***
Сашенька не стал зажигать свет в спальне. Он с облегчением стащил галстук с шеи, отстегнул свои серебряные запонки, которые небрежно бросил на прикроватную тумбочку около рамки с фотографией родителей, которая нашлась среди книг при переезде. Молодая улыбчивая мама смотрела с нее, а отец был серьезен. Губы Юрия Дмитрича плотно сжаты, внимательные и такие же темные глаза, как у сына, смотрят открыто и строго. Александр Юрьич недавно заметил, что у него редеют волосы совсем, как у отца, а в углах рта залегли такие же резкие складки. Да и озорная ямочка на щеке возникала все реже.
С Катиной стороны стояла фотография, на которой была юная Катенька с родителями, которую когда-то (кажется, что это было сто лет тому назад) Сашенька разглядывал в каморке в кабинете Жданова.
За окном родового гнезда Воропаевых хлестал летний ливень. Вспышки молнии выхватывали мертвенным светом каменные дорожки, альпийскую горку, газон с полевыми цветами, заботливо взращенный тестем, баню в углу участка, беседку для приема гостей и барбекюшницу. Дождь полоскал машину Пушкарева, которая обычно стояла на гостевой парковке. Александр с удовлетворением отметил, что за год с небольшим двумя общими семействами им удалось неплохо обжиться.
«Надо ему сказать, чтобы ставил машину в гараж», — мрачно подумал Сашенька. — «Чего ей мокнуть зря».
В доме стояла тишина, хотя в комнате Пушкаревых Сашенька видел свет, когда подъезжал к дому. Как обычно, белый «Лексус» жены в гараже отсутствовал.
Сашенька снял рубаху и расстегнул ремень брюк, но в комнату робко постучали. Он застегнул ремень, небрежно набросил рубашку на плечи и пошел к двери.
— Александр Юрьич, ужин готов, — позвала Елена Санна. — Спускайтесь.
Теща величала зятя не иначе, как по имени-отчеству. Уважительно.
— Одну минуту, — изрек Воропаев. Он переоделся в спортивный костюм, бросил взгляд в зеркало, пригладил щеткой волосы и спустился на первый этаж.
В столовой создавали уют несколько итальянских светильников, рассеивающий жёлтый тёплый свет. На обеденном столе стояла большая супница, от которой поднимался ароматный пар. Судя по запаху, внутри был свежесвареный гороховый суп с копчеными ребрышками. За столом уже сидел Валерий Сергеевич. При виде зятя Елена Санна взялась за половник и разлила обоим мужчинам суп по тарелкам.
— Добрый вечер, Валерий Сергеевич, добрый вечер, Елена Санна, — чинно поздоровался воспитанный Сашенька и уселся на свое обычное место.
— Вот, Александр Юрьевич, сегодня у нас суп гороховый, а вот зелень нарезанная, с собственной грядки! Приятного аппетита!
— Благодарю Вас. Вы очень любезны, как обычно. Ммм, какой запах!
Он взял большой ломоть черного сельского хлеба с кислым ржаным вкусом, посыпал его солью и зеленью и принялся за еду.
— Ленка! — простонал Пушкарёв. — На свежем воздухе твои кулинарные способности возросли многократно! Ну, как у тебя так получается?
— Не знаю, — засмеялась Елена Санна. — Наверное, это потому, что здесь вода другая, из скважины.
— И ведь как здесь не попросить добавки? Вон, штаны уже не сходятся. Тебе нужно блог кулинарный вести! Вот!
— Да ну тебя, — смеялась Пушкарева. — Я и блог какой-то, это вещи несовместимые! Я лучше домашним лишний раз приготовлю чего-нибудь!
— Зря отказываетесь, Елена Санна. Станете знамениты, будут вас на разные передачи приглашать…
— Господь с тобой, Саня! Куда ей в телевизор? Вон, внуки пойдут, нянчить будет. А твоя-то где? Снова явится, когда все остынет?
— Не знаю, Валерий Сергеевич. Скоро будет, наверное.
— Это как ты не знаешь? Ты муж или не муж? Почему ты никогда не знаешь, где болтается твоя жена? Ты что, не можешь заставить ее приезжать вовремя?
Пушкарёв вольно или невольно наступил на Сашенькину больную мозоль. У него вдруг пропал аппетит и вкуснейший ароматный суп встал поперек горла. Ему не хотелось уже в который раз обсуждать время возвращения домой собственной супруги.
— Я не могу повлиять на нее, Валерий Сергеевич. Вы же знаете, какую она должность занимает. Павел Олегович заболел, ему предстоит длительное лечение. Он сам передал бразды правления Катерине.
— Но ведь старые долги давно выплачены! Какая необходимость торчать на работе так долго! Уже почти восемь и дождь как из ведра! Да и вообще, негоже это, когда жена после мужа домой является! Ты звонил ей?
«Восемь, почти детское время»…
— Нет, не звонил. Я и сам только приехал, а мой рабочий день заканчивается в пять. Валерий Сергеевич, не волнуйтесь вы так. У нее сейчас очень много дел в компании. К десяти Екатерина появится, а если нет, то обязательно перезвонит. Кстати, можете ставить свою машину в гараж. Катя все равно приезжает и уезжает через несколько часов, а ваша «ласточка» стоит и мокнет. Ее коррозия сожрёт. Благодарю вас, Елена Санна, суп замечательный. Я пошел к себе.
— Дела! Вечные у нее дела! Они никогда не закончатся!
Сашенька встал из-за стола.
— Куда же вы, Александр Юрьевич! Суп оставили в тарелке! Что, невкусный вышел, да?
— Ну что вы, Елена Санна. Суп просто изумительный! У меня просто целый день болит голова. Я пойду приму таблетку. Вы мою тарелку не убирайте, Катя приедет, я доем вместе с ней.
— А может, чайку с пирожками? Вот, с пылу, с жару! С капусточкой! Сразу ваша голова и пройдет!
Елена Санна открыла дверь духовки и вытащила целое деко румяных пирожков.
— Спасибо… Может быть, позже.
— А вот мы сейчас и узнаем, когда она соизволит явиться! Садись, Саня! Я ей сейчас перезвоню.
Пушкарёв схватился за мобильный. С тех пор, как они уехали из Москвы, он освоил это чудо техники и постоянно таскал телефон с собой, даже в уборную.
— Але! Катерина! Как долго тебя ждать? Мы уже ужинать садимся! Что значит, садиться без тебя? Ты на часы-то смотрела?
Екатерина что-то сердито выговаривала отцу.
— В общем так, Катя! Чтобы через час была дома! Где это видано, чтобы мужняя жена появлялась последняя?
Ну вот, бросила трубку!
Пушкарёв в сердцах брякнул трубку об стол.
— А что сказала-то? — спросила Елена Санна.
— Что у нее на носу выпуск коллекции и что она уже заканчивает и приедет через час.
— Видите, — улыбнулся Сашенька. — Я же говорил.
— Меня удивляет твоя реакция. Почему ты не можешь повлиять на свою жену?
«Что-то вам не сильно это удавалось в свое время»…
— Дайте ей время, Валерий Сергеевич. Выпустит она свою коллекцию, и будет приезжать домой вовремя. Доброй ночи.
Он откланялся и поднялся наверх в свой кабинет. Это была его крепость и убежище. Он здесь работал, читал книги, пока ждал жену с работы, а когда приезжали родственники Елены Санны и бывшие сослуживцы Валерия Сергеевича с семьями на юбилей свадьбы Пушкаревых, даже ночевал здесь на кожаном диване. Супружескую спальню пришлось отдать на
растерзание вандалам гостям, а Катя спала третьей в родительской кровати.
Он набил свою трубку табаком, достал из бара виски, плеснул в стакан и взял начатую книгу. Хотел позвонить Кате, но на дисплее горели четыре слова — «Скоро буду. Не беспокойся» и Сашенька отложил телефон. Как он ни старался быть хорошим мужем — эти поздние возвращения выбивали его из колеи. Сначала он забирал ее с работы, потом занимался ремонтом дома. Потом Катя запретила это делать, сказав, что будет лучше, если муж будет ждать ее дома, да и родители будут под присмотром. Он никогда не спрашивал, как она проводит свои вечера на работе — ведь она по-прежнему тесно работала со Ждановым, он был теперь вице, с тех пор, как Павел Олегович оставил свой пост. Воропаев старался доверять жене, но чувствовал себя вечерами очень одиноко. Запихивая мысли о Жданове подальше, он боялся превратиться в собственную ревнивую сестру, хотя иногда думал, что относись он к Кате так, как к остальным своим женщинам, он бы запретил в ультимативной форме ей там работать, и дело с концом. Но он ее любил! Действительно любил, и знал, что для нее «Зималетто» много значит. Хотя с ее-то образованием, репутацией и пробивным характером она могла бы сделать блестящую карьеру где-нибудь в банке…
Трубка и хорошее чтиво помогали отогнать мрачные мысли. Он взял в руки снимок в рамке, который был сделан ещё в Штатах. На снимке они стояли, обнявшись, смеющиеся и счастливые. А вот еще одна фотография, это они прошедшей зимой катались на лыжах в Альпах. Катя стояла в лыжном комбинезоне и шлеме, ослепительно улыбаясь, победно подняв руки с лыжными палками вверх. В ее защитных очках отражался фотограф, то есть Сашенька.
Мужчина оставил в покое фотографии, выпил виски двумя большими глотками и погрузился в чтение.
Спустя какое-то время кто-то осторожно постучал в дверь. Сашенька отложил трубку и пошел открывать. За дверью стоял Пушкарёв с шахматной доской в руках.
Воропаев прищурился. Это что-то новенькое! Обычно Валерий Сергеевич настольным играм предпочитал телевизор и ранний отход ко сну.
— Сыграем? — спросил он.
— Мм… Неожиданное предложение. Я думал, вы уже спите.
— Да вот, не спится мне, старику. Катерины дома нет и душа неспокойна.
— Хорошо, сейчас спущусь.
— Приходи в беседку, дождь закончился уже. Хоть свежим воздухом на ночь подышим.
Сашенька кивнул и прикрыл дверь, затем вернулся за своей трубкой, прихватил лёгкую куртку, портсигар, зажигалку и вышел во двор. Ночной воздух после дождя был кристально чист и свеж. Сашенька вдохнул полной грудью и пошел к беседке, скользя кроссовками на мокрых камнях дорожки. Внутри беседки, увитой виноградом, горел свет, Валерий Сергеич расставлял фигуры на доске.
— Садись, Саня, — пригласил он.
— Курить будете, Валерий Сергеевич?
— Давай.
Сашенька положил коробку с сигаретами и зажигалку на стол, а сам снова окутался дымом от трубки. По мановению волшебной палочки появилось два стакана и бутылка с наливкой собственного производства.
— На «сухую» плохо думается, согласен? В какой руке?
Сашеньке достались «белые». Они расставили фигуры и начали партию. Воропаев сделал первый ход и с удовольствием затянулся. Трубка пыхтела и сипела во влажном и свежем воздухе. Вишнёвая наливка ярко поблескивала в свете фонаря, около которого уже роилась мошкара, несмотря на сырость.
— Твое здоровье, Сань.
Валерий Сергеич лихо опрокинул содержимое стакана в рот. Сашенька тоже выпил свою порцию наливки, и по телу разлилось приятное тепло. Напиток имел вкус сладкой вишни с крепкими самогонными нотками.
— Это лучше, чем таблетки, правда? Я поговорить хотел, Сань. О вас с Катериной. Я человек прямой и, что думаю, то и говорю. И меня кое-что беспокоит! Вот прям покою не дает.
— Что же вас беспокоит, Валерий Сергеевич?
— А вот что. Мне кажется, что ты несчастлив с моей дочерью.
Сашенька мысленно удивился, но не подал виду. Отец должен заботится о счастье дочери в браке, а не наоборот.
— С чего вы взяли?
— Понимаешь, я очень хорошо знаю Катерину. У нее характер, ух! Упрямая, вся в мать! А мать ее только я могу вытерпеть.
— Мы прекрасно ладим с Катей.
— Так-то оно так… Только я вижу, что ты как мешком прибитый, когда ее нет. А когда она дома — у тебя прямо крылья вырастают! Это хорошо, когда муж так любит свою жену! Моя душа спокойна за дочь.
— Не пойму я, куда вы клоните, Валерий Сергеевич. Да, я люблю Катю. Безумно люблю! Какое-то время назад мне очень сложно было влюбиться, и я думал, что останусь один, но… Это случилось. Я встретил вашу дочь! Надеюсь, она также сильно любит меня и что мы будем жить долго и счастливо! Я развеял ваши сомнения?
— Я вот что думаю. Ее надо заставить уйти из этой дурацкой «Зималетты».
— Ну, во-первых, никакой «Зималетты» больше нет, а есть «Ника-мода», а во-вторых…
— А, один хрен! Сути это не меняет! Катерина торчит там до полуночи, и точка!
— Вы мне дадите закончить? (Пушкарев кивнул) А во-вторых, это ничего не даст!
— Почему не даст?
— Потому что: а) Катерина упряма, и всегда поступает так, как ей хочется б) она любит свою работу и не бросит ее и в) я ей доверяю! И не буду на нее давить!
— А вот и зря, что не будешь! С бабами надо построже! Вот их где нужно держать!
— Я, Валерий Сергеич, другого мнения. Вам шах, кстати.
Трубка погасла, Воропаев отложил ее на стол и потянулся к портсигару. Пушкарев еще налил обоим своего «зелья» и озабоченно задумался о том, как бы выкрутится из своего положения. Александр внимательно разглядывал его фигуры и уже видел, какой нужно сделать тестю ход, чтобы красиво выйти из положения. Жаль, что таких легких решений нет в жизни.
Пушкарев, наконец, передвинул совсем другую фигуру.
— Ну, хорошо. Тогда вот тебе мое последнее слово.
Он снова накатил очередную порцию наливки, а потом сказал, уставясь на доску:
— А ты уверен, что у нее никого нет? Что она на работе в данный момент? Катерина молодая, красивая, у нее положение в обществе, и всегда вокруг нее увивались куча парней!
Сашенька стиснул зубы так, что выперли желваки на скулах.
— Валерий Сергеич, помилуйте! Вы говорите о собственной дочери! Она замужем, а в нашем кругу увиваться за замужними дамами это моветон! К тому же она не так воспитана, вам ли не знать!
После этих слов Воропаев тоже залпом выпил свою наливку, да так лихо, что на глазах выступили слезы. В голове уже шумело вовсю.
— Ну хорошо, будем совсем откровенны, раз у нас зашел такой разговор. Она, случайно, с Андреем не крутит шуры-муры?
Сашенька поперхнулся и закашлялся.
— Чтоо?
Перед тем, как ответить, Пушкарев хорошенько подкрепился порцией «зелья».
— Помнишь, вы приезжали к нам вдвоем? Я хорошо запомнил его взгляд! Такой взгляд у мужика говорит только об одном — что он по уши влюблен! А он сейчас ее «зам»! Сечешь?
— Ну, вы даёте, Валерий Сергеич. Вспомнили… Это было давно и неправда! Может, у него и были какие-то чувства, но Катерина сделала свой выбор… Так! — вдруг разозлился Сашенька. — Ничего у нее нет с Андреем! Жданов не будет иметь отношений с Катериной, потому что будет иметь дело со мной! И он это прекрасно знает! И вообще, хватит пить! А то у вас фантазия слишком разыгрывается!
— Фантазия? Ну, дай-то бог! Фух! Если бы ты знал, Саня, какой ты камень снял с моей души! За тебя — последнюю!
Он закинул в себя еще порцию наливки. Камень на сердце Сашеньки еще стал тяжелее.
Воропаев не отставал в поглощении Пушкаревского «зелья» и уже был изрядно пьян, но голова работала, как часы. Он уже просчитал свои ходы и ходы Валерия Сергеича на сто шагов вперед.
Старик снова ошибся и потерял ферзя.
Сашенька закурил очередную сигарету. Пальцы едва заметно подрагивали, когда он затягивался огоньком. С Пушкаревым они опустошили почти весь портсигар.
— Думайте, Валерий Сергеевич. Не делайте поспешных решений.
— А как у Андрей Палыча отношения с твоей сестрой? Помнишь, эти две балаболки приезжали к нам? Кирка твоя и вторая, которая не от мира всего? Так я заметил, какие взгляды на них Катька бросала!
— Какие же?
— Ревнивые! Вот какие! Если я правильно помню, они собирались поженится?
— Я не знаю, Валерий Сергеич. Андрей чего-то тянет со свадьбой, медлит. Да и ссорятся они без конца, то сходятся, то расходятся. Не выйдет ничего хорошего из этого брака. Я против, но, боюсь, моя сестра другого мнения.
— Медлит, говоришь… Да уж… Есть над чем подумать.
Сашенька вспыхнул.
— Нечего здесь думать! Давайте прекратим этот бессмысленный разговор. Я Кате доверяю и не буду опускаться до подозрений и скандалов!
— Ладно, ладно, прости меня, старика. Я такой человек, что не могу долго носить в себе. Вот поговорили — и мне полегчало. Я еще раз убедился, что ты — мужик нормальный, порядочный! Обещаю больше к этому разговору не возвращаться.
— Хорошо, прощаю. Вам снова шах.
Пушкарев обхватил руками седую голову и завис минут на пять, потом собрался, сделал правильный ход и «съел» белую ладью, с помощью которой Воропаев собирался атаковать. Пришлось просчитывать другую комбинацию.
— Ну, совет хоть можно дать? На правах старейшины нашей тихой усадьбы!
— Валяйте, — нехотя согласился Сашенька.
— Заделай-ка ты ей ребенка, и она сама дома осядет! Вот увидишь!
Сашенька криво улыбнулся. Пушкаревы, видимо, так и не знают, что у них было уже две подсадки ЭКО. Обе попытки были неудачными, ни один эмбрион не прижился. Честно говоря, во второй раз его испугала реакция жены. Она встала с кушетки, одернула юбку и сказала металлическим тоном: «поехали отсюда». От ее голоса у Сашеньки пошел мороз по коже. С виду жена была спокойна, но то, как она сжимала побелевшими пальцами руль и как подрагивали ее губы, говорило само за себя. Сам-то он уже почти смирился с тем, что детей у них, возможно, не будет, однако после этого Катя стала все больше и больше отдаляться. Жена была грустная и задумчивая, а когда Саша пытался поговорить, отвечала, что все отлично. Правда, она почему-то стала избегать близости, ссылаясь на усталость и головную боль. Если посчитать, сколько у них за последний месяц был секс — если пять раз наберется — то хорошо. Александр решил, что она избегает близости из-за неудачного ЭКО, но спокойствие жены для него было больше желания иметь детей. Он начал думать об усыновлении, но поговорить об этом с Катей никак не решался.
Сашенька затушил очередной окурок в переполненной пепельнице, аккуратно выбил трубку об подошву кроссовка в траву за порог, вернулся, сделал последний ход и сказал:
— Вам мат, Валерий Сергеевич. Спокойной ночи.
Пушкарев крякнул, помахал рукой над доской, просчитывая варианты. Убедился, что это действительно мат и стал собирать фигуры в коробку. Саша собрал стаканы, свою трубку и переполненную пепельницу, и отнес все это на кухню. Пепел с окурками он выкинул в урну по дороге в дом, а стаканы поставил в раковину. В голове бились слова тестя — «Она, случайно, не крутит шуры-муры? Слово-то какое дурацкое!»
Неужели Пушкарёв что-то знает, или понял?
А может, это домыслы и ничего он не понял? Фантазии и подозрения старого маразматика! Но ведь если он начал этот разговор, значит, действительно что-то есть!
Он елозил губкой по тому и тому же месту на стакане, затем очнулся, сполоснул остатки средства, поставил посуду на место и захватил тряпку, чтобы вытереть стол в беседке. Когда он снова вышел во двор, увидел яркие белые огни фар, въезжающие в ворота. Это приехала Катя.
Сашенька принялся за уборку в беседке, Пушкарёв расставлял стулья.
— Чем вы здесь заняты? Ужинали на воздухе?
Катя вошла в беседку, поигрывая ключами от машины.
— Явилась, не запылилась, — буркнул Пушкарёв. — Уж скоро рассвет! А ты все работаешь!
«Выхода нет, ключ повернуть и полетели»…
— Папочка, не начинай, — миролюбиво сказала Катерина. — Я же тебе все объяснила по телефону. К тому же я попала в пробку. Привет, — сказала она мужу и прислонилась губами к прохладной щеке, слегка потянув носом.
— Привет. Мы с Валерием Сергеевичем играли в шахматы.
— Понятно! — протянула Катя. — А это что?
Она выудила пустую бутылку.
— Могут два мужика расслабиться вечерком? А ты шляйся больше!
— Валерий Сергеевич, не стоит, — тихо, но настойчиво сказал Сашенька. — Я сам разберусь. В конце концов, Катя моя жена.
— Ладно, — буркнул Пушкарёв. — Я спать. Спокойной ночи.
Старик ушел.
— Пойдем в дом, Алекс? Что-то я продрогла. Утром как-то было теплее.
На ней был летний бежевый костюм, ладно облегающий ее стан, с вырезом до того места, где слегка приоткрывалась ложбинка, короткая и узковатая юбка с вырезом сзади, открывающая стройные округлые икры. Сашенька накинул ей на плечи свою куртку, погасил фонарь и они направились к дому. Катя шла впереди, покачивая бедрами, каблучки стучали по мокрым камням. У Сашеньки перехватило дыхание. Он находился в такой стадии опьянения, когда обострялись все чувства, эмоции воспринимались в разы сильнее, а тело плохо слушалось. На ватных ногах он шел следом. У его Катеньки самые красивые ножки на свете! Они дразнили его и манили, сводили с ума, будоража в крови древнейшие первобытные инстинкты. Давно он так не хотел собственную жену! Разговор с Пушкаревым его разозлил, ему нужно было сбросить напряжение и раздражение. Он зашёл за Катей в комнату и закрыл дверь, привалившись затылком к дверному полотну. Грудь его вздымалась от тяжелого дыхания, ходила ходуном, а коленки дрожали. Катерина бросила его куртку на стул, села перед зеркалом, скрестив ножки, как бы дразня и так заведенного, как пружина, мужчину, и стала стягивать сережки.
Кадык на худой шее Сашеньки дернулся, проталкивая слюну в судорожно сжимающееся горло.
— О чем вы говорили с отцом?
Катерина возилась с застежкой второй сережки, прикусив зубами нижнюю губу.
— Ай! — сказала она. — Больно.
— Так… Ни о чем. Ты не могла бы одеваться не так откровенно на работу?
Сережка отправилась на место в шкатулку, а с шеи она сняла золотой кулончик, подарок Сашеньки. Катя встала и подошла к мужу почти вплотную, обняла его за шею, заглянула прямо в бездонно-черные глаза. Зрачки его были расширены, покрывая почти полностью радужку цвета крепкого горького шоколада.
— Что не устраивает в моей одежде?
— Этот костюм очень вызывающий. Вырез очень глубокий. Юбка слишком короткая.
— Это деловой костюм. Ничего в нем вызывающего нет.
— Ты что, действительно не понимаешь?
Она вдруг ухватила его за комок горящей и твердой плоти, стоящей колом в спортивных брюках. Мужчина застонал от этой сладкой экзекуции. Он был на грани потери сознания, но смотрел прямо в ее янтарные глаза.
— О чем вы говорили с отцом, что ты так завелся?
Она ослабила хватку, и Воропаев почувствовал, как шаловливые пальчики забрались под резинку брюк и сомкнулись на ягодицах. Мужчина немедленно обхватил ладонями затылок жены и стал жадно целовать мягкие, слегка шероховатые, но такие манящие губы, прижимал губами и зубами нежнейшую и ароматную кожу на шее, еще сохраняющую тончайший аромат духов, спускаясь губами и языком в соблазнительно пульсирующую ямку, рванул пуговицы на чертовом пиджаке, который скрывал доступ к вожделенной плоти. Пуговицы рассыпались по полу и мешающий предмет одежды полетел в угол. Остался кружевной бюстгальтер, который тоже недолго оставался на теле хозяйки. Катя пыталась сопротивляться такому напору и это ещё больше заводило и сносило напрочь крышу, как какая-то стихия. Он практически взял ее силой, сжимая и удерживая ее руки над головой, рывком вошёл внутрь и вдалбливался так, что жена вскрикивала. Он чувствовал, что ее тело становится горячим, податливым, влажным, совершенно расслабленным, позволяя ему делать все, что он хочет. Вскоре оно выгнулось дугой и забилось в сладкой судороге, а собственная разрядка была до того мучительно-сладкой, что выпотрошила полностью. Он остался лежать на Кате, пока она его легонько не оттолкнула. Очнулся он лежащим на животе и уткнувшимся носом в собственную постель. Голос Кати доносился, как сквозь вату.
— Господи, какой ты мне засос на шее поставил! Огромный сине-красный синяк! Я хотела завтра надеть голубое шелковое платье, а у него вырез как раз в этом месте! Нужно купить какую-то блузку с воротником-стойкой, что ли… Или повязать шейный платок! И руки все в синяках! Алекс! Ты спишь?
Он медленно перевернулся на спину. Видимо, у него случился обморок, судя по тому, как плохо слушались конечности и были заторможены движения. Катя, видимо, уже успела принять душ и рассматривала в зеркале синяк на шее, завернутая в банное полотенце.
Жена встревоженно подошла к кровати.
— Тебе плохо? Ты очень бледен!
Ее рука легла ему на левую сторону груди, чтобы послушать сердцебиение. Сашенька удержал ее в таком положении, накрыв своею ладонью.
— Как ты себя чувствуешь? Может, «скорую» вызвать?
— Не нужно «скорую». Со мной все в порядке.
— Я боюсь за твое здоровье, Воропаев. У тебя жуткая аритмия. Она меня пугает.
— Ерунда, сейчас пройдет.
Она стала растирать его ледяные руки.
— Это все пойло отца… Я запрещу его вообще держать в доме! Сколько вы выпили?
Она подошла к тумбочке и раскрыла портсигар.
— Замечательный коктейль! Сигареты вперемешку с самогонной настойкой.
— И виски, — сказал Сашенька. — Перед этим я пил виски.
— Все понятно…
Катя раздраженно отшвырнула пустой портсигар в сторону.
— Тебе нельзя столько пить и курить! У вас хоть закуска была какая-то?
— Катя… Присядь, пожалуйста.
Катя села рядом на кровать.
— Я спросить хотел… Андрей ведь тоже допоздна на работе торчит?
Катерина сразу поняла, куда он клонит.
— Господи! Андрей давно дома. Сладко спит в Кириной постельке! Ты что, до сих пор не перезвонил своей сестрице, если ты до сих пор сомневаешься во мне?
Воропаеву захотелось провалиться сквозь землю вместе с кроватью. Это же надо быть таким идиотом — очередной раз заставить ее испытывать чувство вины! Видимо, паранойя у них с сестрой одна на двоих. И почему бы ему действительно было просто не поговорить с Кирой об ее отношениях с Андреем? но через секунду он решил, что не будет этого делать.
— Просто меня накрутил Валерий Сергеевич… Сам не знаю, что на меня нашло. Прости меня за синяки, я немного перестарался. И Кире я не буду звонить. Я люблю тебя и доверяю!
— А мне понравилось! ты такой страстный был! Давно я не видела тебя таким… разъяренным!
Он притянул ее к себе:
— Можем повторить!
Катя со смехом отстранилась:
— Давай не сейчас! Может, это прозвучит глупо, но… Я почему-то голодная, как волк! Съела бы целого быка!
— Черт! Я же забыл, что тоже толком не поужинал. Елена Санна сегодня превзошла самую себя и сварила шикарный суп из гороха и копченостей! Валерий Сергеевич мне отбил охоту, и я сказал, чтобы Елена Санна не убирала мою тарелку, и что доем, когда ты вернешься. Так что одевайся, и пойдем поедим!
— Тебе уже лучше?
Прохладная ладошка снова пробралась ему на грудь.
— Мне отлично!
Он взял ее руку со своей груди, поцеловал в раскрытую ладонь и встал, чтобы одеться.
***
Они тихонько спустились по лестнице, чтобы не потревожить родителей.
Часы в столовой показывали два часа ночи.
— Я надеюсь, что родители не слышали наших криков, — шепотом, улыбаясь, сказала Катя, прижимаясь к руке мужа.
Сашенька улыбнулся. Настроение у него было преотличное.
— Ничего. Они люди воспитанные, сделают вид, что ничего не заметили. Вот, смотри, твоя мама о нас позаботилась!
На столе стояли две тарелки, накрытые меньшими тарелочками. Нарезанный хлеб был укрыт чистым полотенцем. Рядом в блюде стояла целая гора пирожков, тоже под чистой салфеткой. От одного взгляда на еду у них потекли слюнки.
— Мама! — воскликнула Катя. — Господи, что бы мы делали без нее! А запах какой! Умереть не встать!
Она потянула носом.
— Забрали бы Антонину с собой, — как ни в чем не бывало сказал Сашенька. — Она очень расстроилась, когда я сказал, что мы не нуждаемся больше в ее услугах.
— Воропаев, ты иногда бываешь невыносим! Это же моя мама! И потом, мне кажется, что Антонина все адекватно восприняла. К тому же она все равно бывает у нас, помогает маме. Как бы она справилась с готовкой на юбилей свадьбы?
— Садись, я разогрею, — скомандовал Александр. — Да, Антонина помогает, и это здорово. Все готово!
Он разогрел ужин в микроволновке и поставил одну из тарелок перед Катей, а сам сел напротив и стал наблюдать за ней из-под опущенных ресниц, гася свой пристальный взгляд, который она всегда чувствовала.
— Мм… Супчик класс. Мама постаралась на славу.
— Кать…
— Что?
— Ты никогда не рассматривала возможность усыновления ребенка?
Екатерина замерла с ложкой в руке.
— Умеешь ты иногда поставить вопрос ребром… В два часа ночи.
— И все же?
— Нет… Наверное, нет. Саш, давай не сейчас… Поговорим об этом позже.
Сашенька решил, что не стоит настаивать и отложит этот разговор на потом. Он тщательно помыл свою тарелку и поставил ее в шкаф с посудой.
— Алекс…
Голос жены заставил его руку дрогнуть.
— Что?
— Я хочу, чтобы ты знал… Я тоже хочу иметь детей, и, возможно, усыновление — это выход для нас, но это также и большая ответственность. К этому нужно прийти. А у меня этот показ, боже мой… Первый мой показ в качестве президента! Помоги мне пережить его!
— Конечно, любимая. Я сделаю все, что от меня зависит. Пойдем наверх! Выпьем чаю — и спать. Поздно уже.
***
