***
На вторую неделю этого безумия телефон ожил входящим вызовом от Мышовура. И это не могла быть хорошая новость — какие могли быть хорошие новости от семейного юриста семьи Рианнон? Будь он посланником в средневековье — не сносил бы головы и неделю. И он хотел бы оказаться неправ, но после неловкого приветствия Геральта огорошили новостью много худшей, чем он мог ожидать. Он отстранённо выслушал подробности об аварии, которая произошла буквально накануне, но уже получила широкое освещение в прессе. О том, что Эйст погиб на месте, а Калантэ цеплялась за жизнь ещё несколько часов в реанимации. — Не хотели, чтобы ты узнал из новостей, — Геральт хмыкнул в трубку. — Заказ? — он бы не удивился. Людей, желавших Калантэ мучительной смерти хватало. — Если бы, — в голосе на той стороне трубки звучала страшная усталость. — Пьяный идиот за рулём. Переломал себе ноги и рёбра, схлопотал сотрясение, но живёхонек. Распустил сопли на всю палату, когда ему сказали, что он натворил. Сыграть такую истерику это надо быть гениальным актёром, а он двух слов связать не может. Да и мы его проверили. Это не первая его пьяная поездка. Один раз даже лишали прав. В остальном чист как слеза. — Как Цири? — этот вопрос волновал его больше остальных. Ничего сейчас не было так важно, как она. — Отказывается выходить из комнаты и есть. Ты ей очень нужен, здоровяк. — Я… — «в Польше, не могу сорваться», — Геральт проглотил, потому что перед глазами возникло острое личико Цири и её огромные зелёные глаза. Он ведь и правда ей нужен, сейчас больше чем когда-либо. Кто, если не он? И резко выдохнул. — Приеду так быстро, как только смогу. — Спасибо, — Мышовур вздохнул с явным облегчением. Режиссёр был недоволен. Весемир был недоволен ещё больше, потому что его страшно злило, когда кто-то из них подводил команду. Но когда Геральт в нескольких скупых словах описал ситуацию, его всё-таки отпустили под угрозой увольнения, если не управится в три дня — они и без того выбивались из графика. Через несколько часов он уже оставил машину у входа в непривычно тихий дом семьи Рианнон, коротко пожал руку Мышовуру и племяннику Эйста, на лице которого от бледности ярко проступила каждая веснушка. И поспешил наверх к закрытой двери. — Оставьте меня в покое! — в голосе Цири звучали слёзы. — Уходите! — Цири, открой, — он говорил тихо, но знал, что она услышит. — Геральт? — она не поверила. — Это ты? — Я. Открывай, мелочь. — Я тебе не мелочь, — она распахнула дверь так резко, что он едва не упал на неё от неожиданности. И вопреки словам тут же бросилась его обнимать, прижалась крепко, утыкаясь сопливым носом в грудь. По тому, как мелко тряслись её плечи, он понял, что она снова плачет. Его маленькая разбойница ревела в голос, размазывая слёзы по куртке и молотила куда придётся кулачками. Он ничего не сказал, подхватил её на руки и крепко прижал к себе, поглаживая по спине. Держал долго, пока не затекли руки, а всхлипы не стали тише, сходя на нет. Только после того, как Цири затихла он дошёл с ней до кровати и опустил драгоценную ношу. Она отвернулась, пробурчала что-то в благодарность за поданную коробку салфеток и трубно высморкалась. — Слоник. — Сам ты слоник, дурак, — но это всё же было лучше, чем слёзы. Что делать с нахальной Цириллой Геральт знал. Но слёзы крестницы в мгновение ока смывали любой призрак уверенности в себе. Что в первую их встречу, когда Цири было два дня от роду, что сейчас. — А трубишь как самый настоящий слоник. Маленький слонёнок с большими ушками. Она отбилась от его попытки ухватить пальцами за ухо, торчащее между спутанных грязных прядей. Геральт скинул куртку на кресло, сгрёб её в охапку и повалил на постель под аккомпанемент истошного визга. Тут же отстранился, боясь навредить. Цири была тоненькая точно веточка, особенно рядом с ним. Не захочешь, а раздавишь. Она лежала смирно, смотрела на него с тихой грустью в глазах. — Ты не уйдёшь? — А ты хочешь, чтобы я ушёл? — Геральт убрал ей за ухо волосы. Она вздохнула и придвинулась ближе, завозилась, устраиваясь у него под боком. — Не хочу. Они все уходят, Геральт. Мама и папа. Йеннифер. Теперь бабушка и Эйст. Останься, пожалуйста. Останься хотя бы ты, — она снова начала плакать и Геральт осторожно обнял содрогающиеся плечики, прижал крепче, позволяя выплакаться. Наверное нужно было сказать что-то. Пообещать, что всё будет хорошо, всё образуется. Но врать ей он не мог, да и не хотел. Поэтому пообещал лишь то, что в его силах. — Останусь. Чуть позже она совсем затихла, проваливаясь в целительный сон, а Геральт понял что вместо колыбельной снова пел (скорее бормотал) ей навязчивую песню про монету. Но какая разница, если от неё Цири уснула. Ей нужно было немного покоя. Ему самому бы сейчас не помешал виски, заверения, что всё будет хорошо, а ещё сильные пальцы, которые могли бы размять чудовищно ноющие плечи. Но Лютик был по ту сторону океана, а дышать на Цириллу парами алкоголя не казалось хорошей мыслью. Когда Мышовур рассказал о последней воле Калантэ, после похорон, скромных, только для жалких остатков семьи, Геральту хотелось ругаться, но он только растерянно выдохнул. Калантэ назначала его официальны опекуном Цириллы. — Почему я? — он знал ответ, конечно знал, потому что не Краху же в самом деле воспитывать Цири. А Трисс… кажется последняя весточка после дня рождения Цириллы от неё снова приходила из Камбоджи. И как бы она не любила Цири и насколько бы взаимными не были эти чувства, но такая жизнь как у неё не подходила четырнадцатилетней девушке, привычной жить в комфорте. Может когда она выйдет за Ламберта и осядет где-то, всё изменится, но не сейчас. — Потому что больше никому она бы Цириллу не доверила. И Дани с Паветтой тоже. Ты единственный родной ей человек, Геральт. Мы можем обеспечить ей всё что угодно, но не семью. — А из меня какая семья? Я один, я мотаюсь по всему миру. Что я ей дам? — Большую часть года Цири проводит в школе, я не думаю, что это станет проблемой. Но она любит тебя и у неё будет возможность жить у тебя на выходных и каникулах, она будет знать, что у неё есть дом и тот, кто её там ждёт. Если решишься, от тебя требуется только подпись в документах на опеку. Остальные формальности по большей части уже улажены или займут не больше пары дней. Геральт совершенно не чувствовал себя готовым к тому, что ему придётся нести ответственность ещё и за крестницу. Ему бы в себе разобраться для начала, прежде чем решать чужие проблемы. Но огромные зелёные глаза смотрели на него с такой надеждой, что им невозможно было отказать. — У меня есть сутки, чтобы вернуться в Польшу на съёмки, иначе я потеряю работу. Мне бы очень этого не хотелось. Как ты представляешь себе это с ней? Ни визы, ни билетов. — Мы всё уладим, Геральт, — успокоил Мышовур. Геральт поморщился от неприятного напоминания, что большие деньги открывают все двери эффективнее любой другой силы. Он позвонил Йеннифер тем же вечером, взяв телефон крестницы. Не ради себя — ради Цири. Рассказал то, что не освещали в прессе и не решился попросить приехать. Но она всё равно приехала через двадцать минут. Ему не хотелось думать сколько правил она нарушила чтобы добраться так быстро. Она была как всегда ослепительно прекрасна, и очень взволнована. Цири бросилась ей на шею и Йен выглядела беззащитной перед её слезами. Гладила Цири по волосам, по спине, вытирала слёзы, целовала и шептала что-то — Геральт не слушал. Он смотрел на неё, чувствовал знакомый дурманящий запах её духов и думал, а может ли у них быть ещё один шанс? Хотя бы ради Цири, которую Йен любила как родную дочь. Так просто было попросить. Воспользоваться моментом слабости, её любовью к Цири и может Йен даже не отказалась бы, несмотря на жениха. Но чем больше смотрел, тем отчётливее понимал, что не попросит. Не потому, что боялся отказа. Потому что вопреки собственным ожиданиям и не хотел просить. Это даже немного пугало. Прошло всего полтора месяца с их последней встречи, но за это время что-то в нём необратимо изменилось. Как будто спали чары, которые привязывали его к Йен. Не зря видимо Лютик звал её ведьмочкой. Его больше не задевал вид кольца на её пальце, не дурманил запах сирени и крыжовника, не выворачивала наизнанку мысль, что она уйдёт. Ему хотелось, чтобы она осталась так долго как сможет, но лишь ради Цириллы. Сам же он до смешного сильно хотел чтобы сейчас рядом оказался Лютик, с его поучительным тоном и убаюкивающей болтовнёй. Чтобы он просто болтал обо всём на свете, бренчал на гитаре или лютне, смеялся и смешил Цири. Нет. Пусть делает что угодно, лишь бы он просто был рядом. Йеннифер видимо что-то поняла, улыбнулась неожиданно мягко, понимающе, погладила его по плечу и поцеловала в щёку на прощание. И Геральт, впервые отпуская её без тени сожаления, всерьёз допустил, что они в самом деле могут остаться друзьями ради Цири даже после всех этих лет, взаимных обид и чувств. Цири до самого приезда в Польшу вела себя непривычно тихо, отмахиваясь от его попыток растормошить или позаботиться. Да и в первые дни почти всё время проводила у себя в номере, заверяя, что она в норме. Он надеялся, что это временно и старался сделать всё, чтобы она снова стала самой собой. Цири приходила в себя медленно, просыпалась по ночам в слезах и с криками, приходила к нему, в соседний номер и спала до утра под боком, свернувшись клубочком. Или расспрашивала о родителях, хотя слышала всё это уже не один раз. И всё же медленно, но верно оживала. После первого появления на площадке под честное слово, что она будет вести себя как паинька и не будет мешать, она всего за неделю очаровала всю съёмочную группу и никто уже не вспоминал, что именно она стала причиной заминки. Геральту было намного легче работать с мыслью, что она не одна, что он может оставить её в гримёрной или рядом с операторами и Цири будет увлечена настолько, что с ней точно ничего не случится. Потому что ему никто поблажек делать не собирался и отвлекаться на Цири бесконечно было недопустимо. Она не доставляла особых хлопот и быстро нашла себе компанию в лице сына одной из костюмеров. Дара был чуть старше и опекал Цириллу как сестру. Находились и другие, кто готов был составить ей компанию. Геральт посмеивался про себя, наблюдая как маленькая разбойница лихо вьёт верёвки из их команды, даже Весемир невольно улыбался ей. Койон, при ворчливой и делано неохотной помощи Ламберта, учил её простеньким приёмам самообороны «чтобы хулиганы боялись» и Цири захватило это немного жёсткое, но увлекательное обучение. Не меньше её захватывали небольшие экскурсии, на которые они выбирались в выходные. Цири говорила, что она в жизни столько не путешествовала на каникулах, тем более за пределами Британии. Геральт знал, что она не очень-то хочет возвращаться в Лондон. Даже несмотря на все заверения, что он будет забирать её из школы на выходные. Цири вышибла из него дух одним простым вопросом: — А Лютика с нами гулять на выходных пригласишь? — Он в Штатах ещё… наверное, — Геральт не знал наверняка. Нужно было позвонить Мадлен или Эсси и спросить. — А когда вернётся позовёшь? — Если он согласится. У Лютика есть и свои дела, мелочь. — Согласится, — Цири сказала это так уверенно, что Геральту очень хотелось ей верить.***
Он был благодарен Цири за молчание, когда они вернулись в Лондон и она услышала музыку, которую он включил в машине. Она узнала голоса и песни, он видел это по глазам, но ничего не спросила. И это было отлично, потому что Геральт был чертовски не уверен, что он в состоянии объяснить что с ним творится. Даже себе. Просто в последнее время он снова не мог уснуть. А в зыбком полузабытьи его преследовали яркие бессвязные образы. Губы, руки, голос, глаза, какие-то обрывки разговоров, и несущественные детали, которые подмечал сам никогда не задумываясь. Родинки у локтя и на щеках, длинные ресницы. Графитовые и чернильные пятна на пальцах и иногда на лбу, медиатор, зажатый в зубах, бессменные стоптанные кеды и разношенные ботинки, любимая клетчатая хламида, которую Лютик использовал и как пончо, и как плед. Паутинка трещин на экране телефона, который он не хотел менять. Его прикосновения, улыбки, и весёлые взгляды. Протяжные, ласковые и печальные песни. Сосредоточенное лицо и необъяснимо волнующий взгляд поверх рояля. Запах летнего луга и ромашки. И чаще всего — явственный вкус вишни. Геральту было бы легче, если бы он мог определённо сказать, что испытывает к Лютику. Но эмоции были такими же обрывочными, как и образы. Он не знал, скучал ли по Лютику лишь как по другу, по человеку, который был способен подарить покой и раскрашивал его довольно серую, несмотря ни на что, жизнь буйством красок. Или Лютик незаметно успел свить себе неряшливое и кособокое, но донельзя уютное гнёздышко в самом сердце и вытеснить из него Йеннифер. В том самом, существование которого часто отрицал даже сам Геральт. Было это обычной тоской по другу? Любовью? Желанием? Он задавался этим вопросом каждый раз открывая переписку, глядя на время последнего выхода Лютика в сеть. Писал сообщение, долго, тщательно подбирая слова, пытаясь выговориться хотя бы так, в никуда. И ни разу не отправил ни слова. Хотя скорее всего Лютик бы ему ответил. Он сомневался ещё неделю после возвращения, прежде чем позвонить Мадлен, а она в ответ на его вопрос о возвращении Лютика, предложила встретиться и выпить. Геральт согласился. — Ты паршиво выглядишь, — Мадлен долго молча разглядывала его в мягком полумраке бара. — Бессонница никого не красит, — Геральт тяжело вздохнул и потёр глаза. Ко всем мыслям и заботам прибавились поиски новой квартиры — Цири нужна была своя комната, а ему за неделю до смерти надоело спать на диване. И только вчера Регис, когда он зашёл постричься и рассказал об этом, подсказал, что в их квартале продаётся отличная квартира, которая может ему подойти. Сегодня он полдня убил на осмотр и ещё столько же на формальности, не без помощи Мышовура. Хотя тот вообще настаивал на его переезде в дом Калантэ. Геральт категорически отказался. В этом доме было слишком много неприятных воспоминаний. Как для него, так и для Цири. Она тоже с радостью поддержала идею переезда. — О чёрт, снова?! — выпалила она и тут же прижала ладонь к губам. — В каком это смысле снова? Мадлен вздохнула, залпом допила содержимое бокала и жестом подозвала официанта, попросив повторить. — Лютик как-то обмолвился, что у тебя были с этим проблемы. Но я думала всё в прошлом. — Так и было, — Геральту очень не хотелось признаваться в причинах бессонницы. — До того, как он уехал? Не отвечай, прости, это не моё дело конечно. Но для того и нужны друзья, чтобы сливать о тебе всё самое важное. Он о тебе беспокоился. Действительно беспокоился. Я его никогда не видела таким, а я с ним долгое время жила в одной квартире, чтобы ты понимал. И думала, что благодаря Вальдо не увижу. — Кто он? — Геральт припомнил тот последний концерт перед отлётом и тост Лютика. — Кто этот Вальдо? И почему Лютик его так невзлюбил? Она опустила взгляд, ковырнула чуть отставший в уголке ногтя лак и вздохнула. — Лютик, по правде говоря, убъёт меня, если узнает, что я тебе об этом рассказала. Ты же знаешь, что он никогда ничего толком не говорит о причинах своей ссоры с родителями. Отговаривается тем, что у него и его родителей слишком разнились взгляды на его будущее. Но честное слово, я немного знаю графа и графиню и если бы дело было только в том, что Лютик хотел быть актёром и петь — они бы это приняли. Пошумели бы немного, но они правда очень его любят. Они бы примирились и с его волокитством и с тем, что он уехал после Кембриджа почти на год бродяжничать. Вот только в дело вмешался Вальдо. Я знаю что произошло только по его рассказам, причём по очень пьяным рассказам. Не проси от меня много. Они учились вместе, пересекались на потоковых лекциях какое-то время были приятелями. А потом Лютик в него влюбился. Как ему тогда казалось всё было взаимно. Они встречались что-то около года, Лютик уже тогда начал думать о театре и планировать свою поездку в Европу. Я уж не знаю, от отчаяния, что Лютик уедет и бросит его или от того, что он такой мудак, но Вальдо устроил так, что родители Лютика узнали и о его планах и о том, что Лютик спит с мужчиной, да ещё и чуть ли не публичной огласке всё это предал. Просчитался он только в одном — наш нежный цветочек добрый и нежный только до времени. Его почти невозможно разозлить по-настоящему, но если удалось — только держись. Короче говоря, Лютик хорошенько набил ему морду, ушёл на две недели в глубокий запой, доведя себя до скотского состояния, а потом вернулся к учёбе свежий и сияющий. Только все его последующие похождения сколько я с ним знакома ничего общего с чувствами не имели. Как бы он не утверждал, что всех своих девиц и мужиков любит. Ласочка не исключение — хрена лысого он любил в ней что-то, кроме своей фантазии о «долго и счастливо», — Мадлен замолчала, покрутила принесённый бокал. Геральт понимал, что ей есть что добавить как и то, что она сомневалась стоит ли говорить. — И что изменилось? — не удержался он от вопроса, когда пауза затянулась. — Появился ты, — наконец решилась она. — И я не знаю как объяснить, что в нём изменилось. Хоть он тот ещё свинтус, бабник и жуткий лжец, он всегда заботился обо мне, об Эсси, об остальных ребятах из группы. Всегда старался быть добрым и обходительным со всеми, кто попадал в его постель. У него огромное сердце, это факт. Но только когда он говорит о тебе — словно светится изнутри. Геральт не знал, что на это ответить и нужно ли вообще что-то отвечать. Рассказ Мадлен всколыхнул что-то внутри. Злость на незнакомого ему Вальдо, который поступил как конченный мудак и причинил Лютику боль. Волнение от её слов о том что Лютик с его появлением изменился. Выходит, он ошибся в предположении, что Лютик захотел пополнить им свой личный зал славы? Был ли его интерес чем-то большим, чем просто сиюминутное желание? Стоило ли тешить себя надеждой, что не только ему сейчас не хватало их разговоров и того уютного взаимопонимания, которое всегда витало в воздухе между ними? — Он прилетает завтра ночным рейсом, — Мадлен рассеянно поболтала соломинкой в бокале. — Просил не встречать, машины ни у кого из нас всё равно нет, а такси он и сам вызовет. — И вляпается в какую-нибудь историю, — пробурчал Геральт. — Ну ты и выдумщик, Геральт! — она захохотала. — Лютик большой и самостоятельный мальчик. В Штатах же с ним ничего не случилось. — С его везением и выдумывать не нужно. Может проклятие работает только в Старом Свете? — Ты беспокоишься за него, — это был не вопрос. — Вроде для друзей это нормально, нет? — он глотнул пива, пытаясь спрятать за стаканом неловкость. — Твоя правда, я сама за него постоянно переживаю. Но проще укротить бурю, чем его, — Геральт кивнул, соглашаясь. — Хотя у меня есть на примете один смельчак, который мог бы попытаться. — Кто этот несчастный? — Тот, в чьём присутствии буря сама готова утихнуть и обернуться ласковым бризом, — Мадлен стиснула его ладонь и улыбнулась. — Тот, кто сможет о нём позаботиться. Геральт, Лютик вероятно ни за что не признался бы мне в этом вслух, но я вижу, что он любит тебя. И что бы между вами не произошло, я надеюсь вы сможете это разрешить. Геральт ограничился невнятным смешком в ответ. Он не знал, что ему делать с этим откровением, хотя Мадлен похоже и не требовалось чтобы он что-то говорил вслух, чтобы понять о чём он думает. Не знал он этого и следующей ночью, пока вел машину в аэропорт. Он понимал, что Мадлен имела ввиду, только вот Геральт вовсе не чувствовал себя укротителем бурь. Скорее уж наоборот это его сейчас мотало, будто шквальным ветром. Особенно пока он стоял в зоне прилёта, среди возбуждённой толпы встречающих. На него как обычно косились, Геральт пытался казаться совершенно безучастным и к своей миссии здесь, и к косым взглядам, хотя он волновался не меньше, чем любой из них. Их прощание нельзя было назвать хорошим и Лютик имел полное право злиться или обижаться на него. И больше всего на то, что Геральт ни разу за три месяца так и не нашёл в себе смелости просто написать ему хоть слово, кроме тех первых извинений. Лютик вышел одним из последних, уткнувшись в телефон и катя за собой потрёпанный, в наклейках, чемодан. Геральт даже не сразу его узнал. Непривычно короткая модная стрижка, гладко выбритые щёки и очки в модной оправе добавляли ему серьёзности, но скрывали лет пять возраста. И глаза на похудевшем лице за стёклами очков сияли ещё ярче. Но это всё так же был Лютик в своих узких джинсах, стоптанных кедах, мятой рубашке с закатанными по локоть рукавами. Такой привычный, что сердце подпрыгнуло куда-то к горлу и Геральт понял — голос подведёт, не окликнул, просто заступил дорогу, так что Лютик в него едва не врезался. — Ох извините, я не… Геральт?! — Лютик наконец оторвался от телефона и уставился на него так, будто у Геральта по меньшей мере вторая голова выросла. — Привет. — Привет, — он неуверенно улыбнулся. — Ты встречаешь кого-то? — Уже встретил. Тебя. — Эээ… тебя Мадлен попросила? Я же говорил не стоит, — зачастил Лютик. — Я бы спокойно добрался на такси, — он помахал перед носом телефоном с открытой страницей заказа. Геральт осторожно перехватил его запястье и отвёл руку от своего лица. — Она упомянула, что ты так сказал. — Но ты здесь. Среди ночи, — Геральт слышал в его голосе и изумление и вину и немой вопрос «Ты что опять не спишь?» — Помочь другу, которого не видел три месяца добраться домой после долгого перелёта не худший способ её скоротать. Так ты идёшь? — Я… да, чёрт, прости Геральт, я ужасно рад тебя видеть, просто… не ожидал, — закончил он едва слышно, делая шаг навстречу. Чуть не выронил телефон, порывисто и крепко обнял Геральта, а отступая едва не кувыркнулся через собственный чемодан. Геральт едва успел ухватить его за руку. Цыкнул и перехватив ручку чемодана направился к выходу, стараясь удержать на лице суровое выражение. Получалось не очень-то — в груди разливалось тепло от привычного хаоса, который создавал вокруг себя Лютик и улыбку подавить было почти невозможно. Неожиданно Геральт осознал — он скучал по нему даже сильнее, чем сам думал. И только сейчас, искоса наблюдая за необычно молчаливым, видимо от усталости, другом, быстро набирающим кому-то сообщение, наконец был спокоен. Впервые за три месяца. Они ехали под невнятное бормотание радио на какой-то новостной волне, потому что Геральт побоялся включить музыку. Лютик и без того бросил удивлённый взгляд на торчащую из приборной панели флешку. Объяснять… Геральт не был готов ничего объяснять. Не сейчас, когда все чувства обострились кажется в разы от близости Лютика и накрывало сумасшедшим теплом. В последний раз он чувствовал себя так разве что в первые дни знакомства с Йеннифер, когда голова шла кругом и ничего не омрачало едва начавшиеся отношения. Так, что он чувствовал себя способным взлететь, свернуть горы и бросить к её ногам весь мир. С Лютиком всё было немного сложнее, но ощущение крыльев за спиной не покидало. — Я читал про Калантэ, — Лютик первым нарушил молчание. — Как Цири? — Лучше, чем была месяц назад. Я теперь официально её опекун по завещанию Калантэ. Мы только неделю как вернулись из Польши, как раз подыскиваю нам новую квартиру. Моей нам явно маловато. — Что, больше никаких башен и львиц, охраняющих принцесс? — невесело усмехнулся Лютик. — Только неусыпный ведьмачий дозор у дверей спальни? — Я не дежурю у её спальни. — То есть ты всё же не спишь? — Геральт сжал руки на руле сильнее. — Сплю. — Нет нужды врать, Геральт. Я же вижу, что не спишь, — Геральт нахмурился под его укоризненным взглядом. — Как тебе Нью-Йорк? Мадлен сказала, что ты на Бродвее играл, — попытка сменить тему была не из изящных. Лютик вздохнул, смерил его ещё одним осуждающим взглядом и вдруг улыбнулся. — Там классно. Меня всерьёз приглашали остаться на весь сезон, но Филиппа достала бы меня из-под земли и вытрясла душу, вздумай я сорвать премьеру здесь. А Мадлен бы ей помогла. Лютик оживился и рассказ потёк рекой. Он рассказывал о труппе, с которой он играл, о ночных огнях Нью-Йорка и маленьких клубах, Центральном парке, о подвернувшейся крошечной роли в популярном сериале. О своём путешествии в Калифорнию, океане («Хотя чего я тебе-то рассказываю?»), огнях Голливудских холмов. Пытался показывать фото, но Геральт кидал лишь косые взгляды, не успевая толком разглядеть. Дорога, наполненная уютной болтовнёй показалась ему слишком короткой, а вот Лютик к тому моменту как они притормозили у его дома исчерпал своё красноречие и откровенно клевал носом. — Я бы предложил тебе зайти, но у меня наверняка в квартире жуткий бардак и нет кофе. Да и собеседник из меня сейчас так себе, — Лютик широко зевнул. — Спасибо тебе, что встретил. — Я заеду вечером? — Лютик вскинул на него вопросительный взгляд. — Считаешь, нам не о чем поговорить? Ты задолжал мне по меньшей мере объяснение. Геральт впервые за время их знакомства увидел, как Лютик покраснел. Жаркой волной от шеи до кончиков ушей. И похоже мыски кед именно сейчас стали для него безумно интересным зрелищем. — Приезжай, — выдавил он наконец, так и не поднимая головы. — Спокойной ночи, Геральт. Геральт проводил его взглядом до дверей, вернулся в салон, глубоко вздохнул, чувствуя иррациональное удовлетворение от запаха луговых трав и ромашки, который воцарился в его машине и тронулся с места только тогда, когда в знакомых окнах вспыхнул свет. Цири уснула не дождавшись его возвращения прямо на диване и не проснулась, только засопела и поёрзала, когда он перенёс её в комнату и устроил на кровати, подоткнув одеяло. Он сам едва успел поставить будильник, прежде чем провалился в глубокий и крепкий сон без сновидений.