Второй шанс

Хакс поднял бластер на уровень глаз. Прищурился и проследил взглядом вдоль серебристого ствола. Выровнял дыхание, прицелился. Напомнил себе: не задерживать дыхание, выстрел одновременно с выдохом — ни до, ни после. А затем… Вдох. Выдох и выстрел. Небольшая птица с зелёно-коричневым оперением, едва различимая среди ветвей, издала тонкий предсмертный крик и с мягким шлепком свалилась на землю под деревом. Следом плавно спланировало несколько мелких листочков. — Отличный выстрел, — с неприкрытым восхищением прокомментировал Рен. Хакс позволил себе короткую самодовольную улыбку. Он, конечно, не обладал сверхъестественной меткостью Эли, но всё равно был не просто хорошим — превосходным стрелком. Однако одно дело упражняться в стрельбе на неподвижных, контрастных мишенях и манекенах в тренировочном зале, и совсем другое — стрелять по живому существу, находящемуся в своей стихии, способному скрываться, перемещаться, способному просто-напросто упорхнуть при малейшем намёке на опасность. Приятно было узнать, что Хакс не растерял навыков, полученных ещё в юности во время выполнения различных боевых миссий. Рен пошёл к дереву, чтобы подобрать валявшуюся под ним птицу и добавить её в болтавшуюся на его плече сумку — в компанию к пяти или шести мелким пташкам, которых Хакс подстрелил ранее. Добыть первых двух из них не составило труда — по всей видимости, никогда прежде не видевшие человека, птицы подпускали охотников совсем близко. Но сами звуки выстрелов распугивали других пернатых, так что Хаксу с Реном пришлось изрядно побродить по лесу, чтобы выследить и подстрелить остальных. И тут Хаксу очень повезло с тем, что его рёбра и нога, по большому счёту, были в порядке. С зажатым под мышкой костылём он не смог бы бродить по лесу, перелазить через поваленные, вероятно, грозами и временем стволы деревьев, пригибаться и приседать. Да и стрельба была бы делом проблематичным — попробуй прицелься, фактически балансируя на одной здоровой ноге! Исцеление Силой оказалось не просто жизненно необходимым, но и крайне своевременным. Рен ещё восстанавливал силы — он предполагал, что на это может уйти несколько дней, — так что процесс исцеления пока не был доведен до конца. Но травма давала о себе знать лишь время от времени, и только лёгкой болью или небольшим мышечным спазмом, поэтому Хакс не беспокоился. — Думаю, этого нам хватит, — заметил Рен, вернувшись. — К тому же, у меня в сумке уже не осталось места. — На пару дней хватит, да, — согласился Хакс. — Сейчас мы можем вернуться на корабль. Но потом снова придётся идти на охоту. Конечно, можно было охотиться на более крупную дичь, чем мелкие лесные пташки — это позволило бы сделать больший запас, — но Хакс мудро рассудил, что на первый раз хватит и их. Помимо того, что он хотел сначала испытать себя и немного набить руку, весомым аргументом оказалось и то, что в их с Реном распоряжении имелись всего один бластер и один нож, а не пара охотничьих винтовок и специальных ловушек для крупных животных. Внезапно Хаксу в голову пришло кое-что ещё. — Рен, — позвал он. Тот успел уйти на пару шагов вперёд, выбирая обратную дорогу — в лесу Рен ориентировался на порядок лучше Хакса, возможно, благодаря Силе, — но обернулся. — Что? — Наша… добыча, эти птицы — их ведь нужно будет очистить от перьев, выпотрошить… — Разделать и частью приготовить, частью сохранить на потом, — продолжил за него Рен. — Именно. Этого я не умею, — неохотно признался Хакс. Ему доводилось видеть, как ребята из его первого отряда, иногда ради забавы или тренировки ловившие каких-нибудь мелких зверьков, потом готовили их у походного костра. Но сам он участия в этом процессе не принимал, хотя, разумеется, был способен и костёр сложить и разжечь, и разогреть на открытом огне пищевой паёк. — Ха, неужели наш великолепный генерал Хакс чего-то не умеет? И сам в этом признаётся? — откликнулся Рен, шагая спиной вперёд и разглядывая спутника с весёлым недоверием. Хакс недовольно скривился. Признавать собственную некомпетентность, собственное неумение было по-настоящему неприятно, слушать насмешки Рена, пусть и совершенно дурацкие — обидно. С досады он даже мысленно пожелал ему споткнуться о какой-нибудь корень и свалиться на землю. — Не беспокойся, я всё это умею, — тем временем, снисходительно добавил Рен. Развернувшись, он зашагал, наконец, правильно, лишь время от времени оглядываясь на Хакса, чтобы убедиться, что тот идёт следом и слушает его: — Когда я ещё учился у Люка Скайуокера, мы с остальными ребятами должны были сами готовить для себя еду. Люк только добывал её для нас — приносил рыбу или птицу, какие-то овощи, фрукты и травы… Хотя, последние мы частенько собирали вместе с ним. — Похоже, ты научился у него многим полезным вещам, — заметил Хакс искренне, безо всякой задней мысли. Однако Рен невесело хмыкнул в ответ: — Главным образом я научился спать с открытыми глазами!* Хакс пытливо взглянул на него, но Рен, помрачнев, резко расхотел общаться, так что обратно до корабля они дошли в полном молчании. Там они оставили сумку с добычей в камбузе и, прихватив пару больших канистр, ещё раз сходили в лес к небольшому роднику, который заметили ещё в первый раз. По возвращении Хакс помог Рену ощипать птиц, поскольку никаких особых навыков это занятие не требовало, хоть и оказалось крайне нудным и грязным — Хакс то и дело сердито отмахивался и отфыркивался от круживших в воздухе маленьких перьев. А Рен только усугублял ситуацию — молчаливый и хмурый, полностью ушедший в свои мысли, он то невероятно раздражающе замедлялся, выдёргивая по одному пёрышку в пять минут, то, очевидно, вспомнив что-то неприятное, яростно вырывал их из очередной птичьей тушки целыми горстями, и швырял на стол, откуда они разлетались по всему камбузу. В результате, к концу этой процедуры волосы Рена и Хакса и их одежда оказались густо усеяны прилипшими перьями — они сами стали похожи на неощипанных птиц-переростков. А затем Рен ещё и бросил Хакса самого посреди всего этого безобразия! Неразборчиво прорычав что-то себе под нос, он отшвырнул последнюю тушку — не закончив, к слову, свою работу, — яростно отряхнулся и рявкнул в ответ на немой вопрос Хакса: — Мне срочно нужно помедитировать! После чего практически вылетел из камбуза, предоставив Хаксу самому разбираться с уборкой и, что гораздо хуже, с тушками, которые он, как уже было сказано, не умел ни потрошить, ни разделывать, ни тем более готовить. Хотя ранее Рен обещал взять всё это на себя. Хакс раздражённо выдохнул сквозь зубы — вот он, типичный Кайло Рен во всей своей непоследовательной, безответственной красе! Каждый раз, когда Хакс едва не проникался к нему симпатией, тот выкидывал какой-нибудь вздорный, возмутительный фокус, пускай даже самый пустячный, а Хакс, в свою очередь, возмущался, раздражался — и вся его симпатия, всё зарождающееся тёплое чувство и признательность едва ли не полностью сходили на «нет». Правда, в этот раз у дурного поведения Рена хотя бы имелись кое-какие предпосылки, из-за которых Хакс почти ожидал от него подобной вспышки — если даже не ещё большей. Очевидно, неосторожно брошенная Хаксом фраза о полезных навыках, которые Рен приобрёл за годы ученичества у Люка Скайуокера, пробудила в его душе не самые светлые воспоминания и чувства. Хакс не знал всей истории — точнее, он знал, что Кайло некогда был учеником Скайуокера, и понимал, что имел место какой-то серьёзный конфликт, но подробности были ему неизвестны. А судя по реакции Рена, история там случилась совсем нехорошая. Хакс не хотел ещё больше усиливать ненароком спровоцированный им внутренний конфликт, поэтому, подавив своё возмущение, он безропотно принялся за уборку. Избавившись, наконец, от дурацких перьев, по-прежнему не зная, что делать с птицами дальше и боясь как-нибудь испортить мясо, он попросту положил их в холодильную камеру — благо, пайков в ней практически не осталось, так что места там хватало. Закончив в камбузе, Хакс прошёл вперёд по коридору и ненадолго остановился у закрытой — едва ли не впервые на его памяти, — двери каюты Рена. Изнутри слабо доносились странные короткие удары — будто что-то, парившее в воздухе, то и дело ударялось о стены и дверь, — и приглушённые слоями металла ругательства. Похоже, на сей раз медитация у Рена не заладилась. Но Хакс, который внезапно с удивлением осознал, что испытывает беспокойство, ничем не мог ему помочь. Он попытался отвлечься: изучал разные случайные файлы на бортовом компьютере, бродил по кораблю, несколько раз готовил каф. Хакс даже предлагал его Рену, но тот не отзывался и не выходил из своей каюты; день тянулся бесконечно долго. В конце концов, измученный тревогой и бездельем, Хакс вернулся в камбуз и попытался сам сделать что-нибудь с их добычей. К тому же, близился вечер, и он банально проголодался — Хакс ничего не ел со скудного завтрака, разделённого с Реном, а от крепкого горького кафа его уже слегка подташнивало. К сожалению, ни голод, ни вызванное собственным невежеством раздражение не прибавили ему знаний о том, как потрошить и разделывать криффовых птиц — не говоря уж о том, как их затем приготовить. Хакс умело орудовал ножом, и не раз использовал его в целях самозащиты или для того, чтобы разделаться с очередным врагом, но — разделаться, а не разделать. Выходило, что теперь он, взрослый мужчина, военный, практически спасовал перед довольно-таки незначительной бытовой трудностью из-за отсутствия базовых, элементарных умений, которыми наверняка обладал любой неграмотный абориген с… да хоть бы и прямо отсюда, с этой планеты! Это дополнительно выводило его из себя, так что несчастные тушки он терзал нещадно, вымещая на них свою злость. Когда Рен, наконец, вышел из своей каюты и заглянул в камбуз, Хакс успел основательно испачкать кровью самого себя, стол и даже пол под ногами, а одна-единственная птица, которую он формально «выпотрошил и разделал» выглядела так, словно её пожевали и выплюнули, причём несколько раз. — Ты так испортишь всё, что мы добыли, — мрачно заметил Рен, подойдя ближе и приподняв измочаленную тушку за крыло. — Если помнишь, я этому не обучен, — огрызнулся Хакс. — И кое-кто обещал взять приготовление мяса на себя. — Помню, — вздохнул Рен. Оттеснив Хакса плечом, он забрал у него нож. — Я здесь закончу, а ты можешь пока развести на поляне костёр. — Костёр? — переспросил Хакс, наблюдая за тем, как Рен, надо признать, довольно ловко разрезает птицу. — Но скоро стемнеет… — Здесь мы ничего приготовить не сможем — печка слишком слабая, предназначенная только для разогревания пайков. Нужен открытый огонь, — Рен оглянулся на него. — Ты опасаешься темноты из-за той хищной твари? Если кто-то к нам сунется, я почувствую его приближение благодаря Силе. Да и дикие животные обычно инстинктивно избегают огня. — … Ладно, — нехотя согласился Хакс, всё ещё не до конца убеждённый в безопасности этой затеи с костром. С другой стороны, Рен был прав — без огня им еду не приготовить, а небольшое количество оставшихся у них пайков Хакс надеялся на всякий случай приберечь. Быстро отмыв руки и сменив тонкую рубашку на более тёплый свитер, он выбрался наружу и первым делом собрал хворост: кучку побольше для того, чтобы сложить костёр, и поменьше — чтобы потом было что подкидывать в огонь. Затем он выбрал подходящее место и довольно быстро — учитывая длительное отсутствие практики, — сложил ветки и собранную на поляне выгоревшую сухую траву, которые потом поджёг с помощью прихваченной из каюты зажигалки Вейра. Терпеливо и скрупулёзно подбрасывая в костёр маленькие пучки травы и тонкие веточки, раздувая яркие мерцающие искорки то тут, то там, Хакс, наконец, добился ровного, стабильного пламени, и как раз в этот момент появился Рен. Он спустился по трапу с металлической миской в руках, наполненной нарезанным кубиками птичьим мясом. Передав миску Хаксу, он присел на корточки, чтобы выбрать в груде хвороста пару-тройку длинных тонких веток. Должно быть, ветки были нужны для того, чтобы нанизывать на них мясо и жарить его над огнём — Хакс смутно припоминал, как Броддок с Руфом пару раз делали нечто подобное. Хакс несколько раз возвращался на корабль, чтобы принести вторую миску, один паёк для гарнира, пару вилок, кружки и бластер. За время его отсутствия Рен успел перетащить к костру единственное достаточно большое бревно, сделав из него своего рода скамью. Более того, очевидно, потакая беспокойству Хакса, он уложил бревно так, чтобы корабль находился у них за спиной в качестве прикрытия, а лес, наоборот — на виду, перед глазами. И Хакс оценил этот маленький, весьма разумный жест. Присев на бревно, Рен занялся приготовлением их ужина. Некоторое время понаблюдав за его по-прежнему хмурым, отрешённым лицом, Хакс решил подняться на борт ещё разок — не за позабытой флягой с водой, а за найденной им ранее бутылкой неплохого виски, по всей видимости, контрабандного, предназначенного для продажи. Он, разумеется, не планировал напиваться в темноте, в опасной близости от леса, но Рену явно необходимо было выговориться, а алкоголь, как сказала однажды Фазма, «развязывает язык почти так же хорошо, как приставленный к голове бластер, разве что медленнее». Что ж, Хакс с Реном никуда и не спешили. Когда он вернулся на поляну, первые порции мяса были уже готовы. Присев возле Рена, Хакс помог разложить по мискам мясо и разделённый на двоих паёк. Положив в рот первый кусочек, он заметил, что Рен искоса посматривает на него в ожидании реакции. — Неплохо, — заметил он, прожевав. Мясо оказалось суховатым и пресным из-за отсутствия соли и приправ — должно быть, Рен не нашёл в камбузе ничего подобного; возможно, в следующий раз они найдут что-нибудь подходящее на замену в лесу. Но даже такая еда была приятной переменой после недель, проведённых на одних пайках. Рен кивнул и тут заметил бутылку, которую Хакс прислонил к полену у своей ноги. — Это что такое? — спросил он настороженно. — Виски, — честно ответил Хакс. Кое-как устроив свою миску на коленях, он дотянулся до бутылки и по очереди щедро плеснул янтарной жидкости в обе кружки. Затем он протянул одну Рену: — Просто, чтобы не замёрзнуть. Или у тебя есть какой-то запрет на алкоголь? Ты вообще пил его прежде? — Пил, но немного, — тем не менее, Рен протянул руку за кружкой. — Джедаи неодобрительно относятся к употреблению алкоголя, у ситхов, наоборот, нет никаких особых запретов на этот счёт… — А ты где-то посредине, так что чуть-чуть выпить можно, — подхватил Хакс и сам сделал глоток. Приятное, обжигающее тепло прокатилось вниз по горлу к груди и желудку. Рен хмыкнул, но спорить не стал. На какое-то время, пока они оба сосредоточили своё внимание на еде, разговор пресёкся. Однако чуть позже, когда с едой и виски было покончено, а Рен уже не выглядел таким мрачным — скорее, печальным и задумчивым, и непривычно тихим, как в тот раз, когда он рассказывал о встрече с духом своей матери, — Хакс решился нарушить молчание. — Помнишь, как я рассказывал тебе о своём первом отряде? — кашлянув, спросил он. Моргнув, точно очнувшись ото сна, Рен перевёл взгляд с пламени на него и кивнул. — Я тогда сказал, что готов выслушать тебя в ответ. Так вот, предложение всё ещё в силе. — С чего ты взял, что я хочу тебе что-то рассказывать? — буркнул Рен, обхватив себя руками за плечи. Жест выглядел откровенно защитным. Хакс пожал плечами: — Не хочешь — не рассказывай, никто тебя не заставляет. Просто мне показалось, что утром я невольно вызвал к жизни не самые лучшие воспоминания, которые до сих пор тебя тревожат. Я не уверен, но кажется, в таких случаях советуют выговориться. — Думаешь, от этого мне полегчает? Не полегчает, поверь. Ты просто не представляешь, о каких воспоминаниях идёт речь, — мрачно заметил Рен. Хакс вновь нарочито безразлично пожал плечами. В конце концов, Рен сам должен был решить, говорить ему или нет, Хакс не имел ни малейшего желания вытягивать из него правду — да и на каком, собственно, основании он стал бы это делать? Более того, если бы Рен сейчас сказал, что предпочитает справляться со своими проблемами сам, без постороннего участия, Хакс понял бы это, как никто другой. Но всё дело в том, что весь день Рен, казалось, не очень хорошо справлялся сам. Потому-то Хакс, чувствовавший себя обязанным за недавнее лечение, испытывавший — по какой-то криффовой причине! — беспокойство за Рена, и решился предложить себя в качестве слушателя, хотя, вообще-то, предпочитал не вмешиваться в чужие проблемы и переживания. Кроме того, Хакс слишком хорошо знал, каким разрушительным и непредсказуемым становится Рен, когда у него что-то не ладится. Но, опять-таки, если он не хочет ничем делиться… — Когда я был ещё мальчишкой и учился у Люка Скайуокера, однажды ночью он, мой родной дядя, попытался убить меня во сне, — неожиданно выпалил Рен. Поймав взгляд Хакса, он безрадостно, криво усмехнулся: — Вот почему я сказал утром, что Люк научил меня спать с открытыми глазами. Хакс тщательно обдумал эту информацию, попытавшись соотнести её с тем, что знал о Люке Скайуокере, легендарном джедае, герое войны Альянса повстанцев против тирании Империи. Соотносилось, мягко говоря, не очень хорошо. — Почему? — спросил Хакс, так и не сумев придумать объяснение самостоятельно. Тяжело вздохнув, Рен повернул голову, чтобы снова посмотреть на огонь и собраться с мыслями. Хакс не торопил его. Сидя рядом, он исподволь разглядывал профиль Рена, освещённый золотистыми и багряными отблесками костра, которые отражались и в его глазах. Вокруг уже практически полностью стемнело, но здесь, в кругу света, весь тёмный, чуть ссутуленный силуэт Рена и его лицо были очерчены чётко и резко. Хакс едва заметно покачал головой — тьма и огонь по-прежнему удивительно шли Кайло Рену, пусть он и называл себя Беном Соло. — Способности к Силе проявились у меня довольно рано, — заговорил он наконец, видимо, решив начать издалека. — Ничего особенного — предметы, которые я, сам того не осознавая, заставлял кружить по комнате, определённые… предчувствия, предугадывание, когда я как будто заранее знал, что вот-вот случится. Потом к этому добавилось ещё и навеивание — не гипноз Силой, а, скорее, лёгкое внушение, довольно безобидное. Чаще всего я использовал его, чтобы убедить пожилую даму-тви’лечку из соседних апартаментов, что сегодня она уже трепала меня за щёки, чтобы избежать этой экзекуции. Не удержавшись, Хакс весело фыркнул, представив себе недовольного, надувшегося маленького Кайло, который потирает ладошкой покрасневшую от жёсткой хватки соседки щёку — а в следующий раз дурит ей голову, заставляя думать, что она уже исполнила положенный ритуал приветствия. — Но мои силы быстро росли, — продолжал тем временем Рен. — А я совершенно не умел их соизмерять. Стоило мне слишком бурно чему-то обрадоваться или, наоборот, разозлиться, как в доме начинали лопаться лампы и летать мебель. Сила выплёскивалась из меня неконтролируемо, волнами. Однажды под такую волну угодила моя нянька-дроид и… Ну, я помню, как она вдруг дёрнулась всем корпусом, застыла и в следующее мгновение из её головы сыпанул сноп искр, а окуляры пошли помехами и погасли. Кажется, в тот раз она что-то мне запретила, и я разозлился. — У тебя была нянька-дроид, — ровно повторил Хакс. Не вопрос, а констатация факта. — Это всё, что ты вычленил из моего рассказа? — возмутился Рен, повернувшись и взглянув на него. — Да, была, но суть не в этом! Суть в том, что я становился опасен для окружающих, да и для самого себя тоже. — И как это восприняли твои родители? Кайло пожал плечами и снова уставился на огонь: — Долгое время они вообще не видели проблемы с моими стремительно растущими способностями — буквально, потому что чаще бывали в разъездах, чем дома. У самых знаменитых героев Галактики, победителей Империи, всегда было много дел, их присутствие требовалось везде и сразу. Вот зачем нужна была нянька — я, конечно, был ещё слишком мал для того, чтобы мотаться по всей Галактике вместе с папой, мамой, Люком, его дроидами и Чуи. Маленький ребёнок, сражения и погони с перестрелками обычно плохо сочетаются друг с другом, а мои родители… они словно считали себя обязанными продолжать всех спасать. — Они победили Палпатина, подрубили ноги Империи, а потом просто не смогли остановиться, — подытожил Хакс. Он приподнял бутылку и чуть качнул ею в воздухе, а Рен, кивнув, протянул свою кружку за ещё одной порцией виски. — Должно быть, было слишком трудно отказаться от тех невероятных приключений, которые они переживали, — сделав глоток, предположил он. — Да и мама, а тем более отец не были созданы для тихой и мирной семейной жизни. Рен старался говорить рассудительно, даже безразлично, но Хакс видел его одновременно и нынешним, сидящим на бревне у костра, и другим — обиженным, одиноким, заброшенным ребёнком. Хакс знал, каково это. А Рен тем временем становился всё более разговорчивым, говорил всё охотнее. Что именно влияло на него таким образом — завораживающие, создающие, вероятно, обманчивое ощущение безопасности и покоя языки и потрескивание огня, виски или сам факт чужого интереса и внимания и наводящие вопросы, Хакс не знал. Возможно, на Рена влияло не что-то одно, а вся совокупность факторов, либо ему действительно жизненно необходимо было выговориться. — Как бы там ни было, рано или поздно они прилетали домой и, конечно, видели, что мои силы растут день ото дня, и становятся всё более непредсказуемыми. Люк уговаривал маму отпустить меня с ним в Храм джедаев, который он в то время возрождал к жизни, набирая по всей Галактике учеников, чувствительных к Силе детей, чтобы передать им древнее джедайское учение и свои навыки. Но мама долго отказывалась — не хотела отпускать меня от себя, хотя сама часто улетала с Чандриллы.** Думаю, она уже тогда знала или догадывалась, что Сноук охотится за мной из-за моих способностей, ищет лазейку, чтобы подобраться поближе. Прервавшись на мгновение, Рен тяжело вздохнул: — А затем, в один далеко не прекрасный день я своим воздействием довёл нашу старую соседку до обморока. Следующими жертвами стали дети, жившие в том же доме, что и мы — я обездвижил их и использовал на них то же внушение Силой. Но они были так сильно напуганы, и я сам был напуган ещё больше, что всё, чего я добился — паника, слёзы и головная боль. Хотя, одна девочка всё же лишилась чувств. Взглянув на Хакса, он объяснил, опередив его вопрос: — Я часто показывал соседским ребятам всякие «фокусы» при помощи Силы, которую едва мог контролировать. Из-за этого они и приходили к нам в гости — а также, чтобы поглазеть на тех самых Хана Соло и принцессу Лею, если они были дома. В тот день, наигравшись, они захотели уйти, а я не хотел, чтобы они уходили. Мама участвовала в заседании Сената, отец опять где-то пропадал, а Люк уже отправился в свой Храм, и я… не хотел быть один. Поэтому я попытался заставить тех детей остаться со мной. После этого мама, конечно, была вынуждена согласиться с моим отъездом. — А отец? Он не возражал? — Нет. Мне кажется, он был несколько разочарован, когда у меня проявились способности к Силе, да ещё и такие большие, что игнорировать их не представлялось возможным. Сила оставалась для Хана… для папы чем-то странным и далёким, каким-то непонятным древним колдовством. Поэтому, он словно самоустранился от всей этой ситуации с моим обучением, предоставил маме и Люку решать всё самим, — Рен наклонился, чтобы подбросить в костёр пару веток. — Наверное, он скучал, когда я уехал, хотя и не показывал этого. Но за время моего обучения мы отдалились окончательно. Хакс задумчиво проследил взглядом за вереницей ярких искр, взметнувшихся из костра в тёмное небо. «Отдалились», значит… Здесь начинались различия между маленькими Кайло (которого, правда, тогда звали Беном Соло), и маленьким Хаксом — ребёнком тот был бы счастлив любой возможности отдалиться от своего отца настолько сильно, насколько это было возможно. Кайло же говорил о разлуке и охлаждении в отношениях с отцом с искренним сожалением, с печалью, а ребёнком, должно быть, тоже скучал по нему. Словно прочитав его мысли, Рен вдруг встрепенулся и заявил: — Но сам я был рад отъезду. Во-первых, я обожал дядю — в то время он был моим кумиром. А во-вторых, я действительно очень хотел обучаться Силе, стать настоящим джедаем, как Люк. К тому же, в Храме я был бы окружён такими же чувствительными к Силе ребятами, как я сам — мне казалось, что мы обязательно поладим. — Дай угадаю — вы не поладили? — хмыкнул Хакс. Запрокинув голову, он одним глотком осушил свою кружку и вновь потянулся за бутылкой. Виски пока не ударило ему в голову, но он знал, что близок тот момент, когда нужно будет сбавить обороты. — Поначалу всё было не так уж плохо, — вздохнул Рен, вновь протягивая свою кружку за новой порцией. — Конечно, для остальных учеников — падаванов, — я был интересен, прежде всего, как сын знаменитых Хана Соло и принцессы Леи, и как племянник самого мастера Люка, хотя тот и старался ничем не выделять меня среди других. — А что в этом такого особенного? Разве их собственные родители не были джедаями? Ну, или какие-то другие родственники? — удивился Хакс. — Сила мощно течёт в моей семье, но это не обязательно должно быть наследственным, — сделав глоток, покачал головой Рен. — Люк набирал учеников в свой Новый орден так же, как джедаи в старину, ещё до становления Империи — он странствовал по Галактике и с помощью всё той же Силы находил детей, чувствительных к ней. Часто они даже не догадывались о своих способностях, либо не понимали их природы. И далеко не у всех в роду были джедаи — как раз наоборот. Хотя, некоторые могли просто не знать о том, что кто-то в их семье тоже владел Силой. — Получается, Скайуокеры — чуть ли не единственный джедайский род, оставшийся в Галактике? Что же случилось с остальными? Их истребил Палпатин? — Палпатин практически истребил Орден джедаев, а не их семьи. Семей джедаи не заводили — это было запрещено, как и любого рода, — тут Рен на мгновение запнулся, но тут же решительно продолжил, — связи, отношения вообще. — Целибат? Серьёзно? — фыркнул Хакс. — Глупость какая-то. Офицеры имперской армии в то же время имели право заводить отношения и создавать семьи. Это даже приветствовалось, поскольку Империя постоянно нуждалась в молодой крови, желательно — происходящей из хороших, проверенных семей. Да и рядовым солдатам, насколько я знаю, никто не запрещал, так сказать, удовлетворять базовые потребности — только не во вред службе, разумеется. Он прервался, чтобы сделать глоток из собственной кружки, а затем продолжил: — И в Первом ордене было так же. Я сам, правда, никогда не стремился соблюсти старую имперскую традицию: поскорее заключить подобающий брак, оставить наследников… — Хакс сардонически ухмыльнулся. — И я знаю, что некоторые старшие офицеры решили последовать моему примеру. Они даже гордились тем, что не позволяют ничему отвлекать себя от службы. Но это был их собственный выбор, а не какой-то бредовый запрет из устава. — «Нет страстей — только спокойствие»,*** — прикрыв глаза, продекламировал Рен с такой одухотворённой физиономией, что Хакс едва не поперхнулся виски. — Джедаи были убеждены, что любые чересчур сильные переживания, считая любовь, могут замутить разум и душу, пошатнуть стойкость и, в конечном счёте, привести на Тёмную сторону. — Забавно, что любовь была под запретом у Светлой стороны, — поддел его Хакс. — Плюс, фактически, похищение детей для этого их Ордена,**** где им не оставляли даже права испытывать нормальные, естественные человеческие эмоции и желания… Такое впечатление, что ты мог бы и не утруждать себя переходом на Тёмную сторону. Взглядом, которым одарил его Рен, запросто можно было разжечь ещё один костёр — прямо вокруг Хакса. Но вместо того, чтобы испугаться и извиниться — вот ещё, — тот весело рассмеялся: — О, да ладно тебе, Рен! Не смотри на меня так, ты сам знаешь, что я прав! Но мы отклонились от темы. Итак, ты прибыл к дяде учиться и тут же оказался в центре внимания, как редкий плод любви и Силы. Что было дальше? «Редкий плод любви и Силы» бросил на него ещё один испепеляющий взгляд, — ладно, возможно, выпивка уже начинала действовать на Хакса, он явно хуже обычного следил за своим языком, — но всё же изволил продолжить: — Признаю, внимание других падаванов поначалу было несколько… навязчивым. Но в целом, они относились ко мне нормально, доброжелательно — до тех пор, пока не началось собственно обучение. Я постепенно осваивал умение контролировать свои способности, но во время выполнения упражнений давал себе волю и делал всё лучше, быстрее и с куда большим размахом, чем остальные ребята. — Ты их пугал, — полувопросительно-полуутвердительно сказал Хакс. Рен кивнул: — Да ещё как! Там, где Люк просил попытаться поднять в воздух упавший листик или пару камешков, я Силой вырывал целый пласт земли или раскалывал скалу под нашими ногами. Когда он говорил сосредоточиться и влиться в поток Силы, я неосознанно создавал вокруг себя яростный грозовой вихрь и заставлял всё живое реагировать на моё вмешательство. Птицы носились над нашими головами и кричали, рыбы выпрыгивали из воды, так что она, казалось, кипела, деревья раскачивались и стонали, звери рычали и ревели… — Звучит жутковато. Неудивительно, что другие дети тебя боялись. — А мне нравилось, — неожиданно широко ухмыльнулся Рен. Его глаза блестели, щёки тронул румянец — очевидно, непривычный к выпивке, он захмелел быстрее Хакса, несмотря на разницу в габаритах. — Нравилось чувствовать себя таким сильным, нравилось делать все эти удивительные вещи. Я не понимал, почему остальные ученики смотрят на меня с опаской и сторонятся, и почему Люк выглядит всё более обеспокоенным. Мы с ним всё чаще спорили и ссорились… Где-то в это время и появился Сноук. — Он что, просто прибыл к тебе в Храм? Но как твой дядя и другие ученики могли не заметить этого? — изумился Хакс. — Хоть он в итоге и оказался пустышкой, Сноук всё же был довольно запоминающимся существом! — Нет, сначала он был просто голосом в моей голове, — пояснил Рен. — Помню, я даже боялся его, но он быстро успокоил меня тем, что знал обо мне всё — все мои мысли, все сомнения и страхи, все желания… Сноук подолгу говорил со мной, чаще всего — по ночам, когда я был слишком расстроен, чтобы заснуть. Он объяснял, что остальные падаваны просто завидуют моей силе, а Люк — завидует и боится, и что он никогда не позволит мне стать по-настоящему могущественным, чтобы я не превзошёл его. Ночь за ночью, он втолковывал мне это… а я всё больше верил ему. Особенно, после того, как к моему доброму голосу присоединился голос лорда Вейдера. Мама не любила говорить о нём — мне кажется, она так и не смирилась с тем, что была его дочерью.***** А вот Люк, наоборот, часто рассказывал мне и остальным ученикам о Дарте Вейдере, об его падении, а затем возвращении к Свету. Наверное, он считал, что для нас эта история будет поучительной. — Какое-то очень уж удачное совпадение получается — стоило тебе узнать о Вейдере, как он сам «заговорил» с тобой через Силу, — усомнился Хакс. Он подумал, не налить ли себе и Рену ещё, но отказался от этой мысли. Рассказ явно подходил к самой мрачной, тёмной части — попытке убийства и отречению Рена от Света, — поэтому разумнее было сохранить хотя бы относительную трезвость и серьёзность. Хотя сам Рен, наоборот, долил себе ещё немного виски. — Вот именно, — согласился он. — Но подростком я не заметил никакого подвоха. Наоборот, я был рад появлению лорда Вейдера — к тому времени я уже считал, что мы с ним похожи, что он наверняка сумел бы понять и поддержать меня. Ему я верил даже больше, чем Сноуку, а он говорил то же самое — что другие ребята боятся и завидуют, что Люк нарочно сдерживает меня и не даёт раскрыться моему настоящему потенциалу… — Может, тебе и правда завидовали, — пожал плечами Хакс. Так было с ним самим во времена учёбы в Академии: одни кадеты завидовали его способностям, другие — покровительству адмирала Слоун, третьи — происхождению… Хотя оно ничего не значило, даже наоборот — вредило Хаксу. Многие соученики ненавидели его, как сына коменданта, и вымещали на нём свою злость и ненависть к Брендолу. Естественно, повзрослев, Хакс отомстил им всем. Отогнав от себя неуместные сейчас воспоминания, он спросил: — И что? Так называемый дух Вейдера и Сноук начали уговаривать тебя перейти на Тёмную сторону Силы? — Не так прямо, нет, — Рен покачал головой. — Но они оба намекали на это, сетовали, что в Храме джедаев я никогда не смогу освоить Силу по-настоящему, чтобы совершить нечто действительно великое, выдающееся… За всем этим, к слову, стоял Палпатин — это он говорил и за Сноука, и за лорда Вейдера. Он сам признался мне в этом, когда я впервые прибыл на Экзегол. Представляю, как этот древний ублюдок веселился, имитируя голос моего деда! — Он вообще хорошенько поглумился над всей Галактикой. Но посмеяться последним ему всё-таки не удалось, — презрительно скривил губы Хакс. Одно упоминание имени бывшего Императора до сих пор заставляло его клокотать от злости и отвращения. Отрывисто кивнув, Рен обхватил руками свои колени. Его лицо вновь приобрело то же мрачное выражение, что и в начале вечера, и Хакс понял — вот он, тот самый момент. Заразившись разлитым в воздухе напряжением, он весь подобрался, внимательно наблюдая за Реном: нахмуренный лоб, сведённые к переносице тёмные брови, глаза, в темноте казавшиеся совсем чёрными, и плотно сжатые губы. Плечи Рена под тонким свитером заметно напряглись, а пальцы так сильно вцепились в ткань штанов, что крупные костяшки побелели. Хакс уже почти решился заговорить первым, сказать что-нибудь — быть может, даже остановить этот рассказ, раз он давался Рену настолько тяжело. Но тут он шумно выдохнул и заговорил — торопливо, почти глотая окончания слов, будто спешил вытолкнуть их из себя: — В конце концов, я почувствовал неладное. Все эти разговоры о могуществе Тёмной стороны и о том, что мне стоит оставить Свет, что это чуть ли не моё предназначение, хоть они казались правдивыми, начали меня пугать. Я был растерян и зол, меня разрывало на части: с одной стороны было всё, чему меня до тех пор учили, всё, во что я верил прежде, а с другой — мои сомнения, моя неспособность найти своё место и то тёмное, опасное, что звало и манило меня из темноты. Но… Я всё же был сыном своих родителей. И я собирался обратиться за помощью к Люку. Несмотря на все наши разногласия, тогда я ещё доверял дяде, верил, что он мне поможет… Рен запнулся, перевёл дыхание и жёстко закончил: — Я верил в это до тех пор, пока не проснулся однажды ночью, почувствовав чужое присутствие, и не увидел Люка, стоявшего надо мной с включённым световым мечом в руках. У него были такие глаза, такое жуткое, потемневшее лицо… Я до сих пор иногда вижу его в кошмарах. Очевидно, дядя почувствовал растущую во мне Тьму и немедленно решил меня прикончить. Но в ту ночь в нём самом было куда больше Тьмы, чем во мне! Последнюю фразу он буквально выкрикнул в темноту, а языки пламени в костре внезапно ярко вспыхнули и с гулом взметнулись высоко в небо — видимо, из-за всплеска Силы. От неожиданности Хакс отшатнулся назад и едва не свалился с бревна. Рен же, напротив, не сдвинулся с места. Он так и продолжил сидеть, обхватив длинными руками собственные колени, практически сжавшись в комок — тяжело дышащий, клокочущий от гнева, обиды, боли, но отчаянно старающийся не дать им вырваться наружу и спалить к криффам весь окружавший их с Хаксом лес, всю эту маленькую, затерянную в глуши планетку… Будь они обычными людьми (нормальными людьми, — с горечью поправил самого себя Хакс), самым правильным, наверное, было бы обнять Рена, чтобы помочь ему успокоиться, как-то утешить. Но они не были такими людьми, и их отношения не были такими, в которых можно было бы вот так запросто обняться. Поэтому, придвинувшись ближе, Хакс просто протянул руку, положил её на подрагивающее от напряжения плечо Рена и несильно сжал его. Тот крупно вздрогнул, выпрямил спину и медленно повернул голову, чтобы сначала удивлённо, недоверчиво взглянуть на сжавшие его плечо пальцы, а потом и на самого Хакса. Пауза затянулась, пока они смотрели друг другу в глаза. Смутившись, Хакс уже собирался убрать руку, — может, даже извиниться за свой неуместный порыв, — но тут в лице Рена что-то дрогнуло, смягчаясь, а твёрдые, как камень, мышцы под пальцами Хакса ощутимо расслабились. А потом он отпустил, наконец, свои колени, и накрыл освободившейся рукой ладонь Хакса на своём плече. — Ты увернулся? Или он остановился? — тихо, почти шёпотом спросил тот. — Увидев, что я проснулся, он как будто опомнился, — скривился Рен. — Но было уже поздно. Одной рукой я притянул к себе свой световой меч, чтобы блокировать его, а другой использовал Силу — как всегда, слишком мощно, так что домик, в котором я спал, обрушился на наши головы. Если честно, я думал, что убил Люка. Потрясение помешало мне ощутить его присутствие в Силе. Потом… я оказался в Храме. Не помню, как добрался туда. — У тебя был шок. — Да, наверное. Туда прибежали другие ученики — они обвинили меня в предательстве и убийстве мастера, напали… К тому моменту, как у Храма появились Рыцари Рен, всё было кончено — всё вокруг либо лежало в руинах, либо полыхало. Защищаясь, я перебил всех остальных.****** — И Рыцари отвезли тебя к Сноуку, да? — предположил Хакс. К его удивлению, Рен отрицательно качнул головой: — Не сразу. Он ещё какое-то время старательно промывал мне мозги, так что, когда мы, наконец, встретились, и Сноук милостиво объявил, что берёт меня в свои ученики, я от счастья и благодарности готов был целовать ему ноги. Считал его своим настоящим мастером, из шкуры вон лез, чтобы оправдать его ожидания… А он всё это время усиливал мучившие меня сомнения и противоречия, раз за разом надрезал старые раны, чтобы мною легче было управлять! Задохнувшись, он замолчал. А Хакс вдруг поймал себя на том, что машинально поглаживает большим пальцем плечо Рена, его пальцы под большой тёплой ладонью нагрелись, стали почти горячими. Какое-то время они просидели в молчании, нарушаемом лишь слабым потрескиванием горящих веток и редкими голосами ночных зверей и птиц в лесу. — Я знаю, что должен простить Люка, — когда Рен заговорил снова, его голос звучал глухо и устало. — Этому учит Светлая сторона — что нужно прощать своих врагов, потому что обида, гнев и месть ведут к Тьме. К тому же, прошло уже столько лет.... Всё равно уже ничего нельзя изменить. Говоря, Рен смотрел не на Хакса, а прямо перед собой, на костёр. Но руку с ладони Хакса он так и не убрал, так что и тот не мог отпустить уже его плечо. — Но у меня не получается простить. Я по-прежнему ощущаю душащую меня обиду и невероятную злость всякий раз, когда вспоминаю ту ночь. И всё думаю и думаю о том, как сложилась бы моя жизнь, если бы Люк не сделал того, что сделал? Если бы мы всё-таки поговорили, и он вовремя оградил бы меня от Сноука? Ведь всё могло быть совсем иначе! Такие мысли приходили ко мне и раньше, но прежде я мог успокаивать себя хотя бы тем, что отомщу Люку за всё, когда мы его найдём. А теперь у меня нет и этого, потому что Люка больше нет, и он даже не попытался приблизиться ко мне, когда я умер и был там, чтобы как-то объясниться… А даже если бы Люк был жив, это тоже ничего не изменило бы, потому что мстить ему мог бы Кайло Рен — не Бен Соло. — Тебе не нужно прощать, Рен, — сказал Хакс. Тот повернулся, чтобы взглянуть на него, и убрал свою ладонь, отпустив, наконец, уже начавшую затекать руку Хакса. Встряхнув ею, чтобы разогнать кровь, он подбросил в костёр остатки хвороста. — Нет, я должен, — упрямо повторил Рен. — Я же говорил тебе. Может, если я постараюсь, то смогу заставить себя простить… — Ничем хорошим это, скорее всего, не кончится, — резонно заметил Хакс. — И ты не должен прощать. Я бы не простил. И не думаю, что ты сможешь — или что тебе удастся обмануть самого себя, просто сделав вид, и что такое фальшивое прощение будет хоть что-то значить для твоей Светлой стороны. Это не то, что ты должен сделать. — Что же, по-твоему, я должен сделать? Поделись своей мудростью, о великий магистр Хакс! — саркастически бросил Рен и потянулся к временно позабытой бутылке, чтобы налить себе ещё. Хакс закатил глаза, но больше никак не отреагировал на издевку. — Тебе надо смириться, — просто ответил он. Рен замер с не донесённой до рта кружкой, и недоумённо взглянул на него. — Да, Рен, смириться, — терпеливо повторил Хакс. — Прошло много лет, но ты до сих пор не смирился с тем, что сделал твой дядя. Наверное, как раз потому, что он был твоим дядей, которым ты так восхищался. Вот, в чём проблема. И ты продолжаешь обижаться, злиться, вспоминать, вариться во всём этом… Но ты сам сказал, что ничего уже не изменишь, не исправишь. Поэтому, раз нельзя ни изменить, ни отомстить, ни простить — смирись. Смирись с тем, что твой дядя не был таким идеальным, каким ты его считал. Смирись с тем, что он пытался убить тебя во сне, что та ночь была, её уже не отменишь и не сотрёшь никакими извинениями и никаким прощением, особенно вымученным. Как не сотрёшь и Кайло Рена и всего, что он — ты — успел сделать, служа Тёмной стороне. Просто… Крифф, просто возьми всё это пуду банты, смирись с ним, а потом выбрось его к хаттовой матери и двигайся дальше! Он резко, зло выдохнул и, дотянувшись, отобрал у Рена его кружку, чтобы одним махом опустошить её. Рен, поражённый то ли словами Хакса, то ли его действиями, смотрел на него огромными глазами. Виски обожгло горло — закашлявшись и отдышавшись, Хакс с горечью добавил: — В моей жизни тоже случались ужасные вещи, Рен, много ужасных вещей. За что-то я сумел отомстить, за что-то, к сожалению, нет… Хотя даже осуществлённая месть, разумеется, не отменила случившегося. Но если бы я продолжал обижаться и злиться из-за того, что нельзя изменить, то никогда никуда не продвинулся бы и ничего бы не достиг. — С какими ужасными вещами пришлось смириться тебе? — негромко спросил Рен. Теперь Хакс едва различал черты его лица в слабом красноватом свете затухающего огня. — Ты как-то упоминал своего отца… — Неа, только не сегодня. По одной тяжёлой теме за раз, иначе мы тут утонем в алкоголе и слезах, — хмыкнул Хакс. Он сполз с бревна и уселся прямо на прогретую землю перед костром, чтобы опереться о бревно спиной и тем самым дать ей отдых. Затем он запрокинул голову и уставился на незнакомые, но потрясающе яркие и красивые звёзды у себя над головой: — Крифф, Рен, ты посмотри на это! Когда большую часть времени проводишь в космосе, вид звёздного неба как-то приедается. Начинаешь забывать, каким… завораживающим оно может быть. — Почему ты так упорно называешь меня Реном? Я ведь сто раз говорил тебе, что я теперь Бен Соло, — проворчал тот, явно недовольный внезапной сменой темы. Тем не менее, он всё же последовал примеру Хакса, и, пересев на землю, тоже поднял голову, чтобы смотреть на звёзды. Хакс не ответил, любуясь мерцающими серебристо-белыми точками на тёмном, почти чёрном небе. Оно чуть кружилось у него перед глазами, наверное, из-за выпитого алкоголя, а может, потому что он слишком долго сидел с сильно запрокинутой головой, но Хакс не спешил менять положение — наоборот, ему даже нравилось это ощущение. Немножко напоминало игрушечный калейдоскоп — кажется, у него был такой в раннем детстве. — Хакс? Ты не ответил на мой вопрос, — позвал его Рен. Поняв, что он не отстанет, Хакс вздохнул и объяснил: — Я обращаюсь к тебе «Рен», потому что Кайло Рена я, по крайней мере, знаю. Не могу сказать, что я в восторге от этого парня, но от того Бена Соло, которого ты пытался изображать в наши первые дни тут, меня просто тошнило. — Ты мог бы дать ему шанс. Бену Соло. Познакомиться с ним, узнать его лучше… — Рен осёкся и помотал головой. — Крифф, странно говорить о себе в третьем лице! Но ты понял, что я имею в виду. — А ты сам уверен, что знаешь, какой он, Бен Соло? — взглянув на него, негромко спросил Хакс. — Уверен, что опять не пытаешься соответствовать чужим ожиданиям — только уже не Сноука, а родителей и, быть может… Рей? — Рей — чудесная девушка, — категорично заявил Рен, защищаясь. — Не сомневаюсь. — И мы будем очень счастливы вместе! — Ну разумеется. Погоди-ка… А как это сочетается с существующим у джедаев запретом на отношения? — Это старое правило, его уже не нужно соблюдать, — насупился Рен. И сердито фыркнул, когда Хакс вкрадчиво поинтересовался: — А Рей об этом знает? Воспользовавшись тем, что костёр успел прогореть до растрескавшихся красных древесных угольков, дававших мало света, Хакс позволил своим губам растянуться в глумливой ухмылке. Но Рен, кажется, всё-таки заметил её и обиделся. — Ты не понимаешь меня, потому что никогда ни одну девушку не любил так, как я — Рей, — заявил он надменно, и, отвернувшись, скрестил руки на груди. — Ты прав, не любил, — спокойно согласился Хакс. Рен развернулся обратно к нему так резко, что чуть шею себе не свернул. — Серьёзно? — растерянно переспросил он. — Хакс, ты… ты никогда никого не любил? — С чего ты взял? Любил, конечно, — возразил Хакс, забавляясь. Он захмелел, расслабился, согрелся у костра — ему было хорошо и спокойно, и всё это вместе подталкивало одновременно к шутливости и откровенности. — Но ты сказал… — Я любил не девушку, — пояснил Хакс, внимательно вглядываясь в лицо Рена. Теперь он пожалел, что плохо видит его из-за недостаточного света, но он буквально слышал, как медленно, со скрипом проворачиваются в его голове шестерёнки. Не удержавшись, Хакс расхохотался. — О, так ты… ты не по… ты не с девушками, значит? — наконец, с трудом сформулировал Рен, вызвав у Хакса новый приступ смеха. — Не по девушкам и не с девушками, нет, — немного успокоившись, подтвердил он. — Какие-то проблемы? — Никаких проблем, — торопливо заверил его Рен, и тут же заинтересовался: — Выходит, ты… был с кем-то из офицеров? Тот вечно перепуганный лейтенантик, который постоянно крутился вокруг тебя — вы с ним?.. — Какой лейтена… — начал было Хакс, но быстро сообразил сам. — Митака? Ты его имеешь в виду? Звёзды, нет. Я не крутил романы со своими непосредственными подчинёнными, это было бы верхом непрофессионализма! И ещё бы несчастному Дофельду не быть «вечно перепуганным», когда ты всё время его донимал и запугивал! А потом, став Верховным лидером — вообще перевёл на другой корабль, хотя после гибели капитана Фазмы я сделал его своим адъютантом. — Я хотел ослабить тебя, лишив самых преданных офицеров, — неохотно признался Рен. — Ага, но в итоге ослабил самого себя, заменив моих людей бездарными и вероломными старыми имперцами, — поддакнул Хакс. Рен промолчал — хотя явно возмутился, — однако хватило его ненадолго. Уже через минуту он сердито спросил: — Если у тебя не было отношений с твоими офицерами, то с кем? Ты вообще ни с кем в Первом ордене не встречался? — Откуда такой интерес к моей личной жизни, Рен? — усмехнулся Хакс. — Почему тебе так важно узнать имена моих любовников? — И вовсе мне не важно, — Хакс не столько увидел, сколько почувствовал, как тот нервно заёрзал. То, к чему пришёл их разговор, явно вызывало у Рена дискомфорт — но и жгучее любопытство. — Мне просто интересно, знал ли я кого-то из твоих… любов… — Эрнрейн Джадд, — перебил его Хакс. Последовала долгая пауза. — Я его не знаю, — заявил Рен, кажется, не определившись между недовольством и… облегчением? Настал черёд Хакса возмущаться: — Ты что, ни разу не читал техническую документацию по «Старкиллеру»? Эрнрейн был старшим инженером, его имя в списке стояло сразу после моего! — Мне было чем заняться и кроме чтения инфосправок, — возразил Рен. — Так это его ты любил? Этого Эрнрейна? Ну, Хакс определённо влюбился в него. Но смысл объяснять такие тонкости человеку, который готов сразу же «быть очень счастливым» с девушкой, с которой он и говорил-то от силы пару раз, да и то, преимущественно, во время поединков на мечах? Так что, Хакс, не вдаваясь в подробности, просто кивнул. — А он любил тебя? Этот вопрос застал Хакса врасплох, заставив всерьёз задуматься. Их с Эрнрейном отношения начинались, как служебный роман без обязательств, как временное соглашение, удобное для обеих сторон — так же, как и практически все отношения, которые были у Хакса до этого. Но теперь, когда он вспоминал, с каким восхищением Эрнрейн смотрел на него, как бережно касался, с какой особенной нежностью или, наоборот, отчаянной страстью произносил его имя… Как Эрнрейн всегда коротко целовал его на прощание, поймав за руку уже на самом пороге каюты, как заботился и даже порывался защищать его от того же Рена, как явно не хотел расставаться с ним, но всё же смирился, понимая, что Сноук может наказать Хакса, если узнает об их связи. — Да, думаю, что любил, — ответил Хакс, и улыбнулся своим воспоминаниям. Они до сих пор вызывали в нём и радость, и печаль, но светлую, смешанную с теплом и признательностью. Особенно теперь, когда Хакс осознал, что Эрнрейн тоже начал влюбляться в него — а может, он был влюблён с самого начала?.. Тихий шелест по ту сторону поляны, со стороны леса, заставил Хакса вынырнуть из собственных мыслей и опомниться. Резко выпрямившись, он замер, напряжённо вглядываясь в темноту. Ему показалось, или вон там, предположительно, в кустах что-то шевельнулось?.. — Там никого нет, успокойся, — сказал Рен, очевидно, заметив или почувствовав исходящее от Хакса напряжение. Тем не менее, осознав, что от костра осталась пара едва тлеющих угольков, и что их с Реном окутывает практически непроглядная темнота, Хакс всё же предпочёл — не без усилия, — подняться на ноги. Он покачнулся, но сразу же выпрямился, и полной грудью вдохнул свежий, не прогретый костром воздух, чтобы в голове скорее прояснилось. — Хватит на сегодня, — обернувшись к Рену, Хакс подал ему руку. — Мы многое узнали друг о друге, нам есть, что обдумать, и к тому же, уже слишком поздно. Нужно как следует затушить костёр и вернуться на корабль. — М-м-м-м… Не хочется вставать, — пожаловался Рен, но позволил потянуть себя вверх. — Тебя просто разморило от алкоголя и тепла, Рен, сейчас придёшь в себя. Сходи за водой для костра, а я пока посуду соберу, — велел Хакс. Убедившись, что Рен вроде бы встал и не собирается падать, он вновь опустился на корточки, начав собирать миски и кружки. — Хотя бы зови меня Кайло, раз не хочешь звать Беном, — проворчал тот, не двигаясь с места. — Хорошо, Кайло, принеси, пожалуйста, воды с корабля. Да пошевеливайся же, я не собираюсь здесь ночевать! — А я могу называть тебя по имени? — дотошно поинтересовался Кайло, но всё-таки ретировался, когда Хакс замахнулся на него миской — не всерьёз, конечно, но Рен-то этого не знал. Так, вдвоём они перенесли обратно на борт всю использованную за ужином утварь — Хакс нервничал, торопился и постоянно оглядывался на лес, а Кайло доводил его до белого каления своей медлительностью и попытками остаться на поляне и продолжить разговор и попойку, хотя виски в бутылке осталось всего ничего. Наконец, они тщательно затушили костёр, поднялись на корабль, и Хакс с огромным облегчением задраил люк. Рен сразу же отправился к себе в каюту, — где, судя по звукам, наткнулся на пару ящиков и рухнул прямо на койку с высоты своего роста, — тогда как Хакс сначала прошёл в командную рубку и поднял щиты. Только после этого он вернулся к себе, разделся и улёгся, наконец, спать.

***

… Ночью Хаксу приснилось, что они с Эрнрейном полулежат на тёплой мягкой земле у небольшого костра, любуются уютно потрескивающим пламенем, пьют виски из одной бутылки, болтают — он не запомнил, о чём, — и медленно, с ленивым влечением, целуются. В какой-то момент, открыв глаза после очередного поцелуя, вместо Эрнрейна Хакс увидел Кайло. Но он не успел ни удивиться, ни возмутиться по этому поводу — всё как-то скомкалось, перепуталось, и Хакс провалился в глубокий и крепкий сон без сновидений.