Flashback 2 года назад — Продолжение (1941)
Беларусь наблюдал за бойней с расстояния. Республике удалось избежать плена, и сейчас он с улыбкой наблюдал за тем, как успешно прибывшая подмога справлялась с немецкой армией, которая ну совсем не ожидала такого финала. Белка был бесконечно благодарен такому находчивому Казахстану. Каким образом его братику удалось приволочь сюда целый взвод ВДВшников, пока что оставалось для белоруса загадкой, но он был очень рад, что теперь-то уж всё точно будет хорошо. Они в безопасности за мощными крыльями казаха. Мальчик любовно посмотрел вверх на красивейший закат, на фоне которого прыгали парашютисты-спасители со своих планеров. Безупречная картина. Он прислонился к дереву спиной и сполз вниз, ударяясь пятой точкой о землю. Белка прятался на опушке близлежащего леса, как раз рядом с железной дорогой, ради которой всё это изначально и было затеяно. Вокруг штаба раздавались выстрелы, но исход боя был предрешён. Немцам придётся сдать позиции. У Беларуси не было с собой оружия: он оставил свой автомат внутри, ещё когда прыгал. Зато он нашёл дымовую гранату, валяющуюся в пыли, и просто так закинул к себе в разгрузочный жилет: пусть будет, на всякий случай, ведь это может спасти ему жизнь. Для себя он решил, что скорее всего использует её в качестве прикрытия, если будет замечен врагом, но он так и не сделал этого и добрался до леса без происшествий. А сейчас, когда они уже спасены, смысла в наличии такого прикрытия особо не было. Белка крутил ненужную вещь в руках и вглядывался во всю эту суматоху в попытке разглядеть среди красноармейцев своих братьев. Пока безрезультатно. Но вдруг рядом с поездом Беларусь заметил какое-то движение. Он тут же залег вниз, подползая ближе к кусту: не хватало ещё, чтобы его увидели, ведь локомотив находится достаточно близко. Присмотревшись, республика быстро понял, что зря волнуется. Фашисты толпой забираются в товарный поезд. Крысы бегут с тонущего корабля, ха! Они слишком торопятся, чтобы обращать внимание на каких-то там мальчишек в лесу. Белка поднялся с земли, чтобы лучше лицезреть их побег. А вернее «капитуляцию». Но его внимание привлекло какое-то тело, которое несли двое немцев, словно мешок с картошкой. Мертвый? Раненный? Скорее всего это кто-то раненный, мда уж. Тело не успели занести в поезд, так как оно внезапно пришло в движение, и два нациста выронили его. «Раненный» попытался побежать в противоположную от поезда сторону, но его снова схватили те же солдаты. И вот тут Белка наконец заметил: красные волосы, синяя горизонтальная линия! — Украина… — прошептал одними губами республика. Укроп сейчас так близко, но всё еще так недосягаем. Белка никак не может ему сейчас помочь, поэтому он только сжимает челюсти от беспомощности. Они грубо хватают его брата за всё, куда только могут дотянуться, а белорус просто стоит, не в силах что-либо сделать! Ему опять остается только смотреть, прямо как это было, когда Россия спас его, спрятав за ящики. Братик здорово матерился, пока пытался вырваться. Он лягал своих обидчиков ногами, кусался: делал всё, что только мог, чтобы воспротивиться запихиванию в поезд. Его ярости и пыла хватало для того, чтобы двое взрослых мужчин и вправду не могли его туда затащить, но вскоре в живот украинца прилетело несколько тяжелых ударов, от которых его сложило пополам, и он перестал сопротивляться, кривясь от боли. Враги зашли в один из вагонов вместе с Украиной. Поезд издаёт характерный звук, и двери товарных вагонов задвигаются изнутри. Беларусь с ужасом смотрит, как поезд приходит в движение и начинает ехать. Нет! Они снова забирают у него его брата! Взгляд белоруса мечется по местности, но нигде не видно ни России, ни Казахстана. Дело дрянь. Он не успел порадоваться, что всё обошлось, как снова происходит какой-то ужас. Шестерёнки в мозгах усиленно крутятся, пока Беларусь придумывает план действий. Он нащупывает в одном из карманов дымовую гранату, которую только недавно крутил в руках, а затем поворачивается к дереву, на которое он всё это время облокачивался. Белка приступает к подъёму. Армейской веревки у него с собой нет, но это не такая потеря, толку от нее всё равно не много. Сосна, на которую он собирался залезть, была довольно ветвистая, но до самой нижней ветки всё же было высоко. Белка поставил ногу на небольшой выступ и сжал ствол дерева бедрами и икрами. Так мальчик прополз по стволу дерева полтора метра. Он периодически соскальзывал, да и в целом находился в максимально неустойчивом и опасном положении, но его глаза застилала пелена. Эпизод, где его братика колотят два огромных амбала, всё еще стоял перед взором. Мальчик не медлил ни секунды. Снизу страшная высота, а сверху спасительные ветки. Вот его маленькая ладонь хватается за одну из них. Дальше взбирание пошло быстрее. Беларусь ловко подтягивался на руках, переставлял ноги, обхватывал бедрами стволы и продвигался, продвигался. Он очень быстро оказался на максимальной высоте, выше ветки были непрочными и раскачивались под его весом. Белка выудил из жилета дымовую гранату, надел тесьму на кисть и, задержав пальцами запалку, выкинул гранату как можно выше в воздух. Вот тут-то она и пригодилась, правда не как прикрытие, а наоборот – сигнал. Беларусь сидел на одной из веток, свесив ноги вниз, в надежде, что так его хоть кто-нибудь заметит. Ожидание не продлилось долго – из теперь уже не немецкого штаба вышли казах с Россией. Казахстан со своим соколиным зрением первым приметил дым наверху около самого леса. Золотые крылья тут же разрезали воздух, отнимая приёмного сына СССР от земли. Белка обрадовался. Видеть братика в полете с начала войны ему удавалось редко, да еще и с такого ракурса. Зрелище было ещё то. Казах удивился, когда, подлетев ближе, увидел белоруса, сидящего почти что на верхушке сосны. Как он сумел так высоко забраться? Он же всегда боялся… Впрочем, это уже не важно. Казахстан подлетел впритык, и Белка вытянул вперед руки, чтобы обхватить ими шею брата. Казах тем самым взял младшего за талию и снял с ветки, всё ещё находясь в воздухе. Белорус крепко держался за казаха, цепляясь за него словно мартышка, и завороженно смотрел на то, как мощные крылья несут их высоко над землёй. Они и раньше летали таким образом, но на такой большой высоте – впервые. Казахстан изо всех сил держал Беларусь и махал крыльями в два раза чаще, чтобы нести вес их двоих. Всё оказалось проще, чем сам крылатый ожидал. Если бы не всепоглощающая боль во всём теле от изнурительного дня, то лететь вместе с кем-то было бы совсем непроблемно, особенно если это легкий Белка. Как только ноги Беларуси касаются твердой поверхности, его тут же заключают в объятия большие сильные руки, разворачивая в другую сторону, из-за чего он утыкается лицом в чью-то грудь. — Ты такой умница, я знал, что ты найдешь способ спасти нас, — начинает хвалить старший братик и прижимает родное тельце еще ближе к себе. О чем он вообще говорит? Своим спасением они обязаны казаху, но спорить сейчас Белка не решается. Мальчик не отвечает на объятия, а отстраняется и начинает тараторить: — Украину забрали немцы! Только что буквально, или нет… Где-то десять минут назад, я не уверен. Я стоял на опушке, а они ударили его в живот и потом… Поезд так быстро уехал, я не успел ничего сообразить. — Его увезли на том поезде?! – в один голос воскликнули Казахстан и Россия. В спину Белки ударяет сильный ветер, и они с Россией удивленно смотрят на казаха, который по непонятной причине нервно захлопал крыльями. Его лицо выражало что-то странное, и он тут же набросился на Беларусь: — Г-где он? Как выглядел вагон, в который его утащили? – Казахстан судорожно сжимал ткань на плечах белоруса, пока Россия пытался понять, что делать в данной ситуации. — О-он был, — Беларусь смотрел прямо в устланные паникой глаза крылатого, — Красный вагон. Первый с конца. Сразу после этих слов приёмный сын СССР оторвался от земли и почти мгновенно потерялся из виду. Младший застыл на месте, всматриваясь в темноту, в которую улетел брат. Солнце село, и тьма совсем не способствовала хорошему обзору. Слишком страшно. Вдруг сзади он слышит недвусмысленные всхлипы. — Россия? – удивленно спрашивает мальчик, отрывая глаза от беззвездного неба. РСФСР стоит, опустив голову вниз, а по его щекам скатываются слезы. Это напугало Беларусь как никогда раньше. Его брата было нелегко довести до такого состояния, он его почти таким не видел. — Братик, прошу, — младший положил свои ладони на крепкие плечи брата, растирая их в успокаивающем жесте, — Пожалуйста, не плачь. Мне страшно. Советский Россия взял Беларусь в охапку и упал на колени, увлекая Белку за собой. Он изо всех сил сдерживал слёзы, но, кажется, сегодняшний день выжал из него все соки. — Они забрали его у меня, — всхлипнул в очередной раз Росс и, не в силах себя сдерживать, завыл куда-то в плечо белоруса. Беларусь посмотрел на своего брата не снизу вверх, как он обычно это делает. Сейчас он видел беспомощного ребенка, который нуждается в помощи и утешении. Это было бы милым, если бы Белка сам чертовски не переживал. Ему тоже было невероятно страшно. Страшно, что они больше не увидят украинца. Казах был в такой истерической панике… Может, это всё было слишком необдуманно? Хотя какое там думать, если поезд мчится с огромной скоростью, и с каждой секундой догнать его всё сложнее. Наверное, Казахстан поступил правильно, пусть и на эмоциях. Всё ли с ним будет хорошо? Как он вообще рассмотрит красный вагон в темноте? Что сейчас с Украиной? — Росси, его ещё никуда не забрали. Мы вернём его. Казахстан… вернёт его. Всё будет хорошо, тише-тише, — Беларусь поглаживал брата по содрогающимся плечам. Вокруг стали собираться солдаты обоих отрядов: мотопехоты и ВДВ. Правда, от мотопехотинцев мало что осталось… Товарищи выказывали слова поддержки и утешения, но слишком близко не подходили. Знакомый Беларуси красноармеец потянулся своей рукой к РСФСР, но тут же отдернул ее, как от кипятка, когда белорус поднял на него испепеляющий взгляд. Не нужно трогать его брата в таком состоянии. Только сейчас младший заметил, что в солдаты потихоньку рассасывались, чтобы увезти раненых. Россия осторожно поднялся, утирая лицо одной рукой. Старший так и не отпустил белоруса от себя, держа другую руку на его плечах, как утопающий. — Вы можете отправляться обратно и ждать дальнейших приказов сверху, — сухо сказал Россия своим сослуживцам. — Россия, Беларусь, вы останетесь здесь? Никому не нужна медицинская помощь? – спросил один из красноармейцев. — Всё в порядке, мы будем ждать появления Украины и Казахстана, — всё тем же тоном ответил РСФСР. От этих слов губы Белки чуть дрогнули в легкой улыбке, и он дотронулся до руки Росса, которая обнимала его за плечи, но тут же беспокойно вздрогнул. Ладонь РСФСР была ледяная. — Братик, пошли ждать в машине, — захлопотал Беларусь, — Я включу двигатель. Старший не сопротивлялся, ведомый белорусом в машину, стоявшую неподалеку. Они уселись на передние сидения – Белка занял место водителя и завёл машину, параллельно ставя подогрев на полную мощность. Россия смотрел вперед на освещённую фарами траву пустым взглядом. Беспокойные мысли метались одна за другой, ему хотелось выть от беспомощности, от того, что сейчас от них с Белкой, по сути, ничего не зависит. Им остается только ждать. Сердце Беларуси разрывалось, когда он смотрел на такого уязвимого и отрешенного брата. Война только началась, но они уже успели через многое пройти, так что такие риски были не впервой. Правда, их ни разу не брали в плен по-настоящему. Да, они часто были на грани, но до такого еще не доходило. Белорус надеялся, что и сейчас всё обойдется и это просто будет еще одно хождение по тонкому льду, как и во всех предыдущих случаях. В этот раз всё зашло далеко, но надежда есть, как и риск потерять двоих братьев, а не одного. — Бел, иди сюда, — тихий голос Росса заставил Беларусь резко вынырнуть из своих мыслей и вопросительно посмотреть на него. Старший брат широко расставил руки, и Белка тут же переполз со своего сидения на колени к брату и обвил руками его шею. Россия сжал младшего в объятиях. Любая радость умножится, а горесть уменьшится, если разделить ее с кем-то: так учил их отец. Сплоченность была основой идеологии СССР, которой он хорошо научил своих детей. Беларусь чуть отстранился от старшего, чтобы посмотреть тому в светло-голубые, как две льдины, глаза. В свою очередь Россию засасывало в топь зеленых глаз Белки, они были не в силах прекратить эти гляделки. Если белорус видел во взгляде брата надежду, грусть и небольшой огонек чего-то, чему он пока не в силах дать название, то Россия не мог понять ни единой эмоции Беларуси. Он утопал в вязком болоте оливковых глаз, словно загипнотизированный взором младшего. На мгновение возникает ощущение, что они с Беларусью едины и неразлучны, как одно целое. Чувствуя теплое, слегка подрагивающее тело у себя на коленях, РСФСР не может определить, где заканчивается он и начинается брат: настолько всеобъемлющим было это ощущение. В своих негативных мыслях Россия уже чуть ли не смирился с потерей двоих братьев, и сейчас единственное утешение было в самом младшем из них. Уж его-то старший теперь ни за что не отпустит, будет ходить за ним по пятам, следить за каждым его шагом. Конечно, лучшим вариантом было бы отправить Белку прочь с опасного фронта, но этот вариант сразу отметался. Такой номер с белорусом точно не пройдет. Если казаха еще можно насильно отправить домой, то Беларусь нет. Если их отец был не в силах сделать этого, то на что, собственно, России надеяться? Он может только оберегать его здесь. Напряжение внутри России достигло пика из-за глаз напротив, и он без задней мысли потянулся к чужим губам. Беларусь пребывал в состоянии шока, пока губы Росса сминали его собственные. Старший настойчиво, почти агрессивно напирал. Белка, конечно, привык ко всяким странным выходкам своего брата, но это было что-то из ряда вон. По всему телу электрическими разрядами проходила дрожь. Вскоре белорус сам стал доверчиво льнуть. Поцелуй был слишком чувственным, чтобы считать его пугающим или неправильным.***
Украина лежал на деревянном дне вагона, связанный, и слушал такую ненавистную немецкую речь. Хохол изредка переворачивался с бока на бок, потому что всё тело болело, а руки и ноги были крепко связаны. Это бесило. Сейчас в веревках не было никакого смысла, у украинца всё равно нет больше сил сопротивляться – его отлично отделали, прямо как бифштекс. Головная боль не прекращалась, время от времени Укроп сплёвывал кровь, которая набиралась во рту. Его достаточно сильно подташнивало, из чего он сделал вывод, что, возможно, у него сотрясение. В который раз удача отвернулась от него. Только он поверил, что они спасены и всё образуется, как случился этот проклятый поезд. Его братья сейчас на свободе, пока он мчится с огромной скоростью прямо в Берлин к обожаемому дядюшке Рейху. Но почему именно он? Разве не было бы более разумно забрать Россию как преемника их отца? Скорее всего, Россию даже не взяли в плен, уж он-то смог избежать участи Укропа. Думать о братьях не хотелось, потому что нос сразу закладывало, а на глаза наворачивались слезы против воли украинца. Он пытался уснуть, но не мог, несмотря на сильнейшую усталость: тошнота и боль не позволяли этого сделать. Каждый раз, когда он закрывал глаза, перед взором появлялась эта мерзкая черная свастика на бело-красном фоне, и его начинало мутить еще сильнее. Прошло какое-то время, и разговоры на иностранном языке стихли. Затем топот армейских ботинок — и Украина решается отвернуться, наконец, от стены. Вагон был пуст. Украина вздохнул с облегчением. Как хорошо, что эти мерзавцы ушли, и теперь он может насладиться тишиной и мерным покачиванием поезда. Какой-никакой покой. Но и он не продлился долго. Вскоре дверь снова отворилась, и Укроп повернул голову на звук. Первое, что видит украинец — это два цвета: черный и красный. Спутать эту персону с кем-то другим невозможно. Сейчас они оба сохраняют молчание. Украина молчит, даже когда некто садится перед ним на колени и начинает перерезать верёвки. В этот момент к среднему сыну СССР вновь возвращается надежда. — УПА*, — тихо произносит Украина, прежде чем его заключают в горячие объятия. Он отвечает на них, чувствуя, как его прижимают чуть сильнее, чем стоило бы с его побоями. Украина хочет сказать ему об этом, но как только он открывает глаза, то видит прямо возле своего лица… СВАСТИКУ. Этот мерзостный знак заставляет переваренный завтрак украинца после стольких порывов наконец выйти наружу. Хватка тут же ослабла, и Украина быстро отполз подальше. — Я очень польщен тем, что ты рад меня видеть, — чужие губы изогнулись в странной ухмылке. Перед Украиной сидел никто иной как воплощение. Очень близкое ему воплощение – Украинская Повстанческая Армия, или УПА. Казалось, его будто вообще не заботило то, что Укропа буквально только что вывернуло на него. — Я принес воды, держи, — УПА протянул флягу украинцу. Средний сын Союза тут же принялся жадно пить воду. Когда на дне фляги осталось не так уж много жидкости, мальчик, не задумываясь, кинул её прямо в Упу, целясь в голову. Повстанец не ожидал такого подвоха, и средней тяжести фляга ударила его в скулу, расплескивая остатки воды по всей форме. — Эй, нельзя понежнее? – раздраженно сказало воплощение с черно-красным флагом. Украина еще раз недоверчиво окинул Упу взглядом с ног до головы. На нем немецкая форма с этой ужасной повязкой на плече. — Как ты мог?! У нас одна земля, один народ, а ты их предал! И меня тоже предал! Папа был прав насчет тебя! – начал кричать хохол, смахивая злые слёзы. УПА тяжело вздохнул. — Я никого не предавал. Моя задача – это защищать тебя! Что только не пришлось сделать из-за того, что этот болван СССР послал тебя на войну и… —Воплощение не успевает договорить, так как его перебивает всё такой же злой Укроп. — Никто не посылал меня на войну! Нацисты сами ворвались в мой дом и теперь убивают моих людей! У меня нет морального права не сражаться за них! Повстанец подполз ближе, угрожающе нависая над украинцем. — Украина, я так скучал по тебе, — УПА нежно коснулся щеки среднего сына СССР, и тот не посмел шелохнуться, — Теперь ты со мной в безопасности. — А я нет! Я никогда не прощу тебе ту резню невинных жителей! И каким образом я буду в безопасности, если мы едем прямиком в Берлин!? – мальчик раздраженно отпихнул чужую руку от своего лица. С каждой секундой этот разговор начинал всё сильнее и сильнее злить их обоих. УПА всегда был уверен в своей правоте и хотел как лучше для его любимого Украины. — Это были грязнокровки-поляки, а не украинцы! Они не должны жить на нашей земле и сеять смуту среди населения. В Берлине под командованием Рейха нам будет лучше, мы выживем и будем в выигрышной позиции! Осознание сходства Упы с Третим Рейхом обрушилось на Украину. Всё те же разговоры о чистоте крови и отторжение других народов, как же это мерзко. Кроме всего прочего, воплощение был конченным идиотом, раз думал, что Рейх отнесется к ним со снисхождением. Рейх хочет уничтожить и украинскую нацию тоже, оставив малую часть в качестве рабов! Но ладно, сейчас появилась хоть какая-то, но надежда на спасение. Этот дурак, пусть и нехотя, но слушается Украину и самоотверженно служит ему, пусть и в не совсем приемлемой манере. — Лучше помоги мне выбраться, — хохол, шатаясь, попытался встать, — Мне нужно дойти до последнего вагона незамеченным, а тебе — всего лишь его отсоединить, и вуаля: я на свободе! Увидев недоумевающий взгляд повстанца, Укроп добавил с толикой энтузиазма: — Мы можем убежать и вместе, тебе надо зацепиться за открепленный вагон! Давай! Сбежим вместе! — Украина, послушай. Мы едем в Берлин, и точка. Там безопаснее для тебя. — Ты, гадкий коллаборационист!** Ты предал Родину, то есть меня! – снова начал кричать Украина, когда понял, что добиться от Упы чего-нибудь стоящего будет трудно, — Ладно, тогда придется выпрыгивать с поезда на полном ходу. После этих слов хохол направился к раздвижным дверям и стал их открывать. Чужие сильные руки тут же опрокинули его обратно на пол, препятствуя этим действиям. Сердце повстанца чуть не выпрыгнуло из груди от страха за Республику. — Ты расхреначишь себе башку, придурок! – закричал УПА. — Мне всё равно! Лучше так, чем быть с Рейхом! – вторил ему украинец. Воплощение присело на корточки рядом с хохлом, взяв его лицо в свои руки. — Украина, ты сам сказал, что у нас одна земля и один народ. Я хочу избавить нас от гнета СССР и защититься. Мы – одно целое. Я – это ты, а ты – это я, — последние слова повстанец проговаривал уже в самые губы украинца. Но тут попытки приласкать Укропа встретили ярое сопротивление с его стороны и ощутимые толчки в грудь и плечи. Такая резкая смена в настроении Повстанческой Армии обескуражила среднего сына СССР и, может быть, даже чуть напугала. — Отвали от меня! Видит Бог, УПА не хотел делать этого. Вернее, хотел, но не так. Ладно, Укроп сам выбрал свою судьбу. — Раз не хочешь по-хорошему, будет по-плохому! – зло проговорил повстанец и заломил Украине руки, — Я всегда мечтал соединиться с тобой, но сегодня мне, видимо, придётся заставлять тебя. Укроп непонимающе замер на месте, до него плохо доходило, что же Повстанческая Армия имеет в виду, пока блуждающие по его телу руки не стали оглаживать его бедра. Цепкие пальцы подцепили внутреннюю ткань штанов и стали грубо снимать их. На этом моменте украинец закричал что есть мочи и стал отталкивать от себя чужие руки. Нет, он ни за что не хочет пускать Упу глубоко внутрь себя, они должны быть по отдельности, никаких соединений! Тем более таким насильственным методом. Силы взялись буквально из ниоткуда. Несмотря на предыдущие побои и ощутимое головокружение, Украина стал активно вырываться. Он заехал тяжелым берцем прямо в нос повстанцу. Послышался характерный хруст, а само воплощение резко закрыло лицо рукой. Это наверняка больно, но не больнее, чем то, что сделали с Укропом, и особенно то, что собираются сделать! — Ах ты сукин сын! Я относился к тебе с уважением! Я заботился о тебе, а ты ведешь себя как поганая шавка! – с явной обидой в голосе запричитал УПА. — Обо мне заботился отец и мои братья, а не ты! Ты убивал невинных людей в угоду своим тупым убеждениям! Ты никогда не любил меня и их по-настоящему! Последняя фраза кольнула больнее всех остальных. — Я люблю тебя... И всегда любил, — глядя Украине прямо в глаза, произнес повстанец. По его подбородку стекала кровь из разбитого носа. — И поэтому ты собираешься меня сейчас изнасиловать? — не поверил Укроп. — Я собираюсь соединиться с тобой, чтобы защитить. Чтобы ты не смог навредить себе, – пояснил такой теперь ненавистный Украине человек. Хохол испуганно всхлипнул, когда Воплощение снова стало лапать его. И в конечном итоге беспомощно заплакал, когда его бесцеремонно перевернули на живот, заламывая руки сзади. Смысла сопротивляться больше не было, хоть и всё тело будто горело огнем, в то время как грязные руки касались оголенной кожи. У Украины и раньше были противоречивые чувства к Упе, но сейчас он понял, что отец всё это время был прав. УПА — сумасшедший коллаборационист с нацистскими идеями, который только лишь использовал Украину всё это время. Повстанец с улыбкой смотрел, как Украина заново начал давать отпор и даже умудрился перевернуться на спину. Он хныкал и извивался как змея, чтобы уйти от прикосновений. —Тебе больше нравится миссионерская? – усмехнулся УПА, делая вид, что не замечает усилий мальчика под ним. Он силой раздвинул его ноги и уместился между ними, прижимаясь своим пахом к паху Укропа, — Как скажешь, я не против. Украина почувствовал запах своей же рвоты на одежде Упы и какого-то армейского стирального порошка, когда тот наклонился особенно близко, чтобы начать кусать его шею. Повстанческая Армия был, безусловно, безумным в своей особенной манере, но хохол никогда бы не подумал, что всё дойдет до такого. Он чувствовал чужие пальцы там, где их определенно быть не должно, и истерично всхлипывал. Почему здесь? Почему с ним? Мгновение. Открывается входная дверь, и к затылку Упы прислоняется холодное дуло. — Встал, — послышался твердый голос. Его тон не терпел возражений. Повстанец испуганно сглотнул и медленно убрал руки от украинца, поднимая их вверх. Холодный металл всё еще упирался в его голову, и он осторожно, но в меру быстро стал на ноги. Он не видел, кто прислоняет оружие к нему. — Руки за спину, — последовал следующий приказ, который повстанец без промедлений выполнил, и его кисти грубо сдавили за спиной. Украина сидел на полу со спущенными штанами и дрожал, дергаясь от беззвучных всхлипов. Упе это не нравилось, по вискам стекал холодный пот. От неизвестного сзади веяло какой-то пугающей хладнокровностью. — Украина, открой двери вагона, — тон говорившего чуть смягчился, и Укроп неуклюже натянул обратно галифе и, немного погодя, с усилием потянул засов. Двери распахнулись, и в вагон тут же подул свежий воздух. У повстанца не было времени даже осознать происходящее, как его тут же сильно толкнули вперед, заставляя выпасть из поезда на полном ходу. Украина с замиранием сердца смотрел, как Казахстан не церемонится с его насильником. Где-то внутри появилось ощущение легкости и удовольствия. Но много времени подумать у него не было, как тут же казах подхватил Украину на руки в позе невесты и вылетел прочь. В лицо ударил сильный ветер, а в следующее мгновение они были в лесу рядом с железной дорогой, уже на земле. Казахстан аккуратно ставит сводного брата наземь, а сам прижимает крылья к спине и упирается ладонями в свои колени. — Прости, мы сейчас полетим, мне надо… — брат тяжело дышит, — отдышаться. Украина не выдерживает и кидается брату на шею, отчаянно прижимаясь. Сначала приёмная Республика смотрит, как украинец уже рыдает у него на плече, а в следующее мгновение отвечает на объятия. Плачь стихает, оставляя только тяжелое дыхание и всхлипы. Запах пота и еле уловимой гари, исходящий от казаха, успокаивает украинца, и он с наслаждением вдыхает его. — Неужели это был… — начал Закавказская Республика. — УПА, — подтвердил догадку брата хохол. Так они простояли еще какое-то время. Казахстан успокаивающе гладил Украину по спине и нашептывал ему всякие бессмысленные утешения. — Казахстан, прости меня за то, что наши отношения в последнее… время… Были такими плохими. Прости за то, что я вёл себя как… как не должны себя вести братья… — тихо, запинаясь, промолвил Укроп. — Ну ты чего, я не в обиде на тебя. Да и мы не настоящие брат… - казах не смог договорить, так как украинец закрыл ему рот своей ладонью. — Нет, — перебил Украина, — Мы самые настоящие братья. Кажется, это был один из счастливейших дней Казахстана. Это день, когда после стольких лет Украина признал его, и их отношения сдвинулись с мертвой точки. — Ты… — голос Украины дрожал, — прилетел сюда за мной… — Я бы никогда не оставил тебя, — казах осторожно «обнял» Укропа крыльями, — Ведь я люблю тебя. Средний сын СССР не смог в который раз сдержать слез: — Я тоже люблю тебя! Ты – моя семья!