Люблю

      Никто не гонится, но Ацуши не может заставить себя замедлить бег. Нужно ведь убежать не от человека — от образа, и это куда сложнее. Главное, чтобы изображение не выжглось на сетчатке и не всплывало в голове в самые непостоянные и уязвимые моменты, чтобы оно не преследовало его в навязчивых мыслях и снах.       В своей панике, на медленно тормозящих ногах, Ацуши врезался в кого-то, кто его придержал от падения. Накаджима тут же автоматически вцепился в чужую одежду и зажмурился. Не стоило поднимать голову и открывать глаза — Ацуши увидел того, кого точно не хотел видеть.       — Дазай…сан… — с глупой нервной улыбкой сказал Ацуши. Он шагнул назад. В голове что-то кричало, что ни в коем случае нельзя говорить, откуда только что выбежал Ацуши и что там делал. Наставник смотрит на него с недоумением, и это не прибавляет Ацуши уверенности. Если Осаму узнает, что происходило в той комнате, он… Он не посчитает Накаджиму глупцом, который не смог справиться с верёвками? Или ещё того хуже — трусом, побоявшимся дать отпор домогательствам. Ацуши ведь лежал там и сходил с ума почти, каждую вторую секунду представляя Дазая на месте клона…       — Ацуши-кун, что-то случилось? Куда-то торопишься? — наставник улыбнулся ему, как обычно. Ацуши не уловил в его лице и тоне ничего такого. А вот взгляд Осаму зацепился за красные полосы на чужой шее и руках, в защитном жесте поднятых. Небольшие кровоподтёки, какие бывают, если немного поранить кожу — например, сильно её сдавить. И шли эти полосы не ровно — где-то кожа была красной, где-то розовой. Как следы от узлов. Фантастически напоминают.       Эти следы на теле Ацуши — откуда они?       — Ничего не случилось, Дазай-сан, всё в порядке, я просто очень торопился домой и… — Ацуши осёкся, а Дазай слегка нахмурился. Накаджима выбежал на Дазая, а тот шёл в свою квартиру. Парень бежал к выходу. И как так можно было проколоться — не смотреть туда, куда бежал!       — И перепутал сторону, — Осаму хмыкнул, мягко потрепав чужое плечо — «нет, только не сейчас, только не твои прикосновения!» — и реакция Ацуши на это была очень непривычной. Ученик покраснел и отвёл взгляд. Осаму не собирался говорить Накаджиме о своих подозрениях, но беспокойство внутри заворошилось, начало грызть, и оно было всё больше, чем дольше Ацуши мялся напротив и беспокойно косил взгляд. Дазай взглянул на ученика серьёзно, — Ацуши-кун, он ведь здесь? И он домогался тебя.       Тихий голос вырвал Ацуши из построения планов побега. Первым порывом при разочарованном взгляде наставника было всё отрицать, придумать отговорку и уйти. Дазай схватил его за запястье, а Ацуши вздрогнул, попытавшись выбраться. Даже его секундное успокоение не скрыло от наставника напуганного движения… Ацуши сжался.       — Простите, Дазай-сан. Я не защитился и потерял бдительность, — пробормотал Ацуши, расслабив руку. На Дазая он не смотрел.       — Это я должен был защищать твоё спокойствие, — ответил Осаму с сокрушением. Ацуши наконец поднял взгляд, и увиденная эмоция удивила его. Секундное «я не справляюсь», даже напуганное. Но оно тут же исчезло. — Ацуши, что он сделал?       — Н-ничего, нет, ничего, просто связал! — забормотал Ацуши, снова покрываясь румянцем. Да что же с ним? Дазай-сан совершенно логично беспокоился о нём, рассмотрев стёртую кожу на руках. На самом деле, всё было не совсем так, как сказал сейчас Ацуши, лучше будет добавить… — Но это не потому, что я выбрался. Он просто сказал мне некоторые вещи и отпустил. Я не знаю, что было бы, не сделай он этого. Я не знаю, что ему от меня нужно.       Накаджима уставился в пол и сжал одну свою руку другой. Он не смог оказать сопротивление, не стал звать на помощь (хотя в общежитии его бы точно услышали!) и вёл себя, как последний идиот. Разве можно его после этого воспринимать всерьёз?       «Я не смог бы выбраться из рук Дазай-сана», — убеждённо думает Ацуши. Но перед ним ведь был не Дазай, а его двойник, от которого можно было отбиться. А Ацуши не стал и поэтому бесконечно слаб.       — Если всё так, то почему ты не использовал силу тигра, чтобы защититься? — бормоча, Дазай отошёл к стене. Чтобы разговаривать с ним, Ацуши пришлось сделать то же самое. С улицы тянуло сыростью в подъезд общежития, и начинающийся дождь со сквозняком не принёс Накаджиме радости. Он теперь не знал, что думать об обоих Осаму.       — В этом самое странное! Когда я использовал способность, она не работала. Мне кажется… что двойнику досталась и ваша сила. Иначе бы я смог выбраться, и он бы не… — примолк Накаджима. Дазай успел заметить, как чужие пальцы тянутся коснуться губы, но Ацуши неуклюже сделал вид, что просто почесал щёку.       Они точно не просто разговаривали, Дазай уверен. Ацуши не хочет падать в глазах наставника, потому и не говорит всего. Две пуговички на белой рубашке Накаджимы расстёгнуты и на шее виднеется слабый засос. Дазай — 1, двойник — 1.       — Ацуши-кун, что бы он ни говорил тебе, ты мне очень дорог, как ученик. Плохих мыслей о тебе у меня нет и не было, — напомнил Осаму. Он сделал шаг вперёд — Ацуши уставился во все глаза и порозовел снова. Нет, ну почему, Накаджима? Хороший кохай не должен краснеть при приближении своего наставника, и Ацуши это знает. Ацуши знает и не отходит, не отводит взгляд. Он не понимает, что его чувства начали меняться.       Только этого Дазаю не хватало.       — Я прекрасно знаю это, Дазай-сан! — с жаром ответил Ацуши. — Вы мне… — запнулся, надув щёки, взял себя в руки и закончил. —…тоже очень дороги. Я не сомневался в этом. Просто, — замялся Накаджима и оглянулся на квартиру. На квартиру Дазая. — а как он ко мне относится? Почему именно я нужен вашей другой версии?       Хороший вопрос. Ответа на него хотелось бы не знать, но Дазай знает. И всё-таки, ответ этот Накаджима услышит в утрированной и слегка перевранной форме. Чтобы Осаму не упал в его глазах. Дазай ведь говорит и о себе, и о своих чувствах.       — Отношение к тебе у нас обоих не такое же, как ко всем остальным. Ты, наверное, и сам догадываешься, что по-особенному ценен. Проблема в том, как двойник преобразовал эту симпатию. Если я просто хорошо к тебе отношусь, то он безумно в тебя влюблён, Ацуши-кун. Само по себе это неплохо. Сначала он говорил, что ты помогаешь ему справляться с ненавистью ко всему живому, ещё тогда, когда хотел нас обмануть. На самом деле, тебя он ненавидит больше всех на свете.       —…но почему? Что я такого сделал?       — Как раз потому, что так сильно тебя любит. Он не может этого вынести, так что, думаю… Ацуши-кун для него игрушка и идол, хозяин и раб. Такая страсть очень опасна, поэтому не поддавайся ей. В чём бы он тебя ни убедил, — Дазай посмотрел на Ацуши почти строго. Дождавшись чужого кивка, Осаму указал на свой галстук. — У тебя тут пуговицы расстёгнута. И галстука нет, я занесу. Скорее всего, он остался у меня.       — О? И правда… Я даже не заметил. Наверное, слишком волновался, — бормотал Ацуши. При потянувшейся к нему руке Дазая он снова вскинул взгляд, вздрогнул, и… — Дазай-сан! — схватил Осаму за руку, которую тот просто хотел положить ученику на плечо. Хотел ободрить. — Я ведь должен был защититься от этого, верно? Вы разочарованы во мне? — сказано таким тоном, что сразу ясно, кто именно разочарован в себе. Осаму невесело и неслышно усмехнулся, мягко погладил пальцами чужие руки. Непривычно, но сейчас эти действия нужны Ацуши. Именно от Дазая, потому как наставник связан со всем этим очень тесно.       Ацуши боится, правда боится быть изнасилованным. Возможно, боится унижения и оскорбления, но больше всего — разочароваться в себе и расстроить наставника, как ни странно. Ведь самое большое чувство в Ацуши — вина. И только ли двойник виноват в происходящем? Если бы Осаму не питал к Ацуши сильной симпатии, этого бы не было.       «Я всегда теряю то, чего не хочу терять».       Но только не в этом случае. В этом случае Осаму не собирается просто наблюдать за происходящим и ждать, пока жизнь заберёт у него ещё что-то важное.       — Всё нормально, Ацуши. То, что он пугает тебя, нормально. Я и сам к нему хороших чувств не питаю. Скорее, я зол, — шикнул Осаму. Ацуши недоумённо и расстроенно посмотрел на него. — О, нет-нет, не на тебя. Я безумно зол на фальшивку, которая пытается показать себя невесть каким вселенским злом. Он попляшет у меня, — Дазай решительно двинулся в свою квартиру. Напоследок он ещё раз обернулся на Ацуши. — Не беспокойся о нём. Я… — «устрою ему ад» — подумал Дазай, и лицо его вдруг ожесточились, — не позволю этому случиться вновь. Теперь уже точно.       Он ведь обещал то же самое в прошлый раз и подвёл Ацуши. Он не уследил и не предугадал, а ведь это его ученик, который приносит им победы и гордость, мир в душу. Жизнь поворачивается к Дазаю спиной и знакомит с внутренними демонами? Ну что, время вонзить в эту спину нож!

***

      — Дазай-кун, — тянет Осаму, входя в квартиру. — Ты почему не в штабе? Мы же договаривались. Знаешь, это нехорошо — не выполнять договорённости, — недовольно бормотал он. Двойник пил чай.       — Я говорил с Ацуши-куном. Убеждал его в том, что поддаться мне — выгодно. И всё такое.       Сам сознался. Осаму запер дверь и тоже сел за стол, забарабанил по нему пальцами.       — Я хорошо запомнил его тело. Оно такое же, каким ты его представлял — худощавое, но мягкое. В последнее время Ацуши много ест, и его тело из костлявого стало привлекательным, — двойник мягко улыбнулся. Пальцы Осаму перестали стучать по столу, но на лице не дрогнул ни один мускул. — Не волнуйся, я не сказал ему о тех мыслях, что посещают тебя на футоне тёмными пьяными ночами, когда истерзанная душа хочет любви. И Ацуши ведь прекрасно подходит для этого желания — он восхищается искренне, в меру волнуется и полон странных чувств. Его легко будет убедить в другом характере ваших отношений.       Чего он добивается этими разговорами, чего хочет? Если так дальше пойдёт, то в уязвимом положении окажется именно Осаму. Если все узнают о его слабостях или мыслях…       «Почему он запомнил лишь то, что связывает меня с Ацуши?!», — мысленно Дазай с холодной яростью пытает двойника, но что он может сделать в реальности? Вступить в эту игру словами?       Снова загорается табличка страха «я не справляюсь».       Но Дазай улыбнулся. У него была мысль, как разрешить ситуацию, но для этого нужно было подделать пару врачебных рецептов.       Второй Дазай старается воздействовать на настоящего ментально. Но Осаму и не нужно пытаться подавить своего клона — тот и так с головой не в ладах. Страшно представить, как его бьют депрессивные и суицидальные наклонности, которые шатен старается подавлять положительными эмоциями. Поиском мечты. Но какая мечта у того, кто не чувствует радости?       — Мне не нужно убеждать его в другом характере наших отношений. Даже если иногда бывает одиноко и я думаю об Ацуши, то это только из-за сильной платонической связи. Люди склонны рассматривать в качестве партнёров тех, кто им просто дорог. Но…       — Но ты убеждён, что никто тебя никогда не полюбит и что ты задавишь свою вторую половинку, убедишь совершить суицид. Или ещё того лучше — она будет плакать после каждого разговора с тобой. Ведь ты не умеешь любить и дружить так, как другие люди. Не умеешь подавлять своё одиночество, Дазай. Умрёшь один, жалкий, бессмысленный. Зачем тебе жить, если ты пропускаешь мимо свои желания? — бормотание невнятным шёпотом было едва уловимо. А Осаму снова улыбнулся. Уже не насмешливо, не саркастично. Грустно.       — Может, я действительно такой; может, не умею отвечать на чувства. Но если выполнять даже мимолётные свои желания, то это принесёт радость? Допустим, ты возьмёшь Ацуши, рассмотрим это желание, — полузадумчиво заговорил Осаму. Двойник напрягся, не понимая, но смотрел на собеседника уже не с ненавистью. Как мало надо, чтобы в нём зажглось некое подобие интереса. — Оттрахаешь его до потери сознания, внушишь всё, что хочешь, заставишь ненавидеть меня. И что ты сделаешь потом? Какой итог мы должны из этого вынести? Что ты хочешь испытать, получив всё? Ацуши-кун со сломанной гордостью, я без близкого человека. Всеобщая ненависть снова будет сосредоточена на тебе. А ты ведь так боишься всеобщей ненависти, умереть в холоде и пресловутом одиночестве.       Нет смысла спрашивать, откуда оригинал это знает. У них одни и те же страхи, просто желания разные. Двойник непроницаемо глядит в пустоту.       — Шанс удовлетворения от этих действий безумно мал. Как от убийства.       Это может нравиться в ту самую секунду, но всё время после в душе поселяется отвращение к себе и стыд. Чем глубже в это проваливаешься, тем сложнее остановиться.       — Я не люблю Ацуши, и ты не любишь. Но хочешь его страданий. А приносили ли страдания других что-то хорошее раньше? Можешь повспоминать.       Двойник слушал его внимательно до этой секунды и расхохотался вдруг.       — Какой же ты идиот, какой же пацифист! Или убеждаешь себя, что являешься таковым, да? — ошибка, или клон так пытается проигнорировать слова Осаму, снова забив воздух обвинениями? О том, что прав двойник, Дазай даже задумываться не стал — вычеркнул эту мысль, как и всё, что с ней связано.       Нет, Осаму Дазай не пацифист, он ненавидит само это понятие и точку зрения. Он не считает Ацуши бессмысленным вариантом, но об этом знать необязательно. О, не стоит будить всё, что захолодело у Дазая в душе после пары лет мирной жизни.       Двойник лукаво прищурил глаза. Когда он успел избавиться от повязки и почему Осаму не заметил этого? Она ведь так раздражала его.       — «Я не люблю…» — какие громкие слова. Но с чего ты взял, что его не люблю я? Ты меня сам таким сделал. Наполнил всем, чего боишься и чем страдаешь. А боишься ты навредить Ацуши своим поведением и своей личностью. Так сильно, что это стало моим навязчивым желанием. Такой силы, какой у тебя никогда не было ни в одном из желаний. Так может… — двойник взял Дазая за руку обеими ладонями — глупая пародия на сцену просьбы или благодарности. Клон до боли его руку сжал, улыбаясь-улыбаясь-улыбаясь так, что дёсна показались, — если я исполню своё желание, то почувствую то, чего ты мне не оставил? Почувствую радость от своего убогого существования? Я расскажу тебе, если узнаю, каково это.       — Если узнаешь. — улыбнулся Осаму тоже и выкрутил запястье своему клону, будто не заметив. — Но если ты причинишь вред Ацуши, тебе не позавидуешь. Ты всё-таки посягаешь на чужого ученика. Никому не нравится, когда трогают их игрушки.       — Можешь попробовать защитить его или… взять первым. Ацуши-кун так мило вздрагивал, когда я навалился на него. Ты не боишься, что он питает совсем не те чувства к тебе?       Опасается.       — Я надеюсь, когда ты поймёшь, что не нужен Ацуши к чертям, то сдохнешь, — после слов Осаму они расцепили своеобразное рукопожатие, снова прожигая друг друга ненавидящими взглядами.       — Взаимно, — двойник отвернулся от него. Не сговариваясь, они оставались на ночь дома и старались спать, не срываясь никуда. Чтобы сохранять хотя бы видимый нейтралитет.       Ночью будто можно было услышать змеиное шипение — от царящей в квартире атмосферы вранья и ненависти. Ещё шумели помехи на диктофоне, с которого Осаму удалял запись. Записывать сегодняшний диалог и молчать до определённого момента — для чего бы это клону? Чтобы дать Ацуши фрагмент, где наставник говорит, что не любит его?       Змеиный клубок затягивается, душа обоих змей. Осаму поднял взгляд на второго себя, испытывая смесь жалости и отвращения.       — Что ты делаешь?       — У меня в руках нож. Догадайся с одного раза, — протянул показать руки без бинтов. Осаму посветил на них фонариком с телефона и артистично скривился в брезгливом выражении. Резался — причём со вкусом и явной ненавистью к своему телу и существованию, делая на руках уродливые кривые разрезы. Вены пострадали, но до артерий не добрался. — А ты?       — Следилки твои чищу. Не теряй больше, — Дазай кинул в чужие руки телефон с диктофоном и расслабленно потянулся. — Завтра ты ночуешь в штабе мафии. Я с ними договорился и надеюсь не увидеть тебя здесь завтра.       Двойник сжимал технику в руках, просто проставляя галочки того, как Осаму обхитрить не получится.       — Почему всё так? Почему я обязан быть здесь, с тобой? Почему нельзя просто попробовать быть…       — Заткнись. — сжал руками чужие щёки с подбородком и посмотрел в глаза — так сияют, будто двойник собрался ныть от боли. — Не смей говорить, что кто-то тебе что-то портит и даёт повод для ненависти. Единственная проблема — ты. — Неясно, с чего Дазая это так вывело. Его раздражает, что клон сам своих желаний не понимает. Что может то пытаться манипулировать им, то сдаться в один момент и звать смерть. — Нельзя просто «попробовать», пока ты такой. У тебя есть шанс, если стерпишь чужие недостатки хоть раз и забудешь о своём эгоизме. Только так хоть кто-то сможет тебя полюбить.       «Нельзя просто попробовать быть счастливым, только не тебе». Дазай говорил правильные вещи и сам в них не верил. Он отшвырнул двойника от себя и пошёл готовиться ко сну, бросив совет обработать раны как-нибудь. За свою жизнь Осаму столько раз бинтовался после попытки вскрыть вены, что даже не волновался за клона. Хотя стоило бы — если тот умрёт, никто не выделит бюджет на создание нового.       — Мне холодно, — пробормотал клон с пола, задумчиво водя рукой по паркету.       — Поздравляю, к тебе идёт смерть, — ответил Осаму, хмыкнув. Он собирался спать.       Ночь была наполнена змеиным шипением и истерическим смехом.