Рождённый смертью

«Сейчас улицы почему-то необычайно красивые» Солнце только начинает окрашивать небо в яркие, розовые краски. Тучи не появлялись вот уже несколько недель, но синоптики старательно обещают дождь в течение последних трех дней. Может, завтра и впрямь выпадут осадки. Тогда улицы накроет душный аромат мокрого асфальта, так приятно насыщающий легкие. Чёрные глаза мягкого, практически серого оттенка в лучах тусклого дневного света вздрагивают, белая пелена дыма прикрывает взгляд. Улица встречает их холодным ветром, проникающим под расстегнутую куртку. Дождь усмиряет свой пыл, осыпая улицы мелкой крошкой из едва различимых капель. Ранее запах сырости и мокрого асфальта дурманил, ввергал в воспоминания о былом, но не ушедшем, сейчас же заставляет морщиться, хмуриться и ускорять шаг. Это кажется забавным… Безглазый с уверенностью отдает себе отчёт, что Собакиру либо просто пытается скрыть свой страх, либо и впрямь пытается вызвать его на эмоции. В его поведении нащупывается рациональное зерно, однако теперь, это зерно теряется. Не пора ли привыкнуть к его обществу? Вроде прошло несколько недель, а малец чувствует себя рядом с ним некомфортно. *** Прошлая операция прошла успешно. Мафия нейтрализована. Опять утро очередного дня. Шторы не задернуты. Яркие оранжевые лучи теплого солнца скользят по комнате, перепрыгивая тенями с шоколадного оттенка стены на паркет и белую мебель. Не выспавшееся сознание принимает эти игры в догонялки, как фонари, которые нагло направлены в окно кем-то влезшим на территорию, однако одного мутного взора в сторону окна, протягивающегося от пола к потолку, хватает, чтобы понять. Это хвойные верхушки деревьев приплясывают на фоне восходящего солнца. Их ветки и иголки волнуются под ощутимым ветром. Солнце, едва достигнув своим краем их верхушек, вот-вот спрячется под завесой тяжелых туч. Должно быть, синоптики все же дождутся сегодня обещаемый ими дождь… Едва эта мысль проскакивает в голове, как по прозрачному окну ударяют капли. Крупные, звенящие, многообещающие. Их удары приятно ласкают слух, оттеняя пульсации сосудов в висках, можно приставить что-то хорошее, прикрывая глаза, улыбаясь приоткрытыми губами. Так хорошо… так спокойно… и словно нет голоса в голове, что извещает о добром утре. Собакиру лишь блекло смотрит на ускоряющиеся дождинки сквозь приспущенные черные ресницы и вспоминаю запах сырости. Уж его-то он помнит отчетливо. Чуть низковатый, без хрипотцы голос Слендермена доносится как будто издалека, но Собакиру отчетливо ощущает пульсации в голове на каждое его слово. Он говорит не тревожно, спокойно, отдавая себе отчет о боли в уставших извилинах человека. Открыв один глаз, Собакиру с громким стоном переворачивается на спину и устремляет прищуренный взгляд в потолок. Слендермен: Как ты проводишь последние дни? Как управление над твоим пламенем? Собакиру: Всё нормально. Понемногу начинаю привыкать к обществу. Своё зелёное пламя могу контролировать. Его легко зажигать в руке, зажигать им предметы на небольших расстояниях и употребляю его в пищу вместо еды. Слендермен: Вот как. Слендермен вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Собакиру вновь стал думать о другом. Имя — то, что ведет нас по жизни. то, на что мы оборачиваемся, слыша знакомые слоги за метры. То, что даруют нам при рождении, что складывает мнение окружающих. то, что мы называем при знакомстве, как самую главную информацию о нас. Имя определяет характер первичного восприятия, вместе с внешним обликом. Каждый должен любить свое имя. Не любить его, значит, не любить себя. Собакиру, но щас уместно сказать, Джуфо, не рад своему имени. Он считает- что это одна из причин, почему при жизни к нему не подходили. Может, это имя? Но уже сейчас его это не особо волнует, потому что он сейчас не находится среди людей.