Второй шанс

Следующие несколько дней прошли относительно спокойно. И Рен, и сам Хакс постепенно восстанавливали свои силы — оба мало двигались, но подолгу спали и старались более-менее регулярно питаться. Правда, за питанием приходилось следить Хаксу: Рен, хотя он вроде смирился с необходимостью «есть эти кошмарные пайки» — за неимением чего-то получше, — всё же никогда не упускал возможности поворчать и поартачиться по этому поводу. Зато, Рен сумел практически самостоятельно дойти до кабинки освежителя, — по крайней мере, его ноги больше не дрожали, словно у новорожденного оленёнка-кругга, — и совсем самостоятельно справиться с мытьём. Что было весьма кстати, так как ни он, ни Хакс не горели желанием принимать душ вместе — да они и не поместились бы в кабинке вдвоём. Вопрос с одеждой для Рена был решён тем же способом, что и с новой одеждой Хакса — он просто-напросто выбрал себе наиболее подходящие вещи среди вещей Вейра, чьи рост и телосложение соответствовали его росту и телосложению больше, чем вещи Дэрина. Штаны Вейра оказались Рену коротки, запасные ботинки — тесноваты, а тёмно-серый свитер трещал по швам на плечах и груди при резком движении, но и на том, как говорится, спасибо. До этого Рен явно испытывал дискомфорт, щеголяя голым торсом, да и Хакс, хоть он и старался этого не показывать, чувствовал себя неловко при взгляде на него. К тому же, ночью в каютах становилось довольно прохладно. Время от времени, считая, что Хакс его не видит, Рен застывал с закрытыми глазами, напряженно сведёнными бровями, а иногда и со сжатыми кулаками, либо с сосредоточенным видом неотрывно таращился на какой-нибудь случайный предмет в своей каюте, вроде фляги с водой на полке рядом с койкой или ящика в дальнем углу. Иногда, торопливо оглядевшись вокруг, он даже вытягивал в сторону этого предмета руку с раскрытой ладонью или растопыренными, подрагивающими от напряжения пальцами. Не надо было быть гением, чтобы понять, что Рен пытается снова почувствовать и вернуть себе Силу. Ясно, почему тот делал это тайком — из гордости, с тем посылом, чтобы Хакс не стал свидетелем его повторяющихся неудач. Ведь Сила не спешила возвращаться к Рену. С каждой новой провалившейся попыткой он выглядел всё более разочарованным, раздосадованным и растерянным одновременно: очевидно, успел убедить себя, что его способности начнут восстанавливаться, как только тело хоть немного окрепнет. Возможно — и даже вполне вероятно, — дело было вовсе не в физическом состоянии, либо Рен всё ещё был слишком слаб. Быть может, его отрезало от Силы по какой-то особой причине, с некой целью, условием, которое он должен был выполнить, чтобы вернуть её. А может, Рен лишился своих способностей, своих сил навсегда, необратимо, после того, как отдал последние их капли ради спасения жизни Рей — такая вероятность тоже существовала. Хакс раздумывал об этом, когда замечал, что Рен снова пытается ощутить Силу — и снова остаётся ни с чем. Памятуя обо всех криффовых правилах и ритуалах джедаев и ситхов, потеря Силы сама по себе могла быть своего рода испытанием для Бена Соло — достаточно ли в нём смирения и терпения, чтобы достойно принять эту потерю? Кстати, Хакс сказал бы, что нет, не достаточно. Но он слишком мало знал о Силе, чтобы строить гипотезы, а Рен, к тому же, больше не спрашивал его мнения или совета, так что Хакс не лез не в своё дело и хранил молчание. Они вообще практически не разговаривали в эти несколько дней — так, перебрасывались парой-тройкой дежурных фраз за едой или перед отходом ко сну. Не то, чтобы кто-то из них особенно стремился к общению: оно не было принято между ними прежде, а после откровенного рассказа Кайло обо всём пережитом им за гранью жизни и смерти — надо признать, гораздо более откровенного рассказа, чем можно было ожидать, — его слёз по матери, свидетелем которых стал Хакс, и его собственного кошмара, свидетелем которого практически стал Кайло… Что ж, им обоим, наверное, необходимо было немного времени, личного пространства и тишины. Однако на шестой день Рен внезапно спросил: — Хакс, а как выжил ты? Они как раз поужинали — точнее, это Рен поужинал, как обычно, сидя в постели с наваленными за спиной подушками, в то время как Хакс дожидался конца его трапезы на ящиках возле койки. Не то, чтобы его присутствие было обязательным — да, Рен ворчал и фыркал на свой паёк, но, даже откажись он есть его совсем, Хакс вряд ли стал бы заставлять его или кормить с ложечки. Однако, по молчаливому обоюдному согласию, Хакс продолжал составлять Рену компанию за едой — по-прежнему отрезанный от Силы, тот не хотел быть один. Нельзя сказать, что им удалось достичь особых успехов в общении. Разговор мог начаться совершенно нормально, но затем в какой-то момент Рен, видимо, вспоминал, что он теперь «хороший», а Хакс, наоборот, «плохой», и начинал вести себя соответственно: заносчиво, грубо и враждебно. Либо, выведенный из себя очередной неудачей с Силой, Рен вымещал своё раздражение на Хаксе, а тот, конечно, не оставался в долгу, так что очень скоро, поссорившись, они снова разбегались в разные стороны. То бишь, Кайло, скрестив руки на груди и задрав подбородок, отворачивался к стенке, а Хакс, схватив костыль, поспешно уходил в свою каюту. Кроме того, Хакс упорно продолжал называть Рена Реном, а не Беном Соло, что того здорово раздражало. И чем сильнее раздражался Кайло, тем больше Хакс утверждался в своём нежелании использовать его новое-старое имя. Это тоже частенько становилось причиной их перепалок. Учитывая всё это, Хакс сам не знал, почему продолжал пробовать, почему снова и снова пытался наладить хоть какой-то контакт. Двигала ли им жалость к Рену, который при виде него невольно вздыхал с облегчением — так, словно опасался, что после очередной ссоры Хакс выполнит свою угрозу и больше никогда не переступит порог его каюты, — или это были его, Хакса, собственные слабость и усталость, его желание услышать живой человеческий голос, напоминавший, что он не один на этом проклятом корабле, посреди этого проклятого леса? Пускай он не с другом, не с союзником, но всё же… Иногда многочасовые размышления о собственных ошибках и провалах в прошлом, непонятное, «подвешенное» состояние в настоящем и совсем уж неясные перспективы в будущем гнали его в каюту Рена — куда угодно, к кому угодно, лишь бы остановить хотя бы ненадолго этот поток горестных мыслей и сожалений! До чего же всё это было… жалко. Они скалились и огрызались друг на друга, но всё равно невольно сбивались в кучку — от растерянности, от страха, от уязвимости. То и дело посылали друг друга к хаттовой матери, но раз за разом возвращались, потому что им некуда было идти, не от кого ожидать помощи, не с кем говорить, кроме как друг с другом. По крайней мере, они старались соблюдать относительный нейтралитет в общении, не задевая тем достаточно неприятных или личных хотя бы в начале очередного разговора. Это было тем более просто, что Хакс не стремился лезть в душу к Рену, в его отношения с родителями, а тем более, с Рей. А тому, казалось, было целиком и полностью плевать на Хакса. Поэтому неожиданный вопрос Рена одновременно и удивил, и рассмешил его. — Серьёзно? Мы здесь уже сколько, дней пять? И ты только сейчас заинтересовался этим? — насмешливо фыркнул Хакс. — Не хочешь — не отвечай, — Кайло нарочито равнодушно пожал плечами, но острый, недовольный взгляд исподлобья выдал его с головой: ему на самом деле стало любопытно, каким образом Армитажу удалось выжить. И становилось всё более любопытно с каждой секундой. — Что сказал тебе Прайд? — в свою очередь, поинтересовался Хакс. — Что он сам, лично, убил тебя, потому что ты и был тем самым шпионом, предателем, которого мы искали. Что ты помог захваченным в плен повстанцам сбежать и тем самым выдал себя, — ответил Рен, после чего снисходительно объяснил: — Разумеется, это была ложь. Прайду просто нужен был благовидный предлог, чтобы избавиться от тебя. — Прайд с радостью прикончил бы меня и без какого-либо предлога, — Хакс усмехнулся, предвкушая реакцию Рена на свои следующие слова. — Но он сказал тебе чистую правду. Я действительно был тем самым шпионом и действительно помог бежать пилоту Дэмерону, штурмовику-дезертиру и тому здоровенному вуки, приятелю твоего отца. — Ты… ты что? — неверяще переспросил Рен. Он явно был поражён до глубины души, но шок быстро сменился негодованием: — Так это ты сливал информацию Сопротивлению? Ты предал нас, предал меня?! — Тебя, Рен? Что, опять Верховного лидера включил? — Хакс откровенно веселился. — Да ты, наоборот, радоваться должен, что я помогал твоим новым друзьям-повстанцам! — Поверить не могу, что ты предал Первый орден, — упрямо буркнул Рен, проигнорировав последнее замечание. — Я предал Первый орден, Рен? Я? Да это ты первым предал его! — воскликнул Хакс, чувствуя, как в нём постепенно растёт волна гнева и ненависти. Он незаметно сжал ладони в кулаки, силясь взять себя в руки, но не преуспел — искреннее удивление, с которым Кайло переспросил: «Я? С чего бы это?» — прорвало плотину. — Да, ты! Сначала ты захватил власть в Первом ордене, фактически отстранил меня и моих приближённых от командования и поставил на наши посты бывших имперских офицеров — старых, недальновидных, зазнавшихся… раздувавшихся от осознания собственной исторической значимости ископаемых, ничего не смысливших в нынешних реалиях. Заменил меня и моих людей глупцами и негодяями, привыкшими думать лишь о собственных славе и обогащении! Сам ты при этом целиком и полностью наплевал на управление Первым орденом, — Рен гневно вскинулся и открыл рот, явно желая возразить, но Хакс остановил его взмахом руки, — наплевал на его цели и нужды, отдав все полномочия выжившим из ума старикам и фанатикам и позволив им вести наши армию и флот прямиком в пропасть… Но и этого тебе показалось мало. — И что же ещё я, по-твоему, сделал не так? — прошипел Рен, а Хакс, едва переведя дух, отчаянно выкрикнул: — Ты собирался отдать Первый орден Палпатину! Собирался позволить ему превратить его в новую Империю! Хотел объединить наши силы с ним! — Я не… — начал было тот, но, мотнув головой, сам себя оборвал на полуслове: — Крифф, теперь всё это уже неважно! И вообще, что плохого было в том, чтобы объединиться с таким могущественным союзником, с таким огромным флотом? Это было отличное стратегическое решение! Почему оно настолько сильно тебя злит? — Да потому, что Первый орден не должен был стать Империей — никогда и ни за что! Он должен был стать лучше, сделать больше, а не превращаться в её жалкое подобие! — забывшись, наплевав на боль в ноге, Хакс вскочил с места и навис над койкой Рена, смотревшего на него огромными глазами. — Таким Первый орден был задуман, мной — в том числе! И я всю жизнь, ты слышишь, всю свою взрослую жизнь положил на то, чтобы эти замыслы стали реальностью! Я был счастлив, когда появился Сноук: когда он выслушал мои идеи, оценил уже проделанную работу и предложил своё покровительство и свои ресурсы, прежде всего — материальные. — Не знаю, видел ли ты… там, в логове Императора, — неуверенно, почти робко вклинился Рен. — Сноук, он… точнее, они… — Видел, — отмахнулся Хакс, вновь тяжело опустившись обратно на ящики. — Это было отвратительно. — Ага, — скривился Рен, но замолчал, стоило Хаксу, чуть успокоившись, заговорить снова. — На моих глазах, фактически под моим руководством Первый орден строился с нуля — с учётом достижений и лучших наработок Империи, но избегая её ошибок и недочётов. Я искренне верил, что он пойдёт по новому пути и со временем вернёт стабильность и порядок даже в самые отдалённые уголки Галактики. Я гордился тем, что делал, Рен, — с горечью признался Хакс. — А потом Палпатин, этот полусгнивший труп, вдруг вылез из могилы, объявил о своём возвращении на всю Галактику, и всё полетело к криффам. Внезапно оказалось, что всё, во что я верил, всё, к чему я стремился, все мои цели и мечты были пустышками, ложью — прямо как Сноук. Всё это время я работал на Императора. Естественно, я был в ужасе, в ужасе и бешенстве! И я не собирался служить ему и дальше. — Поэтому ты решил перейти на сторону повстанцев? — тихо спросил Кайло. — Конечно нет. Ты вообще соображаешь, что говоришь? — Хакс раздражённо откинул со лба растрепавшуюся чёлку. — Кто бы меня туда принял? После уничтожения Хоснианской системы и большей части их флота, после всего?.. Да меня казнили бы на месте! Несмотря на мой недолгий шпионаж, для Сопротивления я был и остаюсь одним из главных врагов — те же Дэмерон и компания что-то не предложили забрать меня с собой, даже после того, как я спас их от расстрела. — А если бы они предложили? — неожиданно спросил Рен. — Если бы они захотели взять тебя с собой, ты бы согласился? Хакс презрительно фыркнул: — Нет. Я в жизни не опустился бы того, чтобы якшаться с повстанческими отродьями. — Но тогда почему? Зачем ты сливал им информацию? Я совершенно ничего не понимаю! — Затем, что ты собирался отдать Первый орден Палпатину — мой Первый орден, моё детище! — отчеканил Хакс. — Затем, что я хотел уничтожить его, потопить его, сжечь дотла, но не допустить этого! И я уничтожил бы его — не своими руками, так руками повстанцев.* — То есть, ты скорее уничтожил бы своё, как ты говоришь, детище, чем позволил бы ему существовать под властью Императора? — недоверчиво переспросил Рен. Хакс решительно кивнул. — Невероятно. А сам бы, значит, сбежал? Не к Сопротивлению, а просто — куда глаза глядят? — Я… думал об этом, — помедлив, признался Хакс. — Быть может, я и сбежал бы, но не «куда глаза глядят», а лишь имея точное место назначения, какое-нибудь надёжное, безопасное убежище. И чёткий план действий, конечно. Но… Он замолчал, не уверенный в том, что хочет продолжать. Но Рен, мрачный и напряжённый, поторопил его: — Но — что? Договаривай, раз уж начал! И Хакс решился сказать всё, как есть: — Если бы обстоятельства сложились так, что мне пришлось бы остаться и участвовать в последнем бою с повстанцами… я был не против такого исхода. Я принял бы смерть на поле боя, в последнем сражении. Возможно, я даже предпочёл бы остаться. После этих его слов повисла оглушительная, звенящая тишина. Теперь Рен смотрел на него не недоверчиво, а изумлённо. — Это… Хакс, но это же какое-то сумасшествие, — снова обретя голос, с трудом проговорил он. — Это самоубийство — страшное, масштабное, но самоубийство! И после этого ты ещё старых имперцев называешь фанатиками?! — Я и не надеялся, что ты поймёшь, — скрестив руки на груди, надменно бросил Хакс. — Есть такие вещи, как воинская честь и гордость, и… — Ты хотел сказать — гордыня? — бесцеремонно перебил Рен, который почему-то опять на него злился. — Лично поспособствовать проигрышу и гибели Первого ордена, а потом остаться погибать вместе с ним — это гордыня и чистое безумие! Крифф, теперь я даже рад, что Прайд помешал тебе воплотить в жизнь этот кошмарный план! Упоминание Прайда заставило Хакс вздрогнуть, как от пощёчины. — Ах да, Прайд, — он скривил губы в ядовитой усмешке. — Верно, он большой молодец. Кстати, кто из вас придумал бросить моё тело в мусоросборник: он или ты? — Ещё бы он не был молодцом, если… Что? — Рен осёкся и быстро заморгал. — Что ты сейчас сказал? Мусоро… — Мусоросборник, Рен. Ты всё правильно услышал, — фыркнул Хакс. — И, судя по тому, насколько шокированным ты выглядишь, Прайд всё-таки додумался до этого сам. — Я не понимаю, Хакс, — тихо, как-то неестественно спокойно произнёс Рен, глядя на него так, словно кто-то из них двоих точно сошёл с ума, только вот Кайло пока не был уверен, кто именно. — Генерал Прайд бросил тебя в мусоросборник? — Моё, предположительно, бездыханное тело, — пояснил Хакс. — Поняв, что я был тем самым шпионом, он без предупреждения, а тем более, без положенных по уставу ареста, следствия и трибунала, выстрелил из бластера прямо мне в грудь. К счастью, я с самого начала не доверял Прайду и ждал от него чего-то подобного, поэтому всё время носил под формой самодельную броню из металлических пластин — она-то меня и спасла. Чего я не ожидал, так это того, что очнусь в коллекторе, среди гор мусора, с травмированными выстрелом рёбрами и ещё раньше простреленной ногой. Очевидно, Прайд велел солдатам вышвырнуть моё тело туда, словно какую-то падаль. — Он сказал мне, что сам застрелил тебя и что о твоём теле уже позаботились, — медленно начал Рен. Его взгляд, странно отрешённый всего секунду назад, неотвратимо наливался слишком хорошо знакомой Хаксу неконтролируемой яростью. — Я думал, это значит, что тело отправили на кремацию. А на самом деле Прайд бросил… бросил тебя в… — Вряд ли он тащил меня к люку коллектора лично, — не удержавшись, педантично возразил Хакс. Этого оказалось достаточно, чтобы Рен взорвался. — Да какая, к хаттовой матери, разница?! Этот ублюдок, этот больной урод — это он вытворил такое! И ты всерьёз допускал даже малейшую возможность того, что всё это было моей идеей?! Да я прикончил бы его на месте, если бы узнал, что он сделал! — Я же говорил тебе: он и так мёртв. Я собственными глазами видел, как повстанцы подорвали флагман, которым он командовал. Уймись, Рен, — попытался утихомирить его Хакс. Вопреки его увещеваниям, тот зарычал и, схватив с полки флягу, со всей силы швырнул её в противоположную стену. Следом полетела всякая мелочь, которая осталась лежать на полке после Вейра. Похоже, за неимением Силы, Рен только так и мог выплеснуть свою злость. — Хватит! Перестань! — инстинктивно отшатнувшись, крикнул Хакс. — Да чего ты будто с цепи сорвался?! — Это омерзительно! — рявкнул Кайло, сжимая кулаки и лихорадочно озираясь в поисках чего-то, что тоже можно было бы швырнуть в стенку. — Это гнусно и подло, и ты думал, что это я отдал Прайду такой приказ, а я бы никогда… Хотя наши отношения были просто ужасными, я никогда бы так не поступил, Хакс! — Ладно, ладно, я понял! Извини! Мне не следовало так думать! Хотя я и не думал так на самом деле. Я всегда знал, что это был Прайд. Услышав это — услышав его извинения, — Рен замер, а затем крепко зажмурился, очевидно, пытаясь совладать с собой. Какое-то время тишину в каюте не нарушало ничего, кроме звука его шумного, сбитого дыхания. Хакс тоже украдкой перевёл дух — в гневе Кайло становился совершенно непредсказуемым и разрушительным. — Я разозлился, когда он явился ко мне и доложил, что убил тебя, — открыв глаза, хрипло после недавнего крика сказал Рен. Откинув назад упавшие на лицо волосы, он бросил на Хакса мрачный взгляд. — Я думал, что Прайд ложно обвинил тебя в предательстве, чтобы под этим предлогом избавиться. И был очень зол из-за того, что он посмел действовать без моего ведома и приказа. Наорал на него и велел убираться вон. — Представляю, как это задело его самолюбие, — задумчиво откликнулся Хакс, действительно представляя себе перекошенную от гнева и унижения кислую физиономию Прайда. — Не удивлюсь, если он тут же решил предать тебя и побежал договариваться с Палпатином.** Сколько я его знал, Прайд всегда сожалел о том, что Императора не стало и что он не может больше вылизывать его дряхлую задницу. — Крифф, надо было не прогонять его, а сразу убить, — скривился Кайло. — Осторожнее, Рен, *** — со смешком поддел его Хакс, — это не самые светлые мысли. Ты сильно рискуешь своей Светлой стороной, — тот негодующе фыркнул. — Но спасибо. Приятно знать, что Прайд не ушёл совсем уж безнаказанным. — Извини, спасибо… Я точно проснулся или ещё сплю? — протянул Рен. — Пожалуйста, Хакс. — Пожалуйста? Вот теперь и я не уверен в том, что это не сон, — отбил подначку Хакс. Некоторое время они молчали, а затем Рен неохотно признался: — На самом деле, я не собирался объединяться с Палпатином — наоборот, я планировал избавиться от него, уничтожить окончательно. Я не отдал бы ему ни Рей, ни Первый орден. То, что я объявил тогда на собрании, в первую очередь предназначалось для ушей бывших имперских офицеров. — Ну, извини, что не все из нас умеют читать чужие мысли при помощи Силы! — уязвлённо откликнулся Хакс. — Твои слова звучали достаточно убедительно, у меня не было причин усомниться в них. «И ты казался достаточно одержимым и безумным для того, чтобы швырнуть всё созданное нами к ногам Палпатина», — добавил он про себя, мимоходом порадовавшись тому, что и Рен сейчас не способен читать мысли. — А у меня не было причин делиться с тобой своим настоящим замыслом, — Рен пожал плечами. — И посмотри, куда нас завели все наши замыслы и недомолвки, — Хакс покачал головой. — Я очутился в мусоросборнике, ты умер в логове Императора и мог бы умереть там снова, уже наверняка, если бы я тебя не вытащил… А в итоге мы вдвоём оказались здесь. Никому из нас такое и в кошмарном сне не приснилось бы! Очевидно, зацепившись за словосочетание «кошмарный сон», Кайло спросил, с любопытством взглянув на него: — Это то, что тебе снилось пару ночей назад — ну, когда ты кричал во сне? Как ты выбирался из мусоросборника? Кстати, а как ты вообще оттуда выбрался? — Через техническую дверь. Мне о ней когда-то рассказала капитан Фазма — вот и пригодилось. А что до моих снов, то тебя, Рен, они никак тебя не касаются. Я же говорил: не надо меня жалеть. — Да, да, воинская честь и гордость, я помню, — закатив глаза, проворчал Рен. Хотя обычно раздражённо закатывать глаза было привилегией, даже священным правом Хакса. Рен повозился, устраиваясь поудобнее среди подушек, и, усмехнувшись, добавил: — А я правильно говорил, что ты гордец, Хакс. Тот только плечами пожал: — И что с того? Гордость и, разумеется, злость помогли мне выбраться из коллектора, а потом и сбежать с флагмана в спасательной капсуле. — Да ты просто слишком упрям, чтобы умереть так запросто! — хмыкнул Рен. — Ты не доставил бы Прайду такого удовольствия. Хакс нарочито, напоказ расправил плечи, вздёрнул подбородок и состроил самую надменную физиономию, на какую только был способен. Ухмылка Рена определённо стала шире. — Что ж, — начал Хакс, вновь расслабив спину и плечи, — это было занимательно, но сейчас я пойду в освежитель. От одних воспоминаний о мусоросборнике захотелось вымыться. Рен кивнул, не глядя на Хакса и думая о чём-то своём. Он встрепенулся, только когда тот, ухватившись за костыль, с кряхтением поднялся на ноги. — Можно ещё один вопрос, последний? — Хакс опрометчиво кивнул. — Почему ты меня спас? Я хочу сказать, что ты был один, ты был ранен и наверняка хотел поскорее убраться с Экзегола, ведь так? Тебе ни к чему был лишний груз. К тому же, ты не знал наверняка, не я ли приказал бросить твоё тело в мусоросборник. Так почему ты вытащил меня, Хакс? Закончив, Кайло пытливо уставился на него в ожидании ответа, а Хакс… Хакс растерялся. Он попытался воскресить в памяти те аргументы «за» спасение Рена, которые он приводил самому себе тогда, в чёрном монолите Императора, но теперь большинство из них казались какими-то… неубедительными. Рен сам только что перечислил причины, по которым самым логичным для Хакса было бы бросить его умирать. Разве что, он забыл упомянуть про их многолетнее соперничество, в последний год перешедшее в настоящую вражду, а также все те случаи, когда он, Рен, оскорблял, запугивал, унижал Хакса, а то и применял к нему криффову Силу — те случаи, за которые Хакс, по логике вещей, должен был не то, что не спасти его, а просто-напросто убить из мести. Как, чем объяснить то, что он этого не сделал? Рен продолжал вопросительно смотреть на него, не торопя, но и не отводя взгляда, что дополнительно нервировало Хакса. Он мог бы, наверное, назвать ту самую причину, которую сам Рен предполагал с самого начала, едва очнувшись: что он был спасён ради своих способностей, ради Силы, которую Хакс планировал использовать в своих интересах, но просчитался. Но это если и было правдой, то лишь отчасти, не более чем все остальные аргументы, которые сейчас казались такими неправдоподобными и недостаточно вескими — да, в какой-то мере Хакс рассчитывал на Силу, и нет, он не рассчитывал на неё всерьёз. К тому же, ему не хотелось говорить Рену, что та его догадка была правильной, не хотелось, чтобы тот думал о нём так. «Я бы никогда!», — кричал он, захлёбываясь словами и гневом, когда узнал, что Хакс считал его ответственным за то, что сделал Прайд. И теперь Хакс внезапно подумал: «Я тоже». Поэтому, когда пауза совсем уж затянулась, а Рен начал проявлять признаки нетерпения — ёрзать и хмуриться, — Хакс решил назвать ту причину, которая, вероятно, была ближе к правде, чем какая-либо другая, а то и все остальные, вместе взятые. — Я вытащил тебя из монолита потому, что это место было таким же отвратительным, как мусоросборник. Умереть там, рядом с прахом Палпатина, было бы так же мерзко и… и недостойно тебя, как меня — смерть в коллекторе, среди отходов. Я бы не хотел для себя такого конца и подумал, что ты тоже не захотел бы умирать так. Рен промолчал, очевидно, обдумывая его ответ, а Хакс, чувствуя себя до странности растерянным и беспомощным, опустил глаза вниз, уставившись на свои ботинки. Разрозненные, беспорядочные мысли в его голове никак не желали сложиться в более-менее связную фразу, в какой-то чёткий ответ, который позволил бы ему почувствовать себя уверенно. Крифф, не надо было тогда кивать, надо было послать Рена с его «одним», разумеется, самым неудобным и нежелательным вопросом из всех возможных куда подальше! — Не стану отрицать: иногда я желал тебе смерти, — проговорил он, не поднимая взгляда. — Бывали дни, когда я желал тебе смерти сильнее, чем обычно. Но… не такой смерти. «Я бы никогда», — снова подумал Хакс, но вслух этого произносить не стал. — Это… справедливо, — он поневоле посмотрел на Кайло, когда тот заговорил — теперь и Рен казался несколько растерянным. — Хотя иногда мне казалось, что я вот-вот не выдержу и убью тебя сам, своими руками, я бы тоже не пожелал тебе смерти в мусоросборнике. Несмотря ни на что. — Да, это мы уже выяснили, — вздохнул Хакс. — Хакс? — Кайло перехватил его взгляд. — Спасибо. — Ты это уже говорил, но пожалуйста, — Хакс отвернулся, первым разрывая зрительный контакт, и проворчал: — «Извини», «спасибо», «пожалуйста»… Клянусь, эта планета как-то странно на нас влияет! — Это точно, — Рен, казалось, тоже испытал облегчение из-за того, что эта мучительно неловкая часть разговора наконец-то закончилась. Он рассеянно провёл рукой по своим волосам и затылку, прежде чем спросить: — Тогда… до завтра? И Хакс кивнул, прежде чем уйти: — До завтра.