Откуда берутся взрослые?

– Мама, – спросил Муми-тролль, – теперь всё? – Всё, маленький мой Муми-сын, – ответила мама, – теперь всё хорошо, а сейчас надо спать. Не плачь, Снифф, опасность миновала. – Какая жуть… – с дрожью в голосе произнесла фрёкен Снорк. – Не думай больше об этом, – сказала Муми-мама. – Иди сюда, бедная обезьянка, согрейся. – А апельсин? – спросила Мартышка. – В другой раз, – ответила Муми-мама. – А теперь я спою вам колыбельную на сон грядущий. (с) "Муми-тролль и комета" Туве Янссон – Нет, нет, нет... Только не сейчас... – умолял Леда, подсознательно чувствуя, что всевышние силы к его просьбам сегодня останутся равнодушны, а машина так и не заведется. Мотор даже признаков жизни не подавал, сколько Леда ни крутил ключ в зажигании, и спустя минут пять тщетных попыток он застонал и опустил голову на сложенные на руле руки. – Может, бензин закончился? – предположил сидящий рядом на пассажирском месте Джури, и прежде чем ему ответить, Леда помолчал, гадая, нужно ли вообще это делать. – Нет, не бензин, – все же решил отреагировать на вопрос воображаемого друга он. – Я вчера заправлялся. – А что же тогда? – недоумевал Джури. – Да откуда ж я знаю?! – рявкнул Леда, поднимая голову и бросая на Джури яростный взгляд. – Я что, похож на гребаного механика? Если б знал, уже давно починил бы да уехал! После такой длинной тирады на повышенных тонах, Леда обессилено выдохнул и снова опустил голову, услышав, как Джури рядом тяжело вздохнул. – Ты ведь не из-за машины сейчас расстраиваешься, – тихо и немного печально произнес он. – Ты просто устал, и тебя раздражает каждая мелочь. Даже такая, как твой лучший некогда умерший друг. Леда не видел, но услышал, что Джури улыбнулся, наверняка грустно, и ему сразу стало стыдно за свое хамское поведение. Хотя Джури не был человеком из плоти и крови, но за последние шесть дней, которые тот и днем, и ночью оставался рядом, Леда успел привыкнуть к нему, каждый раз откладывая покупку препаратов от галлюцинаций на завтра. И теперь, ни за что ни про что накричав на Джури, он испытал настоящую неловкость. – Извини, – попросил прощения Леда, повернув голову и немигающим взглядом уставившись за окно на ярко освещенную стоянку, где в столь поздний час почти не осталось машин. – Я, правда, устал. Еще и нервничаю – завтра ж презентация. – Да ничего, – легко принял извинения его друг и зачем-то кивнул, будто согласился с оправданиями Леды. На следующий день и правда была назначена сдача проекта, к которому Леда так долго готовился. Сам Леда считал, что в его работе нет изъянов, и даже если заказчик решит придраться, сделать у него это толком не получится. Но все равно он волновался, как волнуется любой человек перед важным мероприятием. – Я сейчас такси вызову, – наконец решил он и потянулся за телефоном, но Джури неожиданно перехватил его руку за запястье. – Подожди, – попросил он и, когда Леда поднял на него недоуменный взгляд, предложил: – А давай поедем на городском транспорте. – Но... – неподдельно удивился Леда и даже запнулся на полуслове. – Так будет долго, да и мне завтра рано вставать... – Тебе каждый день рано вставать, – резонно возразил Джури. – Мне вот кажется, твоя жизнь необычайно скучная и однообразная. Каждый день одно и то же: ты встаешь рано, едешь на работу, сидишь в офисе до ночи, потом возвращаешься домой, падаешь и спишь. И так изо дня в день. Похоже на карусель. На последней реплике Джури неуверенно улыбнулся, словно сам не знал, считает ли приведенное сравнение забавным или неудачным. – Ну что ж поделаешь, – пожал плечами Леда. – Жизнь моя такая. – Это понятно, – не стал спорить Джури. – Но не хочется ли тебе иногда хотя бы по городу пройтись? Леда мог бы ответить, что он выматывается настолько, что у него нет желания не то, что гулять, а вообще дышать и думать. Но в глазах друга он заметил какое-то незнакомое, непривычное выражение, похожее на надежду или ожидание, и после недолгих сомнений все же сдался и нехотя кивнул. Как бы сильно Джури ни выводил Леду из себя, положа руку на сердце, тот вынужден был признать, что слишком материальный, как для призрака, и слишком раздражающий, как для вымышленного друга, тот скрасил и внес хоть какое-то разнообразие в его унылую жизнь. Теперь каждый день начинался с чего-то особенного. Один раз Джури приготовил Леде омлет и нарисовал на нем кетчупом смайлик. В другой день пожарил яичницу в форме звездочки, а еще как-то выложил на большой тарелке салат в виде пальмы. Леда ворчал и говорил, что по утрам ему кусок в горло не лезет, однако все послушно съедал и уже через пару дней почувствовал, что к вечеру желудок не так сильно сводит, как бывало, когда он, обо всем позабыв, на протяжении дня питался одним кофе. Через какое-то время Леда даже приучился не дергаться и не вскакивать от каждой выходки Джури, хотя поначалу это было сложно. – Знаешь, что делает твоя коллега? – спросил его Джури на второй день своего появления: утро началось с того, что он пристроился за спиной Йори и во все глаза уставился в монитор. – Никогда не угадаешь! Не имея возможности ответить, Леда только вопросительно поднял брови, и Джури не заставил просить дважды. – Выкладывает в блог свои фотки! – торжественно объявил он. – А теперь угадай, сколько на ней было одежды, когда ее фотографировали? Леда многозначительно закатил глаза к потолку, и Джури закивал головой: – Правильно, нисколько! Ох, у нее, наверно, последний размер, серьезно! Я таких больших вообще никогда не видел! Хотя, ты все равно не ценитель женской красоты... Махнув рукой, Джури склонился ниже, едва ли не прижимаясь щекой к щеке Йори, которая пристально глядела на экран, и, очевидно, залюбовался. "Отличная компания у нас собралась, – безрадостно подумал Леда. – Псих, бездельница и призрак-извращенец..." – У нее ник Леди Мунлайт, прикинь? – вещал Джури, будучи не в силах отвести глаз от монитора. – Видали такой "мунлайт"! Лола Феррари тебе имя... Леда слушал краем уха и задавался вопросом, откуда у Джури такие познания в именах грудастых красавиц, а еще – когда тот успел стать ценителем женских прелестей, ведь он погиб, когда был почти ребенком. "Очевидно, после смерти людям что-то открывается, – догадался Леда. – Открываются какие-то истины... А вообще, что тут думать, это ж плод моего воображения". Успокоив себя так, Леда решил погрузиться в работу, но тут тишину комнаты разорвал дикий вопль. С перепугу Леда выронил из рук папку и вскочил на ноги, оторопело озираясь. На пороге небольшой ниши, служившей им с Йори кабинетом, застыл с раскрытым ртом Агги, а Леда не сразу понял, что орал Джури. – Что ты творишь, мать твою! – гаркнул Леда и с яростью уставился на друга, но, быстро опомнившись, отвел глаза и захлопнул рот. – Я? – хором спросили пораженные Йори и Агги, а главный и единственный виновник инцидента заморгал. – Это был победный клич команчей, – невинно пояснил он и кивнул в сторону входа, где топтался незваный гость. – Смотри, кто к нам пришел! Это же вождь! Леда еле удержался, чтобы не выругаться вслух. Хотя в этот раз Агги накрутил на голове какую-то иную прическу, и никаких перьев в волосах у него не было, Джури, до глубины души пораженный их первой встречей, решил и дальше именовать коллегу придуманным прозвищем. Проигнорировав красноречивые взгляды Йори и Агги, Леда присел и начал собирать разлетевшиеся из папки листы бумаги. – Э... У тебя все в порядке? – неуверенно спросил Агги и подошел ближе, тоже опускаясь на корточки, помогая сложить эскизы. – Да, мысли вслух, – проворчал Леда, не поднимая глаза. – Ого, вслух... – пробормотала девушка, а Леда почувствовал, что еще немного, и он точно сорвется. – Йори, ты подготовила подборку цветовой гаммы обоев для гардеробной комнаты? – перебил ее Леда, и девушка тут же замолчала и ссутулилась над клавиатурой, якобы вовсю поглощенная работой. – Леда, а ты не хочешь... – начал было Агги, когда документы все до последнего листка были собраны, и они вдвоем почти одновременно поднялись на ноги. – Не хочу. А если бы хотел, то не мог, – сразу отрезал Леда, заранее зная, что за этим последует приглашение сходить куда-то или очередное предложение заняться чем-то бесполезным. – У меня работы вагон. Агги не стал спорить или возражать, и уговаривать не стал, только отвернулся. А за спиной Леда услышал тихий вздох Джури. Но в остальном старый, вернувшийся с того света друг не слишком обременял Леду. Большую часть дня он сидел тихо и занимался чем-то своим: например, однажды, стоя у перегородки, пускал по офису солнечных зайчиков. Леда с удивлением заметил, что когда блики начинали плясать на лицах сотрудников или на их рабочих документах, те не торопились закрывать жалюзи, а улыбались, и на несколько мгновений у них становились такие мечтательные взгляды, что Леда проникался невольной завистью. Сам он уже давно ни о чем не грезил. В другой раз Леда увидел, как Джури, пока никто не видит, сам с собой играет в театр теней, складывая из собственных пальцев причудливые фигуры, которые на стене, противоположной солнечному окну, обретали форму диковинных зверей. Леда так и не спросил Джури, что его привело в этот мир, что заставило вернуться, и почему-то только в этот момент подумал о том, что его друг детства бесконечно одинок здесь, среди людей. А сам Леда, повзрослевший и поскучневший, наверняка не оправдал даже самых худших его ожиданий. Сидящий на краешке стола и играющий сам с собой Джури казался до того трогательным, что Леда, не выдержав, встал рядом и, сложив вместе ладони, тоже показал фигурку, тень которой должна была напоминать зайца. Правда, получилось у него не слишком хорошо. – Ты разучился, – улыбнулся Джури, повернув к нему голову, и Леда пожал плечами, невольно подумав о том, что он отвык от намного более важных вещей, чем просто игры в театр теней. Потом как-то, когда Йори в очередной раз ушла пить с Агги кофе, Леда заметил, что Джури, рассевшись в ее кресле, старательно черкает карандашом по бумаге, от усердия даже высунув кончик языка. В этот момент Джури снова напоминал ребенка, причем даже не двенадцатилетнего, а от силы лет семи-восьми. – Чего творишь? – поинтересовался Леда, которому стало любопытно, чем можно заниматься с таким энтузиазмом. Джури, явно не ожидавший вопроса, голову поднял не сразу, будто не сообразив, к нему сейчас обратились или к кому-то другому. Но когда увидел, что Леда, задавая вопрос, смотрит прямо на него, улыбнулся и показал лист бумаги, демонстрируя результат своих художеств. – Вот, нашел сегодня кленовый лист на улице. Леда сразу понял, что ему показывают, и на душе мгновенно стало тепло. Когда они с Джури были еще совсем маленькими, часто, взяв первый попавшийся листочек или монетку, они накрывали их белой бумагой и старательно заштриховывали простым карандашом. В результате, когда основа для рисунка – та же монета или листок – убиралась, на бумаге оставалось крайне четкое изображение, похожее больше на черно-белый снимок, а не на художества малых детей. – Нравится? – спросил Леду Джури, улыбаясь еще радостней, явно по одному выражению его лица разгадав, что тому приятно вспоминать, как они вдвоем рисовали вот такие картинки в детстве. Леда ничего не ответил. Вместо этого он полез в карман, достал первую попавшуюся монетку и, накрыв ее белым листом, быстро заштриховал карандашом. Джури рассмеялся, когда он продемонстрировал результат уже своего рисования, и смех этот был звонким и до того счастливым, что Леда, который секунду назад тоже был готов улыбнуться, вдруг почувствовал, как в груди все сжалось. В этот момент он понял, что Джури смеялся как ребенок, искренне и беззаботно, как делал это двадцать лет назад. И как уже никогда не засмеется сам Леда. Подобных моментов за последние дни в жизни Леды стало немало. Как-то раз Джури вырезал из апельсиновых корок челюсти и положил на его стол. Йори, заметившая их, округлила глаза и поглядела на Леду, как на умалишенного. А сам Леда только усмехнулся – в детстве они часто с Джури вырезали что-то подобное. Как, например, снежинки из бумаги, которых Джури сделал не меньше двадцати штук и облепил все стены в спальне Леды, безнадежно испортив обои. – Сейчас же не зима… – пробормотал Леда, когда, проснувшись, увидел, во что превратилась его комната. – Ну и что? – глубокомысленно изрек в ответ Джури, и Леда не нашелся что ответить. Ссориться из-за обоев не хотелось, да и злости он не чувствовал. Почему-то дурацкие, криво-косо выкроенные снежинки его забавляли. А накануне, когда Леда почти уснул, Джури ворвался в спальню и буквально влетел в его постель. Леда сперва не понял, что происходит, и только потом заметил в полутьме, что друг предварительно с ног до головы обмотался простыней. – Чудовище, слезь с меня, – потребовал Леда, понимая в этот миг, что вот-вот не сдержится и рассмеется. – Ни за что! Я страшное и ужасное привидение! – Ты сейчас и без простыни привидение, – приложив усилия, Леда столкнул Джури с постели, и тот шлепнулся прямо на пол, но ничуть не расстроился от этого и громко захохотал. В детстве они частенько играли в призраков: набросив на голову белые простыни, крались по дому и пугали кошку. Позже Леда думал, что это была одна из самых веселых их забав, и никогда больше они не смеялись так, как в тот момент, когда бабушка Джури, вернувшаяся раньше времени и увидевшая их, погналась за ними со шваброй, решив, что в дом забрались какие-то ненормальные. Но самым поразительным было то, что, в конце концов, Джури уговорил Леду нарисовать ему мультик. Раньше, когда Леда серьезно подумывал стать мультипликатором и искренне верил, что это и есть его будущая профессия, он создавал намного более сложные и интересные истории на полях обыкновенной тетрадки. За время навык растерялся, и когда Джури все же подсунул ему скрепленные в импровизированную тетрадь листки, Леда решил не выпендриваться и изобразить что-то попроще. На каждом из двадцати белых листов он нарисовал кота, больше напоминавшего отъевшегося хомячка, который держал в лапах цветок и махал им из стороны в сторону. Выражение мордочки неопределенного животного из грустного на первой картинке, становилось абсолютно довольным на последней. Джури пришел в восторг от полученного результата и все время, пока Йори не вернулась с обеда, листал туда и обратно получившийся мультфильм. А Леда украдкой поглядывал на него и почему-то думал о том, какой он сам несчастный. Перевести взгляд на монитор и начать просматривать люстры, подходящие для гостиной, ему удалось с большим трудом. *** Хотя в городе движение не прекращалось даже поздним вечером, и машин вокруг Леда видел немало, автобус ехал достаточно быстро, с каждой минутой приближая его к дому. На улице лил сильный дождь, сильно похолодало, и легко одетый Леда мгновенно продрог. Обняв себя руками, он закрыл глаза и откинулся на спинку сидения. Будь он один, Леда побоялся бы вот так забыться – недолго проехать нужную остановку. Но рядом с ним был Джури, который не постеснялся бы толкнуть в бок в нужный момент, и, подумав о своем друге, Леда улыбнулся. Он сам не понимал, почему так получилось, но спустя всего несколько дней с момента его появления напугавшая поначалу галлюцинация больше не страшила, и Леда даже перестал опасаться за собственное психическое здоровье. "Пусть все идет как идет", – решил он и отметил про себя, что ему будет даже жаль, когда Джури внезапно пропадет. В том, что однажды это случится, он не сомневался. Джури сидел подозрительно тихо, и, приоткрыв глаза, Леда понял почему. Из-за резкого перепада температуры оконные стекла несильно запотели, но этого хватило его другу, чтобы начать рисовать на них. И когда Леда понял, что именно тот пытается изобразить, сонливость как рукой сняло. Бесконечно давно – в прошлой жизни, как теперь казалось Леде – он придумал двух персонажей для собственных историй, которых пытался с переменным успехом запечатлеть на бумаге. Одного из них звали Джури, другого – Леда, и неугомонная парочка, воплощенная его фантазией, постоянно вытворяла что-то чудное и попадала в приключения. – Они прямо как мы, – сказал как-то раз Такуя, разглядывая очередную изображенную Ледой незамысловатую историю, и после этого они и придумали взять себе имена вымышленных героев. Леда сам не знал, почему забыл: быть может, подсознательно он хотел избавиться от этого воспоминания, как и от многих других, связанных с Джури и не приносивших утешения даже спустя столько лет. Но теперь, когда Джури кривовато изобразил одного персонажа в очках – собственно, Джури, и второго с гитарой – Леду, сердце дрогнуло, и Леда не успел даже одернуть себя, когда рука сама потянулась к стеклу. Перегнувшись через Джури, он коснулся запотевшей поверхности, и его друг сразу отстранился, давая возможность сделать то, что хотел Леда. Хотя за столько лет Леда подзабыл, как рисовать ничего не значащие картинки, получалось у него все равно лучше, чем у Джури. Рисуя самыми кончиками пальцев, едва ли не ногтями, он добавил в простенькую картинку деталей: над персонажем с гитарой появились музыкальные ноты, будто тот играл какую-то мелодию, а второму герою он дорисовал тонкие ручки, сложенные вместе, словно тот аплодировал. – У тебя талант, – шепотом произнес Джури, глядя на получившуюся картинку. До этого момента он сидел, затаив дыхание и почти не шевелясь. – Талант рисовать на запотевших стеклах? – снисходительно покачал головой Леда. – Талант, что даже на стеклах получаются настоящие шедевры. Леда скептически хмыкнул: его художество вообще не тянуло на звание "шедевра". Но глядя на собственный рисунок, Леда чувствовал необъяснимое приятное волнение, словно это напоминание из прошлого вернуло ему нечто, что он давно потерял. – Жаль, что твое дарование пропадает зря, – вздохнул Джури, но замечание не испортило Леде впечатление от момента. – Может, когда-то еще пригодится, – толком не подумав, ответил он, а Джури улыбнулся и снова посмотрел на оконное стекло. До дома они добрались изрядно поздно, и пока шли до дверей, пока поднимались на лифте, Джури неугомонно трещал и выспрашивал, когда же у Леды будет настоящий выходной, и они вместе поедут куда-нибудь. Леда только улыбался и отвечал, что отдыхать ему некогда. – Но как же так? – негодовал Джури. – Ты столько трудился! Ты заслужил! А у меня ведь есть такой отличный план. Уверен, ты уже даже не помнишь, как мы... Оп. А это кто такой? Как раз в этот момент двери лифта разъехались в стороны, и Леда, глядевший с улыбкой на Джури, не сразу заметил, что у дверей его квартиры стоит кто-то. А точнее – сидит на корточках, прислонившись к стене, словно ждет уже не первый час. – Это что за персонаж? – воодушевился Джури, определенно предвкушая новые знакомства и новых интересных приятелей из жизни Леды. "Это мой парень", – мог бы ответить Леда, но за последние дни он приучил себя не говорить с Джури на людях, даже если очень хотелось. – Привет, – поздоровался он и, вымученно улыбнувшись, сделал шаг из лифта на площадку. – Ты что тут делаешь? – Тебя жду. Ты же так и не оставил мне ключей от своей квартиры. Леда с трудом подавил еще один вздох. С Сойком они познакомились около года назад на концерте, вроде как понравились друг другу и попытались завязать отношения. Неопределенность и неуверенность – вот что сопровождало их союз с самого начала вплоть до этого момента. Сойк всегда старался быть ближе к Леде, Леда, в свою очередь, не спешил пускать его в личное пространство. Когда речь шла об интимной близости или о решении каких-то общих дел, между ними было полное взаимопонимание. Когда хотелось просто поговорить, обнаруживалось, что общаться не о чем. Чаще всего Леда винил себя за то, что не находил времени на личную жизнь, не находил его для Сойка, но менять что-либо не спешил. И если бы теперь спустя год его попросили бы вспомнить что-нибудь о них двоих, Леда с удивлением обнаружил бы, что рассказывать особо нечего. – Офигеть! Леда, это что, твой мужик? – восхитился Джури и вперед него шагнул к Сойку, желая внимательней рассмотреть гостя. Прямолинейность Джури, еще и именование Сойка "его мужиком", Леде не понравились, и он поморщился, а Сойк вздохнул, видимо, решив, что Леда так рад его видеть. – Почему не позвонил? – спросил Леда, отпирая дверь. – Так звонил же, – возразил Сойк. – Ты сбросил, а потом не перезвонил. – А, ну да... – тут же припомнил Леда. – Я был на встрече. Извини. – Леда, у него железка в губе, – поделился открытием Джури. – И в брови тоже! А в тебе, наверно, магнит спрятан, вот вы друг друга и притягиваете. – Я хотел с тобой поговорить, – без всяких предисловий заявил Сойк, едва переступив порог и даже не разувшись. "Началось. Сейчас меня будут бросать", – апатично сообщил сам себе Леда и с досадой понял, что равнодушие его отчасти напускное. Леда не любил Сойка ни на заре их отношений, ни позже – это чувство так и не пришло к ним. Но Сойк был хорошим человеком, намного лучшим, чем Леда, как он сам считал, приятным и симпатичным ему. Ругаться с таким не хотелось. – Серьезный дядька, – прокомментировал его слова Джури. – Прям такой же, как ты. – Ну, проходи, раз хотел, – сделал приглашающий жест Леда и, сбросив обувь, направился прямиком на кухню. – А кто он вообще такой? Чем занимается? А где вы познакомились? – засыпал его вопросами Джури, пока гость немного отстал, расшнуровывая ботинки в коридоре. – Музыкант, – еле слышно прошептал Леда. – На концерте познакомились. – Да ты что! – широко распахнул глаза Джури. – На концерте? На его концерте? – На его, – кивнул Леда. – С ума сойти! Леда, так ты был как фангёрла, да? Пришел поглазеть на любимого музыканта, потом взял автограф, а он тебя заприметил, и после того, как все разошлись, ты ждал под дверями... – Я тебя сейчас убью, – сдавленным шепотом пообещал Леда. – Какая фангёрла? Он сам ко мне подошел, когда я в баре пиво пил... – Так еще романтичней! – не растерялся Джури. – Фронтмен крутой группы заметил в зале незнакомца, и когда концерт закончился... – Он не фронтмен, – процедил Леда и хотел потребовать, чтобы Джури прекратил генерировать бредовые идеи, когда на пороге кухни появился Сойк. – Ты что-то сказал? – негромко спросил он и переступил с ноги на ногу. – Сказал, что любит тебя до безумия, – торжественно объявил Джури и повернулся к Леде. – Ну же, сообщи ему об этом. У влюбленных так принято, и крайне важно не забывать повторять это как можно чаще. – Нет, ничего, тебе послышалось, – пропустил мимо ушей тираду Джури Леда. – Присаживайся, что ли. Тебе чай? – Мне ничего, – тише прежнего произнес Сойк и присаживаться тоже не стал, прислонившись спиной к стене. – Я ненадолго, если честно. – Я уже понял, – кивнул Леда и повернулся к нему, замерев на расстоянии пары шагов. – Так-так, ребята, а что это вы задумали? – полюбопытствовал Джури и уселся на край обеденного стола, занимая таким образом наиболее выгодную наблюдательную позицию. – Понял? – переспросил Сойк и внимательно поглядел в глаза Леды, силясь прочитать в них что-то. – А что тут непонятного? – пожал плечами Леда. – Я бездушная скотина, я тебя игнорирую и обделяю вниманием, мы давно не виделись, тебе это надоело, и вообще ты нашел кого-то другого. Так? На лице Сойка не дрогнул ни единый мускул – он все с таким же нечитаемым взглядом глядел на Леду и думал неизвестно о чем. Зато Джури отреагировал весьма бурно. – Эй! Быть такого не может! – возмутился он, спрыгивая на пол, и решительно шагнул к Сойку. – Слышишь, ты? Дай ему по морде, а потом целуй, чтоб заткнулся и никогда больше говорил таких глупостей! Ну же! – Все верно, – медленно произнес Сойк, и неугомонный Джури осекся на полуслове. – Разве что, никого другого я себе не нашел. Но сейчас это абсолютно неважно. – Значит, найдешь. Долго ли умеючи, – пожал плечами Леда и отвернулся к кухонному столу. Делать чай он не собирался, но теперь понял, что все же придется, чтобы занять руки хоть чем-то. Леда не ожидал, что этот разговор, который рано или поздно все равно произошел бы, доставит ему столько неприятных эмоций. И с вполне объяснимой досадой он осознавал, что преобладающим чувством в его душе была жалость к самому себе, несчастному и покинутому всеми. От этого становилось особенно тошно. – Вообще-то это очень плохой признак, когда твой парень предпочитает остаться в гордом одиночестве, чем быть с тобой, – в повисшей тишине прозвучал голос Джури. – Это даже хуже, чем если бы он влюбился в кого-то другого. Леда поморщился: если бы Джури был обычным человеком, стоило бы развернуться и дать ему по морде за такие слова. По крайней мере, Леде этого очень хотелось. – Ты ничего не собираешься мне сказать? – негромко поинтересовался Сойк, и хотя Леда его не видел, он точно знал, что тот стоит все так же у стены без движения, и на лице его по-прежнему невозможно ничего прочитать. – А что тут скажешь? – пожал плечами Леда и наконец нашел в себе силы повернуться. – На твоем месте я бросил бы такого, как я, еще полгода назад. – Я тебя не бросаю, – вздохнул Сойк, и хотя никто его об этом не просил, как с раздражением отметил про себя Леда, принялся объяснять: – Ты мне сразу понравился, еще тогда, в том баре. И поначалу все действительно было отлично. Но нельзя же оставаться все время на одном этапе... Ну, то есть, отношения развиваются, и нет ничего плохого в том, чтобы иногда ходить куда-то вместе, делиться чем-то. А нас с тобой, кроме секса, до сих пор ничего и не связывает. – Эй-эй-эй! – будто желая перекричать Сойка, завопил Джури. – Ты чего сейчас делаешь? Он сорвался с места и решительно бросился вперед, вклиниваясь между ним и Ледой. Сойк продолжал говорить, естественно, не замечая Джури, но Леда уже не слышал его слов, потому как воображаемый друг голосил на порядок громче. – Ты с ума сошел! – топнул ногой Джури: казалось, еще немного, он вцепится в плечи Сойка и хорошенько встряхнет, призывая одуматься. – Мужик, опомнись! Не бросай его! У него и так никого нет, и никому он не нужен! – Заткнись! – рявкнул Леда. Слова Джури ударили по самому больному месту, о существовании которого Леда предпочитал даже не думать. Удар оказался настолько ощутимым, что на мгновение он потерял над собой контроль. Опомнился Леда спустя долю секунды, но уже было поздно: пораженный Сойк замер с открытым ртом, и Джури тоже замолчал, но оборачиваться не стал, только понурил голову. – Как скажешь, – спустя несколько долгих секунд произнес Сойк и отвел глаза. – В общем-то, говорить тут и правда не о чем. Не звони мне больше. Конец реплики прозвучал, когда Сойк уже направлялся в сторону коридора, но от собственных слов он будто опомнился и замер на месте, чтобы перевести взгляд на Леду. – Хотя о чем это я? – вдруг спросил он и даже улыбнулся, как показалось, с горечью. – Ты ведь мне и так никогда не звонил. В словах Сойка не слышалось ни обиды, ни укора, лишь голая констатация факта, но от понимания этого стало только хуже. Леда сглотнул и отвел глаза, а Сойк поспешил прочь из этого дома, словно кто-то мог его удержать. Не прошло и минуты, как хлопнула входная дверь. Только после этого Леда выдохнул и снова отвернулся, беря за ручку закипевший чайник и наливая кипяток в чашку. Тишина в квартире казалась гулкой и настороженной, Леде очень хотелось, чтобы Джури заговорил, произнес хоть что-то, чтобы не чувствовать этой пустоты. Но тот словно нарочно медлил. – Ну давай, прочитай мне уже нотацию, – потребовал Леда, разворачиваясь. Джури стоял все на том же месте и задумчиво глядел прямо перед собой. На его лице Леда не увидел и следа веселости или прежней детской непосредственности – Джури казался серьезным, а от того еще и очень взрослым. В ответ на слова Леды он только головой покачал, а затем сделал шаг к столу и снова забрался на него, расположившись на самом краешке, однако говорить все равно не спешил. Джури сидел ссутулившись и раскачивал ногой, пиная ножку стола, а Леда, которому надоело ждать невесть чего, тяжко вздохнул. – Зачем же ты так с ним? – наконец спросил Джури, не глядя на своего друга. – Я вообще-то не на него заорал, а на тебя, – мстительно напомнил Леда. – Я не про сегодня, я вообще, – возразил на это Джури. – Почему ты поступал так, что он в итоге посчитал, будто одному ему будет лучше? – Я никак не поступал, – отрезал Леда и отставил на стол бесполезную чашку – руки начали заметно дрожать, и он опасался расплескать кипяток. – Мне самому не слишком были нужны эти отношения. Понял? – Судя по твоему поведению, тебе вообще никакие отношения не нужны, – заметил Джури и укоризненно покачал головой. – Твой парень от тебя сбежал, потому что ты неделями ему не звонил. Родители забыли, как ты выглядишь. Друзей у тебя нет. И даже чудесный вождь команчей, несмотря на то, как сильно ты ему нравишься, скоро перестанет к тебе приходить. Если первую часть монолога Джури Леда закипал и с трудом сдерживал яростную отповедь, то упоминание Агги, еще и в таком ключе, настолько огорошило, что он забыл все придуманные возражения. – Он не ко мне приходит, – пробормотал Леда, но Джури упрямо мотнул головой и засадил пяткой по ножке стола сильней, чем до этого. – Он приходит к тебе, и если бы ты хоть раз поднял глаза от монитора, то понял бы это, – с нажимом произнес Джури. – На черта ему эта сисястая дура? И опережая просящийся у Леды вопрос, он добавил: – Только к тебе же на хромой козе не подъедешь. Вот и приходится бедному вождю каждый день пить кофе с этой идиоткой. Но скоро ему это надоест, можешь не сомневаться. Леда попытался припомнить, замечал ли он прежде хоть что-то, говорившее в пользу слов Джури. И нехотя признал, что да: порой его сильно удивляло, как настойчиво Агги звал присоединиться к нему и Йори. Но признавать правоту Джури Леде не хотелось из принципа, и потому, изобразив максимально презрительное выражение лица, он с иронией проронил: – Вот только не хватало, чтобы кое-кто, кому навсегда так и осталось двенадцать лет, поучал меня, взрослого человека. Тут же мысленно он сам себя одернул за то, что умышленно хотел обидеть Джури. Леде стало стыдно, и он уже раскрыл рот, чтобы извиниться и попросить просто закрыть эту тему. Но друг, который будто бы ничуть и не оскорбился, опередил его. – А почему ты думаешь, что взрослые умнее детей? – вдруг спросил он и улыбнулся своей привычной, такой забавной улыбкой. Вопрос был абсурдным по сути своей, как если бы Джури сейчас поинтересовался, почему Леда думает, что вода мокрая, а не сухая. Потому и ответить ничего не успел, а его друг тем временем продолжил. – Абсолютно все войны, которые случались в этом мире, начинали взрослые, – сообщил он. – Взрослые убивают других взрослых. И детей, кстати, тоже. Именно из-за взрослых наша планета на грани катастрофы, из-за взрослых исчезли удивительные животные и растения. Так почему же ты решил, что ребенок даст тебе худший совет, чем взрослый? – Ну, знаешь ли... – пробормотал Леда, понимая, что для того, чтобы придумать достойный ответ на такие абсурдные аргументы, ему надо немного больше времени, чем дается собеседнику при обычном разговоре. – Откуда берутся дети, сегодня знают даже самые маленькие, – покачал головой Джури, лицо которого снова приняло серьезное выражение. – А вот откуда берутся взрослые, я порой не могу понять. На последних словах он улыбнулся, только как-то совсем невесело, и продолжил: – Иной раз смотришь на какого-нибудь взрослого, и не можешь поверить, что когда-то этот человек прыгал по лужам, пускал мыльные пузыри и играл в театр теней. Просто не получается представить его живым и настоящим. И знаешь, что самое худшее, Леда? Самое худшее то, что ты становишься именно таким взрослым. Под конец слова Джури звучали совсем тихо – быть может, он умышленно понизил голос, из-за чего Леде пришлось прислушиваться. Но от этого каждый звук гулко отдавался в его голове, повторялся эхом, и Леде от признаний друга неожиданно стало даже не горько, а просто страшно. Ведь какими бы простыми ни были признания Джури, Леда понимал, что его пугает такая перспектива, о которой рассуждал его воображаемый друг. – Значит, так, – холодно отчеканил Леда, борясь с дрожью в голосе. – Немедленно заткнулся и исчез. Видеть тебя больше не желаю. И хотя это было совсем не то, что Леда должен был ответить, он почувствовал, что больше не может выносить пристальный взгляд своей галлюцинации. Джури все так же сидел на краю стола и смотрел, не моргая, а Леда понимал, что дрожит уже не только голос – дрожат руки и колени. От ярости, от негодования, от чего-то иного – он сам не знал, от чего именно. – Тебе еще нет даже тридцати, а ты уже растерял все хорошее, что в тебе было, – ровным, не окрашенным эмоциями голосом прошептал Джури. – Как же так вышло, Леда? – Пошел вон! – рявкнул Леда, чувствуя, как темнеет перед глазами. – Проваливай! Я тебя не звал сюда! Я... Он хотел прокричать еще что-то, но еще толком несформулированные слова вылетели из головы, когда Леда понял, что на кухне он один. Более того, каким-то неопределенным шестым чувством он осознал, что остался совершенно один во всей квартире. Джури исчез. Не растворился в воздухе, не испарился и не растаял – просто пропал, как будто и не было его. На краю пустого обеденного стола никто не сидел, и не существовало ни единого повода думать, будто секунду назад там был Джури. Сперва Леда даже хотел окликнуть его, но вовремя опомнился. Звать собственный глюк было даже большей глупостью, чем просто допускать, что из прошлого к нему мог заявиться умерший приятель. Растерянно покрутив головой по сторонам, Леда приказал себе успокоиться и забыть все случившееся, как пустой сон. Джури не существовало уже более пятнадцати лет. Джури умер, и было бессмысленно верить в то, что однажды они могли бы встретиться снова. *** Когда вечером следующего дня Леда вернулся домой, он с трудом удержался от того, чтобы не рухнуть просто на пол. Еле-еле он добрел до кухни, где в углу стоял маленький диванчик, и медленно опустился на него, сразу же закрывая глаза. Так паршиво Леда себя давно не чувствовал. А может, не чувствовал никогда.... – Ты... Ты как будто провалил сдачу проекта, – прошептала Йори, явно не веря своим глазам, когда Леда после многочасового общения с заказчиком вернулся в их кабинет. Он не знал, как именно выглядел в этот момент, но, вероятно, неважно, потому что глаза его сотрудницы округлились в изумлении, а она сама аж с места привстала, не веря увиденному. – Ничего не провалил, – честно ответил Леда, усаживаясь на свое место. – Все довольны, все благодарны, мне дали три выходных и обещали повышение оклада. И повышение должности, да, тоже обещали. – Ну так это же круто! – взвизгнула в восторге Йори, отчего Леда невольно поморщился, и захлопала в ладоши, словно это ей дали лишние выходные и прибавку. – Я тебя поздравляю, Леда! Кто бы сомневался, конечно! С твоим-то талантом и твоим усердием! Я так рада... Но Леда не слушал ее, бездумно глядя перед собой в один из черных мониторов выключенного компьютера. В этот день настроение было паршивым с самого утра. Он сам не заметил, как привык просыпаться от радостного вопля своего старого друга или от ощутимого толчка под ребра. Пока Джури оставался рядом, Леда был недоволен и ворчал. А теперь он проснулся за полчаса до трезвона будильника, долго смотрел в потолок и отказывался признавать, что такое утро значительно хуже утра в компании собственной галлюцинации. Завтрак ему тоже никто не приготовил, а попытка сделать его самостоятельно закончилась грандиозным провалом и обгоревшей кастрюлей. На работу Леда приехал раньше времени, но с удивлением констатировал, что совершенно не волнуется перед такой важной для него сдачей проекта. Неожиданно он поймал себя на том, что ему все равно. Но по-настоящему Леду накрыло, когда трехчасовая презентация подошла к концу, достоинства интерьера были продемонстрированы на слайдах в разных ракурсах с пояснениями задумки и раскрытием многочисленных функций, заложенных в этот "умный дом". И хотя, выступая, Леда почему-то рассказывал без души, словно потеряв интерес к собственному детищу, все его поздравляли с успешной сдачей, заказчик сиял как лампочка и даже не сделал ни единого замечания, а шеф пообещал в дальнейшем всевозможные бонусы, если Леда будет работать не хуже. Леда кивал, чувствуя себя китайским болванчиком, тянул улыбку и задавал себе только один вопрос – почему ему не радостно? Ведь именно этого он так долго добивался. "А что такое престиж?" – как наяву прозвучал в его голове голос Джури, и Леда даже невольно оглянулся – не стоит ли его друг за плечом? "Престиж – это когда ты долго борешься за то, что тебе совершенно не нужно", – мог бы сейчас с горечью ответить он, вот только Джури, задавшего этот вопрос, не было рядом. Понимание бессмысленности всех своих действий и недавних поступков, а еще невыносимое чувство одиночества навалились на Леду, словно на плечи кто-то опустил непосильную ношу. В голове крутились картинки и образы: его нынешняя рутинная работа и давняя мечта стать мультипликатором, Сойк, который оставил его накануне, и Агги, постоянно являвшийся по поводу и без, детство, родители и Джури... У Леды моментально разболелась голова. Умом он понимал, что его переживания откровенно киношные – ну разве можно печалиться о чем-либо, когда у тебя в жизни все замечательно? Когда ты смелыми шагами идешь вверх по карьерной лестнице, ничем не болеешь и не можешь пожаловаться ни на одну объективную проблему. Но почему-то разумные доводы не помогали, и Леда чувствовал, что чем дальше, тем отвратительней он себя чувствует. Чувствует себя как человек, у которого нет абсолютно ничего. – Мне домой пора, – пробормотал он, прерывая словесный поток Йори. – Встретимся... Встретимся через три дня. – Хорошо отдохнуть, – махнула ему рукой удивленная девушка, но Леде было плевать на ее недоумение. "Что я буду делать целых три дня? – спрашивал себя он, на негнущихся ногах шагая к лифту. – Целых три дня..." Никогда прежде одиночество так сильно не тяготило его и не пугало. Леде было страшно идти в пустую квартиру, как и жутко думать о том, что никуда больше он не может пойти. Нигде, совершенно нигде его не ждут. Из плохо закрученного крана капала вода, в спальне тикали часы, а Леда сидел на кухне и не хотел даже шевелиться. В этот момент он как никто понимал людей – богатых, успешных, знаменитых, которые на гребне славы и успеха ни с того, ни с сего выходили в окно или глотали целые пачки снотворного. Нет, ни о чем таком Леда не думал и, конечно, не собирался прощаться с жизнью, которая как-то в один миг потеряла все свои краски. Он просто понял, что чувствуют люди, у которых якобы есть все. В этот момент Леда признался себе, что последний попрошайка на улице будет богаче его, если у того найдется хотя бы один человек, с которым можно поговорить. "А что толку? – спросил себя он. – Даже если бы сейчас был кто-то рядом, что бы я сказал ему?.." Сказать и правда было нечего – глупо жаловаться на что-то человеку, у которого все есть. А если просто молчать, мало кто умеет понимать без слов. Неожиданно для самого себя Леда констатировал, что за все последнее время только одна единственная живая душа чувствовала его настроение – чувствовала и готова была разделить. Да и то, не совсем живая, если судить объективно. Он сам прогнал Джури, которого на деле и не существовало никогда – как Леда не уставал себе повторять. И звать теперь было бессмысленно, вот только он чувствовал, что сойдет с ума, если останется совсем один на всю эту долгую ночь и еще более долгие выходные. – Джури... – прошептал Леда, поразившись тому, как жалобно и горестно прозвучал собственный голос в тишине пустой квартиры. Он не ждал никакого ответа, не верил, что кто-то откликнется. Но сердце застучало в разы быстрее, когда Леда почувствовал, как рядом прогнулся диван под весом чужого тела, а на плечо опустилась рука. Джури появился так же внезапно из ниоткуда, как сделал это впервые, неделю назад. – Джури, – повторил Леда, все так же не открывая глаз, и задохнулся на выдохе, понимая, что не хватит сил признаться – сказать о том, насколько его друг был прав. – Эх ты, балда... Совсем расклеился, – прошептал ему на ухо Джури и обнял крепче, утыкаясь носом в его висок. – У меня ничего нет, – сдавленно прошептал Леда, понимая, что голос совсем не слушается. – Все как ты говорил... – Я не говорил такого! – возмутился Джури неподобающим ситуации бодрым голосом. – Вот так всегда. Лишь бы себя пожалеть. Вы, живые, такие все удивительно похожие! Ныть да выть – единственное круглосуточное развлечение. Леда шумно выдохнул сквозь сжатые зубы и, повернув голову, наконец нашел в себе силы поглядеть на своего друга. Казалось, что стоит открыть глаза, и Джури исчезнет, а Леда останется снова один. Но ничего такого не произошло: плод воображения сидел рядом, обнимал его, такой теплый и поразительно реальный, совсем непохожий на бред собственного мозга. За спиной Джури бледно светился прямоугольник окна, и из-за этого не удавалось рассмотреть выражение его лица. Однако Леда кожей чувствовал, что друг смотрит на него с теплотой и тенью улыбки в темных глазах. – Ты был прав, – вместо каких-либо возражений прошептал Леда и прижался своим лбом ко лбу Джури. Вместо ответа тот потрепал его по макушке, а после снова некрепко обнял, и от этого Леде сразу стало спокойней. В эту минуту он не думал о том, что его друг был всего лишь фантазией, призраком из прошлого. Леда знал, что не будь Джури здесь, он точно свихнулся бы. – Ладно, не кисни, – наконец твердо объявил Джури. – Я знаю, что нужно делать. – Знаешь? – еле слышно прошептал Леда. – Еще как знаю, – хмыкнул Джури. – И начнем мы прямо сейчас.