Он - это я. Только в гриме.

Реальность плывёт и искажается. Настолько, что я не понимаю, где верх, а где низ. Но в тоже время, все остаётся на своих местах. Паника. Озираюсь. В душевой никого нет. Кроме нас. Как так вышло?. Точно уже не понимаю, что правда, а что — нет.        — Вглядись в само слово. Правда. — слышится голос как-будто изнутри моей головы — Упадочное понятие само по себе, не находишь? С потолка льётся кровавый дождь. Его шаг вперед. Ко мне. Я чуть подаюсь назад. Поскальзываюсь в луже липкой крови. И кажется. Вот вот упаду в пропасть. В пропасть, бурлящую кровавыми всполохами. в пропасть безумия. Или вот так просто — физически. Голова-кафель. Звук треснувшей черепушки. И нет Артура. Но не падаю. Чьи-то худые, но удивительно сильные руки. Удерживают меня. Открываю глаза. Это Он. Зачем он это сделал? Почему не позволил упасть.?       — Артур, я здесь не только для того, чтобы вредить тебе. Пойми это. — не моргая смотрит в глаза — Тебе нужно всего лишь признать меня. Принять.       — Но ты только у меня в голове. — тихо, но довольно твёрдо возражаю я.       — И это мешает мне быть здесь? Подходит еще ближе. Я молчу. Внезапно впивается в губы. Окрашивая их своим гримом и моей кровью. В багряно-алый. Я снова. словно во сне. и не могу ничего сделать. Или не хочу? В глубине души. Я даже не противлюсь. Это удивляет меня. Кажется странным. Его язык гуляет по моему рту. Наконец отстраняется.       — А это? Достаточно реально для тебя? Ошарашенно смотрю на него.       — Что, все еще нет? Давит на плечи. В следующее мгновение я уже на коленях. Перед моим ночным кошмаром. Моё лицо на уровне его паха. Тот снимает брюки. Я не могу сопротивляться. Опять. Не могу встать. Или отвернуться. Все кажется реальным. Не плодом воображения. Облизываю и приоткрываю губы.       — Молодец. Начинаешь понимать, — говорит Он, просовывая наполовину вставший член мне в рот. Его пальцы запутались в моих мокрых, в крови волосах. Сжались в кулак. Это больно. Выступают слёзы. Его член твердеет у меня во рту, занимая все больше места. Давит на глотку. Сдержать бы рвотный рефлекс. Это в моих же интересах. Двигает моей головой. Управляет ритмом.       — Ты знаешь.. Я могу не только вредить тебе, — говорит с придыханием — Но и быть с тобой заодно. Быть. Со мной. Заодно.       — Я могу быть на твоей стороне. По моему подбородку текут слюни. Я хочу отстранится и сделать вдох. Он не дает мне этого сделать. Я его вещь. Мой рот — просто дырка, которую можно трахать.       — Могу защитить тебя. Защитить меня. Меня никто никогда не защищал. Даже мать. Даже, когда я был совсем ребенком. Ни тогда, когда надо мной издевались в школе. Ни тогда, когда давали затрещину особо суровые аркхэмские санитары. И вот теперь. Ни кто-нибудь. А Он предлагает... Защиту? Защиту. Почти дружбу. У меня никогда не было друга. Я сам не замечаю, как начинаю думать о Нем, как о ком-то реальном. Не замечаю, что худые, но сильные руки уже не держат меня. Кулак на волосах разжался. Я сам двигаю головой. В такт тихим сторонам-хрипам. Стараюсь угодить.       — Подумай. просто подумай. что принимаешь меня. Его голос у меня в голове? Или нет? Мысленно произношу. Как прыжок в воду. Быстро и твёрдо:       — Я. Принимаю. Тебя. Мой рот заполняется терпкой спермой. Ловлю его торжествующий взор. Но не злорадный. А какой-то.. заговорщический. Будто мы только что подписали контракт.       — Проглоти. — приподнимает мое лицо за подбородок. Кто-то заключает подобного рода договоры расписавшись кровью. Мне же надо проглотить сперму. Закрываю глаза, глотаю. Пытаюсь не думать об этом. Представляю, что это что-то другое. Растаявший пломбир. Немного отстраняюсь. Чувствую, что уже могу двигаться. Но вставать не спешу.       — Еще увидимся, Артур. — говорит он, застегивая алые брюки. Изо всех отверстий в потолке струёй льётся кровь. Она мне уже по пояс. Я скоро утону в ней. Но мне не страшно. Теперь - нет. По плечи. Шею. Глаза. Почему я не встаю с колен? Все в крови. Красное.

***

Открываю глаза я там же. На полу в душевой. Крови нет. Нигде. Вокруг меня толпятся голые товарищи по несчастью, подставляя свои телеса под струи еле тёплой воды. Поверх головы Уинстона мелькает санитар.       — Что развалился Флек? Очухался? Так вставай! Кое-как поднимаюсь на ноги. Чувствую, что душевая мне больше не светит. Запишут в историю, что падаю в обмороки. И привет ржавая ванна под наблюдением.       — Ты как, Артур? — это Том. Беспокоится.       — Вроде жив. Скажи. я что-то говорил тебе? Перед тем, как отключился.       — Ты мямлил что-то неразборчивое, — отводит глаза. Явно хочет, чтобы я думал, что он видел и слышал как можно меньше. Таких людей редко встретишь. Особенно здесь.       — Я сказал тебе посмотреть на меня, да?       — Да.       — И что ты увидел, Том?       — Я увидел. Я увидел, как ты улыбался, Артур. Широко улыбался. Совсем неестественной улыбкой. А какой-то чужой. Пугающей. Улыбкой клоуна.