Люблю

      Чувство… пустоты. Пустоты и удовлетворения.       Он перевязал свои руки и собирался обратиться к медработникам мафии позже. Ночь, такая тёмная, холодная и злая, звала его на улицу. Но Осаму-двойник остался дома. Он медленно, слегка пошатываясь, подошёл к футону и уставился на самого себя.       Как же сложно было уместить в голове то, что с ним никогда не происходило. Оно не приживалось там. Ощущаешь себя сломанным, и это так неприятно.       Клон присел на футон, стараясь не касаться Дазая. Вряд ли тот спал до конца. Вряд ли мог правильно понять чужие намерения. Или это манипуляция? Не-Осаму не знает.       Он хочет перестать быть сломанным.       Несмотря на опасения, собственное непринятие и пустоту, он хотел заполнить холод. Это ведь правда он сам, их личности разделяет два дня, с которых воспоминания уже отличаются.       — Ты ведь сделаешь со мной что-то ужасное после этого, глупый Дазай-сан? — бормочет второй с лёгкой смешинкой. Он почти уверен, что его слышат.       Двойник прилёг на футон рядом, совсем близко. Он протянул руки и обхватил ими настоящего Осаму, а тот едва ощутимо вздрогнул. Что бы Дазай ни подумал (попытка добраться до уязвимых мест, подложить что-то, уколоть), двойник действительно просто обнял его. Просунул одну больную руку под бок и прижался, по-настоящему расслабившись.       — Что ты творишь?..       — Я не ненавижу тебя. Что бы ты ни делал — я это ты. И я тебя не ненавижу.       Если он хотел пробудить в Осаму чувство вины, то получилось это прекрасно. Но Дазай ничего не сказал. Он только мысленно пожелал спокойной ночи и закрыл глаза, стараясь не осмыслять произошедшее слишком сильно.       Проснулся двойник у стены, возле которой и заснул. Он непонимающе осмотрелся, потирая глаза рукой. Должно быть, это был лишь сон. Но отчего сновидение пришло? Он хочет, чтобы Осаму сопереживал ему? Или вернуться назад, не появиться, стать обратно частью чужой личности?       «Забери меня, забери мою жизнь», — пока второй Осаму не забрал всё, что первому дорого, не убедился в том, что его пустота не заполняется и пока не отнял свою же жизнь. У Дазая обычного есть всё, на самом деле, чтобы «начать» жить. Нет только смелости и решимости на это.       Если бы только он это как-нибудь понял. Собственные перепады с ненависти до принятия не нравились Дазаю-двойнику, но ничего сделать он не мог. Его сосед уже не спал — он занял ванную, меняя бинты. Надо будет тоже этим заняться.       — Если сегодня я ночую в штабе, то буду развлекаться за твой счёт, — кинул он громко, пока искал в шкафах и в холодильнике что-нибудь съедобное.       — Если не появишься в агентстве и общежитии сегодня и завтра, то на здоровье. Я узнаю на этот раз, выйдешь ты из штаба или нет. На этот раз уж закажешь себе?.. — ответил Дазай почти весело, выйдя из ванной. С насмехающимся весельем.       — Обязательно, — было протянуто лениво и разочарованно. То, что клон разбудил в Дазае чувство вины и какое-то понимание, ему всего лишь приснилось. Наверное, если бы сон был правдив, то Осаму бы не стерпел посягательств на свою территорию.       И почему бы просто не обратить внимание на свою же боль?

***

      Ацуши растерянно думал о своём наставнике. Это один из немногих разов, когда Накаджима не избегал мыслей о нём, задумывался о его поведении и отношении к ученику. Ацуши беспокойно сжимал одеяло в темноте своей «спальни», что отделяла его от Кёки, и, на самом деле, ему одному было даже спокойнее.       Дазай пытается о нём по-своему заботиться, но вот насчёт второго… С ним будто всё не так. В первый день он просто показался Ацуши более мрачным и задумчивым. Сейчас же он просто пытается досадить и Дазаю, и Накаджиме. Не может же двойник в самом деле его любить (пусть и с ненавистью)? Этому неоткуда было бы взяться. Почему он, допустим, не обратил свою агрессию на девушек и на поиск самоубийства? Это было бы больше похоже на искажённого Дазая, это Ацуши мог бы понять.       Он также прекрасно может понять, что чужие ласковые руки только притворяются таковыми — первые прикосновения были куда неприятнее и злее. Просто «Дазай» подумал, что…       «Что со мной нельзя так, верно? Что он не получит желаемого, если не изменит методов», — сокрушённо подумал Ацуши. Как ему хотелось просто вернуть их общение с Дазаем, самым обычным Дазаем. Без всех этих странностей и проблем. Лучшим решением, наверное, будет избегать обоих.       Когда Ацуши засыпает, ему снится тревожная музыка и поцелуи.       Ацуши во сне говорит «не трогай меня!», но его трогают. И почему-то претензии прекращают существовать. Даже в груди что-то приятно зажигается от движений чужих губ. Жарко. Остро — чувство, будто его оплетает какой-то туман. И наконец можно поддаться полностью, потому что есть только иллюзия выбора и желание подчиниться тому…       Кого он любит.       Но после пробуждения Ацуши не помнил сна, только тяжело дышал и проснулся с эрекцией.       Ацуши нормальный. Он думает о девушках, когда к нему приходит такое. Думает, как вжимает кого-то в кровать и берёт, и абсолютно точно не думает, что его тоже могли бы вжать…       Ацуши сводит ноги и протяжно мысленно орёт от злости, потому что член при мысли о новом ощущении заинтересованно дёргается. Снова почувствовать, как наваливаются, уже не казалось страшным — теперь-то Ацуши в безопасности и может себя посвятить фантазии — желательно короткой и тихой, которую никто не услышит.       Это ведь не плохо, да? Люди могут заниматься самоудовлетворением, и понятно, почему они хотят это скрыть. Ацуши тихо-тихо, медленно-медленно переворачивается на живот, елозя своим телом по ткани. Он ловил каждое шебуршение (хотя громкий стук сердца очень мешал). Не кажется ли это подозрительным?       «Может…как-нибудь прикрыться одеялом и пойти в душ?», — закусывает губу, пока капля пота катится по виску от смущения. Только бы Кёка не открыла дверь!       При мысли о ней возбуждение чуть спадает.       Ацуши приподнялся, неторопливо оторвав торс от футона. Если боишься чего-то в себе — проверь. Вот Накаджима и проверит. Он слегка спустит одежду (верх и вовсе снимет). Обопрётся на футон коленями и локтями, по обе стороны от подушки — хотя это и очень неудобно. Ацуши сглотнул, когда понял, что это неудобство кинуло его в ещё больший жар. Что там дальше? Немного раздвинуть ноги…       Как это вообще происходит? Если один парень хочет другого парня, как девушку… Ацуши слышал об анальном сексе. Ему после такой мысли приходится спустить руки вниз и наконец взять свой член, дыша в подушку. Он остался без опоры рук, опираясь на футон разъезжающимися коленями и лицом на свою подушку. Когда закрываешь глаза и остаёшься в темноте, тесноте (Накаджима поспешил накинуть на себя одеяло — для давления и если Кёка всё-таки заглянет) давящей на глаза подушки, то фантазия становится более реальной. Ацуши пришлось облизать губы.       Из всех давлений на него вспомнилось только недавнее. Как псевдо-Дазай прижимал Ацуши к полу, связанного и немного задыхающегося, как сейчас. Пусть так. Ацуши покачивает бёдрами навстречу своей руке, закусывает ткань на подушке. Тело, что он представляет над собой, явно хочет им овладеть. После того сна Ацуши трудно не чувствовать себя желанным, трудно не потянуть вторую руку за спину и скользнуть между ягодиц пальцами.       Парни ведь так это делают? Если нет влагалища, остаётся лишь одно отверстие, куда Дазай может войти. Тело так поджимается, и в животе внизу кольнуло, когда Ацуши подумал о Дазае над собой…       Ну да, двойник ведь им заинтересовался. «Ты заставил меня об этом задуматься», — Ацуши раздвинул свои ягодицы, представив, что на его руках лежат чужие. На подушке появилась капля слюны — в ткань вцепились зубами, тяжело дыша. Опоры в виде рук совсем не осталось, но так даже лучше — его будто в эту самую подушку вжали.       «Ты делаешь всё неправильно, Ацуши-кун», — сдержать стон и не увеличить скорость движений на члене было почти невозможно. Но нет, Ацуши должен пока сдержаться. Он ведь не разобрался ещё.       Дазай мог бы давить-давить-давить на него своим телом и мять ягодицы, как Ацуши и делал пока. Это неожиданно приятно — и к рукам, назад, Ацуши так же немного подаётся бёдрами. Непонятно, нужно ли сжать ноги или раздвинуть их, чтобы стало приятнее, но чего-то в ощущении явно не хватало. Если он шлёпнет себя по заду, то Кёка точно услышит, и это совсем ни к чему. Накаджима сглатывает, всё равно мечтая-представляя, как так делает человек позади него.       Под пальцами чувствуется колечко мышц. Ацуши лишь поглаживал его, не решаясь, хотя его тело явно было «за». Учитывая, как он трясся от возбуждения.       Если он не имеет права так думать о Дазае или о его двойнике, если не имеет права такое чувствовать, то Ацуши попал. Без шуток, новое ощущение нравится ему очень сильно. Хоть Накаджима и побоялся входить в себя пальцами, это не мешало гладить тело и пощипывать его. Закушенная ткань подушки, подрагивающее тело выгибается, чтобы лучше прочувствовать фантазию.       Только предположить, что это приятно, и заинтересоваться после пары посяганий на его тело. Ацуши лишь представлял, что его ебали, и было невозможно хорошо, он сдерживал голос и дыхание изо всех сил, едва не теряя сознание от отсутствия кислорода. Кажется, он пару раз не сдержал каких-то урчащих звуков.       Накаджима лежал, приоткрыв рот и стараясь восстановить дыхание очень медленно и тихо. Он подрагивал от оргазма, но не издал ни звука. Придётся как-то скрыть грязную постель и отнести в стирку. Он никогда так не… о боги.       «Это только фантазия, лишь мысли, только и всего», — убедил себя Ацуши. Он попробовал представить себя в пассивной роли, ему понравилось. Теперь он просто запретит себе думать об этом и поплывёт по течению.       Ведь если он задумается над этим, то в следующий раз может и не оттолкнуть Дазая. Двойника-Дазая.