеть. Нам обоим повезло, что мы из тех, кому людские качества не важны, до тех пор, пока оные не становились проблемой. — Хотите убедить меня так. — Но ведь мне удалось? — Смотря чего вы добивались? — я уже выдохлась морально, теперь меня удерживало в колеи лишь осознание важности ситуации. «Я не должна облажаться. Я не должна облажаться!» — повторяла и повторяла я себе. Взялась восстать из мёртвых во сне и наяву — так восстань и иди. — Аянами… мне не нужно сотрудничество, — маятник оттянут. — Мне нужна преданность, слепая и беззаветная. Я должен быть уверен, что ты не подведёшь меня, чтобы я не подвёл сам себя, чтобы мы не подвели человечество. Наше время на исходе. Смерть стоит начеку, готовая обратить в порошок всё, что осталось от цивилизации. — Я поняла вас. — Прыгай, — говорит он. — Как высоко? — спрашиваю я. — Неплохо, — искренне улыбка проступает на его лице.– Ладно, как бы то ни было, рад, что мы друг друга поняли. — Взаимно… Мои глаза в очередной раз скользнули на мои тела, дрейфующие в мутной ржавой жидкости. — Ещё столько предстоит сделать, — одними губами, беззвучно произнесла я. Столько преодолеть, чтобы просто начать жить так, как считаешь нужным. Маятник отпущен. Шестерни покрутились, стрелка сдвинулась с места.***
Изумрудные ветви ели переливались на ярком июльском свете. Небольшие прорехи между её иголками пропускали тончайшие лучи, оседавшие крохотными золотыми точками. Мысли в такой ситуации формировались медленно и последовательно. Неужели на меня настолько полагаются, а если нет — тогда к чему всё это? Разочаровывать людей, которые того не заслуживают — это не то, чего я хотела. Потому я не собиралась и не собираюсь быть ни политиком, ни юристом. Люди, зачем вы доверяете мне ваши судьбы? Потому что у вас нет другого выбора. — Сраная ответственность. Никто не хочет отвечать за то, о чём он ничего не знает. Порой людям трудно отвечать даже за свои деяния. Слева раздался хруст. Лейтенант медленно ходил из стороны в сторону у древа, под которым я присела. Хм… Если подумать, то в этом тоже есть тень той самой безграничной ответственности. Чем больше я шатаюсь по Геофронту, тем больше ему приходиться делать тоже самое. Казалось бы — я отягощаю его, но ведь это его работа. Две стороны одной монеты. А это — моя работа. — Моя работа, — произнеся это в слух, я вдруг почувствовала себя уверенней. Я взялась за дело, я выбрала, а раз так, то нужно довести дело до конца.***
•−−• •−• −−− ••• − •• − • −− • −• •−•−
Сложно сказать когда я умудрилась задремать, но вот спящую под ёлкой меня будят. Веки поднимались неуверенно и несколько лениво. Пониженное давление порой превращало меня в пригретого ленивца, потому я успела отоспаться везде, где только можно и нельзя по нескольку раз. — Знаешь, что я хочу сказать? — спросила нависшая надо мной фигура со светлыми волосами. — Мне не стоит засыпать где попало. — А знаешь почему я это не скажу? — Потому что моей вины тут меньше, чем в применении напалма гуманности? — усталость в моём голосе идеально перекликалась с моим выражением лица. Когда я просыпаюсь, с моей сглаженной мимикой всё было ещё печальней. — Тебе нужно начать пить чай, — осмотрев меня, Акаги сделала вывод. — Только не зелёный, — промычала я, поднимаясь на ноги. Не люблю зелёный.***
Холод полимеров и стекла отчётливо ощущался спиной. Оранжевый свет, чьё присутствие беззвучно оглашало неопределённость, давно перестал давить на глаза. Витающий в воздухе дискомфорт напоминал мне тот единственный раз, когда я была у монумента «Дороги Раате». Почему-то, разум раз за разом извлекал из головы картину этого заснеженного поля и десяти с половиной тысяч камней, стоящих в нём. Каждый камень там — это погибший солдат. — Не думал, что найду тебя в подобной… обстановке, — голос старого профессора звучал несколько устало. Похоже, вам тоже бывает нелегко, Козо. — Так ты ходишь сюда, время от времени? — Хочу свыкнуться с этим всем. — Не буду врать, что понимаю каково тебе. — Мне… нечего сказать, — но есть о чём подумать. Я столько узнала, мне кажется, что я что-то поняла и осознала. Но прежде, чем я понимаю что именно, ЭТО ускользает от меня. Я слишком рано пытаюсь сделать выводы, слишком рано. — L-11/3. — Что? — внезапная реплика выбила меня из колеи. — Остальное тебе придётся получить самой. Слишком рано, слишком… рано…***
Погрузочная зона — ничего необычного, кроме… — Эм, доктор Акаги? — Что такое, Аянами? — отозвалась учёная, копаясь с планшеткой. — Почему я не могла подождать вас где-нибудь, где вы планировали проводить процедуры? — А ты знаешь где это? — скептически спросили у меня. — Признаю, идея была плохой. — Да ладно, не ты же составляешь мне график. — А вам его вообще составляют? — Если бы такой человек и существовал, то он был бы мёртвым уже продолжительный период времени. Мда… Рицко отложила бумаги на капот фуры, около которой мы стояли, доктор прошла половину корпуса, встав на удалении примерно в метр от прицепной платформы, и взглянула на её содержимое. — Что скажешь? Проследовав за ней, а затем за направлением её взгляда, я увидела объект столь пристального внимания. Весьма крупный и вытянутый цилиндр белого цвета, с примесями красного и бронзового. Точные габариты на глаз определить я затруднялась. Однако, если прикинуть, то это 2 метра в диаметре и что-то около десятка метров в длину. С одной стороны цилиндр окольцовывала красная полоса, с другой стороны — другая полоса, но в 2 раза толще и бронзового цвета. За ней следовали четыре углубления серой раскраски. На поверхности виднелись множественные отсечённые фрагменты. Вдоль половины протяжённости располагалась надпись «EVA — 01». — Эта капсула… — начала я. — Контактная капсула, — судя по всему, она поправила меня искренне. Конечно, сложно судить, но на сколько я могу сказать, моя собеседница переменилась в лице. Это было снисхождение. Неужели вы просто рады мне подсказать? Не вынуждена, как многие. «Чистая наука»? Похоже, я начинаю понимать. — Эта «Контактная капсула», она, ну. — Да, она от первого Евангелиона, не нулевого. — Так, стоп. Моя Ева тут, а вторая — в Германии. — Ева-01 тоже здесь, в Японии. — А разве суть разных филиалов не в том, чтобы рассредоточить работу? — Как сказать, думаю, что это можно отнести в полной мере только к производственным моделям, — Рицко приостановилась, вытянув блистер, выдавив из него две продолговатые пилюли зелёно-белого цвета. После небольшой задержки, выдавила третью. — Ева-00 и Ева-01… — очередная пауза. Тройка таблеток отправилась в открывшийся рот; запрокинув голову, моя собеседница, сморщившись, проглотила их. — Так, я о чём? — Ева-00 и Ева-01. — О, точно. –…***
Визг, прозвучавший за спиной, заставил инстинктивно обернуться. Акаги также обернулась, увидев синий спорт кар, который припарковался, выйдя из заноса. — Узнаю эту манеру вождения, — её лицо сгладилось. Боковое стекло опустилось и из него выглянула черноволосая женщина средних лет. Широко улыбнувшись, она помахала мне рукой, облачённой в безпальцевую перчатку. Вполне вероятно, что она смотрела на нас, но различить это за стёклами её солнечных очков не представилось возможным. — Всем привет, я вернулась! — радостный выкрик. — О, Рей, и ты тут. — Здравствуй, Мисато. Ты уже вернулась. — Именно так, хи-хи. Бегло оглядев автомобиль, я вновь перевела взгляд на его водителя. — Что скажешь? — Стильно, тебе подходит. — Не то слово. Это Renault Alpine A310. Не машина — зверь! 155 лошадиных сил, бензиновый, кожаная обивка, максималка 226 километров в час. Рвёт сразу с места. — Круто. За сколько сотню выжимает? — Где-то 7 секунд. Как для такого раритета — нормально. — Раритет? — Да, их перестали выпускать в апреле 1985. Эта из восемьдесят третьего. — Интересно… — Нужно будет подкрутить кое-что, и смогу выжить из неё 280-290. — А это не чересчур? О, и привет тебе, Миса. — Риц, ну ты ж меня знаешь. — Потому и беспокоюсь. Вспомни, что случилось когда ты взяла покататься велосипед на втором курсе. — Ну упала, подумаешь. — Подумаешь? А то, что с тебя крови натекло, как при твоём первом… — Рицко! — Мисато призвала свою подругу, успев немного раскраснеться. — Ты издеваешься! Не при детях же! — Ладно, не нервничай. Тук. — Рей, ты это слышала? — Да, доктор. Тук, тук. — Мисато, что там у тебя? — Ну, это эхеме нн… — Уарк… — Так, кажется, я уже успела обзавестись звуковыми галлюцинациями. Или таблеточки напутала. — Тут такое дело. Тут багажник открывается, и из него выглянуло и взглянуло на меня… что-то. Обычно я могу предоставить своему собеседнику лишь сосредоточение, выделяющееся на моём лице. Но вот здесь я охренела капитально. Первые пару секунд — шок, затем робкие попытки осознать происходящее. На меня смотрел… пингвин… … –… — это Рицко. –… — это я. Ой… пресвятые Кравчук, Шушкевич и Ельцин. Это пингвин. Чёрное тело, белый овал на животе, жёлтый клюв изогнутой формы, маленькие зелёные глаза и раздвоённый красный хохолок. — Мисато Кацураги, извольте объясниться. — Девчат, вы не поверите. — У тебя в багажнике пингвин, после такого я готова поверить в то, что тебе его сам Хяюхя поймал, а Маннергейм вручил. — Вы ведь в курсе, что они оба уже умерли, — решила я не тривиально заявить о себе. — Да, пожалуй, оставим героев Финляндии в покое. — Рицко, ты знаешь о том, чем занимаются научные отделы NERV в других филиалах? — Отчасти да. Учёная нахмурились. — Стой, то есть ты хочешь сказать, что он или она… — Он. Взгляд блондинки скосился в сторону, затем вернулся в изначальное положение — Да, он — это подопытный образец? — Во-первых, вот во-первых, а во-вторых, вроде того, в норвежском отделении. — Но как? Отличный вопрос, мне тоже интересно. — С ним уже закончили и хотели усыпить, ну я выпросила у тамошнего начальника разрешение забрать его себе. — Хорошо, допустим. Но, но, но… Зачем? — Мне просто показалось, что оставлять его там… вот так. Я решила, что так будет правильней. — Мисато, ты как была махровым социоголиком, так и осталась. Только без обид. — Да какие тут обиды, — Кацураги заметно поникла. Молчание. Я не умею читать мысли, так что не имею понятия о чём они думали, но это к лучшему, может к лучшему. — Уррр… Пока разговор перетекал из одного в другое, северный, но не пушистый и не зверёк, залез на крышу. — Эй, ты что там делаешь? Клацнув дважды клювом, птиц съёжился, как бы присев, и, резко выпрямившись, отправился в «полёт». Проблема возникла когда я поняла, что окончание этого процесса намечается там, где я стояла прямо сейчас. В момент, когда он в меня врезался, я выставила руки назад так, чтобы приземлившись на задницу, не стукнуться головой. Собственно так и произошло, это если судить по ощущениям, ибо я зажмурилась ещё в начале падения. Когда же удалось разлепить очи, я удивилась, что это чудо в перьях сидит у меня на коленях и скребётся. — Kurwą антарктическая. — Кажется, ты ему понравилась. — Даже чересчур. Как ты его назовёшь? — Даже как-то и не знаю. Погоди, Рей как ты его назвала? Ой, я что — материлась на родном?! Как я его не разучила за столько лет? — Мисато, поверь это далеко не идеальное имя для питомца. — Да? Ну-ну. Схватив его за подмышки, повернула к себе лицом. При ближайшем рассмотрении обнаружилось, что у него на груди, прямо под шеей, висит большая металлическая бляха, загнутая с двух концов вверх. Так, либо я сошла с ума, хотя куда уж больше, либо в полевую жандармерию начали набирать пингвинов. Приглядевшись к надписи, вижу: «Dx 293A Pen²». — Ну что там? — спрашивает капитан Кацураги. — Аббревиатура, серийный номер и ещё какие-то обозначения. — Так, а тут по подробней. — Пен и цифра 2, маленькая с верху. — Пен 2… Пен 2… Пен-Пен!***
Заходить в кабинет Икари не было для меня чем-то не приятным, хоть ощущения всё также оставались в вышей степени неоднозначными. — Неужели Seele согласится на подобное, — донёсся до меня обрывок разговора. — Её ведь практически утвердили как Третье дитя. — Думаю, что IPEA вряд ли позволят что-то ещё. — Видимо, это последний каприз, который комитет согласится удовлетворить. — Если это правильное решение, то это не важно, если нет - тогда это даже нам на руку. — Надеюсь, ты прав. — Ну, естественно я прав. Усталый взгляд Фуюцуки упал на меня, уже остановившуюся возле стола. Он нагнулся к уху своего собеседника, чтобы сказать: — Мне оставить вас? — Это ни к чему. — Как знаешь. Теперь они оба смотрели на меня. — Доброе утро, Рей. 14:40 — это утро? — Да, — всё, чем я решила ответить. — Хорошо, — его голос. Почему его голос звучит так, как он звучит? Интонации, тон, постановка, тембр - всё играло на том, что его голос действовал абсолютно не предсказуемо. — Нам нужно поговорить. — Твоё существование уже не является секретом, пока лишь для сотрудников NERV. — Но в последствии всё изменится, — предположила я. — И с этим нужно что-то делать. — Верно. Его руки разомкнулись, левая легла на стол, а правая потянулась под него. Командующий NERV поставил на поверхность стола чёрный кейс, по виду синтетический. — Первое дитя, я выпускаю тебя в «вольное плаванье». Взамен я, как и прежде, буду требовать соблюдение всех ранние оговорённых условий. На осмысливание сказанного не ушло много времени. — Вопросы? — Можно поконкретней. — Тебе выделят квартиру в Токио-3. — Город-крепость на верху? — я указала пальцем в соответствующем направлении. — Именно так. Ты будешь на полном обеспечении, по этому вопросу обращайся в отдел обеспечения, в письменной форме. — Я учту. — Я советую учесть ещё то, что они занимаются исключительно предметами первой необходимости, — уточнил Фуюцуки. — Так что не обращайтесь к ним за тем, чтобы получить ерунду. — Я и это учту. — Отлично, меньшего я от тебя и не ждал. Он повернул чемодан узкой стороной ко мне, постучал по нему и подвинул в мою сторону. — Когда прибудешь на место, откроешь. Всё содержимое так или иначе всегда держи при себе и используй при необходимости. Медленным шагом я подошла к нужной точке и взяла этот чёрный чемодан. — На этом всё, — сообщил Гендо, уже успев принять положение, при котором его руки упирались локтями в покрытие столешницы, а пальцы переплетались в районе переносицы. Я не видела теперь его лица. — Я могу идти? — спросив это, я уже догадывалась, каким будет ответ. — Да, ты можешь идти. И я ушла...***
— В чём дело? Что не так? — глава научного отдела осматривала меня с ног до головы с такой фанатичностью, что мне действительно стало не по себе. — Аянами, что ты планируешь носить? — То, что мне выдадут в отделе снабжения. — И ты доверяешь их взглядам на моду? — Я не доверяю вообще не чьим взглядам на моду, как и самой моде в целом. — Ты в своём репертуаре. — Есть такое. — Ладно, позволь мне немного побыть сестрой милосердия. — Что? Простите, я не поняла, — а я действительно не поняла. — Назови 5 предметов одежды, то, что идёт по парам, я, так и быть, засчитаю как одно. — Даже так?! — Даже так. Чёрт, да когда моему прапрадеду под Таненбергом осколок в кокарду угодил, там и то удача была меньше, чем тут. — Чёрная кожаная куртка с длинными рукавами, короткая чёрная матовая юбка, рубашка неброского цвета и однотонная, пара длинных чулок и глянцевые туфли с острым носком.