фаза скорпиона
Арсений осматривается, не веря до конца, что он в этих светлых, пыльных коридорах – в один момент почувствовав, что его мироощущение начало меняться, он решил сделать первое, что пришло ему в голову; он пришел к воротам дворца Антона, не ведая, зачем и почему, но дворец впустил его, словно своего хозяина. Антона нет здесь, он трусливо прячется в верхнем мире, но Арс чувствует, что он словно бы слабеет – это не слабость даже, а другие, качественные изменения, и это удивительно, что Арсений в принципе чувствует какую-то связь. Он пытается распутать этот клубок хаотичных мыслей и догадок, но у него не получается даже кончик найти, чтобы потянуть, и он в смятении приходит к воротам поместья Антона в попытке хоть что-то понять, но запутывается еще сильнее, когда дворец впускает его. Такого не может быть: ни один дворец демона, его дом и его кров, не впустит постороннего без дозволения. К тому же, если это дворец кого-то настолько сильного, как Антон. И что дала тебе эта сила? Арсений идет по коридорам неспешно, осматривая каждую выпуклость лепнины, каждый барельеф, касается пальцами трещин, идущих от самого потолка до полов – дворец демона отражает его самого, его существо и естество, и эти трещины говорят о многом. Каждая деталь способна сказать о демоне буквально все, если уметь правильно их читать, и это еще один повод охранять свои владения, как зеницу ока. Во дворце Антона светло и пусто, и поверхности покрыты пылью, словно здесь давно никого не было; стены центральных анфилад испещрены трещинами разной глубины, одно из окон тронного зала разбито, и в него пробиваются кроны свежих зеленых деревьев из сада. Арс ступает по клеточкам, будто пол – это лава, и поначалу боится прикасаться хоть к чему-то, но потом страх проходит, и Арсений вдыхает полной грудью застоялый воздух. Звериное чутье шепчет, что здесь до сих пор пахнет Антоном, как если бы Арсений все еще прижимался щекой к его груди и царапал ее пальцами в попытке добраться до метафорического сердца. − Арс, тебе нельзя здесь оставаться, это небезопасно, − Арсений вздрагивает и оборачивается, слыша голос Руслана; неужели Антон настолько ослабил контроль, что сюда теперь может войти кто угодно? Да нет, вроде: если присмотреться, Руслан стоит на следах Арсения, а значит, пришел его дорогой и в его тени. И ходить он может только в пределах этих следов. – Антон в любой момент может понять, что ты здесь, и это не закончится ничем хорошим. − Да похуй. Арсений протягивает Руслану руку, чтобы тот продолжал наступать на его следы. Пол – это лава. Дворец Антона почему-то впускает только Арсения, и Арсу хочется думать, что это часть расплаты. Садовые деревья выбили стекла, и по залам гуляет свежий ветер, в то время как в каминах дворца Арсения горит непрекращающийся огонь, а в напольных вазах тронного зала стоят охапки белых лилий и багровых роз. − Мне нечего терять, − говорит Арсений, проводя Руслана вслед за собой и садясь в глубокое мягкое кресло; судя по интерьеру, они в рабочем кабинете, и у Антона на дубовом столе покоятся стопки исписанных тетрадей, пергаментов и пыльных книг. – Убить он меня не сможет, я же не человек, а уничтожить и распылить... Быть может, но мне уже не страшно, потому что иногда лучше забвение, чем влачить такое существование, когда ты только и делаешь, что выгадываешь каждую крупицу силы и каждую минутку просветления. Только борьба придает существованию смысл, чтобы оно могло называться жизнью. И если в этой борьбе моя судьба будет печальна, то я хотя бы пытался. − А вы поэт, сударь. − Скорее прозаик. − Майн кампф не вашей мысли плод? − Не буду отрицать. Арсений прикрывает глаза, утопая в мягком кресле, и ощущает себя во дворце Антона словно на своем месте – странное и парадоксальное чувство. Ему здесь не страшно и не тревожно, как должно быть всякому, кто войдет без спроса и дозволения, да и с дозволением тоже – Арс будто был в этих стенах всегда и знает каждый уголок, каждую оплывшую свечу и каждое зеркало в резной раме. Руслан стоит на его следах, и он уже, кажется, смирился – он больше не пытается отговорить Арсения прекратить эту борьбу. Арсений рассказывает ему все: про то, что попросил Егора подкинуть антоновой девчонке «Малый ключ», про то, что ищет способ снять с Руслана обет молчания и узнать, где хранятся короны, про то, что он собирается в верхний мир, и Руслан в ответ только отводит взгляд, не перечит. Знает, наверное, что это бесполезно, а Арс, глядя на него, вспоминает, как показывал ему верхний мир. Руслан, как и многие после заточения, был хмурым и замкнутым демоном, и в Средневековье он выходил наверх только тогда, когда люди призывали его; только контракт, только человек, ни шагу влево или вправо – и, оказавшись в забвении, он долго не понимал, зачем кто-то самостоятельно поднимается в верхний мир. Между ними никогда не было никаких разногласий, и Арсений относился к Руслану неплохо, насколько неплохо может относиться один демон к другому – и однажды, почувствовав прилив какого−то сострадания, он просто взял Руслана за руку и вместе с ним поднялся на берег Босфора, где люди разливали в маленькие стеклянные стаканы крепкий душистый черный чай. − Дай себе побыть человеком немного, − сказал тогда Арсений с улыбкой, наблюдая, как меняется лицо Руслана; чай обжигал, от его вкуса внутрь спускалось тепло, и это совсем не было похоже на привычные для демонов вино или кровь. Руслан смотрел на ночной Босфор, в котором отражались огни старого Стамбула, и долго молчал, прежде чем кивнуть в ответ на слова Арса, и так начиналась одна из их первых совместных прогулок, которых потом было не счесть. Демоны менее всего склонны к изменениям, потому что они были задуманы и созданы определенным образом, но Руслан с той их первой прогулки по Босфору сильно изменился – вместе с Арсом и без него он изучил почти весь верхний мир, потому что для демона нет ни времени, ни пространства, и некоторые из мест уже показывал Арсению сам. И Арс улыбался, потому что чувствовал себя причастным: никому не пожелаешь быть вольным или невольным затворником золотой клетки нижнего мира. Арсений не пожелал бы такого и врагу, а Руслан ему врагом не был – и такая ирония в том, что все это произошло именно с ним самим. Руслан был первым, кто в тысяча девятьсот восемьдесят третьем пришел на питерскую мостовую, где минутами ранее лежал растерзанный Арс – он касался ладонями еще теплых камней и впервые настолько сильно жалел, что его королевский титул совсем не означает, что он может потребовать у Антона ответа. Потому что он только шестьдесят восьмой демон Гоэтии, король Белиал, чью корону этот миротворец при желании мог бы снести одним движением руки. С тех пор прошли десятилетия по человеческим меркам, и они сидят в кабинете поместья Антона, которое Арсения почему-то впустило, и это может значить только одно: печать, которую Арс так отчаянно ищет все это время, где-то рядом. А сам Антон (почему-то, и Арсений никак не может понять) сильно ослаблен, и все это будто лежит на поверхности; Арс кусает губы − какой толк в его искушенности и мудрости, если пока старший по иерархии не захочет, он даже не сможет понять, как пользоваться туалетной бумагой? Ладно, слава Соломону, эти запреты высших на понимание и догадки работают только в отношении их собственных секретов. − Ты думаешь, эта девчонка тебя призовет? – Прерывает размышления Арса Руслан, топчась на его следах; стоять ему надоело, но если дворец распознает его присутствие, ему несдобровать. − Егор сделал для этого все, − отвечает Арсений, подперев рукой голову. – Хорошо, что он когда-то мне задолжал, я как знал, что его помощь мне пригодится. Она очень внушаемая, так что ставлю жопу Егора, что в эту фазу стрельца она попытается меня призвать. Конечно, в соломоновой книжонке этот старый маразматик написал, что призывающий должен быть опытным, чтобы справиться с Гласеа-Лаболас, но я нынче не капризный и приду, даже если она просто нарисует на полу хуй и позовет меня на него сесть. − Арсений. − Ни слова больше.⚜⚜⚜
фаза стрельца 25 ноября, утро
− Ир, я поеду к Сереге смотаюсь машину проверить, ради всего святого, убери за Люком говно, я тороплюсь, − у Антона сердце заходится от гнетущего ощущения, да и к тому же, в глазах темнеет, когда он наклоняется зашнуровать кроссовки. Когда начинается фаза стрельца, его самочувствие ухудшается – сигил Арсения внутри него танцует джигу, как крысы в преисподней. – Если вдруг не приеду до вечера, то останусь у него, там какая-то большая проблема, надо будет за запчастями в Люберцы ехать. Конечно, у него нет никаких проблем ни с машиной, ни с запчастями, но он по какой-то человеческой уже сформировавшейся привычке решает Иру все-таки предупредить. Его съедает ощущение чего-то опасного, но четкой картинки возможных событий у него нет, и он думает, что хоть разговор с Матвиенко натолкнет его на нужную мысль – хотя бы на то, связано это с Арсением или нет. По крайней мере, Антон надеется, что так просто работает их невольная связь, потому что у Арсения сейчас его фаза, пик его возможной силы, и было бы странно, если бы Шаст не ощутил это на своей шкуре. − Да замолчи ты уже, − в сердцах шипит Антон, потому что ему кажется, что сигил начинает разговаривать с ним и нашептывать всякое. – Закрой свой рот! Интересно, у печати есть рот? Антон отвлекается, и под колеса его машины выскакивает кто-то, и он успевает только ударить обеими ладонями по рулю; гудок визжит, колеса тоже, и он не успевает затормозить, сбивая человека – скорее всего, насмерть, судя по тому, что его отбрасывает ударом далеко, и Шаст буквально слышит хруст костей. Демоническое обоняние улавливает запах крови, и Антон на мгновение останавливает реальность вокруг движением руки. Останавливаются сбегающиеся к телу и машине люди, останавливаются машины и даже ветер, и Антон упирается лбом в руль, прикрывая глаза. Он измучен так, словно идет по пустыне уже сорок лет, и впереди до сих пор ни оазиса, ни земли обетованной. − Даже мысли о тебе несут смерть, − шепчет он тихо, прежде чем выйти из машины и стереть все позади себя. До Матвиенко он доберется своим ходом, а здесь его машину заменит другая, и водитель там будет тоже другой, пьяный и обдолбанный, и пусть это будет наказание за его поступки. − Я не могу даже представить, что может произойти, Шаст, с этими мыслями точно не ко мне, − Матвиенко хмурится, потому что тоже слышит запах крови от Антона. – Ты изменился. − Спасибо, блядь, я к тебе вообще пришел не за этим, − вскидывается Антон, потому что если даже демоны вроде Матвиенко начали чуять изменения в нем, то это уже предпосылки к терминальной стадии его состояния. – Что ты имеешь в виду? − Запах и ощущения, − спокойно отвечает Матвиенко, потому что ему вообще по барабану, пусть этот принц тут хоть все разнесет, это не его война. – Когда ты приближался, мне на мгновение показалось, что это Арсений. Антон замирает, обрывая себя на полуслове, и медленно поднимает на Матвиенко взгляд; сигил внутри него мурлыкает, как котенок, потому что чувствует, что его хозяин входит в свою сильную фазу, и это мнимо, но все-таки на какие-то мгновения притупляет боль. Это самое худшее, что мог сказать Матвиенко, и самое худшее, что Антон мог услышать, потому что теперь это из снов начинает переходить в явь. Что дальше? Заберет Гернику из квартиры Арсения в Питере и поставит ее в их с Ирой спальне?25 ноября полдень
− Шемхамфор… Шемшафор… − Ира вздыхает и, стиснув пальцами виски, откладывает книгу в сторону. Она действует по наитию и не осознает, что делает, и более того, что-то в ее голове словно блокирует разумный анализ и мысли. Руки сами по себе готовят какие-то предметы, вещи, какие-то свечи и травы, достают из шкатулки золотое кольцо, подаренное Антоном. День очень светлый, и полуденное солнце пробивается через легкие длинные шторы – Ира не может осознать, что странного в этом во всем, потому что разум и ощущения будто притуплены. Повсюду тишина, и даже с улицы не доносится привычных звуков машин, детей, людских разговоров, будто время остановилось внутри и за пределами квартиры. Она уже раза три или четыре читала книгу, которую держит в руках, и всякий раз отстраненно думала – интересно, а демоны существуют? Правда ли все это, а если сказка, то почему ощущается такой реальной? Что будет, если попробовать вызвать одного из них – в конце концов, не может же быть таких подробных инструкций только смеха ради? Читала и думала, что ей нравится один из тех, кого описывают старые на вид страницы – книга говорит, что он приходит в обличии красивого мужчины и может вызывать любовь и уважение друзей и врагов; он посвящен во все секреты и ведает всеми тайнами, он может сделать призывающего невидимым и уничтожить всех его врагов, он способен видеть прошлое и будущее – и стать самым надежным союзником. Ира скользит взглядом по строчкам и думает, что это решило бы многие ее вопросы. Какие – она пока сформулировать не может, но точно бы решило. И, в конце концов, нет ничего плохого в том, чтобы интереса ради попробовать этот призыв. В школе они вечно баловались такими около оккультными делами, и это всегда было весело – однажды дух Гоголя, который они с подружками вызывали, пока все вместе ночевали после дня рождения, предсказал ей, что она погибнет от поцелуя. Бред, где такое бывает? Но послушать было весело. Ира надевает кольцо на левую руку, как написано в книге, и расставляет желтые свечи, стараясь поймать в круг полуденное солнце; оно удивительно яркое и теплое для конца ноября, а с улицы из открытого окна по-прежнему удивительно тихо. Только на подоконнике с внешней стороны сидит ворона – или ворон? – и внимательным глазом заглядывает в квартиру. Розмарин приходится искать едва ли не по всему району, потому что его нет в магазинах, и находит она его странным образом – его вместе с другими травами продает какая-то странная бабка у метро, одетая в балахон; голос у нее такой, словно она разговаривает из преисподней. Он тоже Ире отчасти знаком, а дыхание пахнет пеплом и жаром. Ира садится на пол, скрестив ноги, и зажигает желтые свечи, делая все ровно так, как описано в книге. Ну серьезно, если и этот придет ей и тоже, как Гоголь, скажет, что она погибнет от поцелуя, то будет повод задуматься – может, все эти ребята действительно существуют? Это же какую фантазию надо иметь, чтобы придумать хотя бы такие имена, которые сначала нужно хотя бы суметь выговорить, не говоря уже о самом призыве? − Шемхамфораш Гласеа-Лаболас, − звучит у Иры над ухом услужливый вкрадчивый голос, и она вспоминает молодого мужчину, которого однажды вечером встретила во дворе, когда ходила за кормом Люку. Люка не видно, кстати – с самого утра где-то прячется и только шипит. Она резко оглядывается, но не видит никого. Шемхамфораш Гласеа-Лаболас. Руки у Иры дрожат немного, когда она вычерчивает нужный знак, сложный и запутанный, и он получается пусть и плохо, но похоже – это очертания сигила, сохраненного сейчас лишь в страницах книги. Когда она заканчивает, Антон задыхается и хватается за грудь, потому что в глазах моментально темнеет, а все тело прошивает болью. Когда она заканчивает, Арсений радостно вскакивает на ноги и запрокидывает лицо к небу нижнего мира. Желтые свечи догорают, и запах розмарина заполняет всю комнату, кружа голову и притупляя обоняние. Ира сжимает в пальцах книгу так, что сухие страницы трещат и крошатся под пальцами, и тихо произносит: − Elan tepar secore on ca Glasya-Lobolas.⚜⚜⚜
Тело ощущает призыв как что-то очень давно забытое, но сладкое и жаркое: Арсений запрокидывает лицо к алому небу, вдыхая полной грудью, и смеется, чувствуя, как все его естество тянется наверх, и никакие преграды, никакое отсутствие сигила не в состоянии противостоять этой тяге. Человек, настоящий живой человек подписывает с ним контракт, а это значит, что сейчас он поднимется в верхний мир, и никакой Антон не будет в состоянии выгнать его оттуда. Никто не может вмешиваться в контракт, заключенный между демоном и человеком; ни один демон, даже самый сильный, не может повлиять на него и расторгнуть, и контракт будет действовать до момента выполнения всех условий. А до того призванный демон не сможет покинуть верхний мир, и Арсению это и не нужно. Он прикрывает глаза, соглашаясь с принесенными в жертву каплями крови, и дает этой тяге скрутить себя, потащить наверх, не сопротивляется ей, отдаваясь без остатка – все в нем кричит, ликует от осознания, что через мгновение он окажется в верхнем мире, и от ощущения того, как сила по капле наполняет его до краев, не оставляя ни единого свободного места. Арсений слишком давно не чувствовал себя настолько наполненным и сильным, чтобы сейчас не опьянеть от этой силы. Как средневековому дураку дать опиума и наблюдать, как он мнит себя всемогущим. Реальность вокруг сжимается и схлопывается, и в один момент Арсений понимает, что он дышит уже другим воздухом – у него другая плотность и запах, и это может значить только одно. − Добрый день, − мурлычет Арсений, поднимаясь в полный рост в залитой полуденным солнцем гостиной, и из угла на него шипит темно-серый кот. – Рад вас видеть, мадемуазель. Девчонка смотрит на него испуганно и неверяще, и она явно только сейчас начинает понимать, что натворила, но и это осознание Арсений предпочитает притупить, положив руку на ее голову. Ничего особенного: просто пусть пока помолчит и успокоится, у Арсения и без того немало дел, потому что он сорвал джек-пот. Как он и ожидал, Ира вызвала его прямо в квартиру, где все пропахло Антоном, куда он никогда в жизни не смог бы пробраться, если бы Кузнецова не позволила это контрактом; а она действительно сильная, отмечает Арс – универсальная мощная батарейка. С ней контракт продержится долго – Арсений успеет переделать достаточно дел в верхнем мире, и Антон никакой ссаной тряпкой не сможет его выгнать. Антон. В этой квартире Антоном пропахло все: воздух, шторы, даже кот и девчонка, все пахнет им и его тошнотворной для Арсения сущностью, и его разве что не трясет от этого запаха, когда он осторожно проходит по периметру гостиной, изучая каждую деталь. Ему нет смысла торопиться, потому что он знает – скоро придет Антон, он не может не почувствовать, что в его доме чужак. И не просто чужак, а самое нежеланное существо в обоих мирах и еще сотнях возможных. Арсений цепляет с дивана забытую белую рубашку и мнет ее в руках, чувствуя запах, и рычит от злости: Антон все это время был здесь, жил прекрасной жизнью, питался от этой девчонки, пока Арсений гнил в нижнем мире по его воле. Антон имел доступ ко всему, пока Арс собирал себя по крупицам, стараясь не сдохнуть, как бродячая собака, пока жрал мелкую бесоту, чтобы иметь хоть какой-то ресурс, а Антон в любое время мог прийти на Босфор и пить горячий и душистый черный чай. Похуй, что он вряд ли делал – но он имел возможность. Арс же имел возможность только ловить полудохлых чаек на морском побережье нижнего мира – вот тебе и все развлечение. Ира пытается приблизиться к нему, хватает за рукав плаща, хочет что-то сказать, но Арсений отталкивает ее, рыча, потому что энергетический всплеск выдает близость Антона; конечно, у них контракт, и Арс вроде как обязан ей подчиняться, но в «Малом ключе» черным по белому написано, что призывающий должен быть внимательным, когда вызывает графа и губернатора Гласеа-Лаболас. Этот демон очень капризный и может в любой момент пойти против человека, если допустить в контракте хотя бы малейшую ошибку. Антон врывается в гостиную, и вместо слов из его рта вырывается первобытное рычание, как если бы они были еще совсем-совсем новорожденными демонами и не имели человеческой формы; Антон влетает, хватая Арсения за грудки и отбрасывая от Иры, а тот лишь истерически смеется в ответ, потому что приоритеты у Антона явно странные. Защищать сразу эту девчонку? Зачем? Лучше обрати внимание, что твои прикосновения ничего мне не делают, посмотри, я не горю и не корчусь от боли, я не расщепляюсь на атомы, чтобы оказаться в нижнем мире. − Наконец-то ты пришел, − отсмеявшись, говорит Арсений, и сила настолько наполняет его до краев, опьяняя, что он все делает слишком. Смеется до слез, рычит до сорванных связок, злится до потери адекватности и плачет до истерики – все его чувства и ощущения максимально обострены. Он смотрит на Антона глазами, в которых даже не видно радужки, потому что всю светлую голубизну залила чернота зрачка, и продолжает смеяться. – Наконец-то ты удостоил меня своим визитом! И даже позвал в гости. У тебя очень красивый дом и очень красивая девушка, угостишь чаем? Или ты не в настроении? Ой, а что это так? Арсений не успевает договорить, потому что Антон смыкает пальцы на его шее, и из нее вырывается лишь хрип; наверное, он только сейчас начинает осознавать, что провернул Арс прямо под его носом. Он заключил магический контракт с человеком, и не просто с человеком, а с его спутницей – той, что позволяла ему находиться в верхнем мире практически безвылазно, питая его энергией. И этот магический контракт не позволит изгнать Арсения и спихнуть его снова вниз, пока условия не будут выполнены. Или пока Ира жива, но даже в том случае контракт будет действовать какое-то время после, питаясь остатками человеческой силы. Арс хрипит, вцепляясь в руки Антона пальцами, но даже не пытается их разжать, потому что у него все равно ничего не выйдет – Шаст больше не властен над ним, а Ира в такой бессознанке, что не может ничего приказать; она наделала ошибок в контракте столько, что Арсений мог бы не подчиняться ей даже в том случае, если бы она была в адеквате. Арсений прежний на такой контракт даже не клюнул бы, но сейчас этот призыв становится буквально подарком судьбы. − Злишься, да? – Шипит Арс, не убирая рук со своей шеи и только приближаясь вплотную к лицу Антона, и шепчет почти в самые губы. – Злишься, что я все-таки выбрался, а тебе тут одному так хорошо жилось. Установил мир во всем мире, прибрал к рукам мою печать и мою силу, потрахивал сильную девчонку, которая теперь – вау, я такой умный! – будет снабжать силой меня. Конечно, ты злишься. Ну прости меня, пожалуйста! − Убирайся отсюда, − хрипит Антон, поднимая на Арсения измученные глаза, и тот на секунду виснет, потому что третий демон выглядит не очень, и это мягко говоря. – Убирайся, Арс, уйди прочь из моего дома, иди гуляй, где тебе вздумается, ищи свою печать, где тебе вздумается, но в мой дом я тебе заходить не позволю. Что тебе даст нахождение в человеческом мире без сигила, пусть и с контрактом? Арсений снова заливается смехом, хватая Иру за волосы и подтягивая ближе – и когда Антон замахивается на него, чтобы ударить, он просто перехватывает его руку и смотрит насмешливо. Антону явно нехорошо, зато из Арсения сила хлещет, как вода из родника, и он должен пользоваться моментом, потому что так будет не всегда. Но он точно знает, как можно этот момент максимально продлить. − В дом он меня не пустит, напугал, − фыркает Арсений и хихикает, поворачивая бледное лицо Иры к себе; кажется, она начинает приходить в себя, но это ему даже на руку. Вкуснее будет. – Я уже был в твоем доме, Антон, в твоем настоящем доме. Ходил по твоим настоящим анфиладам, сидел в твоих креслах и лежал в твоей постели, сидел на твоем троне. Интересно, правда? Я не знаю, почему так, но однажды обязательно узнаю. Будь в этом уверен. Антон сжимает губы до белой полоски и протягивает руку. − Отпусти Иру. − Секунду. Арсений смотрит на Антона, потом на Иру, замечает реакцию в глазах третьего: он боится. Боится потерять свою батарейку, потому что она снабжает его, боится потерять лично ее, потому что за время пребывания в человеческом мире он привязался и, возможно, даже испытывает к ней какие-то чувства. Арс понимает это на каком-то животном инстинктивном уровне; демонам не чуждо ничего человеческого, в том числе эмоции и чувства, но иногда они бывают весьма некстати. Арсений все понимает, и его странная калечная связь с Антоном помогает ему в этом. − Пусти ее. − Конечно. Арс действительно не собирается ее больше держать: сжимает пальцами подбородок, глядя в начинающие все осознавать карие глаза, усмехается и, прежде чем Антон успевает дернуться, смыкает пальцы на ее горле, сжимая мертвой животной хваткой. В глазах Иры мелькает страх, а с губ срывается хрип вместе с поднимающейся в воздух белой субстанцией, которую Арсений ловит своими губами, приблизившись к ней вплотную, и глотает жадными рваными глотками, не давая Антону приблизиться к ним. Антону плохо, и пока Арсений не знает, кому говорить за это спасибо. Антон кричит, а Арсений спустя несколько долгих мгновений отбрасывает ему в руки девушку, смотрящую перед собой широко распахнутыми стеклянными глазами. Ира дышит, но души и сознания в ней уже нет.