***
Как относиться к этому признанию, Кайо, честно, не знал. Его отношения с Изуной-химе были трудными и подчас необъяснимыми. С первой встречи она демонстрировала свою неприязнь к нему, далее придерживаясь откровенно скотского с ним обращения. Сам он ненавидел ее когда-то, а потом… Потом им обоим пришлось измениться, стать друг к другу терпимее. Отпустить прошлое сложно, но Изуна-химе после одного события воспринималась как совершенно другой человек. Не «Цуки», превративший его жизнь в Ад, а «Изуна-химе», девушка, вызывающая у него спутанные чувства. Что мне делать с этим признанием? — задавался он вопросом. Без конца думал, смотрел на принцессу, ведущую себя как ни в чем не бывало. И не мог сказать даже перед самим собой «нет» на простое «взаимны ли ее чувства?». В конечном итоге они так и вернулись домой. Он ушел вновь, уже один, вернулся. Жизнь вернулась в свою колею. А между ними что-то происходило.***
Пальцы скользили по жесткому джонинскому жилету, по гладкой ткани водолазки, ощущали шершавость там, где вышиты алые цветы. Камелии. Кайо смотрел в зеркало непривычно долго, все рассматривая самого себя и этот рисунок на своем воротнике. Ровные стежки казались работой профессионала, но эти странные чувства, как он подозревал, вызвала бы даже самая неаккуратная и кривая вышивка. Изуна-химе не подавала виду, не давала своим поведением и намека на то, что испытывает к нему что-то. Вела себя, как обычно. Учиха решил бы, что произошедшее — бред его сознания, если бы не… Камелии ощущались слишком реальными. За два месяца, прошедшие с тех пор, потирать вышивку на воротнике вошло в привычку. Спустя две недели он наконец вернулся в Коноху. Отчего-то первым делом вновь хотелось найти Изуну-химе, прояснить хоть что-то. Но это глупо, она занята. Да и поднимать эту тему, не зная, что сказать, Кайо не желал. «Да» или «нет»? Со своими чувствами парень, всегда понимавший себя, так и не определился. И Изуна-химе, как будто, тоже.***
— Вам холодно? — спросил Кайо, уже зная ответ. Закончилось лето, прошла осень, началась зима. Никто ничего не говорил, о вышитой на вороте камелии словно помнил лишь он. Но между ними зарождалось что-то, что не хотелось спугнуть пока еще громким словом «любовь». Девушка вздрагивает, из ее рта облачком вылетает пар. Изуна-химе всегда плохо переносила холод. Кайо не мог понять ее в этом, ведь сам не мерз, но… — Да. Оледеневшие руки, меньше, чем у него, кажутся еще более хрупкими в его ладонях. Кайо сам не понимает, как на такое решается, просто дышит, греет пальцы принцессе, что замирает, позволяя ему это. Изуна-химе, обычно громкая, молчит, зачарованно смотрит ему в глаза, не спешит вырывать руки. Он не понимает, как можно мерзнуть при такой погоде, ведь сам не мерзнет, но, сам глядя в ее глаза, чувствует странное тепло, которого мало. Физически Кайо ощущает себя превосходно, но где-то в глубине без этого странного тепла ему словно холодно. И он готов часами греть Изуну-химе, чтобы она согрела его.***
Когда наступает весна, Кайо уже не может отрицать: в Изуну-химе он прочно влюблен. Ему не хотелось этого, даже зная, что его чувства взаимны. «Другой человек» Изуна-химе все равно оставался своеобразной личностью. Кайо всегда четко видел свой идеал: тихая, спокойная девушка, будущая мать его детей. Принцесса, как в сказках. Добрая и красивая. Изуна-химе попадала в этом кратком списке лишь в два пункта: она была принцессой, самой что ни на есть настоящей, а еще являлась красавицей. Тишина с ней была событием исключительным, спокойствие имело налет ужаса. Детей она планировала «лет после тридцати». Тридцати, до которых большая часть шиноби не доживала. Ее доброта распределялась по неведомым алгоритмам. Идеал, четкий с его пяти лет, неминуемо заменялся ее образом. Неидеальная, шумная, моментами раздражающая (доводить людей до ручки Изуна-химе умела мастерски), она все равно нравилась ему слишком сильно. Так сильно, что предположение, что признание признанием вовсе не являлось, приносило боль. Кайо ощущал притяжение, особое чувство, которое испытывал только рядом с ней, но Изуна-химе ни о каких чувствах и не упоминала. Помнила ли она вообще о том, что произошло почти год назад? Ныне уверенный в своих, но не в ее чувствах, Кайо жаждал знать правду, какой бы она ни была. Фестиваль пришел в их клан с запахом камелий. А когда к нему на празднике подошла Изуна, Кайо ощутил и сладкий запах ее духов. Когда-то раздражавший, теперь этот запах стал самым приятным на свете. Она стояла перед ним, нарядная, в красивом кимоно, улыбаясь. Улыбаться Кайо тоже раньше не любил, но рядом с ней — хотелось. — Вам очень идет, — сказал он, не подумав, что кимоно принцесса носит далеко не впервые и даже этот наряд он уже видел. Но девушка, кажется, на глупость внимания не обратила. — Да? Только засмеялась, очаровательно краснея и словно не замечая, как он на нее смотрит. Возможно, потому что сама смотрела на него не так, как на остальных. — Пойдем? — спросил Кайо, беря девушку за руку. Ее руки ему тоже очень нравились: мягкие, нежные, с почти отсутствующими мозолями. Даже не сразу вспоминается, что она шиноби, так и не забросивший тренировки. — Да! Изуна-химе смотрит по сторонам, раскрывая глаза так широко, словно видит эти улицы впервые. Она рассказывает о том, как тяжело проходила подготовка к фестивалю, как возросли цены на украшения, как сложно отвечать за организацию всего. Кайо смотрит не на пестрые улицы и наряженных людей, а на нее, мягко поглаживая ее ладонь и ища момент для вопроса. Момент, как назло, все никак не наступает, а может он просто не может решиться. В итоге все случается довольно глупо. Она лишь останавливается полюбоваться цветущим кустом камелии, а он спрашивает невпопад. — Изуна-химе, Вы… все еще любите камелии? Вопрос звучит непонятно и двусмысленно. Она никогда не понимала намеки, а в такой ситуации его не понял бы и он. Кайо чувствует себя идиотом, когда Изуна, оторвав взгляд от цветов, с непониманием смотрит на него. Он потирает уже затершуюся ветку камелий на вороте, давит порыв смутиться и не отрывает взгляда. Изуна-химе, никогда не понимавшая намеки, вдруг понимает их слишком хорошо. Выпрямившись, она делает шаг к нему, говоря желанное: — Да… Губы Изуны-химе мягкие и приятные, нежнее, чем ее руки, поэтому Кайо изо всех сил старается не давить, осторожно касаясь их своими. Он всегда представлял их сладкими, как ее духи, но в реальности их вкус не поддавался таким простым описаниям. Кайо хотел бы, чтобы этот миг длился вечность, однако вечность находит свой конец. И Изуна-химе, медленно падая с носочков на пятки, заканчивает ему в шею: — Люблю.