Insomnia

Слова Лютика о возможном примирении с Аннариеттой, к счастью, так и остались только словами. То ли он оказался прав, и Лютик одумался, то ли ему устроила промывку мозгов Мадлен, хотя она и обещала, когда они уезжали от Региса, что повторять не будет. По её мнению, Лютик слишком заигрался в сказку, в которой принцесса влюбляется в трубадура, и они живут долго и счастливо. Так, что забыл, что принцесса ему попалась двинутая на всю голову. А, может, Ласочка оказалась гораздо менее отходчивой, чем предполагал Лютик, и отказалась принять его назад. Так или иначе, он больше не упоминал Аннариетту в разговорах. Зато с приближением зимы, Лютик всё больше говорил о театре. Геральт, который весь ноябрь провёл почти не вылезая из студии, работая над игрой, съёмки движений персонажа для которой хотели непременно закончить до Рождества, и читал сообщения только перед сном (когда удавалось заснуть), уловил, что они готовили премьеру какой-то шекспировской комедии, в которой Лютику досталась главная роль. Если что-то Лютик и любил больше женщин — это свою музыку и театр. На время, разговоры о постановке полностью вытеснили из его мыслей и разговоров личную жизнь. Лютик впрочем признался, что в основном не давала думать ни о чём постороннем художественный руководитель их театра — Филиппа. «Пока с ней не познакомился, считал, что все эти разговоры об имени, определяющем характер полной чушью. Но похоже с ней это реально сработало. » Геральт в ответ на его причитания только посмеивался. Эта Филиппа была первой после Йеннифер женщиной, о которой он от Лютика услышал, что тот ни за какие коврижки не согласился сходить с ней на свидание, даже если бы Эйльхарт осталась последней женщиной на Земле и внезапно сменила ориентацию. Ожидание Рождества, обещающего короткий отпуск, поход за подарками с Цири и маленький семейный праздник на троих с ней и Йеннифер, было подпорчено случайно услышанным именем в телефонном разговоре. Геральт не пытался подслушивать, но Йеннифер произнесла «Истредд» повысив голос и это резануло слух даже с другого конца комнаты. Геральт подавил вздох и сделал вид, что ничего не услышал. Но внутри поднималась волна раздражения. Похоже, не только у него были планы на Рождество с Йеннифер. Ради этого Истредд даже забросил свои обожаемые исследования в Бразилии и приехал в Лондон в разгар декабря. Йеннифер о смене планов ничего не говорила, но настроение уже было испорчено. И ещё больше тем, что он заметил, как она отдалилась. Не явно, но когда она приходила, Геральт чувствовал этот холодок между ними и ненавидел его всей душой. Он вообще не любил зиму. Она навевала воспоминания о холодных зимах в приюте. Тонких одеялах, вечно мёрзнущих пальцах и пробирающих до костей сквозняках в коридорах и учебных классах. Он с удовольствием провёл бы все холодные месяцы на тропических островах с жарким солнцем и тёплым морем, но осуществить эту мечту не удалось ещё ни разу. Так что пока он спасался от холода горячими ваннами. Нэннеке в детстве смеялась, что он рано или поздно сварится. Но случаи понежиться в тепле в то время выпадали так редко, что он жадно впитывал каждую кроху, не обращая внимания на боль от слишком горячей воды. А после это уже вошло в привычку. Йеннифер, единственный раз решившая составить ему компанию в ванне, которую он набирал сам, едва коснувшись пальцами воды долго ругалась и злилась на его смех. Цири спрашивала о Рождестве каждый день. Геральт стоически терпел её натиск и недовольство Калантэ, которой не очень нравилась мысль, что внучка проведёт праздник не с ней. — Ты излишне потакаешь её желаниям, Геральт! Она не твоя дочь, у тебя нет никаких прав. — И всё же она хочет провести Сочельник со мной. Пусть это будет её рождественским подарком. От Геральта Цири никогда не просила подарков. Обычно его заменял традиционный поход вместе по магазинам и рождественским ярмаркам, с обязательным какао или безалкогольным глинтвейном, жареными каштанами и дурацкими сувенирами для всех. Цири одаривала ими Калантэ и Эйста, школьных подружек и Йеннифер. У Геральта из этих походов осталась пара кружек, криво разрисованных Цириллой, да ещё дурацкая шапка с оленями. В этом году Цири уже отнекивалась от похода в грот Санты, зато предвкушала возможность покататься на коньках в Гайд-парке. Геральт не возражал, но попросил Калантэ об этом не говорить. «Я же не дурочка, Геральт, конечно не скажу!» Йеннифер с ними на ярмарки никогда не ходила. Геральт был бы только рад прогуляться по холодному Гайд-парку втроём, в дурацких шапках, с пакетом каштанов и обжигающими стаканами в руках, но Йеннифер обычно делала такое лицо, словно Геральт предложил несусветную глупость, которая может порадовать только детей. Геральт считал, что она слишком уж зациклена на том, чтобы выглядеть серьёзной и достойной в глазах окружающих. Настолько, что не позволяла себе ни на минутку отпустить контроль и повеселиться. Но всё же она украшала вместе с ними рождественскую ель, помогала с ужином (только помогала — Цири и та готовила лучше) и устраивалась вместе с ними на диване, в тёплых свитерах с тарелкой имбирного печенья и горячим шоколадом, чтобы посмотреть фильмы. В эти рождественские вечера, Геральт чувствовал себя так, будто они самая настоящая семья. И Йеннифер улыбалась ему поверх головы Цири, которая всегда устраивалась между ними, с особенной теплотой. — Рождественская ярмарка! Чудная традиция, — с Лютиком они встретились за пару дней до Рождества. Они выступали в баре и после концерта изрядно выпившие Мадлен и Эсси негромко распевали хоралы, уже без микрофонов, сидя на сцене и покачиваясь в такт пению. Хозяин и завсегдатаи против не были. — Это мой подарок. Калантэ слишком занята делами, чтобы тратить время на подобные походы, а Цири обожает эти ярмарки. До прошлого года она даже таскала меня в грот Санты. — Могу себе представить тебя в окружении эльфов. Вообще это здорово. Мы тоже иногда ходим с Мадлен или с Куколкой. Не к Санте конечно. Но иногда хочется немного зимнего волшебства. — Хочешь с нами? — О нет-нет, это ваш с Цири волшебный праздник, я только помешаю. К тому же Мадлен уговорила меня в этом году поехать с ней отмечать Рождество в Ньюкасл к её родителям. И Куколка с нами. В программе семейный ужин, после которого ты сам чувствуешь себя индейкой, марафон старых фильмов, рождественские гимны хором. Если повезёт, вырвемся из-под опеки родственников куда-нибудь в клуб. А вам с Цири желаю хорошо провести время вместе. — Мы уж постараемся, — усмехнулся Геральт. Несмотря на все опасения, праздники прошли замечательно. Цири быстро освоилась на коньках и ему оставалось лишь следить, чтобы она не слишком уж увлеклась, да страховать её, когда она начинала неловко заваливаться. Сам он удивился, что держался на льду уверенно — последний раз он на коньки вставал пожалуй ещё до рождения Цириллы. Она же похоже считала, что он чуть ли не профи. Когда они взмокшие и растрёпанные выходили с катка она сияла как начищенная монетка. Геральт безапелляционно повёл её к ближайшей палатке с глинтвейном — на улице было холодно, а подхватить простуду не хотелось. Они обошли десяток лотков с сувенирами, обзавелись тёплыми и немного несуразными шапками, Цирилла, спустившая все карманные деньги на сувениры, так восхищённо смотрела на снежный шар с миниатюрным замком внутри, что Геральт не устоял и купил его тоже. Цири в порыве благодарности его едва не задушила. После магазинов погуляли между ледяными скульптурами, выуживая из бумажного пакета тёплые каштаны. Цири фотографировала всё вокруг и даже уговорила Геральта на селфи. И лишь когда над ярмаркой зажглись тёплые электрические огни, разгоняющие ранние зимние сумерки, они, прихватив по большому стакану какао с зефиром, поехали домой. И Йеннифер, приехавшая на следующий день рано утром, возможно немного заразилась от них духом Рождества, потому что с неожиданной для неё готовностью помогала Цири наряжать ёлку, пока Геральт возился на кухне. Он слушал, как они разговаривают в комнате, смеются, слышал отрывки песен, которые Цири явно включала на телефоне. Даже песню про монету. Цири подпевала, Йеннифер молчала, и Геральт хотел бы знать, что она думала в эти минуты. Но потом они сели ужинать, после Цири настояла на том, чтобы посмотреть «Реальную любовь», напрочь проигнорировав любые попытки отговорить, и он так и не спросил. Цири уселась поудобнее, прижавшись к нему, щекоча шею небрежно завязанными в пучок волосами. Геральт обнял их с Йеннифер и расслабленно выдохнул, рассеянно глядя на начальные титры. Ещё одно счастливое, ничем не омрачённое Рождество. Геральт выбросил из головы все сомнения и тяжёлые мысли и просто наслаждался этим вечером, ласковой улыбкой Йеннифер и теплом Цири, возившейся у него под боком. Обо всём остальном можно было подумать и завтра.

***

Лютику он подарок так и не придумал до самого кануна Нового Года, когда Лютик вернулся в Лондон, остановившись в итоге на бутылке хорошего вина, подозревая, что если попытается подарить что-то музыкальное, то либо облажается, либо сам же пожалеет. Хотя идея Цири об укулеле казалась не такой уж плохой. Подарок от неё — огромный пушистый шарф — Геральт передал тоже. Лютик тут же обмотался им, увеличившись раза в полтора. Одобрительно присвистнул, прочитав этикетку на бутылке и просиял. — Спасибо! И Цири тоже передай от меня тысячу благодарностей. — Ты же не собираешься всерьёз его носить? — А почему бы и нет? Он тёплый и кому какое дело, как он выглядит, — Геральт не нашёл что возразить. — У меня тоже есть для тебя подарок, — Лютик улыбнулся ещё шире. — Что это? — Геральт повертел в руках простой коричневый конверт без надписей. — Это билеты. У нас в субботу премьера «Укрощения строптивой». И я был бы рад, если бы ты пришёл. Это будет лучшим подарком на праздники. — Поздновато премьера для подарка к празднику. — Дело ведь не в дате, Геральт. Мне будет приятно знать, что ты в зале. Не так уж часто Филлипа доверяет мне главные роли, вот я и зову друзей пока могу. Пользуюсь привилегиями, если позволишь. Кстати, билеты на двоих, так что можешь пригласить Йеннифер. Если, конечно, она ничего не имеет против театра. — Думаю, она ничего не имеет против Шекспира, — Лютик просиял. — Тогда жду вас в субботу. Йеннифер согласилась на удивление легко. Может дело было в Шекспире, а может в том, что поход в театр был возможностью покрасоваться на публике, которую она не могла упустить, раз уж он сам звал. Так или иначе, в субботу они приехали ко второму звонку, и он помог ей спустить с плеч элегантную белую шубку. Театр конечно не был «Глобусом», но производил впечатление успешного. Места им достались отличные, и даже Йеннифер было не к чему придраться. — Твой друг тебя ценит, Геральт. Билеты на такие места вряд ли стоят дёшево, — Геральт пожал плечами. Ей было виднее — он никогда не интересовался ценами на билеты в театр. Геральт ждал начала спектакля с каким-то иррациональным волнением. В театре он не бывал с самой школы. Да и содержание пьесы с уроков литературы помнил очень смутно. И пока Йеннифер сидела рядом со скучающим видом, он следил за действом на сцене с неподдельным интересом. Лютик, казалось, и не играл вовсе, а жил ролью, вкладывая всю душу. За годы съёмок Геральт достаточно насмотрелся на хороших и плохих актёров, чтобы ему было с чем сравнить. И Лютик был хорош. Правда, и его коллеги не отставали. Здесь не было возможности переснять, переиграть, и это накладывало отпечаток на каждого актёра. Они захватывали внимание, пленяли своей мнимой искренностью, заставляли сопереживать себе. На то время, пока в зале был потушен свет, они все были жителями средневековой Падуи и рассказывали свою историю. И всё же раз за разом взгляд бессознательно возвращался только к одному из них. К Лютику. Он уже не раз замечал, что Лютик способен играючи удерживать всё внимание на себе, даже будучи не единственным человеком на сцене, но сейчас это умение развернулось в полную мощь. Зал покорялся ему, зрители смеялись и сопереживали, а Геральт поймал себя на том, что испытывает что-то вроде гордости за Лютика. За его талант и за его успех. За овации, которыми зрители встретили вышедших на поклон актёров и за огромную охапку цветов, что ему подарили, едва ли не превосходящую те, что достались девушкам, играющим Катарину и Бьянку. Лютик, присев у края сцены, расточал улыбки, охотно фотографировался и даже подписал пару программок, что ему протянули. — Надо же, он и впрямь хорош. Я рада, что оставляю тебя в надёжных руках, — Геральт резко обернулся, очень надеясь, что ослышался. К чему Йеннифер ни с того ни с сего заговорила о расставании? — Ты… что? — Давай поговорим об этом не здесь, — она успокаивающе погладила его по руке, но успокоения это не принесло ни на грош. Впрочем, что бы Йеннифер не имела ввиду, она была права — разговаривать об этом в полном зрительном зале было не лучшей мыслью. Хотя Геральт вообще предпочёл бы об этом не говорить. Он думал, что Йеннифер будет молчать до дома, предпочтёт спокойную обстановку, но ей хватило и фойе, немного в стороне от шумной толпы, выходящей со спектакля. Геральту её решение показалось капельку слишком театральным. Впрочем, с Йеннифер это было не впервой. — Так о чём ты говоришь? Что значит оставляешь? — Геральт постарался, очень постарался, чтобы голос звучал ровно. Йеннифер повела плечами, тихо выдохнула, как выдыхают перед прыжком и подняла на него взгляд. — Я уезжаю, Геральт. — И только-то? — он почувствовал, как с души свалился камень. — Надолго в этот раз? — Ты не понял, — она резко мотнула головой и ушла от прикосновения. — Я уезжаю не по работе или на обследование. Совсем уезжаю. Продаю квартиру, расторгаю контракт с Тиссайей. Хочу какое-то время пожить не в Британии, полностью сменить обстановку. И даже если я вернусь, я прошу тебя больше не искать со мной встречи. Я не буду менять телефон или скрываться от тебя, я надеюсь мы оба взрослые люди. Думаю, пришла пора нам обоим двигаться дальше. — И тебе, конечно же, с Истреддом, — ему самому стало тошно от горечи этих слов. Йеннифер поджала губы. — Нет. Если это тебя утешит, Истредду я сегодня утром сказала то же самое. — Почему? Если не я, не он, то кто, Йен? — Пока не знаю. Кто-то, кто будет рядом со мной не потому, что без меня ему ещё хуже, — она начинала закипать, он это видел. — Тот, кому я буду нужна как человек, а не как доза от ломки. Не потому, что со мной плохо, но без меня хуже. — Ты мне нужна. Я тебя люблю, Йен! — он повысил голос. Пара человек обернулись на них, но Геральт не обратил внимания. — Что ещё мне сделать, чтобы ты была счастлива? — Отпустить меня. Или себя, Геральт. Отпусти наконец себя. Я не хочу больше видеть, как ты пытаешься переломить себя ради меня. Я устала обманываться, что всё у нас получится. Не хочу видеть, как ты пытаешься забыть о своих мечтах ради моих, хоть и понимаешь, что всё это несбыточно. Что у нас не будет «долго и счастливо». Я не буду сидеть дома, учиться готовить и покорно ждать тебя с другого края света, каждый день гадая, не закончится ли очередной твой трюк тем, что ты сломаешь шею. Не буду твоей сиделкой. А ты никогда не откажешься от своей жизни и не уйдёшь работать банковским клерком или не станешь жить на мои деньги. Я не хочу жить иллюзиями, Геральт. И не хочу когда-нибудь снова проснуться и понять, что ты молча ушёл, как уже было однажды, — Геральт стиснул зубы — она знала, что он не гордился своим молчаливым побегом из её квартиры. — И поэтому ты решила бросить меня сама. Сыграть на опережение. А до этого месяц морочила мне голову и весело проводила время с Истреддом. И теперь пытаешься убедить меня, что действуешь мне во благо. — Мои отношения с Истреддом тебя не касаются, Геральт! Я знакома с ним намного дольше чем с тобой, у нас много общего и своя история. — То есть ты всё же была с ним. — Да, я была с ним! И он звал меня уехать с ним в Бразилию весь этот месяц. И я думала об этом, всерьёз думала. Ты это хотел услышать?! — прошипела Йеннифер. — Но я отказала ему. Оставь свои домыслы, я не ухожу от тебя к нему или любому другому, как ты воображаешь. И я вовсе не пытаюсь сыграть на опережение, — она шагнула к нему, положила ладонь на щёку. Геральт не отстранился. Продолжила она уже другим тоном, куда мягче. — Ты можешь не верить, но ты очень дорог мне. Гораздо больше, чем ты привык считать. Именно поэтому я хочу покончить с этим, прежде, чем мы смертельно возненавидим друг друга. Я надеюсь, что мы оба можем оставить всё в прошлом и остаться друг для друга особенными людьми. Ради всего что было. И ради Цириллы. Если бы я хотела просто уйти, видит бог, Геральт, я не стала бы оправдываться — просто исчезла и ты бы остался терзаться вопросом что сделал не так. Я не хочу причинять боль никому из вас, но оставить всё, как есть, я тоже не могу. Есть дары и жертвы, которые нельзя бесконечно принимать, если не можешь ответить чем-то столь же ценным. А я не могу и вряд ли уже когда-то смогу. Но рядом с тобой есть тот, кто сможет. — Не представляю о ком ты. — Ты сам поймёшь. В своё время. И может даже скажешь мне спасибо за то, что я больше не встану между вами. Геральт очень сомневался, что когда-нибудь будет ей благодарен за это ощущение ледяной пустоты внутри. — Не думаю, — он не знал что ещё сказать. Потому что Йеннифер похоже решила всё это не сегодня. — Почему сейчас? Почему не раньше? Только не говори, что не хотела портить нам с Цири праздники. — Прошу тебя, Геральт, прекрати на меня нападать. Давай не будем делать друг другу больнее, чем есть. Ты переоцениваешь мою расчётливость. Да, я не хотела портить вам Рождество. А ещё я сомневалась. Только сегодня я поняла кое-что ещё. И это помогло мне решиться. — И что же? Йеннифер покачала головой. — Прости, это я оставлю при себе. Я пока ещё хозяйка своим мыслям. Мне пора, Геральт. Прощай и не злись на меня слишком сильно, если сможешь, — она приподнялась на носочках, прижалась губами к губам, почти невесомо и сразу же отстранилась. Он попытался удержать её, но она отняла руку, бросила на него последний долгий взгляд и решительно направилась к выходу. И Геральт почему-то не смог пойти за ней или хоть окликнуть, так и стоял, молча глядя вслед. Увидел, как её перехватил Лютик, уже успевший переодеться. Видел, как Йенифер что-то ему говорила, как махнула рукой, похоже отвечая на вопрос. Видел и его взгляды в свою сторону, удивлённые и обеспокоенные. И хмурые — в адрес Йеннифер. Отмер он лишь когда она отвернулась и затерялась среди людей, а Лютик поспешил к нему. Как будто до этого момента находился под каким-то заклятием. А сейчас к нему вернулась способность двигаться, говорить и чувствовать. И чувствовал он в основном злость и отчаяние. — Геральт, я. чёрт, она всё это всерьёз, да? — Геральт тяжело выдохнул и подавил желание что-то сломать, например, нос Лютика, который тот привык совать куда не просили. — Всерьёз. — Мне жаль. Я могу что-то для тебя сделать? — Исчезнуть было бы неплохо, — буркнул Геральт, направляясь к выходу. — Геральт, ты ведёшь себя неразумно. — Вот и оставь меня в покое. Мне не нужны твои нотации и твоя жалость. И никто мне не нужен! Просто уйди уже! — он всё-таки сорвался на рычащие интонации, распахивая дверь и выходя в морозный вечер, напрочь позабыв о куртке. Он надеялся, что Лютик не потащится следом за ним. Плевать на куртку — ничего ценного в ней всё равно не оставалось. Заберёт как-нибудь потом, когда от одного вида театра перестанет мутить. До дома он доехал без происшествий не иначе как чудом, успев правда изрядно продрогнуть, пока прогревал двигатель, потому что распахнул настежь окна, лишь бы выгнать из салона аромат духов Йеннифер, тысячу раз прокрутить в голове её слова и почувствовать себя конченым мудаком, за то, что сорвался на Лютика. Дома, он тяжело опустился на пол прямо в прихожей, чувствуя себя выжатым этой вспышкой злости. От слов Йеннифер было муторно, от укоризненного взгляда Лютика, полного искренней обиды, хотелось размозжить себе голову о ближайшую твёрдую поверхность. Лютик не был виноват в том, что сказала Йен. Как не было его вины и в том, что она ушла. И теперь перед Лютиком было стыдно. Сколько бы Геральт не утверждал обратное, очень хотелось, чтобы сейчас рядом был хоть кто-то, кому было бы не наплевать. Звонок в домофон заставил вздрогнуть и вынырнуть из тяжёлых раздумий, в которых он блуждал забыв о времени. Геральт открыл без вопросов, хотя наверное и не стоило. Но по лестнице поднялись лёгкие шаги, в дверь стукнули раз-другой и на пороге обнаружился Лютик. С его курткой, перекинутой через руку и пакетом из ближайшего супермаркета, в котором звенело стекло. — Ты… — Лютик протиснулся мимо него в квартиру, сунув куртку и пакет в руки, нога об ногу стряхнул ботинки и посмотрел так, что стало ясно — он не уйдёт, даже если Геральт попытается выставить его силой. — Извини… И спасибо…за куртку. — Кончай изображать королеву драмы, Геральт, — Лютик улыбнулся и похлопал его по плечу. — Тебе это не к лицу. К тому же не знаю как ты, а я замёрз, жутко устал и терпеть не могу тёплый виски. Так что тащи свою задницу на кухню — нет повода не выпить. Геральт хмыкнул, чувствуя, как ледяное кольцо в груди чуть ослабло от его привычной трепотни. Напивались самозабвенно и практически молча. Даже Лютик был немногословен. Геральт с каждым глотком проникался к нему всё большей признательностью. Лютик не пытался его утешить, не выспрашивал что именно произошло между ними с Йен. Он просто был рядом, болтал обо всём подряд и подливал виски. Нашёл даже лёд, о существовании которого в своей морозилке Геральт давно забыл. Слова полились сами, после очередного стакана. Горькие, злые и честные. Геральт рассказал всё. Начиная с того как влюбился в Йеннифер точно мальчишка с первого взгляда, с первого бешеного секса. Все их ссоры, долгие расставания и непреодолимое притяжение, которое вновь их сводило. Как плохо было без неё и как порой невыносимо было оставаться с ней рядом. И заканчивая сегодняшним вечером. Злость выходила по капле, с каждым словом. Лютик молчал. Молчал он и тогда, когда от обуявших эмоций Геральт вскочил, пнул ни в чём не повинный крошечный столик, с которого полетела на пол и разбилась лампа. Всё это было от Йеннфер. Следы её присутствия в его квартире и его жизни. Лютик не мешал. Позволил даже схватить себя за грудки, без капли сопротивления и не поморщился, когда Геральт выдохнул ему в лицо отчаянный вопрос. — Что она сказала тебе? — Прости, я не скажу, — тихо и твёрдо. — Скажи, — Геральт отпустил его, так что Лютик поморщившись рухнул на диван и тяжело осел на колени, в конце концов уткнувшись лбом в тёмную ткань брюк Лютика. — Пожалуйста. Лютик молчал, на затылок опустилась его тёплая ладонь, пальцы осторожно перебирали пряди. Но не ответил. Даже когда Геральт отстранился, сел, опираясь спиной о его ноги и запрокинул голову, глядя в глаза. Поймал замершую на половине движения ладонь и прижал к ней свою, сам не зная зачем. Рука Лютика в сравнении с его казалась маленькой, хотя конечно не такой как у Йен или Эсси. Узкая, длиннопалая кисть музыканта, с чистыми костяшкам и тонкой ниткой старого шрама у большого пальца. Геральт коснулся его, но кожа была гладкой. — Струна лопнула, — ответил на незаданный вопрос Лютик. — У тебя красивые руки, — неожиданно даже для себя выпалил Геральт. Лютик рассмеялся. — И ты вообще… красивый. И классный актёр. — Геральт, ты в говно! — Нет, я серьёзно. — Я тоже, — Лютик отнял руку и тепло усмехнулся. Его лицо немного расплывалось перед глазами и всё никак не удавалось сфокусироваться на его глазах. Геральт был вынужден признать, что Лютик прав — он слишком пьян. Настолько, что сама мысль о самоконтроле или хотя бы о том, чтобы сменить позу, в которой уже начала ныть шея, вызывала головокружение. Геральт прикрыл глаза, чувствуя как тяжелеют веки и уплывает сознание. — Эй, — Лютик легонько встряхнул его за плечо. — Не засыпай так, завтра твоя шея тебе спасибо не скажет. — Плевать, — пробормотал Геральт. Лютик был тёплым, а виски слишком много. И сопротивляться накатывающей сонливости совершенно не хотелось. — Давай, Геральт, перебирайся на диван, не веди себя как маленький. Геральт послушался только потому, что Лютик подёргал ногами, сгоняя его с уютного местечка. Устроился, поджав ноги на диване и снова мстительно устроил голову на его коленях. Так было хорошо. Особенно когда Лютик продолжил гладить его по волосам. Только вот песня, которую он затянул вполголоса была печальной. Геральт мрачно ухмыльнулся про себя. Достойные проводы изрядного отрезка его жизни. Прекрасного и ужасного одновременно. But the story is this She’ll destroy with her sweet kiss Her sweet kiss… Ему снилась какая-то фантастическая чушь про рыцарей и драконов, в которой были Лютик и конечно Йеннифер. Запах её духов окутывал и душил, затягиваясь невидимой и неосязаемой удавкой. Геральт проснулся от этого удушья, жадно глотая воздух и пытаясь осознать где он. Свет всё так же горел, мерцал чёрно-белым оповещением об отсутствии сигнала забытый телевизор. Лютик спал, тихо похрапывая, неудобно откинувшись на спинку дивана и устроив ладонь на его плече. Геральт так и уснул на его коленях, убаюканный виски и песней. Он не проснулся, когда Геральт поднялся, только невнятно пробормотал его имя и поёрзал, сползая ниже. Геральт как мог устроил его удобнее, подоткнул под шею подушку задержавшись на мгновение, разглядывая длинные тёмные ресницы и россыпь крошечных родинок на его щеках. Накинул плед и стараясь не слишком шуметь нетвёрдой походкой направился в спальню. Голова противно ныла даже не от выпитого — от кошмара и недостатка сна. Оставалось надеяться, что больше ему до утра не приснится ничего.