Шабкадар

      Она очнулась в густой и душной темноте. Пахло сыростью, старыми вещами, мышиными экскрементами. В попытке пошевелиться Кейт быстро выяснила, что связана по рукам и ногам. Кляп во рту, отвратительно-шерстяной на вкус, обнаружился ещё раньше. А полная темнота явно окружала её в том числе и из-за повязки на глазах. «Господи, Кейт, какая же ты дура», — с усталой злостью обругала она сама себя. Связанные руки нащупали сначала матрас, потом доски, кажется, часть стены, ногами она дотянулась до чего-то похожего на большую бочку. Ага.       Извиваясь, Кейт принялась бить ногами по этой бочке, стремясь расшатать её, создать шум посильнее. Сама бочка так и осталась стоять, а вот с неё на Кейт упало несколько довольно увесистых вещей. Отдышавшись, Кейт собиралась повернуться и ощупать их руками, но тут раздались шаги, а следом звук волочения чего-то тяжёлого, скрип металла и дерева. Звуки шли сверху вниз. Судя по ним, она находилась в подвале.       Кто-то подошел и молча собрал вещи, валявшиеся вокруг Кейт. Она застыла, прислушиваясь, не зная, чего ожидать дальше.       Повязку с глаз резким движением дернули на лоб. Задетая повязкой шишка на затылке отозвалась поднимающей волосы дыбом болью, и Кейт зашипела сквозь зубы. Когда боль отпустила, Кейт проморгалась и увидела на полу фонарь, а рядом с ним того самого красивого мальчика. Он сидел на корточках и смотрел на Кейт пристально, задумчиво и даже печально.       — Это не ради денег и не потому, что я ненавижу западных женщин. Ради Зейнаб. Я обязан сделать всё ради неё.       В голосе звучала обречённо-виноватая и в то же время злая решимость. С кляпом во рту Кейт в ответ могла только смотреть и мычать. Мычала и дергалась она, и когда парень, опустив повязку обратно ей на глаза, привязал Кейт к той самой тяжелой бочке.       Сколько времени прошло до того, как он пришел снова, Кейт не знала. Довольно много, судя по тому, как сильно затекли руки и ноги. В этот раз пришедших было несколько, они переговаривались на пушту, но Кейт, кроме того, что говорят явно о ней, ничего не понимала. Потом её отвязали, подняли, как мешок перекинули через плечо и понесли. Донесли до машины, сбросили в багажник, захлопнули его.       Кейт боялась багажников. Не просто закрытых пространств, а именно багажников. Не последнюю роль в развитии этой фобии сыграли, наверное, разные триллеры и фильмы ужасов, в которых персонажи умирали, задохнувшись в багажнике или утонув в нём вместе с автомобилем. И сейчас, ощутив телом, как завёлся двигатель и машина тронулась с места, Кейт приложила все усилия, чтобы не поддаться панике. Ей и так тяжело было дышать с кляпом в сухом до сумасшествия рту.       Она вспомнила Летисию, своего инструктора по йоге. Та всегда говорила, что дыхание — это жизнь. То же самое говорили и инструкторы на тренинге по кризисным ситуациям, который все волонтеры «Учителей без границ» проходили перед отправкой к месту работы. «Если паникуете — сконцентрируйтесь на дыхании». Кейт сконцентрировалась. Кислорода не хватало всё равно, но справиться с головной болью, страхом и жаждой в какой-то мере удалось. «Берегите свои эмоциональные и физические ресурсы, старайтесь сохранять ясность ума, чтобы максимально помочь себе в нужный момент», — припомнила Кейт ещё один совет с тренинга.       К ремонтной мастерской она подошла около четырёх часов дня, так что сейчас, скорее всего, уже за полночь. Да, за полночь, иначе её не вынесли бы из подвала, не скрываясь, и не погрузили бы в машину прямо на улице. А если уже ночь, хозяйка дома, в котором Кейт снимала две комнаты, должна была заметить отсутствие постоялицы. Беда в том, что Кейт на выходные часто ездила в Пешавар*, иногда забывая предупредить об этом свою арендодательницу, так что та заметить её отсутствие могла, а вот встревожиться и посчитать нужным кого-нибудь известить — не факт. Но завтра — рабочий день, в школе занятия, так что утром исчезновение Кейт точно обнаружат. Сторож и дети, толпившиеся у забора, видели, как она уходила не в направлении своего дома. Надо было предупредить хотя бы Насим, к чьим именно родителям она собралась… а так полиции придется проверять весь список…       Трясясь по дорожным ухабам, Кейт пыталась оценить время, проведённое в пути, хотя бы приблизительно. Дорога становилась всё хуже, значит, везли её не в сторону Пешавара, а выше, в горы. Везли около полутора часов, по её прикидкам.       И изнасиловали сразу по прибытии. Бросили грудью на стол, прижали немалым пузатым весом, спустили джинсы и трусики… Без смазки было больно, но Кейт, напряженно пытавшуюся сохранить ясность рассудка и не дать воли эмоциям, больше всего волновало, есть ли у этого акта свидетели (могущие стать следующими в очереди к её телу) и как обезопаситься после, ведь насильник не использовал презерватив, так что само унизительное, но короткое соитие не успело толком запечатлеться в памяти.       Потом её заперли в какой-то комнате, и разозлённая насилием Кейт, нащупав небольшой выступ на уровне своей головы, умудрилась, несмотря на боль в шишке, снять с себя повязку. Ещё несколько минут ушло на то, чтобы аналогичным образом избавиться от кляпа. Пить хотелось безумно, Кейт боялась, что у нее началось обезвоживание. Отдышавшись и осмотревшись — комната оказалась пустая и полутёмная, с подобием узких ажурных окон лишь у самого пола, — преодолевая дурноту и головокружение, Кейт после нескольких неудачных попыток изловчилась просунуть сначала попу (спасибо трехгодичным занятиям йогой в Нью-Йорке), а затем ноги между связанными за спиной руками. Зубами разобралась с верёвками, а потом несколько минут лежала, сдерживая стоны боли, вызванной притоком крови к онемевшим пальцам. Краткая мобилизация сил, вызванная злостью, закончилась, и теперь слабость накатывала волнами.       — Миз Кейт! Я вас узнала, — послышался шёпот, заставивший Кейт подскочить и судорожно избавиться от верёвок на ногах.       — Здесь, — раздался голос и следом осторожный стук.       Звуки слышались за одной из ажурных оконных перегородок. Чтобы лучше видеть, Кейт легла на пол. За перегородкой, в комнате, освещённой получше, чем её собственная, Кейт разглядела лежащую в позе эмбриона, лицом к межкомнатному окошку, тоненькую девушку.       — Я несколько раз приходила в школу вместе с Фатьмой и видела вас.       — Ты — Зейнаб?       Девушка энергично закивала. Она была очень похожа на брата — такая же красивая и худая, примерно такого же возраста, с такими же высоко изогнутыми бровями и большими тёмными глазами. Только у неё под одним глазом даже при плохом освещении видна была большая фиолетово-жёлтая припухлость.       — Когда Ахмет украл меня, Имран пришёл и потребовал отпустить. Они его побили. Он пришёл ещё раз, с полицией, но Ахмет всё равно сказал, что не отпустит, я ведь буду считаться испорченной тогда, и обещал заключить со мной никах**. Уже месяц прошёл, а не заключил.       По голосу было понятно, что Зейнаб вовсе не расстроена тем, что церемония бракосочетания не состоялась. Она смотрела в стену, и быстрыми пальцами скручивала в трубочку и раскручивала нижний край рубахи.       — Потом он стал говорить, что я ничего не умею… в постели… и что я ему надоела.       Кейт вспомнила свой собственный, совсем недавний опыт общения с тем самым Ахметом, и искренне пожалела девочку. Для неё эта сволочь была первым мужчиной.       — Сегодня Имран позвонил и пообещал Ахмету настоящую голубоглазую блондинку, если он меня отпустит. Ахмет согласился, но теперь говорит, что вы слишком старая. А Имран говорит, что зато опытная и что слово надо держать.       Смеяться или плакать от этого дикого обсуждения её достоинств с недостатками, да ещё в пересказе избитой смущающейся девочки, Кейт не знала.       — Имран — твой брат? — уточнила она.       — Да, мы близнецы, — ответила Зейнаб, видимо, не зная, как по-английски будет «двойняшки». — А ещё у нас есть Фатьма, Фируз, Саиф и Али.       Младших, всех, кроме Али, Кейт знала и обучала. Способная Фатьма с немного «падающим» разрезом глаз, драчливые погодки Фируз и Саиф, по пятницам прогуливающие уроки, чтобы заработать чисткой обуви на главной площади перед мечетью. Кейт их знала. Точнее, знала часть их жизни, связанную со школой. Совсем небольшую, как оказалось.       — Имран поступил неправильно, я знаю, — донёсся виноватый шепот Зейнаб. — Меня всё равно замуж никто уже не возьмет, а если я буду жить с ними, то и Фатьму тоже. Но здесь я… или его убью… или себя…       В конце фразы голос завибрировал беспомощным, смешанным с болью и страхом гневом, а брови острым углом сошлись на переносице, сделав Зейнаб ещё больше похожей на брата. Девушка закрыла глаза, неосознанно-оборонительным жестом обхватив себя за плечи.       — Так. — Кейт остро ощутила себя взрослой и ответственной. Очень взрослой и единственной, кто может и должен принять решение. — Зейнаб, послушай меня. Посмотри сюда.       Дождавшись, когда девушка снова откроет глаза, чтобы их взгляды встретились, Кейт продолжила:       — Мы справимся с этой ситуацией. То, что какой-то мудак изнасиловал тебя, ещё не конец света. Далеко не конец. Когда тебя отпустят… — Кейт намеренно не использовала «если». — Когда тебя отпустят, езжайте в Пешавар, сразу, все вместе. Там нужно найти человека по имени Патрик О’Лири, он работает в американском консульстве. Скажешь ему, что Кейт Маррей похитили и отвезли сюда. Ты же знаешь, где мы? Сможешь описать?       — Да.       — Хорошо. И ещё скажи, что вас нужно спрятать. Устроить что-то вроде программы по защите свидетелей. Скажи, что это я попросила. Он сделает.       Раздались приближающиеся шаги и голоса. Зейнаб вскочила.       — Это за мной.       — Отлично. Патрик О’Лири, запомнила?       — Да! Да! Я сделаю, как вы сказали.       Кейт выдохнула и добавила ещё одно, последнее и важное:       — Скажи Имрану, ему ничего не будет. Я не стану про него говорить в полиции или где-то ещё. Пусть не боится.       Дверь в комнате Зейнаб открылась, и, не оглядываясь, девушка шагнула за порог.