Второй шанс

Словом, которым Хакс охарактеризовал бы следующие несколько недель, было «сложные». Он согласился дать им с Кайло второй шанс, и действительно, искренне хотел, чтобы на этот раз всё получилось, а Кайло хотел того же. И всё-таки, вернуться хотя бы к товариществу, к дружбе, оказалось не так-то просто. Хакс знал — на то, чтобы восстановить подорванное доверие, понадобится время, понадобятся усилия, причём с обеих сторон. Возможно, с его стороны придётся приложить даже больше усилий — доверие было для Хакса серьёзным делом, привилегией, ценностью, которую он готов был дарить далеко не каждому. А уж единожды обжегшись, повторно он человеку не доверялся — Кайло, пожалуй, стал первым. Не то, чтобы Хакс уже совсем не доверял ему — вовсе нет. Он не боялся, что Кайло, к примеру, отвезёт его на растерзание Сопротивлению, пока он будет спать. Хакс без колебаний доверял ему свои жизнь и безопасность, но заставить себя снова открыться, ослабить вечную оборону… Вот это вызывало у Хакса какое-то внутреннее сопротивление, опасение. Словно назойливый ядовитый голосок в глубине его сознания раз за разом нашёптывал ему: «Не надо, не рискуй, не то он снова ударит по живому и сбежит, а ты опять будешь чувствовать себя жалким униженным дураком…». Хакс изо всех сил старался преодолеть себя. Он хотел быть с Кайло, он сам выбрал это, но переломить плотно укоренившееся в его сознании недоверие, подозрительность оказалось трудно. В имперской Академии, как и в Империи вообще, недоверие и подозрительность были основой выживания: не открывайся никому, не разглашай информацию, которую могут использовать против тебя, не показывай слабостей, не подставляй спину и так далее. Впоследствии те же принципы, пусть и не в таком большом масштабе, перешли и в высшие эшелоны Первого ордена. Старшие офицеры не опасались, как старые имперцы, принимать пищу или выпивать друг с другом из-за вечного страха быть отравленными, но конкуренция, борьба за чины и власть, попытки подсидеть друг друга, а значит, и всеобщая привычка быть скрытными и осторожными всё ещё имели место. Недоверие, подозрительность были у Хакса буквально в крови. Он старался, правда, старался поскорее вернуться к их с Кайло прежним открытым, искренним отношениям, но на это действительно требовалось время. Кроме того, обида тоже давала о себе знать. Хотя Хакс сам, добровольно решил дать им с Кайло второй шанс, обида, горечь из-за того, как его отвергли в первый раз, нет-нет да и прорывалась в его словах, особенно в первые дни. Хакс не мог удержаться от въедливых напоминаний, ядовитых комментариев о том, как Кайло оттолкнул его на Лоририи, а затем вынудил бежать с «Сокола» (Хакс не называл его «Огненным» даже про себя) без оглядки — и о том, что из всего этого вышло. Порой он просто не мог не говорить этого, хотя постоянные напоминания ранили не только Кайло, но и самого Хакса — не меньше. Это было всё равно, что раз за разом вскрывать и ковырять только-только начавшую затягиваться, болезненную рану. Всё это привело к тому, что Кайло начал буквально ходить вокруг Хакса на цыпочках, изо всех сил стараясь ничем не огорчить и не прогневать его. Тот не сразу осознал, что Кайло постоянно подстраивается под него, предоставляет ему принимать все решения и просто безропотно соглашается с ними. При этом Кайло окружил Хакса плотным коконом постоянной, навязчивой опеки. Казалось, он вполне серьёзно готов был сопровождать его и в освежитель, и менять ему одежду, и укладывать спать, подоткнув одеяльце, будто маленькому. С момента их воссоединения Хакс не искал новых заказов для «Алдо Слоуна» — разобраться в отношениях с Кайло, наладить связь между ними было для него важнее, чем заработать ещё пару десятков кредитов. Но, даже если бы Хакс нашёл бы себе новую работу, Кайло, как он подозревал, просто не позволил бы ему её выполнить. Он так и слышал, как тот говорит что-то вроде: «Нет-нет, Хакс, это слишком опасно! Не может быть и речи о том, чтобы ты отправился в этот порт/город/на эту планету. Откажись или хотя бы позволь мне заняться этим вместо тебя». Это… злило. За прошедший год Хакс привык к определённой независимости, свободе. И уж конечно, никто никогда не носился с ним, словно с неразумным младенцем. А Кайло, заполучив Хакса обратно на «Сокол», словно закутал его в плотное душное одеяло — не вырвешься, даже не шевельнёшься лишний раз. Зато, стоило Хаксу откровенно, явно разозлиться, как Кайло из дроида-няньки моментально превращался в перепуганного, постоянно извинявшегося, лебезившего болвана. Он был настолько податливым, предупредительным, удушающе заботливым и угодливым, настолько не собой, что очень скоро Хакс уже постоянно скрипел зубами от раздражения. Нет, он не желал возвращения грубого, взрывного и упрямого Верховного лидера Рена, но и эта… «отбеленная», напрочь лишённая острых углов и насквозь фальшивая версия Кайло его не устраивала. Хакс хотел видеть рядом его настоящего — того человека, того мужчину, к которому он привязался, с которым подружился… Которого он затем полюбил и который разбил ему сердце. А Хакс всё-таки продолжил его любить, любить и желать именно его. Он должен был вернуть себе настоящего Кайло, потому что от него нынешнего — Хакс чувствовал это, — хотелось снова сбежать прямо в открытый космос. Поэтому, когда Кайло в очередной раз завёл своё: «Конечно, Хакс, сделаем, как ты скажешь…» — он резко, решительно прервал его: — Ради всех звёзд, Кайло, прекрати это! Тот замер и осторожно (Хакс ненавидел эту его новоприобретённую раболепную осторожность) переспросил: — Прекратить что? — Вот это всё, — Хакс неопределённо взмахнул рукой. — Прекрати прогибаться и во всём со мной соглашаться. Прекрати мне угождать. — Я хотел, чтобы ты был доволен. Думал, тебе это понравится, — недоумённо нахмурился Кайло. — Нет, мне это не нравится, — отрезал Хакс. — И тебе это тоже не нравится, я уверен. Ты теперь всегда такой милый, уступчивый, такой… послушный, — это слово он проговорил с отвращением, — но я чувствую, как ты постоянно напрягаешься и подавляешь самого себя. Это не ты, Кайло! Я словно путешествую с незнакомцем, и мне это не нравится. — Я просто… старался быть лучше. Рей хотела, чтобы я был таким, — прошелестел Кайло, понурившись и опустив взгляд. Хакс подавил в себе вспышку раздражения, вызванную упоминанием девчонки и их с Кайло отношений. Пришлось напомнить себе, что эти отношения, пусть непродолжительные и неудачные, являются чуть ли не единственным опытом Кайло в отношениях в принципе. К тому же, Хакс и сам был виноват в сложившейся ситуации, потому что никак не мог отпустить обиду и снова научиться доверять, и продолжал раз за разом попрекать Кайло. Если он действительно, по-настоящему хотел хотя бы вернуть те отношения, что были у них раньше, надо было начинать работать над новыми ошибками прямо сейчас. — Ну, как ты мог заметить, я не Рей. Со мной можешь не прикидываться, — заметил Хакс. В ответ на это Кайло ссутулился ещё больше, и продолжил упрямо смотреть себе под ноги. Вздохнув, Хакс постарался сказать иначе, лучше: — Послушай, я не говорю, что ты должен вести себя ужасно. Отнюдь. Я ценю твои усилия и желание поддерживать между нами мир. Но я не против… нет, я хочу, чтобы при этом ты был собой. Ты всё ещё можешь раздражаться, упрямиться, спорить со мной и вообще быть невыносимой задницей, — уголки губ Кайло дрогнули и дёрнулись вверх. — Я сам частенько бываю таким, особенно в последнее время. Кайло наконец поднял голову и посмотрел на него. Хакс увидел всё ещё немного нахмуренный лоб, внимательные тёмные глаза, в глубине которых плескалось искреннее, не наигранное тепло, неуверенную, кривоватую улыбку. Всё это уже гораздо больше походило на того Кайло, которого он помнил и жаждал себе вернуть, во всех смыслах. — Не надо заставлять себя быть кем-то другим, кем-то лучше, — сказал он, и сам удивился тому, насколько мягко, практически нежно прозвучал его голос. — Я знаю, с кем я сейчас, знаю, кого я полю… — глаза Кайло чуть расширились, губы приоткрылись в поражённом беззвучном выдохе, и Хакс, смутившись, поправился: — В общем, я знаю тебя, Кайло. Не нужно этой отполированной идеальной версии, потому что это не ты настоящий. Кайло улыбнулся ему, чуть склонил голову набок, а в его глазах вспыхнули лукавые огоньки: — Хорошо. Обещаю прекратить тебя слушаться и снова стать невыносимой задницей, — он широко, нахально ухмыльнулся, будто решил немедленно приступить к выполнению своего обещания. — По крайней мере, буду стараться. — Иди к криффу, — вкрадчиво посоветовал ему Хакс, но всё-таки добавил: — Обещаю больше не поминать прошлое. По крайней мере, буду стараться. Кайло несколько раз удивлённо моргнул, осмысливая это, — то ли он не ожидал, что Хакс тоже признает свои ошибки, то ли вообще не замечал, что тот тоже неправ, — а потом удовлетворённо кивнул, принимая его обещание. «Мы стараемся быть лучше друг с другом, и это хорошо, — подумал Хакс, рассматривая его просветлевшее лицо. — Но мы оба не идеальны, и это нормально. Всё нормально. Мы справимся. Мы обязательно справимся». Тут он вспомнил ещё кое о чём и попросил: — И пожалуйста, перестань нянчиться со мной. Я вполне способен позаботиться о себе сам, я не ребёнок и не хрупкая ваза. — Неа, я больше тебя не слушаюсь, — почти пропел Кайло. — Надо было сказать об этом раньше. А теперь всё, транспортник ушёл.* — Кайло! — возмутился Хакс, но это только заставило того весело рассмеяться. — Ну ладно, ладно! Обещаю также не слишком сильно нянчиться с тобой, — отсмеявшись, примирительно сказал Кайло. — Вообще не нянчиться, — сузив глаза, поправил Хакс. — Хорошо, не нянчиться, а заботиться и защищать, — торжественно провозгласил Кайло. Хакс поморщился, по большей части — чтобы скрыть собственные неловкость и неуместное удовольствие, вызванное этими словами, — и Кайло добродушно добавил: — Не возмущайся, Хакс. Я слишком долго был лишён этой возможности, так что теперь ни за что от неё не откажусь. Хакс понимал это. И про себя признавал, что исходящие от Кайло забота и стремление защищать ему нравятся — в разумных пределах, разумеется. Поэтому, он нарочито смиренно вздохнул и поднял вверх раскрытые ладони, признавая свою капитуляцию — эта маленькая пантомима вновь заставила Кайло победно, самодовольно ухмыльнуться. Эту нахальную, до странности обаятельную, очаровательную ухмылку, по которой так скучал Хакс, Кайло явно унаследовал от отца, Хана Соло. Однако стоило ему ещё и протянуть руку, чтобы коснуться плеча Хакса, как тот, даже не осознав толком, что делает, отшатнулся. Лицо Кайло тут же разочарованно вытянулось, ухмылка сползла с его губ, а плечи напряглись. Между ними повисло тяжёлое молчание. — Я не… прости, я ничего такого… — забормотал Хакс. Его реакция действительно была неосознанной, инстинктивной, он не пытался обидеть или оттолкнуть Кайло… Но, похоже, обидел и оттолкнул его всё равно, как и во все предыдущие разы, когда такое случалось. Тот, впрочем, быстро взял себя в руки и небрежно отмахнулся от неуклюжих попыток Хакса извиниться: — Да ладно, не бери в голову. Всё хорошо. Но нет, ни криффа не было «хорошо» — это сказал бы любой, увидев, как поникли плечи Кайло и насколько несчастным стал его взгляд, прежде чем он быстро повернулся и зашагал в командную рубку. Тяжело вздохнув, Хакс опёрся рукой о стенку, а потом, досадуя на себя, легонько стукнул по ней кулаком. Прикосновения, физический контакт тоже был проблемой. До бегства Хакса и расставания, Кайло касался его запросто, совершенно естественно и, что главное, практически постоянно. Это показало Хаксу, насколько тактильным человеком он был, как сильно нуждался в самом простом, невинном, обыденном физическом контакте: для него частые касания были и способом выразить привязанность и поддержку, и самым быстрым методом успокоения, и просто, откровенно — удовольствием, радостью. Самому Хакс понадобилось время, чтобы принять это. Будучи по натуре человеком гораздо более сдержанным, замкнутым и осторожным, Хакс попросту не привык позволять кому-то, не считая, разумеется, редких любовников, так часто и свободно касаться себя. К тому же, тогда, в начале их добровольной изоляции на Вории, над ним всё ещё сильно довлело армейское воспитание и устав Первого ордена, которые уж точно не предполагали ни поглаживаний по спине или волосам, ни держания за руки и всего такого прочего. Но зато, когда Хакс привык, научился принимать и даже отвечать на ласковые касания Кайло — когда он полюбил его, — то быстро пристрастился к ним. Для него прикосновения были, в первую очередь, проявлением абсолютного доверия. Вот только теперь то былое доверие между ними оказалось подорвано, и они сообща медленно выхаживали его, словно раненную птицу. И прикосновения, прежде такие приятные и желанные, теперь словно обжигали кожу Хакса, заставляя его поскорее отшатываться. К тому же, в тот год, который он провёл один, внезапные касания чаще всего означали угрозу, возможность нападения. Так однажды, когда Хакс, немного заплутав в незнакомом городе, наугад брёл по тёмному лабиринту улиц, кто-то быстро нагнал его из-за спины и схватил за плечо. Прежде, чем Хакс успел обернуться и ударить, этот кто-то жарко, мерзко шепнул ему на ухо: «Какой славный мальчик… Ну-ка, пойдём со мной…» и попытался всадить ему в шею иглу зажатого в свободной руке металлического шприца. Но в следующую секунду Хакс врезал ботинком по ноге нападавшего, вывернулся из чужой хватки и под аккомпанемент чужого изумлённого возгласа полоснул по сжимавшей шприц руке спрятанным в правом рукаве ножом. Крупный, грузный мужчина вскрикнул, выругался и попятился, лихорадочно зашарив здоровой рукой у себя по поясу, но Хакс не дал ему вытащить оружие — сам выстрелил здоровяку в грудь из бластера, благо, промахнуться мимо такой большой цели было невозможно даже на слабо освещённой улице. Позднее он узнал, что тот мужчина находился в розыске в нескольких системах за похищения и работорговлю, а его, так сказать, специализацией были молодые люди, юноши и девушки. Очевидно, в темноте, со спины он принял Хакса за припозднившегося домой юношу из-за его телосложения и немедленно попытался схватить, накачав какой-то дрянью из шприца — как, наверняка, проделывал со многими несчастными до него. В свете такой информации, Хакс не стал сожалеть, что нарушил своё новое правило о том, чтобы, по возможности, больше не отнимать чужие жизни. Как бы там ни было, но теперь, когда они вновь оказались вместе с Кайло, прикосновения стали ещё одним барьером, преодолеть который Хаксу было мучительно трудно. Позволить прикоснуться к себе означало снова довериться, прикоснуться самому в ответ — показать, насколько сильно ему этого хотелось, как страшно он тосковал по этому. Хакс не мог решиться ни на то, ни на другое.

***

Как ни удивительно, но сломать этот барьер — а может, даже несколько барьеров сразу, — помогла ещё одна поездка на Арканис. Постепенно Хакс начал рассказывать Кайло о том, как он сам провёл год в разлуке с ним. О некоторых событиях он, правда, предпочёл умолчать: например, о том жутком сожжении чучел на Дроре и своей неудавшейся попытке самоубийства. Хакс подозревал, что Кайло плохо отреагирует на тот факт, что он приставил к своему виску бластер и, судя по всему, готов был выстрелить. Кроме того, он решил пока не делиться с Кайло своим долгосрочным планом: скопить достаточно кредитов, чтобы купить или построить собственные дом и мастерскую на одной из планет в Неизведанных регионах. Кайло, естественно, знал, что всё это время Хакс работал наёмным механиком — собственно, он и отыскал его под именем механика Алдо Слоуна. Но он ничего не спрашивал о планах Хакса на будущее, равно как не заговаривал с ним о своих планах, видимо, решив сосредоточиться на восстановлении их прежних отношений. И Хакс рассудил, что ему стоит поступить так же. Зато он без утайки рассказал Кайло обо всех прочих своих скитаниях от планеты к планете, о том, как он побывал на Дагобе, Фелуции, Датомире, Утапау… и Арканисе. К сожалению, Хакс не мог рассказать ничего хорошего о своём возвращении на родную планету: оно оказалось коротким и бесславным, ему так и не удалось выяснить хоть что-то о своей матери. — Мне жаль, Хакс, — сочувственно сказал Кайло, слушавший его с напряжённым вниманием. Они снова сидели друг напротив друга за маленьким столом в камбузе, и он потянулся было через столешницу, чтобы накрыть его ладонь своей, но тут же остановился, вспомнив, что Хакс сторонится прикосновений. Тот нарочито невозмутимо пожал плечами: — Ничего не поделаешь. Вообще-то, я сам виноват: был слишком взволнован, неосторожен, и в результате привлёк к себе нежелательное внимание расспросами о бывшем коменданте Хаксе и обитателях его дома. Когда я заметил, что окружающие начинают уж очень подозрительно приглядываться ко мне, пришлось срочно улетать ни с чем. В следующий раз я должен буду вести себя более осмотрительно. — В следующий раз? Ты планируешь снова полететь на Арканис? — спросил Кайло. — Да, — Хакс кивнул. — Я обязан попытаться снова. Меня только беспокоит время: для повторной попытки его прошло слишком мало, и всё же, я боюсь опоздать. Перед самым отлётом один человек упомянул некоего старого слугу, который может знать что-нибудь о моей матери. Я не успел выяснить его имя, адрес, а тем более — возраст. Он может быть моим последним шансом узнать правду, но что, если он не дождётся меня? — Тогда полетели на Арканис прямо сейчас, — неожиданно предложил Кайло. — Вместе, потому что одного я тебя туда не отпущу. — Ты не можешь отпускать или не отпускать меня куда-либо, я взрослый свободный человек, — фыркнул Хакс. — И ты что, не слышал, что я только что сказал? Слишком рано для повторной попытки, это может быть опасно. — Опасно для тебя одного, не для нас двоих, — упрямо возразил Кайло. — Я всегда могу использовать Силу, чтобы защитить нас или добыть нужную информацию. Хакс заколебался. В общем-то, Кайло был прав: он действительно мог воспользоваться своими способностями, чтобы заморочить головы тем, кто начнёт проявлять к ним чрезмерное внимание, как сможет и склонить того самого слугу к откровенности, если это будет необходимо. Разумеется, склонить не так, как он некогда «убеждал» быть откровенным Дэмерона. Хакс не собирался устраивать допросов с пристрастием, он вообще надеялся, что старый слуга сам, с охотой пожелает предаться воспоминаниям о прошлом. А если нет, то, может, удастся выпытать у него правду с помощью хитрости, каких-то уловок и наводящих вопросов. Но с Кайло и его Силой шансы на успех, несомненно, значительно возрастали. И это действительно мог быть последний шанс Хакса узнать хоть что-нибудь о матери. Но был ли он готов вернуться на Арканис так скоро? В тот первый раз волнение и всколыхнувшиеся в сознании далёкие детские воспоминания здорово выбили его из колеи, помешав осуществить задуманное… — Мы же снова стали одной командой, или как? — хмуро заметил Кайло. — Мы должны действовать сообща. — Члены одной команды не должны подвергать друг друга смертельной опасности ради… личных дел. Это неправильно и неразумно, — пробормотал Хакс, всё ещё сомневаясь. — Да плевать мне, разумно это или нет! Ты ни за что не полетишь один, только со мной! — вспылил Кайло. Он даже гневно привстал со своего места, но, столкнувшись с возмущённым взглядом Хакса, шумно выдохнул и плюхнулся обратно на сидение. Помолчав и, очевидно, собравшись с мыслями, он заговорил снова, спокойнее: — Я просто хочу помочь, ладно? Это важно для тебя, Хакс, а значит, важно и для меня тоже. Ты упрямый, я знаю, и ты всё равно очень скоро решишь вернуться туда и попытаться снова. А я должен быть рядом, чтобы прикрывать тебя, это даже не обсуждается. Хакс вздохнул. Ну, а чего он ожидал? Он сам попросил Кайло быть собой — и тот стал собой: упёртым, своенравным и категоричным, рвущимся напролом, невзирая ни на что. И всё-таки, Хакс предпочитал иметь дело с таким, настоящим Кайло. И он понимал, что в основе его действий сейчас лежало искреннее стремление помогать и защищать — что-то, от чего Хакс успел отвыкнуть. Наверное, пора было начинать привыкать к этому снова… — Итак, мы летим на Арканис? — спросил Кайло, когда молчание затянулось. И Хакс, помедлив ещё немного, ответил: — Да. Мы летим на Арканис.

***

Как и в предыдущий раз, родная планета встретила Хакса плотно затянутым сероватыми облаками небом и противным мелким дождём — что на Арканисе вполне могло считаться хорошей погодой, как он мрачно сообщил Кайло сразу после приземления. Они оставили «Сокол» в порту и нырнули в город, который Хакс совершенно не помнил из детства, но успел немного изучить в прошлый визит. Их целью была небольшая лавка, хозяин которой в разговоре с Хаксом упомянул старого слугу из Дома коменданта, а когда тот живо заинтересовался упомянутым человеком — резко стал крайне подозрительным, как и несколько его клиентов, находившихся в тот момент рядом. Хакс тогда буквально кожей ощутил, как атмосфера в лавке стремительно начала меняться со скучающе-нейтральной на враждебную, услышал за спиной перешёптывания других покупателей — особенно ему не понравилось начало фразы: «Надо бы сообщить об этом…», — и предпочёл как можно быстрее покинуть место событий, да и сам Арканис. Хакс-старший, комендант бывшей имперской Академии, острый шпиль которой до сих пор возвышался над городом, явно оставил после себя долгую и крайне недобрую память, если и через столько лет любые, даже косвенно связанные с ним вопросы вызывали столько подозрений и неприкрытого недовольства. Хакс быстро шагал по тротуарам, на ходу вспоминая дома, лавки, кантины, отыскивая нужную улицу — Кайло едва поспевал за ним. Сосредоточившись на своей цели, Хакс не обращал внимания ни на застилавший глаза, постепенно усиливавшийся дождь, ни на других прохожих. Правда, время от времени, вспомнив об этом, он нервным жестом поправлял капюшон своего плаща, натягивал его на голову сильнее, чтобы скрыть лицо. К счастью, он был совершенно не похож на Брендола внешне — и, надо надеяться, внутренне, — но осторожность никогда не бывает лишней. Хакс просто не мог допустить, чтобы какая-либо роковая случайность свела на «нет» и эту попытку — он был полон решимости узнать всю правду. Наконец, они дошли до нужного места: Хакс узнал вывеску и стеклянную витрину довольно большой продовольственной лавки. Он заглянул внутрь и увидел, что внутри была всего одна покупательница, да и та придирчиво рылась в ящике с какими-то овощами в самом дальнем от прилавка углу. Наверное, это паршивая погода сыграла им с Кайло на руку: в прошлый раз покупателей, а значит, и ненужных свидетелей, в лавке было гораздо больше. Но, когда Хакс уже собирался толкнуть дверь и переступить порог, Кайло, шедший позади, осторожно поймал его за локоть и настойчиво потянул на себя. — Давай лучше я? — предложил он, когда Хакс раздражённо обернулся и взглянул на него. — Если хозяин лавки тебя вспомнит, могут начаться проблемы. А я, возможно, смогу незаметно вытащить нужную нам информацию прямо из его головы, задав один-другой наводящий вопрос. В этом был смысл. Хозяин наверняка насторожится при виде Хакса, а всё те же вопросы про бывшего коменданта и его слуг, которые прозвучат следом, точно не ослабят, а, наоборот, усилят его подозрения. Даже если он и не побежит сдавать их с Кайло местным властям немедленно, его напряжение и враждебность могут помешать «вытащить информацию прямо из его головы». Так что Хакс нехотя кивнул и отступил, пропуская Кайло вперёд. Тот быстро коснулся пальцами его плеча, чтобы ободрить, и шагнул к двери — звякнул прикреплённый над ней колокольчик, порыв ветра взметнул тёмные волосы Кайло, и он исчез внутри. Хакс же предусмотрительно отошёл подальше от витрины, к углу дома, где хозяин лавки точно не смог бы его заметить. Прижавшись спиной к серой стене, Хакс постарался хоть немного успокоиться. С момента прибытия на Арканис он пребывал в страшном напряжении, волнении, и это начинало сказываться: он был невнимателен и нетерпелив, легко раздражался и явно не мог мыслить так же быстро, ясно и здраво, как обычно. С одной стороны, его состояние было объяснимо, даже ожидаемо — и в тот, первый визит сюда Хакс буквально вибрировал от напряжения. А с другой, срываться, поддаваться эмоциям он не имел права, это не только могло сорвать всю затею, но и подвести его и Кайло под удар. Он должен был взять себя в руки. Хакс прикрыл глаза и сосредоточился на звуках вокруг, чтобы быстрее успокоиться — на шуме дождя, шагам спешащих по своим делам прохожих, шуме двигателей спидеров, которые проносились вдоль улицы, пронзительному звяканью колокольчика над дверью лавки… Распахнув глаза, он повернул голову в сторону звука, как раз вовремя, чтобы увидеть выходящего на улицу Кайло. — У меня есть имя и адрес, — сообщил он, подойдя ближе. — Вернее, это не точный адрес, а образ квартала и дома, но нужное нам место я найду. — А имя? — спросил Хакс. — Гровел, — ответил Кайло. — Гровел Олин. Звучит знакомо? Хакс нахмурился, изо всех сил напрягая память. В первое мгновение имя бывшего слуги показалось ему совершенно незнакомым, что, наверное, не должно было удивлять: с тех пор, как он мог слышать его, прошло больше тридцати лет, и за это время Хакс слышал столько разных имён и фамилий! Всех не перечислишь, не удержишь в памяти, даже такой хорошей, как у него… Но затем, когда он повторил имя про себя несколько раз — Гровел, Гровел, — перед его мысленным взором возникло… что-то. Смутный образ крепкого мужчины в рабочем комбинезоне, со светлой макушкой, который ходил по тренировочному полю Академии внизу и расставлял учебные мишени для упражнений в стрельбе… Почему «внизу», почему «макушкой»? «Потому что ты маленьким наблюдал за ним из окна комнаты под самой крышей дома», — сам себе ответил Хакс. Вынырнув из своих мыслей, он взглянул на Кайло: — Звучит… немного знакомо. Может, по пути туда вспомню больше. Пойдём. Квартал, в который привёл его Кайло, был, со всей очевидностью, бедным, но довольно чистым. Не трущобы, где обитали только бандиты, совсем опустившиеся любители спайса и те, кто просто не мог позволить себе перебраться в место получше, нет — обычный рабочий квартал. И в маленьких, скромных домишках, наверное, жили какие-нибудь простые работяги со своими семьями — бедные, но честные (потому и бедные) и гордые люди. — Ты знаешь это место? — спросил Кайло, пока они медленно брели вдоль ряда узких двухэтажных домиков. Они казались практически одинаковыми, но Кайло уверял, что сразу узнает нужный — тот самый, который он увидел в сознании хозяина лавки. Хакс покачал головой: — Нет. Я не был здесь в прошлый раз, а детских воспоминаний о городе у меня нет — только о доме и Академии по соседству. — Наверное, это логично, — заметил Кайло после короткого раздумья. — Ты говорил, что отец забрал тебя с планеты совсем маленьким, а значит, ты вряд ли мог гулять по городу, пока был здесь… О, мы пришли. Вот этот дом. — Уверен? — переспросил Хакс, остановившись перед дверью. Кайло кивнул, и он нажал кнопку вызова — раз, другой… — Сейчас… Сейчас! — донёсся из-за двери приглушённый мужской голос, и Хакс перестал жать на кнопку и застыл на месте, практически вытянув руки по швам, нервно сжимая и разжимая ладони. Наконец, дверь плавно скользнула в сторону, открывая вид на маленькую прихожую, и Хакс, впервые за тридцать с лишним лет, увидел Гровела Олина. Мужчина из его воспоминаний был лишь смутным образом, лишённым возраста, а этот, реальный Гровел… Что ж, он был хоть и крепким, но стариком. В его фигуре ещё угадывалась тень прежней силы, но плечи уже начали сутулиться, а руки, прежде, вероятно, перевитые крепкими мускулами, стали худыми, слабыми с виду. Ладони с узловатыми, мозолистыми пальцами и крупными костяшками безмолвно свидетельствовали о годах тяжёлого физического труда. Гровел из детских воспоминаний Хакса был блондином — теперь его волосы стали почти совсем белыми. Он подслеповато щурил блеклые голубые глаза и хмурил испещрённый глубокими морщинами лоб, пытаясь рассмотреть Хакса, который удачно стоял против света. Правда, из вежливости он снял капюшон, открыв лицо. — Кто вы? Что вам нужно? — спросил Гровел после нескольких минут молчаливого разглядывания. — Добрый день. Вы — Гровел Олин? — на всякий случай уточнил Хакс. Мужчина кивнул. — Прошу прощения за такое… внезапное вторжение. Мы с моим… другом, — он чуть посторонился, чтобы Гровел увидел и Кайло, — прилетели издалека. Мы ищем сведения об одном человеке — о женщине, работавшей в доме коменданта Хакса, — и нам сказали, что вы можете помочь. — Мы не отнимем у вас много времени, — добавил он, увидев, что Гровел колеблется. — Прошу. — …Ну хорошо, — вздохнул тот спустя ещё несколько мучительных для Хакса мгновений. В последний раз окинув его слегка растерянным взглядом, он махнул рукой и осторожно развернулся, приглашая незваных гостей в дом. — Если так подумать, красть у меня всё равно нечего, а убивать вроде бы не за что. Да и сколько там мне осталось… — Мы всего лишь хотим задать вам пару вопросов, — заверил его Хакс. — Больше не у кого спросить. Гровел, не оборачиваясь, что-то недоверчиво пробурчал себе под нос. По тёмному коридору он шёл медленно, придерживаясь обеими руками за стены, хотя упасть тут было не так-то просто — слишком узко. Хакс оглянулся назад — Кайло, с его широченными плечами, вообще пришлось чуть развернуться на ходу, чтобы не задевать ими стены. Коридор, больше похожий на тесный лаз, привёл их в кухню — старомодную, с большим, жарко растопленным очагом, перед которым стояло кресло. Пока Гровел с кряхтением устраивался в нём и укрывал ноги потрёпанным, в латках, пледом, Хакс подтянул к очагу один из двух стульев, поставив его так, чтобы снова оказаться спиной к свету, на фоне окна и ещё одной двери, и повесил свой вымокший плащ на спинку. Кайло присел за стол. — Криффовы колени, — объяснил Гровел, когда, наконец, уселся удобно, — и поясница не лучше. Болят на дождь, а дождь тут всегда, так что… — он снова прищурился, силясь рассмотреть лицо Хакса. — Так про кого вы там узнать хотели? Что за женщина? Слегка занервничав, Хакс кашлянул. Их с Кайло «легенда» оставляла желать лучшего, но все остальные варианты звучали ещё хуже — и ещё менее правдоподобно, — поэтому ничего другого ему не оставалось. — К сожалению, её имя мне неизвестно, — осторожно начал Хакс. — Я знаю только, что она работала в доме коменданта Брендола Хакса кухаркой. Мы с ней родственники, хоть и очень дальние, вот я и захотел узнать о ней побольше — узнать хотя бы её имя, — он сглотнул. — У неё были рыжие волосы, светлая кожа… — Эстея.** Ты об Эстее говоришь, — внезапно сказал Гровел. Хакс осёкся и замер, беззвучно, одними губами повторив имя. Эстея. — Конечно, я её помню, хорошо помню, — продолжал тем временем Гровел. Хакс заставил себя вновь сосредоточить всё своё внимание на нём. — Хотя виделись мы нечасто. Она-то в доме трудилась, на кухне, а я больше на улице, при бывшей Академии: вырезал и устанавливал мишени, разные учебные снаряды, но в основном, тяжести всякие таскал. Тогда-то и ноги надорвал, и спину. Но нужно же было как-то зарабатывать на жизнь, а в городе всё крутилось вокруг Академии: кто-то продукты туда поставлял, кто-то шил одежду и постели для кадетов… Ну и всё такое прочее. Все мы, так или иначе, работали на Академию, на Империю. — А она… Эстея? — напомнил Хакс. — Хорошая была девушка, — губы Гровела тронула слабая улыбка. — Работящая, старательная. Совсем молоденькая, но готовила отменно. И всегда работа у неё спорилась, будто она вообще не уставала, — на мгновение он погрустнел. — Жизнь в том доме, Доме коменданта, была непростая, но Эстея держалась крепко, никогда ни на что не жаловалась. А фамилия её была… сейчас, дай-ка вспомнить… Хилли? *** Как-то так вроде. Хотя, может, это и не настоящая её фамилия, не знаю. — Почему не настоящая? — спросил Хакс, жадно ловивший каждое его слово. Кайло за столом сидел тихо, как лот-мышь, в разговор не вмешивался — понимал, насколько он важен. — Она не отсюда была, не из нашего города, — пояснил Гровел. — Прибыла откуда-то вместе со своей тёткой, кажется, устроилась работать к коменданту. О себе говорила неохотно. В самом начале, когда Эстея только пришла, другие служанки шептались, что она была из семьи врагов Империи, чуть ли не из повстанцев. Но это были так, сплетни. Наверняка никто ничего не знал и не допытывался — мы, слуги, старались поддерживать друг друга, а не мучить ещё больше. Глаза Гровела затуманились, губы вновь растянулись в улыбке: — Эстея красавицей была, настоящей красавицей. Высокая, стройная… Кожа белая-белая, а волосы — просто как огонь! И глаза у неё были красивые, хоть и печальные. Она вообще часто грустила, но не она одна, как говорится. Забавно: в Доме коменданта ведь и другие девушки служили, но Эстею я помню лучше всего. И сейчас будто перед глазами стоит. — Я знаю, что у неё был сын, — с трудом выговорил Хакс, которому всё сложнее становилось сохранять невозмутимость. Приближался тот момент, когда он должен будет задать вопрос о том, что случилось с его матерью. — Да, малыш Арми, — откликнулся Гровел. — Славный был мальчуган, только очень уж тихий. Может, это из-за коменданта, не знаю… Он от него был. От коменданта Хакса. Хотя Эстея, бедняжка, всегда очень злилась, если кто-то так говорил. Всё повторяла, что Арми — её сын и только её. Души в нём не чаяла. — А потом его у неё забрали, — не удержавшись, сказал Хакс. Перед его внутренним взором проносились события того дня — разрозненные, хаотичные кадры, словно на старой испорченной голозаписи. Лицо Гровела исказила гневная гримаса: — Да. Комендант забрал Арми. Ума не приложу, зачем — любить он его не любил, не заботился о нём никогда… И всё-таки забрал его, когда удирал с планеты. Эстея в жизни не отдала бы сына, но её не оказалось рядом. Хакс медленно кивнул, вспоминая. Он помнил Брендола, помнил наёмника, охотника за головами, на чьём корабле они покинули Арканис, но матери… Её действительно не было там, рядом с ним. Почему? Он не успел спросить об этом — Гровел опередил его, ответив на незаданный вопрос: — Эстея была на нижнем этаже, на кухне, как обычно. А Арми, видимо, сам выбрался из комнаты прислуги под чердаком и спустился вниз, во двор. В тот день на Арканис должны были высадиться повстанцы, и с самого утра в доме и во дворе Академии царила страшная суматоха. Маленькому Хаксу, видимо, было настолько любопытно, что происходит, что он решился сам выйти из комнаты. Он словно увидел себя, четырёхлетнего, со стороны: как он медленно, осторожно, прикусив от напряжения нижнюю губу, спускается по бесконечной лестнице, обеими руками цепляясь за лакированные деревянные перила… Голос Гровела доносился до него, словно издалека: — Один мужчина из обслуги Академии потом говорил, что комендант Арми оттуда и забрал, со двора. А потом быстро ушёл вместе с ним и с каким-то незнакомцем в сторону порта. «Это был охотник за головами, которого прислала гранд-адмирал Слоун», — подумал Хакс. И тут же в его воспоминаниях, будто случайно пойманная радиопередача на другой частоте, зазвучали два голоса — раздражённый, отрывистый, почти лающий голос Брендола и насмешливый, слишком легкомысленный, как для творящегося вокруг хаоса, голос наёмника: «— Возьмите и мальчика, господин Хакс. — Что? Зачем это? — Мне велели забрать с планеты вас обоих. А вот о вашей дражайшей супруге, увы, речи не шло. Хотя за дополнительную плату… — Нет времени. Идём уже». Хакс помнил, как скользили по гравию во дворе его ноги, а сам он беспомощно висел на руке Брендола, который сильно, до боли сжимал его ладонь в своей лапе. Хакс всё пытался оглянуться назад, на дом, старался потихоньку высвободить свою руку из болезненной хватки и удрать, но отец всякий раз грубо дёргал его, вынуждая бежать за собой. — Эстея, бедняжка, просто обезумела, когда поняла, что Арми пропал. Кричала, плакала… Она ведь собиралась уйти из дома вместе с сыном, забрать его подальше от коменданта. Признавалась нам, что копит кредиты. А комендант взял да и украл у неё ребёнка. Какая мать такое вынесет? Эстея хотела немедленно бежать в город, в порт, и искать их. Но мы её удержали: там уже крифф знает что творилось, начались потасовки, погромы. Хотя, наверное, зря мы её не пустили, ведь потом… Гровел прервался и тяжело закашлялся, прижав руку к груди. Хакс тут же вскочил со стула и заметался по кухне в поисках кружки и кувшина с водой, а найдя их — подал полную кружку старику, едва обратив внимание на то, как мелко подрагивают от волнения его руки. — Что было потом? Скажите, что случилось? — взмолился Хакс. Отступив от Гровела, он, не отрывая от него взгляда, нашарил позади себя стул и неуклюже опустился на самый его краешек. — Погромы докатились до нас, — мрачно начал Гровел. — Сообщение о том, что Империя пала, что повстанцы вот-вот прибудут в город, было всё равно, что разорвавшийся снаряд. Имперцы старались поскорее добраться до порта или покинуть планету на личных шаттлах, а простые люди, наоборот, хотели не дать им этого сделать. Сначала, вроде как, собирались только задержать их и передать повстанцам, но затем случился первый самосуд, толпа почуяла кровь и всё полетело к криффам. Мне потом рассказывали, что некоторых попавшихся им в руки имперцев люди в запале практически раздирали на части, — он поёжился. — От убийств, конечно, перешли к мародёрству: начали врываться в дома имперцев и грабить их. Семьям и слугам тоже доставалось, если не успевали разбежаться… А Академия и Дом коменданта, естественно, стали главнейшей целью. Коменданта Хакса хорошо знали в городе — знали и ненавидели. Слишком многим он жизнь испортил, сломал, слишком многих ребят забрал в свою Академию на погибель… Хакс заторможено кивнул: он как никто знал методы Брендола Хакса, которые не изменились и в возрождённой Академии в Неизведанных регионах. «Обучение» у него переживали лишь самые сильные, выносливые, хитрые и изобретательные, тогда как более слабые, менее одарённые кадеты предназначались буквально на убой. А когда комендант начинал испытывать недостаток в живых мишенях для тренировок, то просто отправлял в рейд взвод штурмовиков, чтобы те набрали мальчишек на какой-нибудь захолустной фермерской планетке. — Ну вот, дошла очередь и до нас. Большая часть горожан и мужчин с окрестных ферм отправились в Академию: хватать не успевших сбежать имперцев и мстить им за отобранных детей или другие обиды. Но некоторые пошли прямиком к Дому коменданта, за Хаксом и его женой. Мы заперли двери, подпёрли их мебелью изнутри. Забаррикадировали и окна на первом этаже, но не все — не успели. Надо было, конечно, бросать всё и бежать из того проклятого дома, но мы все растерялись, не знали, что делать… Да и страшно было, непонятно, куда кидаться. Гровел тяжело вздохнул, покачал головой: — Люди за комендантом шли, мы, слуги, их вроде бы не интересовали. Но управляющий, мистер Анзен, всё равно велел всем женщинам на всякий случай подняться наверх, в одну из хозяйских комнат, и запереться там. В комнатах прислуги-то замки, да и двери были никудышные. Госпожа Маратель, жена коменданта, к тому моменту уже сбежала из дома — её потом поймали где-то за городом. Стыдно сказать, но в этом и кое-кто из наших, из слуг, участвовал. Хакс помнил госпожу Маратель — смутно, как и всех, кого он и Брендол оставили позади, покинув Арканис, но всё-таки помнил. В его памяти отпечаталась не столько внешность, сколько ощущение, впечатление, которое производила супруга коменданта — надменная, холодная, бездушная женщина. Маленького Хакса она совершенно неприкрыто ненавидела. Ещё бы — ведь он был сыном, которого родила не она. Впрочем, Брендола она, казалось, ненавидела ещё больше. Судя по обрывкам воспоминаний Хакса, госпожа Маратель ненавидела вообще всех и всем вокруг старалась отравить жизнь. Можно не сомневаться, что разгорячённые, горевшие жаждой мести горожане, а особенно бывшие слуги, припомнили ей это, когда поймали-таки жену злосчастного коменданта. Но Хаксу было плевать, что стало с Маратель. Прямо сейчас все его мысли, все чувства были сосредоточены на матери — он вот-вот должен был узнать, какая участь постигла её. Великие звёзды, что именно он сейчас услышит?.. — Когда люди поняли, что хозяева ускользнули, — продолжал Гровел, — они решили взяться за сам дом. Мой отец рассказывал, что прежний комендант, который и основал Академию, жил очень скромно, по-военному — никаких излишеств. Кроме него самого, в доме жили только его квартирмейстер, повар да адъютант. Но Брендол Хакс был не таков, — мужчина презрительно фыркнул. — Он всё здание набил дорогими мебелью, коврами, картинами, дроидами. А для госпожи Маратель без конца доставляли всякие безделушки, вроде ваз и статуэток, побрякушки и наряды — некоторые вообще привозили из других систем! И прислуги она наняла целую армию… Словом, в доме находилось много людей, но было и чем поживиться. Из-за этого и случился весь тот кошмар. — Что… что произошло? — выдавил из себя Хакс. — Те люди… мародёры… они напали на слуг? — Не совсем так. Когда начался грабёж, некоторые из нас, мужчин, бросились защищать хозяйское добро, — пояснил Гровел. — Крифф его знает, зачем мы это делали! По привычке, что ли, потому что все те роскошные вещи всё равно не были нашими. Так или иначе, завязались споры, драки…. Нас начали обвинять, что мы — предатели, продолжаем служить «имперским уродам». Потом некоторые прорвались наверх, мы — за ними. Ужасная была неразбериха! И я… звёзды свидетели, я до сих пор так и не знаю точно, было ли это намеренно или случайно, но… в доме начался пожар. — Пожар, — эхом повторил Хакс. Вместо маленькой кухоньки и Гровела он видел перед собой старый, большой Дом коменданта, комнату за комнатой — видел деревянные перила, массивные балки, мебель, ковры, картины, снующих туда-сюда неуклюжих дроидов, которых действительно было очень много… А слабое потрескивание пламени в очаге дополняло воображаемую картину разгоравшегося пожара, стремительно охватывавшего весь дом. — Огонь разошёлся очень быстро, — измученный голос Гровела вторил его мыслям, — а мы даже не сразу поняли, что происходит. Потом кто-то крикнул: «Пожар!», начали кричать женщины наверху… Поднялась страшная паника. Все: и наши, и чужаки — кинулись к дверям, сталкиваясь друг с другом в коридорах и на лестнице, которая уже была вся в дыму. Дерево трещало, звенели стёкла, когда начали лопаться окна — весь дом стонал и трещал. Жуткое дело! До сих пор иногда в кошмарах снится, а ведь столько лет прошло. Хакс тоже слышал их, как наяву: треск и вой пламени, скрипы и стоны разрушавшегося, гибнувшего в огне великолепного дома и крики людей. Его грудь сдавило тисками, он едва мог дышать, почти хватал ртом воздух. Заметив его состояние, Кайло обеспокоенно привстал со своего места за столом — Хакс увидел это боковым зрением, но, едва способный связно мыслить, не придал значения. А Гровел продолжал говорить, продлевая, усугубляя агонию Хакса: — Женщины побежали вниз по лестнице — в панике многие спотыкались и падали со ступеней вниз. Те из нас, кто ещё оставались в доме, пытались им помочь, но мало что могли сделать, потому что почти ничего не видели из-за дыма. На улице к тому моменту уже стемнело, и когда мы, наконец, выбрались наружу, то не сразу поняли, кого не хватает, — глаза старого слуги затуманились. — Не было мистера Анзена — он получил по голове в драке, потерял сознание и так и пропал. Запутались в дыму и не смогли найти выход несколько побежавших наверх мародёров. Меррид, самая молоденькая горничная, тоже не смогла выбраться, как и Зева — но та, наоборот, была слишком стара, не успела… И Эстея. Одна из девушек потом вспомнила, что когда раздались крики: «Пожар!», она побежала не вниз, а наверх, на чердак. — Почему?! — простонал Хакс, сжав кулаки так, что в ладонях вспыхнула боль. — Почему?! — Вещи Арми, — хриплым, надтреснутым голосом откликнулся Гровел. — Его одежда, одеяльце, пара игрушек… Вроде бы даже голофото было. Это было всё, что осталось у несчастной девочки от её ребёнка, и она, видно, хотела забрать хотя бы вещи. А может, и кредиты тоже — чтобы нанять кого-нибудь и найти коменданта, либо отправиться за ним в погоню самой и вернуть Арми. Теперь уже наверняка не узнаешь, но она могла, она смелая была. Так, выходит, и погибла ради сына. Это было уже слишком. Невнятно пробормотав какие-то вроде бы извинения, Хакс встал, покачнулся и в два шага преодолел расстояние до двери, выходившей на задний двор. Некогда здесь, наверное, был небольшой огородик, но теперь несколько узких полосок земли позади вымощенной камнем площадки полностью заросли сорняками, травой. Разумеется, снаружи опять моросил зябкий мелкий дождь. Выйдя из-под козырька крыши, Хакс с наслаждением подставил ему лицо, задышал медленно и глубоко, пытаясь успокоиться. Его переполняли горе, боль, гнев на эту криффову несправедливость, на весь этот проклятый мир, но он просто не мог позволить себе выплеснуть их. Сорваться здесь — и что? Начать громить маленький бедный дом Гровела, как Хакс когда-то, после стычки с пиратами, едва не начал громить «Сокол», полыхая яростью и ненавистью к Брендолу и его дружкам? Это было немыслимо, да и смысла не имело: его мать это не вернёт, виновных в пожаре, если они были, не накажет… Больше тридцати лет неведения, догадок, глупых надежд, и всё, что ему осталось — её имя и невыносимо печальная, полная боли история. Хаксу хотелось кричать. Хотелось подорвать что-нибудь, уничтожить, сломать. Хотелось плакать, горько, не сдерживаясь — всё равно глаза застилали слёзы. Вместо этого Хакс неподвижно стоял посреди двора, запрокинув голову, стиснув кулаки и губы, и мелко дрожал из-за захлёстывавших его эмоций и озноба. Он услышал, как скрипнула за его спиной кухонная дверь, услышал и шаги, так что появление Кайло не застало его врасплох. На мгновение тот остановился позади него, будто в нерешительности… а потом шагнул вплотную, обхватил Хакса обеими руками и прижал спиной к своей груди. Хакс крупно вздрогнул, напрягся. Он ощутил, что и Кайло настороженно застыл, готовый в любую секунду, по первому требованию разомкнуть объятие. Но Хакс не стал его отталкивать — впервые за несколько недель. Он был слишком обессилен, опустошён горем. Крифф, он нуждался в этом: в прикосновении, тепле, в безмолвном обещании поддержки и хоть какой-то опоре. И Хакс позволил себе обмякнуть в руках Кайло, позволил ему осторожно прижать себя ещё крепче. Несколько минут прошли в молчании. А потом Хакс, удостоверившись, что голос не подведёт его, безрадостно поинтересовался: — Что, опять те волны, про которые ты говорил? Ты уловил мои эмоции через Силу? Подозреваю, что именно так ты нашёл меня на Хорбурге. — Связь, которая возникла между нами, уже не настолько сильна, — возразил Кайло. — Я нашёл тебя по имени — «Алдо Слоун». Узнал имя и фамилию и догадался, что это можешь быть ты. Хотя и наша связь постепенно восстанавливается. Я уже чувствую тебя намного лучше, чем раньше. Он замолчал на мгновение, а потом осторожно добавил: — Но чтобы понять, как тебе сейчас плохо, Сила не нужна. — Я понимал, что её уже нет в живых, — тихо проговорил Хакс. — Записи моих речей транслировались в разные уголки Галактики, считая Арканис, да и имя генерала Хакса было на слуху. Если бы моя мать была жива, она наверняка узнала бы обо мне и попыталась бы выйти на связь. Так что, я заранее понимал, что надежды встретиться с ней нет. — Но в глубине души ты всё равно надеялся, да? — проницательно заметил Кайло. Хакс судорожно вдохнул. Да. Да, крифф подери, он всё равно на что-то надеялся. Кайло наклонил голову и опустил подбородок на его плечо, его дыхание обдало щёку Хакса теплом: — Хакс, мне так жаль… — Она не любила его, — перебил его Хакс. — Брендола. Да и кто вообще мог полюбить такое чудовище? Так что он, скорее всего, просто её… А она ещё и забеременела. И по какой-то криффовой причине не избавилась от меня, а решила родить. А потом, из-за меня она… Он осёкся — горло сдавило спазмом. Именно эта мысль терзала его больше всего — что это из-за него она погибла. Ради него, как сказал Гровел. Ради криффовых одеяльца и пары игрушек, ради горстки кредитов, которые означали слабую, призрачную надежду найти его и вернуть. — Это ведь твоя мама. Она любила тебя и конечно, сделала бы всё ради тебя. Моя мама сделала для меня всё и даже больше, гораздо больше, — сказал Кайло. Несколько мгновений его большие пальцы успокаивающе выводили круговые узоры на предплечьях Хакса сквозь тонкий свитер, а потом Кайло вновь перехватил его поперёк груди и попросил: — Сосредоточься лучше на этом, хорошо? На том, как сильно она тебя любила. Выдохнув, Хакс откинулся на Кайло, прижался затылком к его плечу и положил ладони поверх его рук. Он расслабил плечи, шею, снова закрыл глаза — и не сдержал тихого, удовлетворённого вздоха. Звёзды, он скучал по этому, скучал по объятиям Кайло, по ощущению защищённости, тепла и покоя, которое он испытывал, находясь в его руках. Кайло, судя по тому, как он притих и глубоко дышал, практически уткнувшись губами и носом ему в висок, тоже соскучился по такой незамысловатой, но приятной близости. Хакс слушал, ощущал его размеренное дыхание и намеренно подстраивал под этот ритм собственные вдохи и выдохи — это тоже помогало ему успокоиться. Пока они с Кайло стояли вот так, обнявшись, и буквально дышали в унисон, Хакс невольно задумался: могла ли его мать действительно, как сказал Гровел, происходить из семьи бунтовщиков, врагов Империи? В те времена «врагами Империи» могли быть и, собственно, повстанцы или их союзники, и представители некогда видных республиканских семей, возражавших против власти Палпатина, и чем-то не угодившие ему собственные подчинённые: придворные, советники, военные…**** Неужели Эстея, вместе с какой-то своей престарелой родственницей, некогда прилетела на Арканис и нанялась кухаркой в дом имперского офицера, скрываясь от преследований Императора и его ищеек? Как известно, если хочешь что-то спрятать, положи это на самое видное место — вряд ли кто-то стал бы искать врагов Империи среди прислуги видного имперца. Гровел также упоминал, что Эстея собиралась забрать маленького Хакса и уйти из Дома коменданта, а может, и покинуть планету — информация, также больно резанувшая его несбыточностью. И теперь Хакс не мог не задаваться вопросом: какой была бы его жизнь, если бы побег удался? Они с матерью так и скрывались бы, перебираясь с одной планеты на другую, скитались бы по Внешнему кольцу, маскируясь и меняя имена? Такая жизнь, конечно, тоже была бы непростой, но зато в ней не было бы Брендола и остальных, не было бы многолетних издевательств, страданий и боли. А может, покинув Арканис, Эстея захотела бы присоединиться к повстанцам? Она была смелой, она ненавидела Империю, она, возможно, и так уже числилась среди её врагов — так почему бы и нет? Интересно, каким бы вырос Хакс, если бы, подобно По Дэмерону или Кайло, рос в окружении представителей Альянса повстанцев. О, и они с Кайло — тогда Беном — могли бы познакомиться гораздо раньше, ещё детьми. Может, они даже подружились бы. Хотя, учитывая, что Кайло довольно рано отправился на обучение к своему дяде, а оттуда попал к Рыцарям Рен и Сноуку, он и Хакс могли встретиться иначе, трагичнее — на поле боя, по разные стороны баррикад. Всё это были жизни, судьбы, которых он, как и его мать, уже никогда не узнает, не проживёт. Но, по крайней мере, Кайло был с ним. И сегодня, сейчас, в один из самых тяжёлых моментов его жизни — Кайло был с ним. Хакс открыл глаза и выпрямился, отстраняясь. Кайло крайне неохотно разжал руки, сопроводив это действие печальным, жалобным вздохом, но Хакс не собирался отходить далеко — он только развернулся и отступил буквально на полшага, чтобы видеть его лицо. — Спасибо тебе, — сказал Хакс, глядя ему в глаза. — Спасибо за всё, что ты сегодня сделал. Я хочу, чтобы ты знал: если тебе понадобится… ответная услуга, если ты захочешь отправиться куда-нибудь, где тебе будет тяжело, я полечу с тобой и поддержу тебя. — Спасибо, — откликнулся Кайло, глядя на него с печалью и пронзительной нежностью. — Хорошо знать, что ты отправишься со мной, если это будет необходимо. — Куда угодно и когда угодно, — решительно подтвердил-поклялся Хакс, а во взгляде Кайло к нежности явственно примешалось восхищение. Он сократил ничтожное расстояние между ними и снова заключил Хакса в кольцо своих рук — тот не возражал. Наоборот, он даже поднял руки и, в свою очередь, обхватил Кайло за талию. — Давай вернёмся на «Сокол», — негромко попросил Кайло. — Я хочу поскорее забрать тебя отсюда. — Пока нет, — с сожалением отказался Хакс. Он и сам хотел вернуться на их корабль — домой — и убраться от Арканиса настолько далеко, насколько вообще возможно. Хакс ненавидел эту планету. — Мне нужно узнать кое-что ещё. Но мы сможем улететь уже скоро. — Хорошо, как скажешь, — вздохнул Кайло. Прежде, чем отпустить его, он коротко прижался губами к его вымокшей чёлке, а потом, отстранившись, ещё и провёл по ней пальцами, откидывая со лба. — Тогда пошли в дом? Кажется, дождь опять усиливается. Хакс кивнул и первым направился обратно к приоткрытой кухонной двери. Кайло последовал за ним. — Прости меня, Арми, старого дурака, — сказал ему Гровел, как только они с Кайло вернулись на кухню и закрыли за собой дверь. — Не стоило мне так говорить. Кайло рядом с ним ахнул и моментально напрягся, но сам Хакс ни капельки не удивился. Он быстро коснулся руки Кайло, без слов призывая его к спокойствию, и опять повернулся к Гровелу: — Вы сразу догадались, кто я такой? Тот покачал головой: — Не сразу. Только когда смог рассмотреть тебя, как следует. Я раньше видел голозаписи с тобой, генералом Хаксом — их транслировал сюда сначала Первый орден, а потом и Сопротивление, — он усмехнулся, разглядывая его, когда Хакс передвинул свой стул так, чтобы свет из окна не бил Гровелу в глаза. — Но я узнал бы тебя, даже если бы никогда не видел тех записей. Ты невероятно похож на свою маму, Арми. А от него, от коменданта вообще ничего не взял. Эстея знала, что говорила, когда повторяла, что ты — только её сын. — Он уже умер, — сказал Хакс. — Брендола давно нет на свете. В конце концов, я покончил с ним. — Думаю, твоя мама знала и это. Она знала, что так будет. — У вас не осталось какого-то её изображения? Голофото, записи, хоть чего-нибудь? Гровел с сожалением развёл руками: — Нет. Если в доме и было что-то такое, всё погибло во время пожара. Что ж, наверное, этого следовало ожидать. Незаметно вздохнув, Хакс попросил: — Расскажите, что было после пожара. — Ох… Ну, когда мы поняли, что Эстея побежала на чердак и осталась в доме, один из наших ребят, Данад, кинулся за ней. Ему очень нравилась твоя мама, я ведь говорил, что она была красавицей, — пояснил Гровел. — Вот он и помчался её спасать. Но, к сожалению, даже до лестницы не добрался — его привалило горящей балкой в холле, прямо у нас на глазах. Бедняга, что тут скажешь… Ещё несколько человек позднее скончались от травм, и на том всё и закончилось. Когда сюда, наконец, явились силы повстанцев, и установилось временное правительство, «Расправу в Доме коменданта», как это назвали, расследовали. Нескольких мародёров даже судили, хотя вернуть погибших это, конечно, не помогло. Зато новая власть предложила помощь тем, кто уцелел: те из нас, кто был моложе, воспользовались шансом и улетели с Арканиса, а некоторые, как я слышал, даже присоединились к восстанию. Остальные перебрались в другие города или на фермы — здесь, на старом месте, всего несколько человек осталось, и я с ними, — мужчина сокрушённо покачал головой. — А теперь остался я один. Не могу сказать, что мы тут живём, как в сказке, но всё-таки лучше, чем при Империи. Дом коменданта отстроили, Академию переделали в школу. Всё понемногу наладилось. — Есть ли что-то, что мы можем для вас сделать? — кивнув, спросил Хакс. Гровел потянулся и похлопал его по руке своей шершавой прохладной ладонью: — Мне ничего не нужно, Арми, не волнуйся об этом. Хотя после смерти жены я живу тут сам, я не одинок — у меня есть дочка, есть и внуки… Они навещают меня и приносят всё необходимое. Хорошо, что и ты не одинок. Он поднял глаза и посмотрел на Кайло, который остался стоять позади стула Хакса. На мгновение ему стало интересно: знает ли Гровел, что смотрит на бывшего Верховного лидера Первого ордена, узнал ли он и Кайло тоже? А потом он понял, что Гровелу это безразлично, даже если он и узнал. Для него главным было то, что Хакс тоже не одинок. — Мистер Олин… — тихо начал он, и тут же поправился, когда тот нахмурился и покачал головой: — Гровел. Пожалуйста, скажите, где… Ему не пришлось заканчивать свой вопрос — старый слуга понял и снова с сочувствием похлопал его по руке: — Я объясню вам, как её найти.

***

Большую часть своей жизни Хакс провёл на звездолётах, космических станциях и базах, где умерших либо кремировали, либо, в исключительных случаях, отправляли в открытый космос в специальных капсулах-саркофагах. Поэтому сама идея кладбища была для него непривычной, и, проходя под старой, замшелой каменной аркой-входом, он чувствовал себя неловко и скованно. И подавленно, разумеется, но в этом не было ничего странного. Хотя он должен был признать, что место для последнего пристанища жителей Арканиса было выбрано удачно: за чертой города, но не слишком далеко, между несколькими холмами, которые хоть немного защищали кладбище от вечной непогоды. Впереди, сколько видел глаз, тянулись зеленеющие луга, местами перемежавшиеся поднимающимися из земли пологими холмами. Здесь царила тишина. Не строгая, искусственно созданная тишина казармы или плаца перед смотром, как отметил про себя Хакс, и не напряжённая звенящая тишина, какая бывает перед самым началом сражения, но умиротворённое, почти торжественное безмолвие. Лишь время от времени его нарушали звонкие трели птиц, невидимых среди ветвей окружавших кладбище деревьев, но их пение не казалось чем-то неуместным, неподобающим этому месту. — Тут так тихо, — заметил Кайло за его спиной. Хакс обернулся — тот остановился и, прикрыв глаза, словно прислушивался к этой тишине. — Много печали, много покоя… — он вдруг открыл глаза и посмотрел на Хакса: — Наверное, надо было принести с собой какие-то цветы. — Да? Я не знал, — растерянно проговорил Хакс, почувствовав себя виноватым. — Можем вернуться за ними, если хочешь, — предложил Кайло. — Или поискать что-нибудь подходящее где-то здесь. Хакс серьёзно обдумал эту идею, но всё-таки покачал головой, отказываясь. Может, это и было бы правильнее, но он не хотел, не мог медлить — солнце уже клонилось к закату, окрашивая облака багрянцем, а Хакс знал, что у него просто не хватит сил, выдержки не на то, чтобы провести на Арканисе ещё и ночь, дожидаясь утра. Нет, он должен был найти то место прямо сейчас. Гровел подсказал им ориентир — большое, раскидистое дерево с крупными пышными листьями. Добравшись до него, Хакс быстро отыскал среди идентичных серых надгробий нужное и медленно опустился перед ним на колени. Прочитал выбитое на аурбеше имя — «Эстея», — и единственную букву «херф»***** позади него. Он знал, почему так вышло — Гровел рассказал, что представители созданной повстанцами временной городской администрации, которые и занимались погребением погибших в пожаре, что-то напутали, и в результате изначально на надгробии значилось: «Эстея Хакс», хотя та никогда не была женой коменданта. Гровел затем лично затёр лишние буквы, оставив только «херф», с которой начиналась и фамилия Эстеи, настоящая или нет. Он посчитал, что та не должна обрести вечный покой под фамилией человека, сломавшего ей жизнь, и Хакс — Армитаж — был с этим полностью согласен. Некоторое время он молча изучал простой серый камень и слушал, как шелестит листьями деревьев и травой гуляющий между холмами ветер, да как перекликаются на ветвях птицы. Но может, он должен был что-то сказать? Может, это как с цветами, которые он должен был принести, но не знал об этом… — Здравствуй… — неуверенно начал Хакс, но тут же осёкся и тяжело сглотнул. Этот камень не был его матерью, и он чувствовал себя странно и неловко, обращаясь к нему так, как мог бы обратиться к ней. Но, вместе с тем, ему хотелось сказать хоть что-то — казалось неправильным просто молча встать, развернуться и уйти. Но что он должен был сказать? Попросить прощения за то, что любовь к нему стоила ей жизни? Хаксу казалось, что маме это не понравилось бы. Тогда, может, рассказать ей обо всём, что с ним случилось с того самого дня, как их разлучили? О, но это был бы такой тяжёлый, болезненный рассказ… К тому же, пускай мама и не обладала Силой, Хаксу хотелось думать, что она всё про него знала, видела и так. Он услышал шаги за спиной и обернулся, чтобы увидеть Кайло, который вышагивал в сторонке, сосредоточенно глядя себе под ноги, высматривая что-то в быстро тускневшем свете. Спустя мгновение Хакс догадался, что именно тот ищет — какие-нибудь цветы. В груди потеплело, и он не мог не улыбнуться этому, хоть и слабо. И тогда Хакс понял, что хочет сказать. Он повернулся к надгробию и тихо, почти шёпотом произнёс: — Прости, что добирался сюда так долго. Но тебе не о чем волноваться, правда. Я в порядке и, — Хакс снова быстро взглянул на Кайло, — я не одинок.

***

Они покинули Арканис с наступлением темноты. Хакс не захотел ни смотреть на восстановленное после пожара здание, в котором он появился на свет, ни задерживаться для ещё какой-нибудь цели — «Сокол» был ему в сотню раз больше домом, чем Арканис, он не чувствовал никакой связи с этой планетой. С собой он увозил главное: её имя, её историю. Правду. По крайней мере, так Хакс думал сначала. Но вскоре выяснилось, что однодневное путешествие на Арканис дало ему, им с Кайло, гораздо больше: оно будто исправило что-то между ними, сломало невидимый барьер, который им не удавалось сломать или преодолеть своими силами. То, что Кайло разделил с ним бремя его прошлого, поддержка, которую он ему оказал, стали своего рода подтверждением, доказательством, в котором подсознательно нуждался Хакс: «Ему можно доверять». Он даже не сразу осознал то, что их с Кайло отношения, их взаимодействие и общение неуклонно начали меняться к лучшему. Но уже через несколько дней после Арканиса, когда хоть немного схлынули одолевавшие Хакса острые печаль и тоска, оба явно почувствовали себя легче, свободнее. Они снова начали открываться друг другу, больше разговаривать, советоваться и даже шутить друг с другом — и так, час за часом, возвращали себе то, чего почти лишились за время разлуки. К тому же, Хакс больше не избегал прикосновений Кайло — осознав это, тот начал касаться его всё чаще и увереннее, будто спешил наверстать упущенное, и это тоже способствовало восстановлению их прежней связи. Может, Хакс и не владел Силой, но и он по-своему чувствовал её, эту связь — как она оживала и крепчала от каждого тёплого взгляда, улыбки или смешка, от каждого касания, каждой разделённой беседы и даже уютной, комфортной тишины. Они с Кайло заново привыкали и привязывались друг к другу, и в этот раз всё ощущалось даже сильнее, глубже, чем прежде, потому что теперь их чувства и стремления были взаимными, и оба были об этом осведомлены. Кайло, видимо, опасаясь как-то отпугнуть его, пока не предпринимал повторных попыток признаться Хаксу, но тот понимал — по становящимся всё более длительными и властными прикосновениям, по таким же долгим взглядам, ощущавшимся всей кожей, по напряжению, электричеству, которое всё чаще разливалось в воздухе между ними, — что этот день не за горами. И он чувствовал, что в этот раз не будет останавливать Кайло, когда тот заговорит о чём-то большем, чем крепкая дружба и партнёрство. Пока же, в какой-то момент, — когда окончательно отступила вызванная поездкой на Арканис меланхолия, — Хакс заметил, что Кайло чем-то встревожен. Он часто и подолгу впадал в задумчивость и, казалось, находился во власти какого-то внутреннего конфликта, сомнений — слишком хорошо знакомая Хаксу картина. Правда, он явно старался скрывать от него свои тревоги и не подавать виду. Но после того, как Хакс несколько ночей подряд слушал, как Кайло допоздна ходил по своей каюте, маясь чем-то, он понял, что должен узнать, в чём дело, пока всё не зашло слишком далеко. Поэтому ближайшим утром, когда они, сидя в рубке, решали, куда отправиться дальше, — а Кайло, хмурясь, как раз снова ушёл в свои, по всей видимости, невесёлые мысли, — Хакс развернул к нему своё кресло и спросил: — Что тебя беспокоит? Да, я заметил, — добавил он, когда Кайло встрепенулся и взглянул на него. — Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы ничего не заметить. «И слишком забочусь о тебе, чтобы ничего не сказать», — добавил он мысленно. Кайло скрестил руки на груди, поджал губы и ничего на это не сказал, видимо, недовольный тем, как его разоблачили. Даже если он и вёл себя значительно взрослее, чем прежде, время от времени в нём всё равно прорывалось что-то от упрямого вздорного мальчишки, который никогда не попросит о помощи и уж тем более не признает, что нуждается в ней. Хакс вздохнул, но без раздражения — он давно знал и принимал в Кайло эту черту, — и, дотянувшись, осторожно положил руку на его плечо. — Пожалуйста, скажи мне, в чём дело, — негромко, проникновенно попросил он, стоило Кайло всё-таки повернуться к нему. — Я должен знать. Мы ведь снова стали одной командой, верно? Это, возможно, был запрещённый приём: Хакс практически повторил то, что сказал ему сам Кайло перед поездкой на Арканис. А уж то, как он позволил своей ладони скользить вверх и вниз по плечу и предплечью Кайло, совершенно точно было запрещённым приёмом. Но действенным: тот перестал хмуриться и подался под прикосновения, и напряжение постепенно покинуло его плечи, спину, линию челюсти, глаза и лоб… — Я всё думаю о том, что ты сказал тогда, на Арканисе, — признался Кайло наконец. — Что ты готов полететь со мной куда угодно, если будет нужно. Тут он замолчал и бросил на Хакса быстрый испытующий взгляд исподлобья. Видимо, не он один нуждался в подтверждении: Кайло тоже нужно было узнать, убедиться, что больше Хакс от него не сбежит, что он останется с ним, куда бы ни лежал их путь. — От своих слов я не отказываюсь, — решительно заявил Хакс, и Кайло, явно приободрённый, продолжил говорить с куда большей охотой: — Дело в Люке. Помнишь, я говорил, что мы с ним так и не встретились, не поговорили на Татуине, когда ко мне приходила мама? Это немного беспокоит… задевает меня. Я уговариваю себя, что так лучше, что нам вообще не стоит встречаться после всего, что случилось, но… После Арканиса я не могу избавиться от мысли, что нам с Люком, наоборот, стоило бы встретиться и хотя бы попробовать поговорить, раз у нас есть такая возможность. Чтобы закрыть уже эту тему, отпустить прошлое. Я больше не хочу тащить его за собой. Он замолчал и перехватил руку Хакса, чтобы рассеянно поглаживать большим пальцем его запястье — действие, всегда оказывавшее на Кайло успокаивающий эффект. Порой Хакс весело хмыкал про себя, думая, что было бы, узнай он об этом раньше — скольких разрушений на флагманах и том же «Старкиллере» удалось бы избежать, если бы он просто позволил магистру Рену держать и поглаживать свою руку! А потом он представлял себе, какими бы были лица Фазмы, Митаки и остальных его офицеров, если бы они это увидели, и едва удерживался от смеха. Сделав над собой усилие, Хакс заставил себя отвлечься от этой воображаемой картинки, когда Кайло заговорил снова — глухо, с вернувшимся в голос напряжением: — Рей всё время повторяла, что я должен простить Люка. Но я хочу другого — понять. Я хочу, чтобы он посмотрел мне в глаза и объяснил, какого криффа на него нашло в ту ночь, о чём он вообще думал, когда заносил меч над моей головой? Я хочу услышать правду. Хакс кивнул — он понимал Кайло. Несмотря на то, что правда о его матери оказалась болезненной и невыносимо трагичной, он не жалел, что узнал её. В конечном счёте, знать было лучше, легче, чем терзаться бесконечными догадками и пустыми надеждами. Он спросил: — Я так понимаю, что сюда, на «Сокол», дух твоего дяди не явится? — Похоже, что нет, — Кайло покачал головой. — Прошлой ночью я пытался связаться с ним через Силу, но он не пришёл. Может, из-за опасения, что разговор выйдет из-под контроля, и я случайно как-то наврежу тебе или кораблю. Я и сам предпочёл бы встречу на земле. — Что ж, тогда… Ты знаешь, где вы с ним могли бы встретиться? Где он может появиться? — Эч-То, ****** — мгновенно откликнулся Кайло. Хакс, никогда прежде об этой планете не слышавший, нахмурился, и он пояснил: — Это в Неизведанных регионах. Координаты этой планеты мы и искали. Там Люк скрывался после того, как я перешёл на Тёмную сторону. Кайло задумался на мгновение, а потом спросил, пристально глядя Хаксу в глаза: — Уверен, что действительно хочешь лететь туда? Я ведь, честно говоря, понятия не имею, как Люк может отреагировать на тебя, и даже на меня, если уж на то пошло. И ещё там могут быть духи других джедаев, потому что там находится Первый храм, и я тоже не могу сказать, как они станут себя вести. Конечно, я всегда смогу тебя защитить. Никто не причинит тебе вреда. Но всё это может быть… очень неприятно. Он что, серьёзно ожидал, что это заставит его отступить? Призраки давно почивших джедаев, которые могут встретить его враждебно, которых Хакс всё равно не увидит и не услышит, и призрак Люка Скайуокера, который может… что? Не одобрить того, что его единственный племянник живёт и странствует с бывшим генералом Первого ордена? И это должно его отпугнуть? Не дрогнув, свободной рукой Хакс указал на бортовой компьютер: — Задавай курс.

***

Эч-То, расположенная в одноименной системе в Неизведанных регионах, оказалась, по большей части, покрыта океанами, местами перемежающимися скалистыми островами. Планета немного напомнила Хаксу Лоририю. В какой-то момент он даже поймал себя на том, что безотчётно вертит в пальцах висящий на шее амулет-ракушку, который ему подарила на прощание Луилара. Вот только, в отличие от Лоририи, где большинство островов были заселены, острова Эч-То были пустынными. Не пустыми, нет — меж тёмных острых скал, вершины которых проплывали под днищем «Сокола», пока Кайло неспешно вёл корабль на запад, зеленела густая высокая трава, а порой и раскидистый кустарник или даже деревья. Но Хакс, внимательно рассматривавший острова в иллюминатор, нигде не видел ни здешних жителей, ни даже следов давно покинутых жилищ или какой-нибудь погибшей цивилизации. Казалось, острова и океаны Эч-То безраздельно принадлежат лишь морским обитателям, птицам да мелким зверькам и ящерицам, которых время от времени можно было заметить внизу, в траве. Тем не менее, кто-то когда-то здесь жил — древние джедаи, и их храм, расположенный на одном из островов, тоже был одним из самых древних в Галактике. Именно там, на Храмовом острове, укрылся Люк Скайуокер после того, как был уничтожен его Новый Орден джедаев, а племянник Бен Соло стал Кайло Реном, будущим магистром Рыцарей Рен и Верховным лидером. Хакс невольно усмехнулся, вспомнив, с какой настойчивостью требовал от них раскрыть местоположение этой планеты предыдущий Верховный лидер, Сноук. Что ж, пусть и с изрядным опозданием, но они с Кайло всё-таки выполнили это задание. Наконец, впереди показался пресловутый Храмовый остров. Разглядывая крутые, иззубренные ветром, волнами и временем скалы, Хакс засомневался, что они вообще смогут здесь приземлиться, но Кайло как-то умудрился найти подходящую ровную площадку, куда «Сокол» едва вписался. Прямо перед ними в иллюминаторе виднелась высокая, крутая и очень-очень древняя лестница, которая вела почти к самым вершинам скал и, к удивлению Хакса, почерневший остов сгоревшего СИД-истребителя. Прежде, чем он успел спросить об этом, Кайло опознал в нём свой собственный истребитель и коротко объяснил, что угнала и, скорее всего, за каким-то криффом сожгла его здесь Рей. Кайло отпустил штурвал, заглушил двигатели. Шумно выдохнул и застыл, глядя на отвесно уходящие вверх каменные ступеньки. Он явно нервничал перед встречей с дядей — не первой после той роковой ночи, попытки убийства и бегства к Рыцарям, но первой, которая должна была пройти не на поле боя. Первой с тех пор, как его дядя умер. — Он там? — тихо спросил Хакс, тоже рассматривая лестницу, по которой им предстояло взобраться. Кайло кивнул, не отрывая взгляда от иллюминатора: — Да, Люк там, наверху. Я чувствую его присутствие. И Силу — здесь очень высокая её концентрация. Не удивительно, что древние джедаи решили выстроить Первый храм именно на Эч-То. Может, по этой же причине Люк позвал меня сюда. Либо он просто привык к этому месту. — То есть, это одно из тех… как ты там говорил? Мест Силы? — уточнил Хакс, снова вспомнив Лоририю. Кайло опять кивнул. — Здесь как бы много энергии Светлой стороны? — Не только Светлой, Тёмной тоже, — поправил Кайло. — Тут я могу с особенной лёгкостью обратиться и к той, и к другой. Это сообщение не удивило и не встревожило Хакса. Кайло уже объяснил ему, что, вопреки отчаянным усилиям, правильного, светлого джедая из него так и не вышло. Сам он считал себя Серым джедаем, способным использовать обе стороны Силы, но, за редкими исключениями, тяготеющим всё-таки к Светлой. — Здесь есть равновесие. Баланс, — заметил Кайло чуть погодя. — Теперь я понимаю его важность гораздо лучше, чем прежде… И Люк, наверное, тоже, — он горько, невесело усмехнулся покачал головой. — Стоило пройти через столько пуду банты, и мне, и ему, чтобы, наконец, начать слушать то, что всегда говорила нам Сила! Хакс протянул руку, и Кайло тут же, не глядя, поймал её своей на полпути. Обхватил и сжал пальцы, затем скользнул ими ниже и огладил запястье, успокаиваясь. Сказал — едва слышно, будто обращаясь к самому себе: — Ты здесь. — Да, — так же тихо откликнулся Хакс и повернул свою ладонь так, чтобы их с Кайло пальцы переплелись. Тот, наконец, посмотрел на него, кривовато улыбнулся и сказал: — Пойдём. Они вышли из корабля и с трудом, то и дело поскальзываясь на омываемой волнами каменной площадке, добрались до лестницы наверх. Начался бесконечный и трудный подъём. Ступеньки были высокими, многие из них раскрошились от времени, так что приходилось тщательно выбирать, куда поставить ногу, но хуже всего было то, что ступеньки эти никак не заканчивались — или, возможно, так казалось только Хаксу. Его травмированная нога вскоре начала давать о себе знать, но он не подал виду, да и вообще едва обратил внимание на дискомфорт: голова была занята другим. Наконец, они добрались до широкой площадки, заросшей сочной густой травой — очевидно, смыкавшиеся вокруг неё скалы защищали это место от разрушительных штормов и ураганов, которые здесь, несомненно, бывали. Прямо перед ними, на ступенчатых каменных выступах стояли домики — серые, округлые и довольно примитивные с виду. За ними ещё одна вырубленная в толще скалы лестница, покороче, уходила к самой вершине острова, к выступающему вперёд утёсу. Хакс задрал голову, приставил ладонь ко лбу козырьком, защищаясь от солнца, и разглядел на утёсе большой плоский камень и тёмный вход в какую-то пещеру. На этом им с Кайло пришлось прервать осмотр достопримечательностей: внезапно на площадку откуда-то высыпало с полдесятка местных жителей, забавных низкорослых существ в бурых платьях, белых передниках и чепцах (из чего Хакс сделал вывод, что они имеют дело с дамами). Все они окружили их и принялись возмущённо галдеть, размахивая короткими руками — очевидно, незваным гостям здесь были не рады. Хакс несколько растерялся, не зная, как на такое реагировать, и даже отступил на шаг, когда одна из забавных женщин подскочила к нему и пару раз небольно ударила маленькими кулачками в живот — выше не дотянулась. Он опасался, что здесь, как и на Лоририи, не понимают бейсика, однако стоило Кайло, с трудом перекричав шум и гам, назвать имя Люка Скайуокера, как женщины разом угомонились, словно их всех выключили с помощью какой-то кнопки. Они переглянулись, посоветовались о чём-то на неизвестном Хаксу языке, кидая на них с Кайло полные недоверия взгляды. В конце концов, дамы, видимо, пришли к какому-то благоприятному выводу, так как одна из них ненадолго скрылась в проёме-трещине в скале, а потом вновь появилась оттуда с каким-то свёртком в руках. Его она поднесла к Кайло, и, когда тот наклонился, медленно, как-то торжественно вложила свёрток в его протянутые руки. Сначала Хакс не понял, что это такое, но когда Кайло осторожно развернул потрёпанную серую ткань, стало понятно, что это плащ с большим, глубоким капюшоном. Не надо было быть гением, чтобы догадаться, что принадлежал он Люку Скайуокеру. Кайло держал трепещущий на лёгком ветерке плащ перед собой на вытянутых руках, и смотрел на него со сложным, нечитаемым выражением лица. Но Хакс определённо увидел в его глазах сожаление и тень тихой, горькой печали. Хакс не успел предложить ему какое-либо утешение — внезапно Кайло вздрогнул, резко повернул голову в сторону и уставился, предположительно, на пустое место. Затем он вздёрнул бровь и недоверчиво спросил у, предположительно, пустоты: — Серьёзно? Вот это ты решил сказать мне в качестве приветствия? — он скривился. — Не буду я спрашивать у них, что стало с твоим протезом! Должно быть, он свалился в море, когда ты исчез — туда ему и дорога… Что? Да, это он. Кайло чуть развернулся к Хаксу и, перехватив плащ одной рукой, другой указал на него со словами: — Это Армитаж Хакс. Затем он уже Хаксу небрежно махнул рукой на то, что для него выглядело, как пустое место, и представил его: — Люк Скайуокер, мой дядя. — Очень приятно, — пробормотал Хакс, чувствуя себя откровенно не в своей тарелке: ведь он, в отличие от Кайло, не мог видеть и слышать дух его дяди. Тем не менее, он попытался сказать заранее заготовленную фразу, глядя куда-то приблизительно в его направлении: — Когда я… — Чуть правее, — тихо подсказал сбоку Кайло, и Хакс послушно перевёл взгляд. — Когда я был маленьким, старшие офицеры порой рассказывали нам, кадетам, истории про джедая Люка Скайуокера, — начал он. — Естественно, они преподносились так, чтобы напугать нас, выставляли вас каким-то чудовищем с непонятными, опасными силами… Он быстро перевёл дыхание и, наконец, позволил своим губам растянуться в ухмылке: — Но истории-то всё равно были потрясающие. Кайло весело фыркнул, а когда Хакс повернулся к нему, заявил: — Люк говорит, что ты забавный. Кажется, ты ему нравишься. Хакс растерянно заморгал, не зная, как ему отнестись к этой информации. А Кайло, повернувшись к невидимому для Хакса духу дяди и что-то выслушав, посерьёзнел, кивнул и вновь обратился к нему: — Люк предлагает нам подняться наверх для разговора, — он мотнул головой в сторону утёса. — Наверное, так действительно будет лучше. Побудь здесь, хорошо? Монахини-хранительницы не будут возражать — только не мешай им и ничего не ломай. Хакс подивился этому странному пожеланию, но согласно кивнул. Протянув руку, он положил её на плечо Кайло и несильно его сжал. — Ты как? В порядке? — требовательно спросил он. Губы Кайло тронула пусть слабая, но улыбка, а его плечо под ладонью Хакса заметно расслабилось: — Я нормально. Не волнуйся за меня, — он наклонил голову и коротко потёрся щекой о пальцы Хакса, прежде чем отстраниться. — Увидимся позже. Хакс проводил взглядом его высокую фигуру с чуть ссутуленными плечами до самой вершины утёса. Вздохнул и огляделся, думая, чем бы себя занять — он подозревал, что разговор Кайло с дядей займёт немало времени. Он немного побродил между домиками — естественно, и не думая ничего ломать, — а потом, заметив, как это нервирует маленьких монахинь, устроился на одном из больших, нагретых солнцем камней в траве. Время от времени он слышал громкий голос Кайло, доносящийся с вершины утёса, а однажды даже с тревогой увидел его, стоящим у большого камня и гневно кричащим что-то невидимому духу Скайуокера. Однако Кайло так и не выхватил свой меч, не устроил обвал или что-то в этом роде, — видимо, старался всё же не терять голову от обиды и злости, — так что Хакс не стал подниматься туда. Собственно, он вообще был не вправе вмешиваться в этот конфликт. Кайло и его дядя должны были решить свои разногласия только вдвоём, поговорив, наконец, прямо и честно, как бы тяжело это ни было. Монахини, которые до этого с подозрением следили за перемещениями Хакса, явно успокоились, убедившись, что он не покушается на жилища древних джедаев, и вернулись к своим делам. Более того — позднее две из них даже жестами зазвали его переждать самые жаркие полуденные часы в один из прохладных каменных домиков, и угостили собственной едой. Запечённую с травами рыбу и жестковатую мучную лепёшку Хакс принял с благодарностью, а от кружки зеленоватого молока, которое с детства терпеть не мог, отказался в пользу чистой холодной воды. После обеда Хакс опять выбрался наружу. Перед полётом на Эч-То Кайло опасался духов древних джедаев, которые, якобы, могли враждебно отнестись к Хаксу, но пока что тот ничего такого не чувствовал — наоборот, гулять по Храмовому острову оказалось на удивление приятно. Далеко внизу, под его ногами, пока он осторожно пробирался по узким тропинкам между скал, шумели и пенились волны, над головой светило солнце и быстро, словно истребители, носились бело-серебряные морские птицы — их пронзительные, протяжные голоса то и дело оглашали воздух. Осмотрев большую часть острова, Хакс вернулся назад, к домикам, и устроился отдохнуть прямо на траве, вытянув перед собой ноги и опёршись спиной о тёплый округлый камень. Он до сих пор помнил и любил запах Вории, запах того громадного леса, в котором они с Кайло скрывались в течении нескольких месяцев, но воздух Эч-То, напоенный ароматами моря, ветра, простора, ему тоже нравился — Хакс с удовольствием вдыхал его полной грудью. Он не мог ощутить разлитой вокруг Силы, но ощущал спокойствие, умиротворение, и понимал, почему древние джедаи именно эту планету выбрали для своего Первого храма. Пожалуй, единственным, что немного нарушало покой Хакса, были чрезмерно любопытные и навязчивые мелкие пташки, по всей видимости, не способные летать — они так и норовили подобраться поближе, а то и забраться на него.******* Впрочем, после того, как Хакс пару раз решительно отпихнул их от себя рукой или даже ногой, мелкие надоеды мудро предпочли отстать от него. Наверху, на утёсе, тоже было тихо — то ли в разговоре закончилось время взаимных обвинений и упрёков и пришло время извинений, то ли Кайло и его невидимый дядя там просто-напросто заснули. Хакс и сам ненадолго задремал, убаюканный шумом моря и шелестом ветра в траве. Когда стемнело, монахини снова пригласили его в пустующий домик, но он решил пока что остаться на улице, чтобы ещё полюбоваться звёздным небом. Монахини поворчали, снова о чём-то посоветовались, а затем, к удивлению Хакса, принесли ему откуда-то сухих мелких веток для костра. Поблагодарив их — может, они и не говорили на бейсике, но, похоже, понимали его, — он набрал подходящих камней, подыскал лишённый травы участок земли, сложил кострище и развёл костёр. Хотя вечер выдался совсем не холодным, Хаксу просто нравилось сидеть перед костром и слушать уютное потрескивание пламени. Прошло ещё немного времени, которое Хакс провёл, рассматривая раскинувшееся над ним тёмное небо с россыпью ярких огоньков-звёзд, и он услышал на лестнице торопливые шаги Кайло. Спустя мгновение тот вынырнул из темноты, опустился на землю рядом с Хаксом и улёгся набок, положив голову ему на колени. После секундного замешательства тот решился исполнить своё давнее желание и осторожно погладил тёмные волосы Кайло. — Как всё прошло? — поинтересовался Хакс. Кайло дёрнул плечом и неловко пошутил: — Ну, мы по крайней мере, не поубивали друг друга. Хотя пару раз были близки к тому, — он устало вздохнул. — Люк сказал, что сам не знает, что на него нашло в ту ночь. Он предположил бы, что кто-то контролировал его, управлял его действиями — Сноук или сам Палпатин, — если бы не опасался, что я могу подумать, будто он пытается снять с себя ответственность. Просил прощения — за то, что занёс надо мной меч и за все наши споры и ссоры во время учёбы. — А ты? Простил его? — спросил Хакс, принявшись успокаивающе перебирать густые, чуть вьющиеся пряди. Кайло ответил на это низким удовлетворённым звуком, едва ли не урчанием, и чуть повернул голову, буквально ластясь к его рукам. — Я не знаю, — наконец, признался он. — Не знаю, смогу ли полностью простить его, сможем ли мы все когда-нибудь простить друг друга за всё, что натворили. Люк сказал, что так и не может смотреть в глаза моей маме из-за того, как подвёл её. Поэтому он и торчит то здесь, то ещё где-нибудь — ему стыдно встречаться с ней. И я его понимаю. На Татуине я тоже боялся на маму глаза поднять, пока она сама не взяла моё лицо в ладони и не заставила посмотреть на себя. — Мне жаль, что всё так обернулось, — искренне сказал Хакс. — Мне тоже, — согласился Кайло. — Но ничего уже не поделаешь. Наверное, нам с Люком вообще не стоило становиться мастером и падаваном. Связь в Силе, которая возникает в таких случаях, и без того очень мощная, а если учитель и ученик ещё и родственники, всё становится ещё более запутанным: много эмоций, много завышенных ожиданий… К тому же, мы всё-таки слишком разные. Характером я, очевидно, пошёл не в отца и даже не в дядю, а в маму и, как считает Люк, в дедушку — а они всегда были слишком взрывными, своенравными и упрямыми. — Да, звучит довольно похоже на тебя, — хмыкнул Хакс и, чтобы хоть немного разрядить напряжённую атмосферу, шутливо накинул одну из прядей волос Кайло на лоб и глаза. — Эй! — возмутился Кайло, мотнув головой. Заправив прядь за ухо, он завозился, поудобнее устраиваясь на ногах Хакса, и снова замер, позволяя гладить и перебирать свои волосы. — Зато я тоже признал, что был неправ. Надо было сразу рассказать Люку о своих страхах и сомнениях, о голосах Сноука и якобы деда, которые я слышал. Он был моим мастером, которого я боялся разочаровать, но он также был и моим дядей, который не отрёкся бы от меня на месте. Надо было верить ему, а не Сноуку. Хакс вздохнул. Кайло был прав, да, но, как он и сказал, прошлое уже не изменишь — нельзя вернуться назад и сделать всё иначе, принять более удачные решения. — Но ты выжил, — тихо заметил он. — Твои родные наверняка счастливы, что ты жив. И ты всё ещё можешь увидеть их и поговорить с ними. Это стоит ценить. — Да, — с готовностью согласился Кайло, чуть повернув голову и взглянув на него. — Я ценю. Несколько минут они провели в молчании, думая каждый о своём, а потом Кайло добавил: — Как бы там ни было, теперь с прошлым покончено. Я не забуду ту ночь, ошибки Люка, свои ошибки, Сноука и всё остальное. Но я решил, что оставлю их позади, как ты и советовал когда-то. Кайло протянул руку, наощупь поймал правую ладонь Хакса и потянул её вниз, к своему лицу. Поцеловал его запястье, поцеловал центр дрогнувшей ладони и постановил: — Впереди — только будущее. Хакс глубоко вдохнул, чувствуя, как быстро и сильно колотится в груди его сердце. Они с Кайло находились в кругу золотисто-багряного света от костра, и вокруг не было никого, кроме них двоих — только шелестел, гуляя в траве, ветер да мерно шумели внизу, у подножия скал, волны, покачивая на своих спинах отражения звёзд. В ту минуту легко было поверить, что и во всём мире не осталось никого, кроме них. — Да, — согласился Хакс, даже не пытаясь скрыть нежность в своём голосе. — Только наше будущее.