Пьянит заведомая ложь В неё на миг поверил сам Так обезумел От тепла…
Вероятно, если бы всё продлилось немного дольше, Геральт смог бы привыкнуть. И со временем полюбил бы Эсси не только как доброго друга. Сумел бы отыскать в себе искру ответных чувств и разжечь из неё ровный яркий огонёк. Если бы не одна-единственная случайная встреча, которая легко развеяла в пыль все эти мысли. Один взгляд, пойманный в толпе заставил сердце пропустить удар. Её взгляд. Геральт понятия не имел откуда она шла и куда направлялась, но Йеннифер была как всегда бесподобна, в своей монохромности, разбавленной яркой помадой и гипнотическим аметистовым сиянием глаз. И взгляд у неё был ласковый, кажется даже с затаённой тоской. Такой, что он ощутил вину. За то, что не позвонил и даже не попытался её остановить тогда. Хотя и знал, что любые попытки были напрасны. А вот на Эсси, которая под её взглядом крепче сжала локоть Геральта, Йеннифер смотрела с пренебрежением. — Я вижу, тебе лучше, — что она имела ввиду — отсутствие фиксатора или компанию Эсси, знала только сама Йеннифер. — Да. Йен… — он не знал, что сказать ей. Извиниться? Представить Эсси? Спросить как у неё дела? — Рада за тебя, — он не успел сказать ничего, она его опередила. — До встречи, Геральт. Он не бросился за ней, хотя соблазн был велик, даже не обернулся, чтобы посмотреть ей вслед. Совладал с собой, ради Эсси, которая тяжело вздохнула у его плеча. Понадеялся, что на лице муки выбора не отразились. Её не хотелось обижать. Даже ради Йен. — Так вот она какая… Геральт взглянул на неё. Эсси прикусила губу, тряхнула волосами и попыталась улыбнуться. Не вышло. Он обнял её, прижал к себе. Вдохнул аромат её волос — что-то свежее, цитрусовое, солнечное и ласковое как она сама. Пытаясь прогнать аромат сирени и крыжовника, который уже успел окутать его, проникнуть в лёгкие и осесть там сладким ядом. Они простояли так с минуту, пока кто-то из прохожих не толкнул Геральта в плечо, небрежно извинившись. — Идём, — она молча кивнула и вновь подхватила его под руку. Только от прежней беззаботности вечера не осталось и следа. Казалось, что даже похолодало, хотя ночь была тёплой. Они собирались погулять по набережной, насладиться последними тёплыми вечерами перед тем, как наступит осень и с моря начнёт задувать промозглой сыростью. И последними свободными вечерами — со следующей недели врачи дали Геральту добро приступать к работе с оговоркой минимизировать нагрузку на плечо хотя бы в ближайший месяц. Геральт не спорил, но знал, что ничего из затеи беречь плечо не выйдет. И судя по взгляду врач это понимал, когда подписывал бумаги. Геральт пообещал себе хотя бы попытаться. Но он знал, что уже в понедельник будет загружен по уши на ближайшие пару месяцев. Добрую половину времени — не в Лондоне. Разлука с Эсси была неизбежна. В маленький солнечный мир, в котором они жили эти недели, понемногу просачивалась серая действительность. А сейчас он в одно мгновение, раскололся надвое под взглядом Йеннифер и осколки неумолимо крошились, без возможности склеить их обратно хотя бы ещё на пару дней. Эсси, когда они дошли до набережной, устроилась на леерах, любуясь яркими рыжими огнями, разбивающимися миллионами световых пятен о чёрную воду. Вокруг было полно людей, но Геральт, садясь рядом с ней, чувствовал странное уединение, будто от окружающих их отгораживала непроницаемая, тонкая стена. Она рассеянно улыбнулась чему-то, не глядя на него. Геральт смотрел на подсвеченную огнями махину Вестминстерского дворца и думал, что должен сказать ей хоть что-то. Пускай даже сказанное будет ложью. — Знаешь, когда Лютик рассказывал мне о ней, я думала, что она ужасная, — Геральт вздрогнул от прикосновения тоненьких ледяных пальцев к ладони. — А она совсем не такая оказывается. Красивая. И кажется ей тоже больно было видеть тебя со мной. — Йеннифер очень ранит, когда ей пренебрегают. — Эсси мотнула головой. — Нет, мне так не показалось. То есть и это тоже конечно. Но ты дорог ей. И она тебе, — она запрокинула голову, зажмурилась на мгновение, тяжело сглотнула и выдавила хриплым срывающимся голосом. — Ты любишь её. — Да, — она не спрашивала, но он ответил. И врать Эсси он не хотел. Она закивала, шмыгнула носом, но сдержалась. Отстранилась, когда он попытался обнять. — Я надеялась, что смогу что-то изменить. Стать для тебя особенной, заменить её. Но запуталась и приняла отражение звёзд в воде за небо. Такая я глупая. Геральту стало тошно от самого себя. Она сидела рядом, сдерживала слёзы и обвиняла себя в глупости. Вот только если и была в этом чья-то вина, то не её. — Ты особенная. — Просто я не она? Он кивнул, вздыхая. Всё верно. Эсси была юной, прекрасной, глядя на неё Геральт понимал, что выражение «глаза, сияющие как звёзды» может быть вовсе и не поэтическим преувеличением. Но она не была Йеннифер и неважно насколько хорошо с ней было. Сегодня он понял это особенно остро. Эсси снова его удивила, когда он почувствовал маленькую ладошку, нежно пригладившую волосы на его затылке и взглянув на неё понял, что она улыбается и улыбка эта искренняя. — Спасибо тебе. — За что? — За то, что ты по крайней мере был честен со мной. — Невелика заслуга, — она засмеялась и толкнула его кулачком в плечо. — Эй, это я тут решаю что большая заслуга, а что нет. Честность дорогого стоит. Гораздо дороже лживых заверений в чувствах, которых в помине нет. — Ты не злишься на меня? — А ты злишься на то, что времена года сменяют друг друга? — она прижалась лбом к его плечу. — Наше время кончается вместе с летом, Геральт. Она была права. Со стороны моря над Темзой дули первые осенние ветры и тянули их в разные стороны. Его — к буйным чёрным локонам, прохладной сияющей коже и ярким фиалковым глазам. Её — к беззаботной тёплой осени под звуки гитарных струн. Они расставались без драм, не оставляя друг на друге глубоких кровоточащих ран, которых он так боялся. Не пресытившись друг другом. Геральт прижался губами к её виску, шепча едва слышное «Спасибо». Она в ответ крепче сжала его ладонь. Они вернулись домой вместе. Чтобы провести последнюю ночь без сна, полную ласковой неги, омывающей сплетённые тела и расстаться утром, без сожалений. Эсси улыбнулась на прощание, чмокнула его в щёку и бросив: «Пока, Геральт», — упорхнула вниз по лестнице, оставляя за собой лёгкий цитрусовый аромат и призрачное тепло. Он знал, что они будут встречаться. Как знал и то, что встречи не будут омрачены печалью и взаимными обидами. Останутся только драгоценные, солнечные воспоминания о коротком летнем месяце, прожитом вместе и шёпот Эсси: «Тебе так идёт улыбка. Улыбайся чаще».***
Геральт знал, что одних извинений будет мало. Йеннифер становилась невыносимой, когда была обижена, а он обидел её сильно. Поэтому просить её о прощении пришлось добрую неделю. Неделя сброшенных звонков, выброшенных букетов, хлёстких: «Оставь меня, Геральт, нам не о чем говорить!», — и подавленных самодовольных улыбок. Всё ради того, чтобы в конце концов она оттаяла. Он знал, что она того стоила. Стоила даже ехидного замечания от Лютика, что волк снова не смог устоять перед чарами и стал послушным домашним пёсиком на цепи у неласковой хозяйки. В этом он был неправ — Йеннифер умела быть ласковой и доказала это сразу же, как только сменила гнев на милость. А Лютику Геральт в ответ напомнил, что он сам в последнее время записался в подкаблучники. «Туше», — и прорва смеющихся смайликов в ответ. Примирение омрачилось тем, что Геральту приходилось практически жить на работе, чтобы снова войти в график. Йеннифер недовольно поджимала губы, сверкала глазами, но Геральт, хоть и чувствовал за собой вину, хорошо понимал, что если бы они проводили вместе больше времени, а не только в редкие свободные вечера, в которые сил хватало на что-то кроме быстрого душа и падения лицом в подушку от усталости, и ещё более редкие сейчас выходные — они бы вскоре неизбежно разругались вновь. Встречи пару раз в неделю давали время соскучиться, и оказавшись вместе, они не тратили время на ненужные выяснения отношений. Осень выдалась холодной, но с Йеннифер Геральт не ощущал холода. С Лютиком они за два месяца виделись всего пару раз, компенсируя несовпадающие графики перепиской. Йеннифер, заставая Геральта строчащим ответы на сообщения, фыркала и говорила, что если так пойдёт она и впрямь начнёт ревновать. Геральт целовал её пальцы и усмехался. Йеннифер могла быть спокойна. Судя по его откровениям, отношения с Анарьетой стремительно набирали обороты, и Геральт не удивился бы, скажи Лютик, что намерения у него самые серьёзные. Не удивился он впрочем и тому, что незадолго до Хэллоуина Лютик вдруг разнообразил свои дифирамбы Ласочке упоминанием какой-то Ники. И тон этого упоминания не давал усомниться, что интерес к ней далёк от платонического. Лютик не видел проблемы в своём интересе. А Геральт после его сообщения, лёжа среди ночи в тщетных попытках уснуть прокручивал в голове слова Мадлен. И думал, что раз она оказалась права в том, что Лютик не сможет хранить верность Анарьете долго, то возможно могла оказаться права и во всём остальном. Он убеждал себя, что вовсе не волнуется. Но когда Лютик пригласил его на хэллоуинскую вечеринку дома у своей дорогой Ласочки, Геральт согласился, сам не зная чего в этом согласии было больше — желания дать себе передышку от работы и изматывающей бессонницы или стремления быть поближе к Лютику на случай, если всё полетит к чёртовой матери. Он звал Йеннифер пойти вместе, но она предпочла вечеринку на работе. Геральт подозревал, что более всего эта вечеринка будет напоминать шабаш настоящих ведьм под предводительством Тиссаи. Йеннифер в ответ на его предположение, загадочно сверкнула глазами, рассмеялась и пожелала ему хорошо провести время.***
Дом Анарьеты оказался большим старинным особняком, утопающим в зелени и роскоши. Геральт припомнил слова Лютика, что дом и всё остальное досталось ей в наследство от родителей и приумножалось многочисленными финансовыми консультантами, которые вели дела, пока она предавалась радостям жизни с мужем и любовниками. В голову пришло, что Лютику с его происхождением было не привыкать к подобной роскоши. Ни к картинам по стенам, ни к вычурной мебели, ни старинному пианино в огромной гостиной. Или правильнее было бы называть её залом для приёмов? Он не сразу нашёл Лютика среди гостей, большая часть которых была в костюмах. — А вот и наш ведьмак! Как тебе на шабаше, ммм, Геральт? — от Лютика уже ощутимо разило алкоголем, и он едва не повис на нём. Да и узнал его Геральт только по голосу и глазам. Гладко зачёсанные волосы, и лицо были покрыты слоем белого грима, на котором ярко выделялись зачернённые глазницы, нос, подчёркнутые скулы и нарисованный оскал. Полосатый костюм и бабочка в виде летучей мыши дополняли образ элегантного мертвеца. — Отлично выглядишь. — А ты почему без костюма? — А к чему ему костюм, если он у нас и так ведьмак. Просто инкогнито, — Мадлен, хоть и более узнаваемая даже под слоем сероватого грима подошла стуча каблучками. Глядя на рыжий парик и платье из лоскутков Геральт наконец вспомнил кого они изображали. — А я думал Салли при тебе должна быть Анарьета, — Мадлен фыркнула. — Анарьете милее феи и принцессы, а не невесты Франкенштейна. К тому же мы сегодня будем немного выступать, вот и оделись подобающе, — она крутанулась на месте, демонстрируя там и сям росчерки грима, изображающие швы. Анарьета, в подтверждение её слов появилась в весьма фривольном костюмчике феи. Лютик тут же рассыпался в комплиментах. Мадлен закатила глаза. — Идём, Геральт, найдём чего-нибудь выпить. Он тут надолго застрял, — Лютик её ехидный комментарий кажется даже не услышал. Вечеринка была шумная и весёлая, Геральт даже не пытался искать в разгорячённой музыкой и алкоголем толпе знакомые лица. Мадлен скривилась на его вопрос не хочет ли она потанцевать и ответила, что столько не выпьет, чтобы танцевать под эту эрзац-музыку, а если и выпьет, то ей ещё петь. Поэтому они отвоевали себе диванчик и просто наблюдали, перебрасываясь редкими фразами. Лютик нашёл их примерно через час и на удивление выглядел более трезвым, чем раньше — Прости Геральт, я вынужден украсть у тебя твою спутницу, — он подал руку Мадлен, и она со смешком поднялась на ноги. Геральт пошёл за ними. Сколь бы мало значения он не придавал музыке, то что играли Лютик и Мадлен давало миллион очков форы бессмысленно долбящим по ушам басам в том, подо что танцевали изрядно набравшиеся гости. Он понял, что был прав, когда Лютик и Мадлен устроились на длинной скамеечке за пианино. Улыбнулись друг другу, и Лютик, склонив голову и размяв пальцы, коснулся клавиш. Мотив казался смутно знакомым, но Геральт даже гадать не брался откуда. Мадлен сказала ему, что сегодня почти все песни будут чужими, но больше завесу тайны приоткрыть отказалась. Первая мелодия, неспешная и печальная, без слов, была лишь разогревом, собравшим вокруг кольцо зрителей для настоящих песен. Лютик заиграл весёлый джазовый мотив, который мало подходил под историю о любви, предательстве и мертвецах. Впрочем, для Хэллоуина песня была более чем уместна. И все их песни сегодня были такими — мрачными, но заводными. Все, кроме последней. Что-то изменилось в самих позах, в голосах, да и текст был слишком пронзительным. И даже те, кто притопывал в такт предыдущм песням затихли, молча глядя на них. От голоса Лютика по спине бежали волны мурашек и перехватывало дыхание. This here is not singing, I’m just screaming in tunе because Farewell wanderlus… И он действительно кричал, будто горечь слов песни отравляла его и криком он пытался очиститься от этого яда. Разделить его на всех, кто услышит и лишить смертоносной силы. Геральт знал, что не только он выдохнул с облегчением, когда песня закончилась и с ней закончился их маленький концерт. Под аплодисменты и одобрительные похлопывания по плечам. К Лютику тут же подошла Анарьета, которую песня похоже ничуть не задела. Во всяком случае выглядела она так, будто Лютик только что не душу выворачивал, а пел что-то из своих незамысловатых и фривольных, на грани откровенной пошлости, песенок. Геральт усмехнулся. Такой талант пропускать всё мимо себя нужно было ещё поискать. Он думал, что сам им обладает, до того как встретил Лютика, который с лёгкостью опровергал то, что казалось непреложной истиной. И впервые это случилось не сегодня. Мадлен упорхнула куда-то, сияющая и растрёпанная, из колонок снова зазвучала вызывающая зубную боль музыка, и Геральт, никем не замеченный, выскользнул в сад, сейчас безлюдный — всех распугал холодный вечер. Зябко передёрнул плечами, но желание остудить голову и привести мысли в порядок перевесило. Он посидел немного, рассеянно прислушиваясь к журчанию маленького фонтана. Тихий звук успокаивал, но расслабиться окончательно не давало необъяснимое дурное предчувствие, особенно странное здесь и сейчас, когда буквально ничего не предвещало беды. Однако своим предчувствиям Геральт был склонен доверять — ещё ни разу они его не подвели. И ему было плевать, что Ламберт издевательски звал его доморощенным пророком.***
Почему-то никто не заметил, что дело пахнет жареным, пока не стало слишком поздно. Геральт, возвращаясь из ванной услышал только женский крик ужаса, высокий и пронзительный, и ломкое «Анарьета, что ты…», — прежде чем инстинктивно рванул в нужную сторону. Как раз вовремя, чтобы успеть перехватить её руку до того, как она воткнула бы длинный нож для колки льда Лютику прямиком в глаз. Она вывернулась, с неожиданной силой и ловкостью, и лезвие всё-таки задело висок, заставляя Лютика тихо охнуть. Кровь хлынула обильно, куда сильнее, чем из уже порезанного плеча. Геральт снова схватил и в этот раз сжал её руку куда сильнее, Анарьета вскрикнула от боли, выронила нож, но вырываться не прекратила. Он пнул оружие, отбрасывая подальше и едва не выпустил её, когда Лютик тяжело осел на пол, глядя на свои пальцы, залитые кровью и на пятно, расплывающееся на костюме. Из окружающего их кольца вырвалась растрёпанная и перепуганная Мадлен, рухнула на колени рядом с Лютиком и тихо что-то спросила. Он заторможенно отрицательно качнул головой, похоже не до конца осознавая случившееся. — Пусти меня! — Анарьета попыталась лягнуть Геральта в колено, но он скрутил её и отвесил хорошую оплеуху, пытаясь привести в чувство. Она невнятно вякнула, дёрнулась и взгляд приобрёл наконец осмысленное выражение. Геральт рискнул разжать хватку, не отпуская впрочем до конца, но она не предприняла попыток освободиться. Взглянула на Лютика, всхлипнула, явно только теперь осознав что сделала. — О господи! Юлиан, я… что же я наделала…прости меня, — она попыталась было дёрнуться в сторону Лютика, но Геральт не отпустил, а Мадлен развернулась так, что было понятно — она закроет Лютика от неё собственным телом. — Но ты… и она, как ты мог?! Ты же клялся! Клялся, что любишь только меня! А сам! — она залилась слезами и снова попыталась освободиться. Лютик не отвечал, а рыдания Анарьеты набирали силу. Геральт рискнул отпустить её, лишь убедившись, что нож вне досягаемости. Она и не пыталась его подобрать. И на Лютика больше не взглянула. Зарыдала с удвоенной силой и почти бегом направилась в глубь дома. Геральт проводил её взглядом. Стоило позвонить в полицию, но ещё раньше — в скорую, потому что кровь у Лютика не останавливалась. Он уже достал телефон, когда Лютик прохрипел. — Только не в полицию, Геральт, — словно прочитав его мысли. — Ты в своём ли уме, Юлиан?! — рявкнула Мадлен. — Геральт, вызывай неотложку, похоже ей удалось невозможное и она попала в его крошечный мозг! — Нет! — он прикрыл глаза и Геральт даже сквозь слой грима заметил, что Лютик синюшно-бледный. — Не надо… неотложку. Не хочу, чтобы у неё были проблемы… — Ты идиот, Лютик! Идиотский идиот! Геральт, не стой же ты столбом, сделай хоть что-то! Кто-нибудь, вызовите наконец скорую! Геральт огляделся, но вокруг уже было пусто. Гости спешили прочь с переставшей быть весёлой вечеринки. Его же держал взгляд Лютика. Умоляющий и шокированный. Взгляд человека, который в жизни не испытывал ничего страшнее разбитого носа и немного помятых рёбер. А свою кровь в таком количестве и вовсе видел впервые. — Тебе нужно в больницу. — Прошу тебя, Геральт, если нужно отвезите меня в больницу, но не вызывайте никого сюда. Она успокоится. Всё будет хорошо, — ему явно стоило усилий говорить, но голос не дрогнул. — Не о ней беспокойся, ты, кретин! — Мадлен сама была на грани истерики. — Геральт, пожалуйста! — Зараза, — он в два шага оказался возле Лютика, который тихо пискнул, когда Геральт подхватил его на руки. Он пытался уцепиться за шею, но Геральт чувствовал что руки его не слушались. Пришлось прижать к себе крепче, чтобы удержать — Лютик не был ни маленьким, ни лёгким. — Мадлен, найди аптечку, нужно обработать и перевязать, хотя бы временно. Он ещё никогда так не жалел, что выпил на вечеринке. Если бы не это, он уже мчался бы во весь опор к ближайшей больнице, а не соображал судорожно кому звонить и что делать. Мадлен, тоже бледная и трясущаяся успокоиться не слишком помогала. Особенно когда Лютик вдруг уткнулся лбом ему в плечо и разрыдался в голос. Геральт только и сумел, что неловко устроиться с ним на диване и покачиваться, баюкая как ребёнка, пока Мадлен дрожащими руками пыталась промыть рану на виске и наложить повязку. — Тише, тише, Лютик, держись, — Геральт не знал, слышит ли его Лютик вообще. Лютик держался. Рыдания сменились редкими всхлипами и короткими болезненными стонами. А потом он и вовсе затих, сполз с колен Геральта и устроился в углу дивана, разглядывая свои пальцы и морщась. Позволил Мадлен осмотреть его плечо и по её облегчённому вздоху Геральт понял, что там ничего серьёзного. И только после этого смог выдохнуть и сделать два звонка. Первый чтобы заказать такси. Второй — Регису. Хотел было позвонить Йеннифер, но он вспомнил об их шабаше, а ещё словно наяву услышал вероятное: «Геральт, ты путаешь меня с врачом» и со вздохом отказался от этой идеи. — Привози, — Регис был удивлён поздним звонком и просьбой, но согласился помочь. Чего-то видимо клятва Гиппократа всё же стоила. Хотя всё же было бы спокойнее, окажись Лютик в руках парамедиков. Геральт сам не понимал, почему вообще пошёл на поводу у Лютика. Геральт успел мысленно тысячу раз поблагодарить тех, кто когда-то придумал Хэлллоуин. Потому что таксист на них даже не косился, очевидно подумав, что кровь на их одежде и на повязке Лютика не более чем бутафория. Только про Лютика, который от шока и кровопотери едва ноги переставлял, спросил не блеванёт ли. Геральт заверил его, что всё под контролем. Лютик не подвёл, правда его пришлось пару раз встряхнуть, когда он начинал заваливаться то на Геральта, то на Мадлен, теряя сознание. У Региса, встретившего их на пороге своей квартирки, всё уже было наготове. Они устроили окончательно поплывшего Лютика в кресле и Геральт придержал Мадлен, чтобы не мешала. Осматривал Регис с привычной для него деловитостью, не дрогнув и мускулом на лице. Снял насквозь мокрую повязку, промыл, ощупал края раны. Только что не лизнул. Некстати вспомнились шутки про его вампиризм и Геральт отпустил нервный смешок, получив от Мадлен вопросительный взгляд, и мотнул головой, без слов говоря, что объяснит позже. — Рана чистая, вена не повреждена. Повезло тебе, Лютик. Потерпи немного, несколько швов и будешь перед дамами хвастать своим геройским ранением, — Лютик реагировал вяло, но Регис продолжал тихонько говорить. — Вот так, ещё немного. Лютик тихо стонал сквозь зубы, но терпел. Когда спустя десять минут Геральт вернулся, отмыв руки от крови, на плече у него красовался большой пластырь, а голова была перевязана вполне героически. Он рассеянно смывал влажным полотенцем остатки грима, пополам с кровью с лица и взгляд был устремлён в никуда. Геральт впервые видел его таким тихим и потерянным. Регис принёс три больших чашки, от которых исходил крепкий травяной дух и большую плитку шоколада. — Простите, всё что могу предложить. Даже вина нет. — Ничего, — прохрипел Лютик. Чашку он брал осторожно, явно не доверяя рукам и вцепился в неё, пытаясь согреть пальцы. — Спасибо. Разговор не клеился, Лютик отмалчивался или отвечал невпопад, явно блуждая мыслями где-то очень далеко. А потом и вовсе попросил у Мадлен сигареты. Пачку она протянула нехотя. Лютик хотел выйти один, но Геральт не пустил, опасаясь, что от слабости тот просто упадёт где-нибудь. Лютик уселся прямо на холодные ступени и по тому как колебался огонёк зажигалки, Геральт понял, что руки у него мелко дрожат. Опустился рядом, поморщившись от запаха. Лютик затянулся едва пару раз. А потом просто наблюдал рассеянно как тлеет сигарета. — Прости за это всё. Я звал тебя повеселиться, а вместо этого втянул в… это всё, — он тяжело вздохнул и взмахнул рукой с сигаретой. — На что она разозлилась? — Ники, похоже, разболтала ей всё о нас. Не знаю, поверила ей Ласочка на слово или нет, но сегодня она застала нас вдвоём. Просто болтали, ничего криминального, — Геральт недоверчиво хмыкнул. — Ладно, возможно не просто болтали. Но ничего особенного. Ну и… понятия не имею откуда она так быстро взяла нож. На ней и одежды-то почти не было. Остальное ты видел. До сих пор не могу поверить, — он прижал пальцы к раненому виску, тихо зашипел от боли и отдёрнул руку. — Мадлен говорила, она теряет самоконтроль от ревности. — Многие теряют. Но меня ещё никто не пытался убить на самом деле, а не только на словах. — Теперь всё в прошлом. Будешь похваляться перед новыми девицами боевым ранением, — Лютик улыбнулся, пока слабо, но весело. — И, может, кто-то пожалеет несчастного раненого и согреет мне постель. Ты прав, Геральт, это вовсе не повод раскисать. Я и так расклеился перед тобой. Разрешаю использовать это, чтобы меня шантажировать, только не слишком часто. Геральт спрятал улыбку. Лютику определённо было лучше. И он вовсе не считал, что Лютик расклеился. Мало кто на его памяти мог сохранить хладнокровие в подобной ситуации. — Тебе сейчас не девица нужна, а хороший бифштекс с кровью, бокал вина и сон часов девять. — Геральт-Геральт! Что за радость ложиться в постель, которую некому согреть?! — Лютик повысил голос, картинно всплеснул руками и тут же поморщился. — А впрочем ты прав. Мне кажется, что меня выжали. Надеюсь, Анарьета не будет злиться слишком уж долго. Она вспыльчивая, но отходчивая. — Только не говори, что хочешь с ней помириться! Лютик промолчал, но Геральт подозревал, что попал в точку. Оставалось надеяться, что эта дурная блажь пройдёт, когда Лютик выспится и сумеет переварить случившееся на трезвую голову. Если же нет — Геральт был готов сколько угодно отговаривать его от этого самоубийственного безрассудства. И знал, что Мадлен его поддержит. Утром, вырвавшись наконец из цепкой хватки кровавых видений, в которых он не успевал появиться вовремя. Геральт думал, что впервые за многие годы не рад тому, что у него получилось проспать всю ночь.