Лютик вновь предпринимает попытку научиться метать блинчики, - бросает очередной камень, но тот не отскакивает
ни разу, - уходит на дно. Он устало вздыхает. Думает, что, наверное, у него нет к этому таланта.
Море шумит - довольно громко, но, вроде как, успокаивающе, величественное в сумерках, способное поглотить целиком, да так, что не заметит никто. И Лютику чудится, что шум этот, всего на мгновение, становится громче его собственных мыслей.
Лютик ищет спокойствия.
Но оно не приходит.
***
Когда его окликают
/такое раньше звонкое и родное "Лютик!" теперь кажется ему будто чужим/, он вскидывает голову удивлённо, и только
совсем немного - испугано.
Девушка, та самая - яркая и смеющаяся, бесцеремонно плюхается рядом, прямо на холодные камни, и задиристо, совсем не по девичьи улыбается.
Её зовут Ренфри.
Ей действительно всего двадцать три, она держит бар "Сорокопутка" почти на берегу моря - тот самый, который Лютик заприметил, как потенциально-хороший вариант заработка, - а ещё у неё под боком пригреты семеро парней. Они, вообще-то, не производят на него хорошего впечатления,
особенно при первой встрече, но все они внезапно такие простые, и стоят друг за друга горой - как семья. Они работают там же, но вот возиться с бумагами приходиться именно Ренфри - она это всей душой
н е н а в и д и т, лучше бы только за баром стояла, но один раз она уже просчиталась, поручив это дело "своим людям"
/Лютик не совсем понимает, почему она называет их так, но каждый раз, говоря это, девушка улыбается так тепло, что у парня уголки губ тоже дёргаются невольно/, так что теперь ей периодически приходиться ездить в Оксенфурт и разбираться со всей этой неинтересной ерундой.
Чуть позже до Юлиана доходит, почему ему так легко с ней общаться - Ренфри и Лютик похожи, потому и находят общий язык так быстро. Они внутри
переломанные.
Ренфри сама предлагает ему играть у них по вечерам, и Лютик, если честно, даже над ответом не думает.
Потому что кто он такой, чтобы отказаться?
Ведь он до сих пор не знает, что вообще делает, а ему всё ещё нужно на что-то есть, да и комната в мотеле сама за себя не заплатит.
Публика невероятная - принимает легко и тепло, и
Лютику, теперь уже снова Юлиану
/потому что называть себя так, по-старому - невыносимо, и он позволяет это лишь Ренфри/, невольно вспоминаются его первые выступления. Он играет почти каждый день, изредка беря выходной. Играет, но
не поёт.
Парни, работающие с девушкой
/наверное, он никогда не запомнит по именам их всех/ откуда-то знают, что и петь он умеет, и музыку пишет тоже. Уламывают его долго и беспощадно, и Лютик сдаётся в конце концов, понимая, что не может им отказать.
И всю ночь поёт, вспоминая каждую песню, сочинённую им за годы жизни в кампусе, отдавая всего себя. Бар набит под завязку, Ренфри с парнями едва поспевают обслуживать такое огромное количество народу, но девушка смеётся так громко и легко, что у Лютика никакого желания прерываться нет.
Но для него это всё -
слишком. Потому что каждая песня отзывается в груди ноющей болью.
Лютик думает, что неплохо было бы выпить.
Как только бар закрывается, он исчезает почти бесследно, - только берёт одну бутылку красного полусухого, - он знает, что Ренфри ничуть не обидится.
И пропадает на несколько дней - словно и впрямь в воду канул.
Но девушка не говорит ничего, только головой качает, а парни лишь приветственно хлопают по плечу.
Так что в "Сорокопутке" он продолжает играть. Но поёт -
лишь иногда.
А потом торчит ночами перед водой и глаз себя заставить сомкнуть не может. Потому что от песен этих во снах его -
глаза янтарные, серебристые волосы и шум моря.
***
Лютик как-то слишком поздно осознаёт, что поехать к морю было просто отвратительнейшей идеей, но менять что-то уже поздно.
Потому что море, определённо, очень похоже на Геральта. Немногословное, тихое и величественное в своём спокойствии. Но так же чёрное и пугающее в своей ярости.
И Лютик продолжает тонуть
в Геральте,
в море с головой, думая, что сам он похож на чайку.
Потому что если морю откровенно плевать на отсутствие птицы, то птица без моря
умрёт.
***
Парень осознаёт это совсем внезапно, снова сбегая от собственных мыслей и бесцельно бросая камни в воду - и от того застывает, ошеломлённый.
Потому что понимает, что в этом месте как-будто не говорил от слова
совсем.
Потому что не может вспомнить, чтобы болтал легко с кем-нибудь из завсегдатаев бара, до полуночи, или чтоб в мотеле с девушкой милой, что на хостесе, хоть раз парой предложений перекинулся.
Лютик осознаёт внезапно для самого себя, что ему не нравится просто разговаривать, как раньше всегда казалось.
Ему нравилось говорить только тогда, когда его действительно
слушают.
Рука с камнем повисает безвольно, и тот выпадает обратно в гальку.
Он не чувствует себя целым.
***
Лютик сидит у воды чуть ли не каждый день, обдуваемый холодным ветром, и пытается свободно дышать.
Смотрит бесконечно на горизонт, где небо с водной гладью сливается, слушает море и не думает. Честно старается. Хочет просто дышать.
Но не выходит.
Потому что в голове всё равно Геральт, за руку держащий
нежно, во время разговора с
живым ещё отцом, и ещё долго не отпускавший после.
Геральт, смотрящий
тепло, пока Лютик, хмельной от пива
и взгляда родного небылицы очередные на ходу сочиняет, да так и рассказывает сдуру - потому что Геральт бы точно был каким-нибудь рыцарем или ведьмаком, чудовищ бы убивал всяких, а Лютик - бардом его, и конечно же, верным спутником.
Геральт, сжимающий его плечо
аккуратно, хмуро взгляд отводящий и извиняющийся - оба знают, за что.
Парень не хочет об этом думать. Но не может.
И всматривается в горизонт до тех пор, пока глаза не начнут болеть от голубизны, пока солнце садится не начнёт. И небо уже не светло-голубое - сиреневое, и на востоке видны первые звёзды.
И Лютик смотрит не отрываясь, и понимает
что не получается нихрена.
Потому что чувства, что вроде уже отпустили совсем, только с большей силой наваливаются, а он изломан уже этой любовью весь, ничего она в нём не оставила, всё выжгла, ему бы простого
п о к о я.
И в этот момент, впервые за долгое время, Лютик позволяет себе действительно зареветь.
Потому что сердце у него уже не горит давно - только тлеет слегка.
Да только море его всё равно не тушит.
