***
Брунгильда вошла в дом, особо не церемонясь — ей можно было не стучать. Едва она ступила за порог, как ей в ноги влетело маленькое растрепанное нечто; Валькирия с громким криком тотчас нагнулась и схватила маленького нарушителя спокойствия, расплываясь в улыбке, а Локи засмеялся и потянулся ручками к ней. — Жизнерадостным растешь, — заметила Брунгильда и прошлась с ребенком на руках вглубь комнаты. В такой обстановке нельзя было иначе; у него было не все, но достаточно — заботливое окружение, игры, хорошее питание, крепкий сон. Не успевал Тор — помогала Брунгильда. Корг и Миек стали его хорошими товарищами по играм, правда, под чутким надзором царя и его правой руки. Никто не расспрашивал царя об этом мальчике. Да и могли ли они задать в лоб этот вопрос — ваше величество, а не ваш ли это сын? Да и более того — спрашивать было некому. Тор выбирал такие места для прогулок, чтобы на их пути не попадались асгардцы. А те, кто попадались — и не спрашивали. Объясняться с асгардцами Тор не собирался, да и говорить правду он не мог; врать — тоже. А потому он с тяжелым сердцем проживал день за днем, отмечая, как Локи растет и развивается. Пока его сходство с тем самым младшим царевичем отсутствовало — но вскоре оно станет явным. А растут и развиваются дети асгардцев куда быстрее, чем мидгардские. У него не было ни одного родителя, не было братьев или сестер — были только Тор и Брунгильда. В представлении Локи Тор был тем, кто ухаживает за ним больше всех, кто его будит по утрам и кормит, кто одевает, играет, разговаривает и целует на ночь. Брунгильда же играла свою роль в жизни Локи чуть меньше, но лишь потому, что с Тором он жил, а она ежедневно или через день навещала их. Так что если бы у Локи спросили, кто в его жизни самые важные люди — он бы, без тени сомнения, ответил. Если бы мог строить настолько осмысленные предложения. Маленьких детей в Новом Асгарде было мало, и однажды Тору и Локи не посчастливилось встретить одного такого ребенка с его родителем на пути. Тор тогда о чем-то задумался; Локи же слушал, как разговаривают мальчик с отцом, а потому нашел для себя новое слово… И Тор ужаснулся, когда Локи назвал его «папа» — сделал страшные глаза и запретил к нему так обращаться. Брунгильда плюхнулась в кресло и усадила мальчика себе на колени. — Ну, как вы тут без меня? Не заплесневели? Локи начал сильно мотать головой из стороны в сторону, хотя он не был до конца уверен, что именно она имела в виду. — Отлично. Пошли, посмотрим, что там делает твой… Тор. Локи снова помотал головой и указал на небольшой деревянный столик, который для него сделал Тор не так давно — брату все же нужно было на чем-то рисовать. И сегодня он именно тут и рисовал — Брунгильда опустила взгляд на стол и обнаружила на нем несколько листов бумаги, и верхний был разукрашен всеми цветами коробки карандашей. — Ух ты. Валькирия покрепче сжала одной рукой Локи, а второй взяла со стола рисунок. — Это ты… Тор и я? Как хорошо у тебя получилось. Но почему у Тора волосы синие? — Нет желтого… — пробубнил мальчик и экспрессивно пожал плечами. Брунгильда с Локи и рисунком в руках прошла на кухню — именно оттуда доносились звуки, так что, очевидно, хозяин дома находился именно здесь. Пахло вкусно — Тор научился готовить. Пара лет родительства хорошо сказались на личностном развитии Громовержца — он стал следить за собой, не забывал об уборке и хорошо кормил брата. И себя в том числе — пару десятков лишних килограмм он уже сбросил, а еще почти отказался от пива. Ключевое слово «почти». А в один день Тор просто ушел. Вместе с Локи. — Не мое это. Они стояли на берегу, и теплый ветер с моря дул в лицо и трепал волосы Брунгильды; волосы Тора лишь чуть пошевеливались под дуновениями — с неделю назад он их отстриг. Рана уже почти зажила, и смотреть на себя в зеркало, видя себя таким, каким он вернулся с Сакаара, было уже не так больно — короткие волосы все же были гораздо удобнее, и личный комфорт наконец перевесил душевные переживания. — Что? — Не мое это — царствовать. — Не глупи, — усмехнулась Брунгильда, — асгардскому народу нужен царь. — У них могла бы быть прекрасная царица. Валькирия рассмеялась, а затем покосилась в сторону Громовержца; заметила, что тот выглядит уж слишком серьезным для того, кто предлагает ее в качестве царицы, и решила прояснить ситуацию: — Нет, ты шутишь. Тор молчал, а она округлила глаза. Улыбаться перестала. — Ты что, серьезно? — Ты у нас в основном занимаешься всякими… важными делами. И я вижу, что тебе это нравится. Ты прирожденный лидер. Ты лучше меня разбираешься в этом искусстве. А я… я не хочу быть тем, кем был рожден. Я хочу быть собой, а не тем, кем мне предначертано быть. Я хотел сделать это еще тогда… несколько лет назад. Но кое-что — кое-кто — заставило меня задержаться здесь. Сейчас же для нас нет никакой преграды. — Хорошо прозвучало. Правда, в моем представлении пост царя должны передавать как-то иначе… Но мне и так нравится, — Брунгильда отвернулась и глубоко вздохнула, всматриваясь в горизонт. — Поверить не могу… Я — царица. Нет, ты определенно шутишь. Тор не шутил. Спустя два дня — ему потребовалось время, чтобы передать все полномочия Брунгильде, собраться, убедиться, что все в порядке — он взял Локи и просто покинул Асгард. С чистой совестью, с легкой улыбкой, без мучений и угрызений совести. Тогда он вернулся в Асгард с Локи на руках — тот был еще слишком мал, чтобы лететь с ним в космос, в неизвестность. А сейчас Локи подрос — это был уже не младенец, а вполне себе смышленый мальчик, который смотрел на Тора своими зелеными, до боли знакомыми глазами и ничего не понимал. Сначала они попрощались с Брунгильдой, которая зачем-то быстро отвернулась, когда они исчезли; Тор взял в одну руку Штормбрейкер, а в другую — ручку Локи, и их закружило в калейдоскопе красок и образов. Что было дальше, мальчик плохо помнил, хотя вовсю глазел на окружающую его обстановку и пытался запечатлеть в своей памяти каждый момент — это была какая-то космическая станция, и тут был разнообразный… и своеобразный народ; сюда, видимо, слеталось множество разных существ с разных мест галактики. Затем Тор встретился с несколькими странными существами, и лишь некоторые из них отдаленно походили на них самих — и все это время Громовержец не отпускал от себя Локи ни на шаг. К тому времени, как Локи уже начал спать на ходу, они очутились на небольшом космическом корабле. Тор какое-то время провозился с оборудованием, оставив мальчика на диване «сидеть смирно, никуда не ходить и ничего не трогать». Едва Громовержец решил его проведать, как тут обнаружил, что Локи сладко спит; Тор улыбнулся и накрыл ребенка пледом, что купил им в магазинчике на космической станции, как и прочие вещи, необходимые для жизни на корабле. Затем он вернулся к своим делам. Локи спал. Он не знает, что будет ждать его, когда он проснется. Он не понимает, зачем они покинули дом. Тор ему ничего толком не объяснил. Сказал лишь, что они улетают. Что вернутся в Асгард еще не скоро. Что им пора в путь. А Тор не хотел там оставаться — Локи могут узнать, и тут от вопросов точно не отвертеться, а Громовержец хотел вырастить здорового ребенка с нормальной психикой. Поэтому Локи теперь будет думать, что Тор просто нашел его на одной из планет во время войны с титаном, которого уже давно нет в живых. Что какое-то время они жили в родных для Тора краях, и затем решили не сидеть на одном месте и путешествовать вместе. В этом была доля правды. А остальную часть правды Локи не узнает. Тор так решил.Часть 2
29 июля 2020 г. в 15:50
Все оказалось куда проще. Тору удавалось с легкостью ухаживать за младенцем, ведь тот особо ничего и не требовал — его нужно было лишь вовремя кормить, регулярно проверять пеленки и иногда разговаривать. С первыми двумя задачами Громовержец справлялся хорошо — Валькирия его всему обучила, и тот несказанно удивился тому, сколько она всего знает, и на его вопросы она лишь фыркала и переводила тему. А вот с третьей задачей Тор с треском провалился.
Словесное взаимодействие с маленьким ребенком значительно влияет на его восприятие мира, и разговор с малышом так же важен, как и уход за ним. Валькирия объясняла ему это простыми, элементарными словами, и Тор сам это понимал. Но вот в присутствии Локи он почти всегда был молчалив.
Молчал и Локи. Смотрел широко раскрытыми глазами, вяло реагировал. Будто бы всем своим видом извинялся перед Тором за то, что он существует.
И Тора это иногда раздражало. Так, что он молча, спокойно, и как можно быстрее заканчивал заниматься с ним, укладывал в кроватку и уходил по своим делам.
Локи почти не плакал. Как и любой другой младенец, будь то асгардец, йотун, мидгардец или маленький представитель любой другой расы, он требовал к себе внимание, когда ему что-то было нужно. Что-то нужно было ему нередко. А вот плакать он не решался.
Брунгильда заходила к ним по нескольку раз на дню — ей нужно было удостовериться в наличии двух живых асгардцев в этом доме, а также в том, что эти асгардцы, особенно тот, что поменьше, довольны и ни в чем не нуждаются. Она замечала, что Тор проявляет любые действия по отношению к маленькому Локи будто на автомате — лицо его даже не смягчается, когда он видит этого ребенка; да и этот ребенок смиренно молчал, когда в поле его зрения оказывался Тор — а вот при виде Брунгильды выражение личика его менялось. И первым живым существом, кому Локи подарил свою первую в этой жизни улыбку, была Валькирия.
— Тор, смотри, он улыбается, — зашептала Брунгильда, поворачиваясь к Тору и показывая ему малыша, — Локи, улыбнись братику.
Локи, которого повернули к Тору, улыбнулся «братику», но Громовержец не отреагировал.
— Уложи его спать, вечереет.
Брунгильда фыркнула и ушла с младенцем в соседнюю комнату, где находилась колыбель; уходя, она что-то бурчала в адрес царя, и остается надеяться, что это «что-то» не станет первым в жизни словом Локи.
Несколько месяцев назад в Асгард вернулись распылившиеся, а потому в течение этих месяцев Тор, Валькирия и круг приближенных к царю лиц занимались вопросами размещения этих асгардцев и их адаптации в Новом Асгарде. Эти люди выпали из жизни на пять лет, и за это время те, кому посчастливилось остаться в живых после первого щелчка, уже успели привыкнуть к Мидгарду и освоить его технологии, которые были на порядок слабее привычных асгардских. Новоприбывшим асгардцам быстро удалось вжиться в новую среду, а у Тора поубавилось дел — и он все чаще стал оставаться наедине с младшим братом.
Братом у него назвать этого младенца язык не поворачивался. Никем он не мог его назвать. Когда-то в его жизни был асгардец, который рос с ним в одной семье, но когда они повзрослели, их отношения вышли за пределы родственных; этот асгардец ушел из жизни, и никто его не заменит. Даже он сам.
Хотя бы потому, что Тор не видел в этом ребенке Локи. Это было какое-то совсем другое, непонятное ему существо, совсем чужое. Наверно, потому что все младенцы по своей сути одинаковые — а вот когда он подрастет…
У Громовержца, когда он об этом подумал, передернуло лицо. Как к нему относиться? Как к брату? Сложно. Нечто большее? Тор не страдал подобными отклонениями. Все-таки любил он взрослого, состоявшегося как личность Локи.
Так что ему теперь делать с этим ребенком?
Тор поднес к губам жестяную банку с пивом, но остановил ее на половине пути; он вернул ее обратно на стол и встал с кресла — ему это теперь удавалось куда проще, кажется, бесконечная беготня и большое количество дел идут его телу на пользу, и пара лишних килограмм канула в никуда. Громовержец не спеша пересек гостиную и вошел в другую комнату. Он встал возле кроватки и посмотрел вниз — проснувшийся Локи посмотрел на него снизу вверх крайне глупым, как показалось Громовержцу, взглядом. Затем он дернул ручками и ножками, а потом неуклюже перевернулся набок. Тор тяжело вздохнул и взял Локи за подмышки — тот уставился на него, и несколько секунд они сверлили друг друга взглядом. Затем он попытался поставить его на пол, все еще придерживая — на мягкий плед — но Локи упал коленками вниз. Тор вновь вздохнул, на этот раз от нетерпения.
Наконец он просто оставил малыша на спине — тот беспомощно дрыгал руками и ногами и все так же сверлил старшего брата взглядом.
— Не смотри на меня так. Смотришь, словно я виноват в том, что ты ходить не умеешь.
Локи замедлил свои движения, а еще глаза его стали осмысленнее — Тор впервые сказал ему больше, чем ничего, и малыш продолжил на него смотреть, теперь заинтересованно, ожидая, какой теперь беспорядочный набор звуков выдавит из себя большой дядя.
— Мы ведь с тобой даже не родственники. Чужие друг другу по крови. Зачем я с тобой занимаюсь — непонятно. Отвез бы на какую-нибудь планету, дал бы тебя в добрые руки — и улетел бы себе спокойно домой. Так нет же — я благородный, как мой отец, и я решил поиграть в серьезность и ответственность.
Малыш продолжал смотреть на Громовержца; а в конце его монолога он загоготал и протянул к нему ручки, будто бы просился поиграть.
— Вот только я, в отличии от тебя, не пустоголовый ребенок, и играть мне уже поздно. Ты ведь даже не тот мой сводный брат, которого знал я, и который знал меня. Ты совсем другой человек. А мне новые люди в жизни не нужны.
Тор опустился на ковер и скептически посмотрел на улыбающегося ему ребенка.
— Недоразумение. Пошли я тебя покормлю.
С этими словами Громовержец аккуратно взял Локи на руки и направился на кухню.