*
Кокичи нравилось думать, что у него за плечами большой опыт писательства. Как бы ему ни было неприятно вспоминать об этом, он помнил мрачные, резкие стихи, которые писал и прятал в той части своего компьютера, которую страстно желал сжечь. Ему повезло, что он никогда не опубликовывал их, но он не мог сказать того же о своих длинных фанфиках, в которых дыр было больше, чем в швейцарском сыре. Но за эти годы он постепенно совершенствовался, и объем его работ варьировался от ста до ста тысяч слов. Эти работы охватывали почти все жанры, которые он мог придумать: флафф, ангст, юмор, драма и многое другое. Он гордился своей работой. Несмотря на это, Кокичи никогда не думал, что будет проживать сцену из собственного фанфика. Парень прищурился и наклонился над столом, разделяющим его и Шуичи. — Позволь уточнить. Ты хочешь помочь мне… выяснить, нравлюсь ли я своему крашу? Шуичи ответил кивком. — Если ты мне позволишь. Ситуация была слишком стереотипна, слишком клише. Он даже мог узнать эту сцену из флафф-драббла, который он написал два года назад. У той пары был счастливый конец. Кокичи не был уверен, что его заслуживает. — Но почему? На долю секунды лицо Шуичи напряглось. Он словно выдавливал из себя слова. — Потому что ты мой друг, — сказал он, — и я хочу, чтобы ты был счастлив. Я думал, что смогу сделать это, проведя для тебя расследование. Это была самая нелепая вещь, которую Кокичи когда-либо слышал. Все его помощники пришли или шантажируя его, или если их самих шантажировали (Если подумать, все члены его неофициальной писательской группы поддержки шантажировали его, чтобы он позволил им присоединиться, даже если один раз он технически шантажировал сам себя. Он сделал еще одну мысленную заметку, чтобы усилить свою безопасность). За этим должен стоять какой-то мотив. Так было всегда. — Это такая скучная причина, — проскулил Кокичи. — Чего ты хочешь, Сайхара-чан? Власть? Славу? Стой, стой, не говори! — Он наклонился ближе, сверкая глазами. — Ты точно в меня влюбился, ведь так? — Х-Ха? Ома-кун, ты не можешь так шутить, — сказал Шуичи, пряча свое красное лицо за кепкой. — Я прав или я прав? — Ни то и не другое. Хм. Почему-то кажется, что это ложь. Кокичи отбросил эти мысли, пока Шуичи продолжал говорить. Несмотря на это, он слушал лишь наполовину. Как может кто-то настолько умный быть таким слепым? Парень потратил изрядную долю своего времени в работах с «неозвученными чувствами» своего фэндома и даже написал несколько под другим псевдонимом, но, как минимум, у персонажей в его фанфиках был здравый смысл. Неужели Шуичи просто не хватает здравого смысла? Так ли это? …Или, может, он просто не хотел этого замечать? Кровь застыла в жилах Кокичи, и он едва заметно улыбнулся. Последний вариант казался гораздо более вероятным, чем фантазия, которую он создавал в течение последнего года. В последних главах более явно показывал, на ком основан детектив, и Шуичи был достаточно умен, чтобы сложить эту головоломку воедино. Единственное возможное объяснение его поведения — он не хочет верить, что Кокичи его любит. — …Ома-кун? Ты меня вообще слушаешь? Парень очнулся от своих мыслей и натянул на лицо улыбку. — Ага! Ты не должен сомневаться в своих друзьях, Сайхара-чан. Это грубо. Шуичи одарил его сомнительным взглядом. — Тогда что я только что сказал? — Ты серьезно собираешься использовать эту фразу против меня? Ты кто, учитель? — Кокичи вздохнул. — В любом случае, можешь делать, что хочешь. Не то чтобы я могу тебя останавливать. — Правда? — Просто знай, — сказал Кокичи, улыбка исчезла с его лица. — Фэндом работает не только на создателях контента, таких как писатели, художники или кто-либо еще. Люди, которые читают наши фанфики, смотрят наши арты, смеются над нашими эдитами, поглощают контент, который мы создаем… они тоже имеют значение. Фэндом — это самоподдерживающаяся система, и именно это делает его таким приятным. Я не могу остановить тебя от чего-либо, но помни это. Тебе не нужно делать никаких особых одолжений, чтобы заработать место в фэндоме. — Кокичи закинул рюкзак на плечо, прежде чем выйти из класса, как он надеялся, драматичным образом. Если все прошло хорошо, это удержит Шуичи от попыток провести расследование. Но все еще оставалась досадная надежда, что парень действительно был таким забывчивым и не желал никому зла, что он хотел верить в то, что он детектив так же, как читатели Кокичи хотели верить в любовь между детективом и воришкой. Кокичи отогнал эту мысль на другой раз, когда проскочил в кафетерий и окунул голову Мию в ее хлопья, получив в ответ кучу проклятий и оскорблений. — Какого черта, ты, гребаный гремлин? — Мию сплюнула, вытирая лицо салфеткой. — Ты не можешь делать такое с едой, как будто ты какой-то блядский девственник! — Как девственность связана с едой? Девушка открыла рот для объяснения, но остановилась, прищурив вместо этого глаза и наклонившись ближе. — У тебя такой вид, будто кто-то насрал тебе на лицо и затолкал дерьмо во все дырки. В чем дело? — Как будто тупая блондинистая сука, как ты, поймет, — усмехнулся Кокичи. — Перестань пытаться и просто вернись к сосанию членов, как шлюха, которой ты являешься. Мию простонала, как только в кафетерий вошла Цумуги и одарила ее неодобрительным взглядом. Вскоре он переместился на парня. — Еще слишком рано для этого, — проворчала Цумуги, протирая глаза. Она села рядом с Мию и, прищурившись, посмотрела на Кокичи. — Эй, Ома-кун, ты выглядишь так, словно вот-вот заплачешь. Парень наклонил голову и еще шире расплылся в улыбке. — Ха? Тогда ты, должно быть, совсем слепая. Уверена, что тебе не нужны новые очки, Широ-чан? — Кьяхаха! Помнишь, как Дерьмогане чуть не врезалась в телефонный столб и приняла его за Киибо? — хохоча, спросила Мию. Кокичи рассмеялся, когда Цумуги попыталась оправдываться, но настойчивые тревожные взгляды его лучших друзей не исчезли.*
Черновик, который отправил ей Кокичи, — это десять тысяч слов чистого ангста. Даже слова «ангст» не было достаточно, чтобы описать текст, что Цумуги только что прочитала. Чтобы описать это, нужно было создать новое слово, но это была не ее работа. Нет, ее работа — это стоять перед дверью автора с ноутбуком, зажатым подмышкой, и две минуты подряд настойчиво в нее стучать. Наконец, дверь открылась, и на пороге появился неморгающий Кокичи. Цумуги чуть не стукнула его по лбу, прежде чем протиснуться в комнату. — Итак, я прочитала черновик, который ты мне отправил. Кокичи усмехнулся и закрыл дверь, убедившись, что запер ее. — И что с ним, моя любимая бета? — В этой главе… много ангста. — Я в курсе. Все-таки я ее написал. Цумуги закусила губу, изучая лицо парня. Макияж лишь частично скрывал мешки под его глазами. Вероятно, у него не было времени его подправить, так как девушка не предупредила его перед тем, как зайти, как она делала обычно. Его простыни были взъерошены, а на одеяле были разбросаны бумажки. Шум его компьютера скрыл повисшую между ними тишину. Пустые банки из-под Панты и обертки переполняли его мусорное ведро. Было ясно, что он заботился о себе не так хорошо, как ей хотелось бы. Ее взгляд скользнул обратно на Кокичи, который смотрел на нее с натянутой улыбкой. После всех лет, проведенных вместе, она точно знала, что означает эта улыбка. «Я знаю, что ты думаешь, и что бы я ни делал, это не обсуждается.» Цумуги с трудом сглотнула. Она уже достаточно вмешалась, и было ясно, что ей придется тащить кричащего и плачущего парня, если она хочет узнать от него больше. И если и было какое-то выражение, которое девушка хотела бы никогда не видеть на лице своего лучшего друга, то это подлинный, несчастный плач. — Ты мечешься туда-сюда, думаю, это лишнее, — в конце концов сказала Цумуги. Она обратила внимание, как расслабились плечи Кокичи, услышав эти слова. — Ты уже вставил достаточно ангста в предыдущую главу, и твои читатели отчитали тебя за это. Я понимаю, что ты хочешь продолжать разрывать их сердца, но тебе, наверное, стоит дать им передышку перед почти что смертью основного персонажа. Хотя, это лишь мое мнение. Ты знаешь историю лучше, чем я. — Это все? — Да. И я даже помогу тебе с этим, — предложила ему девушка с теплой улыбкой на лице и протянула руку. — Давай исправим ангст вместе, Ома-кун. Как твоя бета и твой друг. Две пары глаз, одна голубая, другая фиолетовая, уставились друг на друга, прежде чем Кокичи принял ее руку и сел на кровать рядом с Цумуги. — Спасибо, — сказал он, перейдя на шепот. — Не знаю, за что ты меня благодаришь. Это моя обязанность, как твоей беты. Это была полная чушь, и они оба это знали, но были счастливы оставить все как есть, когда вместе просматривали текст.*
Шуичи нашел его сидящим в столовой, склонив голову к книге, лежащей у него на коленях. — Хей, Амами-кун, могу я тебя слегка потревожить? Рантаро поднял взгляд и с улыбкой вставил закладку между страницами своей книги. — Конечно. Что тебя беспокоит? Оценки? Стресс? Любовь? — Да, это… это последнее, — сказал Шуичи. Он остановился. — В этом роде. Это безответная любовь. Улыбка парня дрогнула. Он сделал глубокий вдох, словно подготавливая себя к чему-то. — Хочешь рассказать мне об этом? Шуичи открыл было рот, но тут же обнаружил, что не может подобрать нужных слов. У него кружилась голова, когда детали детектива из «Призрачного Воришки» не соответствовали характеристикам любого человека, которого он встречал в реальной жизни. У него защемило сердце, когда он вызвался расследовать о краше Кокичи, но сказал себе, что это было для большего блага, что он не нуждается в том, чтобы его чувства были взаимны. Хотя Шуичи и знал, что он был бы счастлив, если бы был счастлив Кокичи, он бы солгал, если бы сказал, что это не разбивает его сердце каждый раз, когда он об этом думает. — Алло? Прием, Сайхара-кун. — Х-Ха? — Шуичи очнулся от своих мыслей. — О, прости. Просто… Мне кое-кто нравится, но это, скорее всего, невзаимно. Что бы ты делал? Огонек в глазах Рантаро погас на долю секунды, прежде чем вернуться. Он откинулся на спинку скамьи. — Безответная любовь — штука хитрая. Думаю, что мне нужно немного больше контекста. — Ох, эм… — Парень собрал все свои мысли вместе, стараясь не выдать слишком много деталей. — Это мой друг, и я его бета. Я не хочу разрушить нашу дружбу, поэтому, как мне это преодолеть? — Разве тебе не стоит сначала поставить точку? Никогда не знаешь, нравишься ты ему в ответ или нет. — Я уверен, что я не нравлюсь ему в этом смысле. Он вписал себя и своего краша в историю, и я почти уверен, что не подхожу… — Шуичи оборвал себя. На самом деле он никогда не думал о том, что является детективом в этой истории, но он подавил и эту мысль. Он даже не был детективом в реальной жизни, и Кокичи ни за что не стал бы писать о нем так. Скорее всего, он принял желаемое за действительное. — Моим советом для безответной любви будет… — Рантаро на мгновенье задумался, прежде чем пожать плечами. — Не трать слишком много времени, размышляя об этом. Отказ ранит, и я это понимаю. Лучше всего было бы найти какой-нибудь способ быстро его преодолеть, например, найти новое хобби или познакомиться с новыми людьми. — Он скрестил руки на груди и вздохнул. — Но убедись, что это действительно отказ, прежде чем пытаться двигаться дальше. Я почти уверен, что твоя любовь не так уж безответна, как ты думаешь. Так ли это? Или нет? Шуичи не может быть слишком уверен в ответе, не спросив напрямую, и даже тогда ему могут солгать в ответ. А пока что все, что он может делать, — это продолжать расследовать. — Спасибо за совет, Амами-кун. — Не за что. Как только Шуичи начал уходить, Рантаро прочистил горло. — О, и удачи с Ома-куном. Парень резко повернулся к нему, широко раскрыв глаза и разинув рот. «Блять, блять, блять, блять, неужели я был настолько очевиден?» — Ты не умеешь намекать. Вообще не умеешь, — сказал Рантаро. Он бросил один взгляд на паническое выражение лица Шуичи и усмехнулся. — Не волнуйся, я сохраню твою тайну. Я никому не скажу. Парень вздохнул, держа руку на своем бешенно стучащем сердце. — Спасибо, полагаю, — пробормотал он. — Знаешь, мое мнение не изменилось. Сначала убедись, что ты и в самом деле отвергнут. — Ты… возможно, говоришь из личного опыта? — Нет, я говорю из здравого смысла, — сказал Рантаро с колкостью в голосе, которую Шуичи никогда не слышал и не хотел слышать снова. Парень с треском раскрыл книгу и убрал закладку со страниц. Шуичи, чувствуя свое отрешение, вернулся в общежитие с бо́льшим количеством вопросов, чем ответов. Здравый смысл? Он понимал, почему стоит сначала проверить, что он отвергнут, но он не мог представить себя в роли этого человека, как и Кокичи в роли человека, который хорошо воспримет признание. Если только Кокичи не ответит ему взаимностью…? Что имел в виду Рантаро, говоря, что его любовь не была такой безответной, как он думал? Почему Кокичи так охотно признался ему в своей личности? И вообще, почему этот любовный интерес был связан именно с детективом? Кто-то вроде частного следователя или настоящего полицейского имел бы больше смысла в контексте поимки вора. Слишком много вопросов застряло у него в голове, и все, что знал Шуичи, — это то, что как бы он ни старался избавиться от своих желаний, крошечный кусочек надежды на то, что его чувства были взаимны, остался. Тем не менее, прежде чем он сможет сделать какие-то выводы, необходимо было выяснить кое-что еще. И выяснить это он мог только у одного человека.*
Мию подбежала к комнате Кокичи после своей незапланированной встречи с Шуичи, облизывая губы и стуча в дверь. — Эй, Педома, открой гребаную дверь! По другую сторону послышала приглушенный голос. — Пошла отсюда, шлюха! — Несмотря на его слова, дверь в комнату, захламленную больше, чем стройка, открылась. Белая доска, висевшая у него на стене, была заполнена набросками и неразборчивыми заметками, некоторые разделы были перечеркнуты красным маркером, а другие обведены оранжевым. Человек, открывший дверь, совсем не походил на игривого, энергичного парня, которого она когда-то знала. Мию прищурилась, глядя на состояние его комнаты, но тут же плюхнулась на кровать. — В общем, Сукхара недавно спрашивал о тебе. — Перестань осквернять мою комнату своей мерзостью, ты, грязная шлюха, — сказал Кокичи, закрыв дверь. Девушка вздрогнула, но осталась невозмутимой. — Ой, да брось! Ты не можешь просто выставить меня за дверь, не ответив на мои вопросы! — Нет, я могу. — Нет. — Да. — Нет. — Нет. — Да. Стой, блять, в смысле, нет. Нет! — простонала Мию. — Я тебя ненавижу. — Тогда ты уйдешь из моей комнаты? — Нет, черт возьми. И вообще, почему ты так отчаянно пытаешься заставить меня уйти? У тебя здесь какие-то грязные журнальчики с порнушкой? Кокичи усмехнулся. — Ага! Они тут повсюду, знаешь? У меня есть скачанные видео на компьютере, несколько журналов под кроватью и коробочка спермы в шкафу. Моя комната — это буквально порно-фест. К слову, мне нужно тут поскорее прибраться. Мию присвистнула, хотя и не выглядела убежденной. — У тебя есть какие-то серьезные кинки, за которые я могу тебя пристыдить? — Хм… — Кокичи поднял взгляд, постукивая пальцем по подбородку. — Думаю, мой серьезный кинк — это когда кто-то в кои-то веки затыкается нахуй и проваливает из моей комнаты. — Опять же, почему ты так хочешь, чтобы я ушла? Это потому, что я упомянула Сукхару? Стой, блять, не говори, — Мию усмехнулась и направила на него палец. — На самом деле тебе нравится Сукхара? — захохотала она, пока не поняла, что она единственная, кто смеется. — Да. — Х-Ха? Это должен был быть выстрел вслепую, шутка. Но вместо того, чтобы получить несколько смешков и поддразниваний, это ударило его прямо туда, где было больнее всего. Парень смотрел на нее, его лицо ничего не выражало. — И что? — Х-Ха? — И что? Какая разница, нравится он мне в этом смысле или нет? Не то чтобы он вообще когда-нибудь ответит мне взаимностью. Улыбка полностью исчезла с ее лица. — Ты… Ты ведь сейчас серьезно, да? Он со вздохом кивнул. В голове у Мию зазвенел сигнал тревоги. Она никогда не сталкивалась с этим раньше, да и ни в какой степени не была к этому готова. Она никогда не видела, чтобы Кокичи был слишком уставшим, чтобы лгать, слишком уставшим, чтобы даже улыбаться. — Хочешь… Хочешь поговорить об этом? Кокичи натянул на лицо ухмылку. — Не знаю, разве я выгляжу так, будто хочу говорить об этом? — Эм… — Я просто… устал, — сказал Кокичи после долгой паузы. Его лицо стало совершенно пустым, а мешки под глазами стали еще более заметными, чем когда-либо. — Я больше не знаю, что мне делать. Теперь он моя бета, и я не могу сказать ему об этом, не подвергая опасности профессиональный аспект наших отношений. И он мой друг. Я не хочу потерять нашу дружбу. — Но в какой-то момент ты должен будешь ему сказать. Неужели ты хочешь навсегда остаться таким тоскующим мудаком? — Нет, но не то чтобы у меня есть выбор, когда я не нравлюсь ему в ответ. — Кто сказал? — Ирума, посмотри мне в глаза и скажи, что кто-то на самом деле может любить кого-то вроде меня. Мию вздрогнула от такого унижения и заставила себя посмотреть в его пустые глаза. Один взгляд на его лицо вернул ей воспоминания о встрече с Шуичи. " — Я… правда люблю его, — говорил Шуичи, — я знаю, что это слегка нелепо, но я хочу сделать его счастливым. Я знаю, что пусть и не со мной, но… мне бы очень хотелось твоей помощи. Поэтому я спрошу еще раз. Если я признаюсь Ома-куну, хорошо ли он это воспримет?» Тогда она не была в состоянии ответить. Она еще не проникла в истинные чувства Кокичи, но теперь, когда это произошло, она поняла.… Она может ответить на их вопросы. — Кто-то… Кто-то может тебя любить, — сказала Мию дрожащим голосом. — Я верю в это. Правда верю. По правде, кое-кто действительно тебя любит. Я не буду говорить кто, но ты должен верить мне, что кто-то любит тебя всем своим сердцем, а ты просто слишком слеп, чтобы это заметить. Судя по тому, как он сжал губы, это был одновременно неправильный и правильный ответ. — С-Стой, черт, только не говори, что ты сейчас заплачешь, как какой-нибудь девственник. Кокичи опустил голову, его лицо помрачнело. — Да, у меня определенно есть силы поплакать. Хорошее предупреждение, Ирума-чан. Сердце Мию остановилось, и она раскрыла свои руки. — Ох, иди сюда, большой ребенок. Кокичи замешкался. — …Все, что произошло в этой комнате, останется в этой комнате. Ты ведь знаешь это? — Да, конечно я, блять, это знаю. Я твой друг, ты, чертов идиот. Делать всякое подобное дерьмо — это буквально моя работа. — ...Обещаешь? Прежде чем Мию успела ответить, он упал в ее объятия с пустым, усталым взглядом, его энергия настолько истощилась, что он не сопротивлялся тому, чтобы девушка обвила вокруг него свои руки. Мию обнимала его, бормоча тихие утешения. Это была не ее роль. Она не годилась для того, чтобы утешать людей, и они оба это знали, но Кокичи принял ее попытки помочь. Что вообще, блять, сейчас произошло? Еще вчера они обменивались оскорблениями и спорили, как ни в чем не бывало. Сейчас же она успокаивала в своих объятиях одного из самых сильных людей, которых она знала, сдерживая слезы. «Будь сильной, Мию. Будь сильной ради своего бестолкового друга», — подумала она, чувствуя, как его тело становится все тяжелее и тяжелее. Но выражение его лица… полное поражение в глазах… Это ранило. Это ранило, знать, что твой друг так себя чувствует, и быть не в силах помочь. У нее уже были проблемы с письменным анализом тем; она никак не могла анализировать что-то настолько субъективное, как эмоции. Но, возможно, может один из ее друзей. Стоит ли ей это делать, даже если она поклялась хранить тайну? Мию доверили несколько секретов, но на этот раз она не была связана контрактом. Если это для большего блага… если это для того, чтобы сделать ее друга счастливым… Девушка провела пальцами по фиолетовым волосам, и в голове у нее созрел план. Даже если она сама не сможет ему помочь, она позаботится о том, чтобы у ее друга был хеппи энд.*
Цумуги проснулась от яростного стука в дверь. Девушка взглянула на нее и вздохнула. «Серьезно, Ома-кун. В три часа ночи?» Она встала с кровати и толкнула дверь, отперев замок. — Ома-кун, клянусь… Ирума-сан? Мию выглядела, мягко говоря, ужасно. Ее волосы были спутаны, а искорки в глазах погасли. Все ее тело поникло. Голос ее был хриплым, а не громким и раскатистым как обычно. — Широгане, уйди с дороги. «Ну, как минимум она не мертва.» Цумуги облегченно вздохнула, отступив назад, чтобы впустить девушку. — Ты в порядке, Ирума-сан? — Чувствую себя отвратительно, — пробормотала Мию, сидя на кровати. — Это… хорошо. — Слушай, я собираюсь покончить с этим дерьмом и сразу перейти к делу. — Она усмехнулась. — С маленьким сученышом что-то не так. Цумуги нахмурилась. Она имела в виду Кокичи? Что он наделал? Девушка крепко зажмурилась, нахмурив брови и сморщив при этом нос. — Я просто… хочу попросить у тебя об одолжении. Мию просит у нее об одолжении? Мию просит у кого-то об одолжении? В голове Цумуги зазвонил сигнал тревоги, но она все равно ответила. — Что за… — Позволь ему быть счастливым. — …Прости, что? — Позволь педику быть счастливым, — сказала Мию, почти отчаянно сжимая запястья Цумуги. — Он сказал мне держать это в секрете, но, честно говоря, мне насрать. Слушай, этот маленький говнюк убедил себя, что статус-кво — это хорошо, и я не о тропе. — О чем ты говоришь? — Он позволяет тупому блядскому «безответному» крашу разрушить себе жизнь. Я хочу что-нибудь сделать, но он против этого. Так что теперь я навязываю это тебе. Пожалуйста. — Ее хватка усилилась. — Ты даже сказала «пожалуйста»? Что случилось? Глаза Мию потускнели, и она поморщилась. — Боже, его лицо — самое страшное дерьмо, которое я когда-либо видела. Это было даже не одно из его стремных лиц, оно было просто пустое. Он даже не улыбался. Без его улыбки все выглядит как-то неправильно. Все чувствуется неправильно. — Я… — Цумуги вздрогнула под ее напряженным, обжигающим взглядом. — Ты не можешь с этим торопиться, Ирума-сан. Как бы мне ни хотелось вмешаться, это нарушит его личную жизнь и… — К черту его личную жизнь! В смысле, не совсем к черту, так как я не хочу видеть то извращенное дерьмо, которым он занимается, но ты понимаешь, что я имею в виду. — Она сделала глубокий вдох. — Я просто никогда, никогда больше не хочу видеть это сломленное выражение на его лице. Может ли Цумуги согласиться? Она боялась переступить границы дозволенного, но они с Кокичи были лучшими друзьями уже два, а может быть, и три года. И если она чему-то и научилась за эти трудные годы дружбы, так это тому, что они могли пройти через все, что угодно. — Сейчас сломленной выглядишь ты, — пошутила Цумуги, протягивая руку, чтобы распутать прядь светлых волос. Ее сердце остановилось при виде слабых следов слез на лице Мию. — Я не могу ничего гарантировать, но… я сделаю все, что в моих силах. Даю тебе слово. И она не лгала. У нее уже был план. Мию резко отвернулась, ее охватило смущение. — Тц, и какова цена за это? Почему ты так легко согласилась? Цумуги задумчиво взглянула наверх, а потом с теплой улыбкой снова перевела взгляд на девушку. — Потому что ты тоже мой друг, понимаешь? Наше трио — этот как одна большая семья. — Одна маленькая семья, тупица. Нас же всего лишь трое. — Но ты не отрицаешь этого. — Цумуги усмехнулась, когда Мию запнулась на полуслове, безуспешно пытаясь отрицать то, что только что сказала. — Но правда, Ирума-сан, тебе нужно поспать. Я знаю, что ты не любишь расслабляться, но это для твоего же блага. И у тебя все волосы спутаны… Подожди. — Какого хера ты только что сказала? Мои великолепные волосы никогда не будут спутаны, ты, невежественная сучка! Цумуги проигнорировала ее визг и на несколько секунд удалилась в ванную, а затем вернулась с расческой. — Не хочешь присесть на мою кровать? Это будет похоже на ночевку. Мию открыла рот, чтобы продолжить спор, но потом сдалась. Она вздохнула и опустилась на кровать. — Х-Хорошо. Но тебе бы лучше не портить мне прическу. Цумуги что-то напевала, проводя расческой по волосам девушки и переплетая пальцы с белокурыми волнами. После нескольких секунд напряжения Мию расслабилась в ее прикосновениях, ее глаза затрепетали и закрылись. И на этот раз, пока мир вокруг них рушился, наступил покой.*
Шуичи прервал чтение документа, чтобы поднести салфетку к глазам, шмыгая носом и кусая губы, чтобы сдержать всхлипы. Его правая рука дрожала, когда он прокручивал до конца черновик, который прислал ему Кокичи. Даже если он и сказал ему, что смягчил ангст, глава ударяла его снова и снова, превратив его в плачущее месиво. Как только Шуичи оправился от своего плача, он прокрутил документ назад к началу, готовый внести свои исправления, прежде чем замереть. Жестокое горе воришки, когда он почувствовал, что детектив ускользает от него, было слишком реальным, чтобы быть просто фантазией. Описания эмоциональных срывов и неуверенности в любви были слишком совершенны, чтобы не быть реальными. Теперь, когда Шуичи думал об этом, он видел Кокичи, лишь когда он выходил из своей комнаты в школу, за едой или чтобы изводить своих одноклассников. Он полагал, что это было нормально для него, но новый контекст вызывал беспокойство. Кокичи как страдающий воришка, воришка, который был так уверен в себе до того, как детектив не подверг под угрозу его личность, воришка, который развил сильные чувства к детективу, которого он боялся, воришка, которому было больно… Он не хотел думать об этом. Шуичи пролистал черновик до самого верха и отклеил стикер, готовый выписать характеристики детектива. Он поморщился, увидев еще одну «ангстовую» сцену. «Ома-кун… Ты в порядке?»