***
— Зачем мы сюда приехали? — Тебе не нравится? — Нравится. Здесь очень уютно. — Это место я раньше называл своим домом. Тот, где живу сейчас, язык не поворачивается так назвать. — Живёшь? Умоляю, ты живёшь в казино, Аарон. — Даже чёртово казино больше дом, чем та убогая хибара. — Ну, там не так уж и убого, просто чувствуется, что у дома нет души. Слишком по-философски вышло? Аарон улыбнулся. Когда Адель не пыталась язвить и быть пантерой, когда переставала это контролировать и держаться гордой и стервозной роковой женщиной, она превращалась в пушистого котенка, которого хотелось затискать, чтобы он замурлыкал. — Ещё как, котёнок. Но я тебя понял. Аарон обнял Адель, поцеловал её в рыжую макушку, Адель хихикнула. Пытается быть взрослой, но стоит ему проявить к ней нежность, как она тает, становится той самой девчонкой, которой и должна быть в свои восемнадцать лет, ласковым котёнком, которому хочется свернуться на груди у Хилла, отдавая всё своё тепло, весь огонь. — Котёнок? Она заглянула ему в глаза, и Аарон понял, что окончательно пропал. Сейчас огонь в её глазах был не бушующим разрушающим пожаром, а тем огнём, который заставляет потрескивать ветки в камине, тем, который греет душу уютом. Уютом, чёрт возьми. Вот, кто она для него. Даже когда кричит, когда кусается, пытается вырваться из его объятий, она уют для его души. Её волосы пахнут корицей, а он никак не может перестать их вдыхать её аромат. Всю жизнь ненавидел корицу. А теперь не представляет своей жизни без этого запаха. Такого родного, словно он с ним всю жизнь. — Пойдём, сделаю тебе свой самый любимый чай. — Аарон? — Да? — А камин рабочий? — Конечно. Развести? — Да. Где кухня? Я пока чайник поставлю. Аарон быстро справился с камином, а Адель поставила чайник и вернулась в гостиную. — Куртку то сними, дракон. Аарон усмехнулся, снял куртку, бросил на кресло, туда где лежала другая. Потом подошёл к Адель, притянул её к себе, кладя руки на поясницу и поглаживая её. Свитер был на удивление мягким, от неё шло тепло, несмотря на то, что они только пришли с улицы, где дул ужасно холодный ветер. — Чтобы я не видел эти джинсы до лета, ясно? — Хорошо. Так просто? А так можно было? Без скандалов, без капризов, без выяснения отношений. Адель сама не ожидала от себя такого повиновения. С чего вдруг она стала такой покладистой? Противостоять Аарону и делать всё обратно тому, как он говорит ведь было для неё, как смысл жизни. В чём же дело? Почему сейчас ей хочется быть послушной и милой? Его забота, его тёплый взгляд, нежные объятия. Всё это словно приручало её. А этот дом, потрескивающий камин, рубашка Аарона, поверх которой не была надета привычная кожанка, отдавались в душе разливающимся теплом. Адель поднялась на цыпочки, зарываясь носом в бородатую щеку Аарона. — Тебе идёт… И она не такая колючая, как щетина, которая была раньше. — Мы с тобой не целовались, когда у меня у была щетина. — Я представляла, что она колючая. — Представляла, что целуешься со мной? Его руки нырнули под длинный свитер, Аарон гладил Адель по позвоночнику, отчего она выгибалась, как тростинка. — Не говори, что сам не представлял, Аарон… Адель потёрлась носом о его щеку ещё раз, а потом подобралась к уху. — Я тебе не поверю… Аарон хотел поцеловать Адель, но засвистел чайник, поэтому он чмокнул её в нос и отстранился. — Пошли. Они зашли на кухню. Аарон копался в шкафу, доставая и ставя обратно всевозможные пакеты и коробки, пока не нашёл то что искал. — Клубника и мята? — Что тебя так удивляет? — Не думала, что твой любимый чай может оказаться таким. Мне вообще казалось, что ты в основном кофе пьёшь. — Адель, я в основном пью виски. Адель стояла сзади Аарона, пока он колдовал над чаем, проникала тёплыми руками ему под рубашку, сначала выводила узоры на спине, потом уперлась лбом ему между лопаток и завела руки вперёд, к прессу. Аарон слышал, как у неё тяжелеет дыхание. От её прикосновений у него самого закипала кровь. Когда он наконец закрыл заварник, развернулся к девушке, поднял её руки, укладывая их себе на плечи, свои же разместил у неё на талии, под свитером. Стоило Адель только потянутся вперёд, как Аарон перехватил её поцелуй на пол-пути. Нежно, аккуратно, как самым нежный и хрупкий цветок, его сакуру, он взял Адель на руки и вынес из кухни. — А как же чай? Её тихий шёпот прервал поцелуй. Аарон ответил ей так же тихо. — Ему нужно время, чтобы настояться. А я не могу больше ждать… Адель зарывается пальцами в волосы Аарона, пока покрывает мелкими поцелуями его шею и лицо. Они поднимаются по лестнице на второй этаж, но она не видела в этом доме второго этажа. Аарон толкает дверь, и они оказываются в маленькой низкой комнате, устроенной прямо под крышей. Там прямо на полу лежит большой матрас, укрытый темным покрывалом. Больше в комнате нет ничего, только большое круглое окно, в которое светит полная луна и рисунки, развешанные по стенам. — Твоя комната? Аарон кивает и опускает Адель на кровать, сдёрнув покрывало. Она приподнимается, помогая ему снять с себя свитер. Губы встречаются, поцелуи глубже, но всё ещё нежные и чувственные. Адель медленно расстегивает рубашку Аарона, он расстёгивает её рубашку. Для них это в новинку, обычно нежность приходит только после первого секса, когда они оба уже голые, ну или почти голые. После рубашек с тел исчезают джинсы. Он покрывает шею Адель мягкими поцелуями, желание впиться в её гладкую, мягкую кожу зубами, отходит на задний план, когда та смотрит прямо в глаза, распахнутыми глазами, без прищура, без хитрой улыбки. Просто смотрит, просто в глаза, а через них прямо в душу. Аарон проводит рукой по её татуировке, после чего выцеловывает каждый маленький цветок сакуры на покрасневшей коже, одновременно избавляя девушку от лифчика. — Сильно больно было? — Немного… Но я думала о тебе… И даже боль была прекрасна… Губы Аарона поднимаются выше, к идеальной груди, покрытой мелкими веснушками. Язык обводит соски, поочерёдно вбирая их в рот, свободная рука, которой он не опирается на постель, скользит от груди ниже и ниже, отодвигает край тонких трусиков, размазывает выделяющиеся соки манящими движениями. Адель отвечает на каждое движение, на каждое касание. Её сердце бьётся, как птица в клетке, дыхание рваное и громкое, всё её существо тянется к этому мужчине, который в одночасье перевернул её мир, заставил поверить в то, что в ней ещё есть чувства, в то, что она всё ещё живая. — Мне нужно… Ты мне нужен, Аарон, прошу… Он медленно входит, накрывая пухлые губы сладким поцелуем, ловя с них первый стон. Больше не нужно слов, только поцелуи, только взгляды, только медленный темп, размеренные и глубокие проникновения, касания, вздохи, стоны, только он, она и лунный свет. Они медленно, а поэтому так долгожданно приходят к финалу. Вместе. Утопая в глазах друг друга. Одинаковых, карих, с яркими огненными искорками. — Куда ты? — За чаем. — Я с тобой. Улыбается. И он не может не улыбаться ей в ответ. Аарон надевает боксеры, Адель его рубашку. — Ещё и рубашку решила у меня отобрать? — Твоя бабушка считает, что твои вещи мне идут. Я ей доверяю. — Запрыгивай. — Куда? Аарон поворачивается спиной, Адель запрыгивает на него, обнимая ногами и руками, как коала, а он придерживает её под ягодицы, чтобы не упала и спускается с лестницы, следуя на кухню. — Всё, с пирогами надо завязывать, Адель. — Эй! Адель сильнее сжимает руки вокруг его шеи. — Я пошутил, пошутил! Сдаюсь. — Как здесь вкусно пахнет. Потрясающее сочетание. — Может слезешь с меня, а то неудобно чай делать. — Тебе повезло, что я так хочу это попробовать. Адель спрыгнула со спины Хилла, оставила на его плече быстрый поцелуй. Аарон налил чай в две кружки, которые выглядели так, словно Миссис Хилл умыкнула их у английской королевы. — Пойдём к камину. Аарон только кивнул, выходя из кухни с двумя кружками. Он поставил их на журнальный столик, а сам сел на пол напротив камина, опираясь спиной о диван. — Иди сюда. Адель пристроилась полулёжа между ног Аарона, опустившись на него спиной. — Вкусно? — Просто потрясающе. Аарон снова вдохнул эту корицу. К мяте и клубнике она совсем не подходила, приторная к свежести с нотками кислоты. Но он не мог отказать себе в этом удовольствии. С чаем было покончено, Аарон обнял Адель двумя руками за талию, она уложила свои руки поверх его. — Тебе всё ещё интересно, кто ты для меня? Сердце Адель пропустило удар, руки сжали запястья Хилла. — Я не знаю, Адель. Я не силён в словах, как и в рассуждениях, но то, что я чувствую разрывает меня изнутри… Я не знаю, но чувствую, что ты для меня значишь. Когда ты так близко, я не могу надышаться запахом твоих волос. Вокруг меня куча проблем, но всё о чём я могу думать, это ты. Все страхи где-то далеко-далеко… Боюсь только того, что тебя когда-то не будет рядом. Адель почувствовала, как кожа Аарона покрылась мурашками. — Когда ухожу от тебя, не могу дождаться, когда снова увижу. Боюсь, что когда-нибудь скажу кому-то твоё имя вместо приветствия, потому что постоянно о тебе думаю. Всегда. Когда ты засыпаешь раньше, я не могу наслушаться как ты дышишь… Хочу целовать тебя, но боюсь разбудить, поэтому просто лежу, пропуская твои волосы через пальцы, и улыбаюсь, как последний идиот. Она слышала, что его голос становится всё тише и тише, иногда вздрагивает. Эти слова, явно, даются ему очень сложно. И от этого они поражают каждую клеточку её тела. Каждую клеточку его тела. — Я не верю в Бога, не верю в судьбу, даже просто не знаю, кого благодарить за то, что ты появилась в моей жизни. Вытащила меня из этого тёмного мира в моей башке. С тобой я понял, кто я такой. Я не знаю, что это, Адель. Я никогда не любил. Может, это и есть любовь… Но мне кажется, что это больше, чем любовь. Кто ты для меня? Я могу это объяснить. Ты моя. Моя маленькая сумасшедшая девочка… Моя. Просто моя, понимаешь? По щекам Адель уже текут слёзы, но он не слышит ни одного всхлипа, потому что их нет. Это те слёзы, которые просто не могут оставаться внутри. Слёзы от любви, от счастья, от запредельной близости, от того, что самый главный человек в твоей жизни наконец-то тебе раскрывается. — Моя. И я не собираюсь тебя ни с кем делить, тем более не собираюсь никому отдавать. Когда кто-то на тебя смотрит, мне хочется подорвать ёбаный мир, чтобы остались только ты и я… Чёрт возьми, да мне в этом мире без тебя уже ничего не нужно… Моя маленькая, моя красивая… Ты —всё, что у меня есть. И больше мне ничего не надо. Только тебя. Она вытирает слёзы с лица, и он чувствует это. Разворачивает её к себе. — Почему ты плачешь? Слов нет. Их просто нет. Откуда у него их так много, она не понимает. У неё не осталось ничего. Только чувства, которым нужно хоть как-то выйти. И они выходят так. Через слезы, которые он собирает губами, пересаживая её на колени, лицом к себе. — Я… оно как-то само… — Тш-ш-ш… Гладит по голове, пока она дышит ему в шею, иногда целует, между вздохами. Мурашки с их тел не уходят ни на секунду. Адель поднимает голову и смотрит ему в глаза. Он восхищается ей. Его смелая девочка. Он вот не смог говорить всё это, глядя ей в глаза. — Я ни одного раза не пожалела, что пришла в казино в тот день. Я искала кого-то, кого смогу называть семьёй. А нашла ещё больше. Целый мир. В твоих глазах. Видит, как ей тяжело говорить, сквозь слёзы, поэтому целует, прижимая к себе так близко, насколько это возможно. Ему не нужно ничего слышать от неё, он всё это чувствует. Она успокаивается, слёзы больше не текут, те, что были на щеках сцеловал Аарон. — Аарон? — Да, котёнок? — Я люблю тебя.***
Давно бы пора пересесть на машину, а мотоцикл убрать в гараж. Осень в этом году слишком сырая и слишком ранняя. Дождь летит в лицо, разбиваясь о шлем, туман такой плотный, что не видно абсолютно ничего вокруг. Дорогу освещают не фары, а горящее сердце, которое связано с ней невидимой нитью, поэтому он не разобьётся, не влетит в машину, не соскользнёт на обочину. Она его ждёт, он не имеет права. Они не виделись десять часов. И это самое большое время, на которое они расставались после того, как признались в чувствах друг друга неделю назад. И его уже ломало. Адель — его наркотик, слезть с которого можно только умерев. — Привет, бабушка. — Дорогой, не думала, что ты приедешь. — Я за Адель, она говорила, что будет у тебя. — Она уже ушла, Аарон. Ушла? Она сказала, что будет ждать его. — Она сказала что-нибудь? — Ей кто-то позвонил, и она сказала, что у неё какие-то срочные дела. — Кто? — Я не знаю, дорогой. Отчего-то в душе защемило. Аарон набрал номер Адель, который был на быстром вызове. Абонент не доступен. Сердце забилось, как ненормальное. — Я поеду, до встречи. — Подожди, тут тебе оставили кое-что. Старушка вынула из-под прилавка коробку. — Когда это принесли? — Я не видела, вышла на улицу, после того, как Адель ушла, чтобы посмотреть, как погода, а коробка стояла на пороге. Странно, что её оставили у меня в лавке. Аарону стало не по себе, когда он притронулся к коробке. Она была очень лёгкой. На ней было написано его имя. Он сглотнул и снял крышку. Там лежал сухой, покрытый пылью букет белых роз. На мгновение сердце остановилось. Аарон понял, что это за цветы. Вспомнил, как держал их в руках в тот день, после которого начал новую жизнь. Он вынул букет из коробки. На дне лежал конверт, перевязанный чёрной лентой. Он развязал её негнущимися пальцами и вынул записку. Каллиграфическим почерком было выведено:Рука Возмездия найдет Того, кто в Пурпуре цветет… © Уильям Блейк