Augen auf

      Весь оставшийся день РФ просидел в комнате, в которой жил большую часть времени. Восточный славянин был не против уединиться с мыслями, дабы чётче их сформулировать. Под вечер дверь отворилась. Русскому сообщили, что фриц ждёт его. Поданный немца отвёл его в дальнее крыло, похоже, совсем не обитаемое. Когда пара встала перед металлической дверью, Россия затаил дыхание. Настало время встретиться с Рейхом вновь. Но ожидания не оправдались. Человек завёл страну внутрь. Лицо юноши искривилось в отвращении, и он прикрыл рот руками. Вновь начало подташнивать. Комната оказалась некой домашней тюрьмой, в которой было несколько камер и шумоизолирующие стены. В двух из них за решетками находилось по человеку. Один, совсем миниатюрный, лежал калачиком, прикрываясь старым одеялом. Но Федерацию начало мутить от второго.       Тяжело было различить в существе человеческие черты. Это было кровавое месиво в основном от снятой напрочь кожи. Это оголяло и мышцы, и розоватое мясо. На таком теле различались следы насилия: подарки от ножей или голодного пламени. Отсутствовали кисти рук, одна даже была обрезана по локоть, ноги ампутированы по колени. Но оно подавало признаки жизни. Как человек в таком состоянии может слабо, но дышать?! Федерация, присмотревшись, сглотнул подступившую желчь. У живого существа не было глаз, их заменяли оторванные яйца, впихнутые в глазницы. Однако, Россия не кричал от ужаса, заливаясь слезами, вызванные диким первобытным страхом. Да, смотреть на это зрелище было жутко, неприятно. Но не до смертельного испуга. Синеглазый не видел ранее подобной жестокости, но привык быть свидетелем бесчеловечности. Или, может, тирания давно течёт в его крови?       Когда пленник достаточно ознакомился с картиной, подчинённый Нацистской Германии вывел его из домашней тюрьмы и остановил уже у знакомой двери. Сталь. Знакомый лёгкий орнамент. Там, за стеной сын Советов получил новые шрамы в виде дыр, уже затянувшихся и не доставляющих боли. Не просто так его доставили сюда. Страну подтолкнули внутрь и закрыли дверь на ключ. В сапфировые глаза бросилось большое изменение: посередине стоял стул, явно предназначенный для пыток. Или для чего же он такой устойчивый, вылитый под тело человека и обладающий множеством кожаных ремней? В помещении царствовал мрак, освещался только вышеназванный стул.       — Садись, — коротко приказал хрипловатый голос, лишённый каких-либо эмоций. Его хозяин стоял в тени, облокотившись о стену. Триколор, окидывая пространство подозрительным взглядом, неуверенно подошёл и сел. Но только на подлокотник, распределяя большую часть веса на ноги. Национал-социалист заметил изменения в поведении наследника врага. Тот стал будто бы смелее. Ариец бесшумно хмыкнул. — Видел моё творение? Нелегко снимать кожный покров, когда он повреждён, но я всё же справился, — Рейх подстраивал свой голос под обычный игриво-превосходящий так, чтоб никто не отличил, какое душевное состояние у него на данный момент. Надменность не уходила, несмотря на то, что русский был свидетелем его слабости. Шовинист отошёл от неожиданной встречи с Германской Империей, но настроение было безвозвратно испорчено. — Понравилось?       — Кто это был?       — Тебе известно, что я второй сын, а не первенец? — обладатель шапки-ушанки кивнул. — Это Веймарская республика, мой старший брат.       — Почему ты так с ним поступил? — внимание светло-русого обострилось. Возможно, он сейчас найдёт ответ на другой мучающий его вопрос.       — Ха. Думаешь, я тебе душу изливать буду? — высокомерно скривил ухмылку нордист.       — Разве я похож на того, кому нельзя довериться? — не сильно склонил голову набок. Ранее он не совершал такого жеста.       — Вероятнее всего, нет. Однако, зачем мне это нужно, а?       — Когда выговариваешься, становится легче на душе. Обычно я пропускал эти слова мимо ушей. Но попробовав это лично, теперь не сомневаюсь в их правдивости, — бездонные синие глаза посмотрели на ефрейтора, пытаясь передать ему, что именно он был тем самым человеком, который помог убедиться в этом Федерации.       — Hmm. Из тебя получится неплохой оратор, — сверхдержава разглядел мысленный посыл наследника врага и смягчился: У нас были нейтральные отношения. Республика не зазнавался, что дело перейдёт ему, брал удары отца на себя и, даже можно сказать, любил меня как младшего. Но… я видел в нём ГИ. Он был точной копией его. Внешность, голос, даже часть манер перенял от отца. А насладиться мучениями того я не смог, увы, убил слишком быстро. Он этого не заслуживал.       — То есть, издеваясь над ним, ты представляешь отца? — приоткрыл ротик, вопрошая. Наци довольно кивнул. — Думаешь, Украина не любит меня по такой же причине? — Ариец не ожидал такого вопроса и замер, изогнув бровь.       — Маловероятно, должна быть другая причина. Не знаю, каким был Союз в молодости и до того, как пришёл к власти. Однако, не сильно вы похожи друг на друга. Иль, скорее всего, ты станешь его копией только к зрелости. И лишь тогда твой брат возненавидит тебя, как это сделал я, — рассудил немец, жестикулируя кистью.       — Я не хочу становиться похожим на него… — понурил глаза республика.       — Это вовсе не плохо, — ласково пропел нацист. — Ты изменил решение о вступлении в Ось? Недавно я наглядно показал, что творю с разочаровавшими меня, — ловля удовольствие, облизнул губы и клыки.       — Я думал об этом, — славянин встал со стула.       — Und..? — расчётливые серо-голубые глаза с интересом и азартом смотрели на мальчика, подошедшего к молодому человеку. Россия не прерывал зрительный контакт, стоя рядом с кровавым диктатором. Ариец уже праздновал победу над русским. Для чего он ещё мог так себя вести?       — Я решил, — уверенно молвил Россия, — что тебе надо проверить запястья! — он резко схватил Рейха за руку. Росс отодвинул рукав военного мундира. Синие глаза округлились. На бледной коже красовались несколько полосок — давних, уже заживших рубцов. Блондин гневно прошипел. Оскалившись, фриц вырвал руку и толкнул триколора в грудь, отстраняя от себя:       — Что вытворяешь, щенок?! Я поотрываю тебе пальцы по фалангам за такую дерзость! — разъяренно надвигался Нацистская Германия на сына врага. Немецкой хладнокровности и сдержанности как не бывало.       — Я понял, как ты стал таким! Почему пытаешься захватить мир! — выкрикнул Федерация, пятясь назад.       — О! Открой великую тайну! Скажи-ка это на милость! Ведь сегодня последний день, когда ты вообще можешь говорить! — фриц сцепил пальцы в замок на уровне груди, безумно широко распахнув глаза. Радужка и зрачок сузились до максимума.       — Я нашел фотографию. На ней был ты. Я узнал тебя. Там ещё были девочка, мальчик и мужчина. У них всех были перечёркнуты глаза чернилами.       — И что это означает? Лишь то, что ты копался в моих вещах, свинья.       — Да, но ты сам разрешил мне перемещаться по всему дому тогда!..       — Зачем полез к моей руке? — перебил нацист. Они стояли по разные стороны от стула. РФ знал, что это ещё более жалкая преграда перед Третьим Рейхом. Но так светло-русому было проще формулировать предложения. — Отвечай, щенок… откуда была уверенность что-нибудь там найти?! — сказал так, как хотел, шовинист. Если оппонент уже лицезрел это, то причин искажать слова, идя окольными путями, нет.       — Ещё я нашел набор… такой же, какой есть у меня, — Россия задрал рукав рубашки и убрал бинты, не снимаемые ещё с момента побега из дома. Сверхдержава остудил пыл в удивлении. Вся тыльная сторона руки была исполосована тонкими линиями, более свежими, чем у национал-социалиста. Ариец ранее не интересовался, что скрывают белые ткани, и сейчас был ошеломлён. — Отец предпочитает пороть только спину и… ниже, но на руки никогда не обращает внимания. Поэтому я…       — Что ж не убьёшь себя? — более спокойным тоном спросил идеалист.       — Я не хочу умирать, — всхлипнул РФ, на глаза легла плёнка слёз. — Я всего лишь хотел убежать от боли. Когда режешь себя, становится легче, так? Хоть чуть-чуть, но легче, — русский представлял, что скажет это уверенно, ровным голосом, как учил отец. Но мальчик уже трясся, как осиновый лист, давясь сильными всхлипами. — И, соединив всё воедино, я понял: ты страдаешь из-за того, что не имел семьи. У тебя не было ни детства, ни родительской любви. И, решив устроить переворот в обществе, ты пытался найти ту любовь, которой был всегда лишен.       По лицу триколора ударила смачная пощёчина. Синеглазый больно упал на железный пол. Сразу же заныли ушибы. Россия приложил руку к месту удара. Оно краснело, наливаясь кровью. Светло-русый посмотрел заплаканными, но не от пощёчины, бездонными сапфирами. Над жертвой возвышался Третий Рейх.       — Прекрасные последние слова. Однако, какую чушь ты напридумывал, — фриц разминал пальцы, безумно скаля клыки, которые соединяла вместе слюна. — Чую, сейчас развлекусь по полной!       — А, да… да, само собой, — обладатель шапки-ушанки успокоился, став каким-то расслабленным или задумчивым.       — Даже сопротивляться не будешь? Где же твой задор? Мне так нравилось твоё сильное желание вырваться из моих когтей на свободу. Без него не так весело, — злорадствовал Нацистская Германия.       — Ты сам сказал, что издеваясь над кем-то, представляешь отца. Того, кто обижал тебя. Я понимаю… Можешь выплеснуть весь свой гнев на мне, — лицо арийца резко перекосило от глубочайшего изумления. — Я не против. Ты единственный, кому я смог открыться, рассказать всё, что есть на душе. Я так давно мечтал об этом. Это я дам тебе взамен. Сорвись на мне, сделай всё, что хочешь, если тебе от этого станет легче.       Россия улыбнулся счастливой улыбкой. Хоть по щекам текли слёзы, раздражающие нежную кожу.       Фриц застыл на месте, словно окончательно заледенел от отсутствия человеческих чувств. Действительно, внутри него была пустота. По душе распространился полный вакуум. Он по-настоящему ничего не чувствовал, будто Россия своими словами выжег его эмоции. Только разум нациста был жив и с лихвой восполнял появившуюся пустоту в сердце. "Испинай его так, чтобы и чистого места на нём не осталось. Повтори всё, что сделал на Веймарской республике. Точь в точь! Преврати свинью в окровавленный кусок мяса без конечностей и дай поиграться собакам!" — фанатично твердила как молитву одна сторона. "Подойди к нему и обними. Он плачет, успокой его. Россия сам догадался про тебя. И принял, а не отверг, предлагая тебе то, о чём никто никогда бы не подумал. Он единственный, кто хочет помочь тебе. Сядь к нему на пол, возьми заплаканное лицо в руку и приласкай. Скажи, как сильно шокирован, но как сильно рад тому, что он сказал", — говорила другая. Тело же действовало по-своему, потакая первой. Руки чесались очернить и изуродовать тело жертвы, которая по совместительству является наследником злейшего врага. Унизить, уничтожить, заставить просить о смерти, дабы невыносимая боль прекратилась. Федерация же продолжал смотреть на Рейха мокрыми глазами, спокойно и счастливо улыбаясь своему возможному мучителю и убийце.       — Russisch… — превратил слово в обзывательство ариец. Нацистская Германия механизированно вышел из комнаты пыток, повозившись с ключом, выскальзывающим из рук. Пройдя достаточное расстояние по коридору, он замер, расставив ноги на ширине плеч. Блондин с силой сжал кулаки. Мгновение, и нацист сносит мирно стоящий стол, громогласно упавший: Чёртов russe! — пинает предмет мебели, сделавший сальто в воздухе. На лице, искривившимся от ярости, отображается оскал. Зубы стиснуты до неприятного ощущения. — Teufel. — немец знает, куда идти. Вскоре он открывает дверь в домашнюю тюрьму, что она чуть не слетает с петель. Фриц заходит в камеру и срывает старое одеяло со страны, свернувшийся в комочек: Что ты возомнил о себе, ублюдок?! — пинает проснувшегося пленника по спине, после поддевает сапогом и переворачивает, оголяя беззащитный живот.       Под лопатками открываются раны, окрашивая грязные бинты. Это Польша. Вернее то, что от него осталось. Идеалист принимается избивать его, ударяя ногой прямо по внутренностям и рёбрам, чуть не ломая их. Поляк пытается закрыться руками, но всё бесполезно. Когда Третий Рейх гневается, то не знает ни меры, ни контроля. Словно становится другим человеком. Не вежливым и умным педантом, а остервенелым, аморальным маньяком. Изо рта Польска выплевывает свернувшуюся кровь, что кажется частями лёгких или других органов. Национал-социалист причитает, даря всё новый и новый удар:       — Как ты смеешь так разговаривать со мной?! Что вообще творится в твоей голове? Щенок. Подлый, мерзкий, грязный щенок! — сыпались проклятия на ничего не понимающего поляка. — Что ты со мной творишь? Что я тебя даже покалечить не могу! — последнее, что произнёс ариец. Он ненавидел слабости. Россия сделал его слабым по отношению к себе. Рейх выдохся, так и не выпустив весь пыл. Он застыл в камере, раздумывая. Прикоснулся к груди, проверяя сердцебиение. Неожиданно сверхдержава ощутил тянущее чувство ниже живота. Возникло желание поласкать себя. Но рука остановилась, не дошед до конца. В голове Нацистской Германии возник образ Российской Федерации. От этого сверхдержава одёрнул руку и вышел из помещения.