***
Когда он вернулся домой в первый раз, чтобы отвезти двойника в штаб мафии, то застал странную картину. Было очень тихо и светло, никаких признаков разрушений. Все вещи лежали на местах, ничего не тронуто. Клон даже не заметил его прихода — он не замечал ничего в своём приподнятом настроении, слегка улыбаясь. Кружился по комнате, плавно, будто танцуя с невидимым человеком в равном танце, чем-то похожим на вальс. Он резко крутанулся, стукнул каблуком и протянул руку в сторону Осаму, победно (и безумно) улыбнувшись. Как если бы мир был в аду, но двойник всем сердцем полюбил этот ад. — Ацуши влюблён в тебя по уши. А его губы такие мягкие, словно их ни разу не целовали, — ещё раз отстранённо улыбнулся и продолжил танцевать. — Прекрати лгать, — спокойно отмахнулся Осаму, подавив беспокойство. Даже если они с Ацуши и поговорили, тот явно не дал себя поцеловать такому отвратительному существу. — Когда дело касается меня, ты необъективен, глупый Дазай-сан, — двойник вздохнул, ухмыльнулся уже вполне увлечённо и прекратил странный танец, подходя к Осаму. — Дал мне таблетки. Притворился, что сделал укол. — О, так это ты уже знаешь, — Осаму кивнул, словно соглашаясь с тем, что это произошло вовремя. Не получилось бы долго скрывать. А если бы получилось, то этот клон не так уж и сильно похож на Осаму. — Да-да, когда я хотел выпить таблетку от головной боли, то обнаружил интересную вещь. Знаешь, она такая мерзкая на вкус! Я подумал, что лучше будет растворить её в воде, как ты иногда делал. И эта таблетка не растворилась, хотя должна была. — Возмущён? — Только немного. Этого можно было ожидать. Хотя и гораздо легче было действительно сделать мне укол, — двойник поднял на него вопрошающий взгляд, но об этом не спросил. И правильно. — И лишить всякой надежды… Как теперь будешь давать мне эти таблетки? — не-Дазай усмехнулся. — Никак. Мне придётся заручиться твоим согласием на добровольное употребление всего этого. Как я понимаю, ты заключил какую-то сделку с Ацуши. Какое наглое предложение — именно так с ухмылкой подумал клон. Подстать Дазаю, что стремится всё держать под своим контролем до последней капли. — Это не сделка, — шепнул, спрятав руки за спину и сложив их в замок. Каждым своим движением, позой, его тело говорило о заинтересованности в небольшой игре, которую не-Осаму вёл, — У нас с Ацуши отчаянная договорённость, в которой целиком и полностью виноват ты. Создал меня с этой одержимостью и не дал Накаджиме желаемой любви. Кто ты после этого? —…Его наставник и друг, — пауза была очень маленькой. И всё равно двойник заметил, Дазай заметил, они оба заметили и приняли к сведению. У одного внутри морознуло неприятным холодом, у другого вырвался смешок. — Даже если не хочешь признавать вину, то и вмешиваться смысла нет. Ацуши лишь хочет узнать о том, каково любить тебя. Будет совсем уж жестоко отнять у него эту возможность, хотя… Нам не привыкать к жестокости. Ах, кстати, присаживайся! Мы должны успеть поговорить до того, как ты повезёшь меня в штаб, да? Продолжим дискуссию, — он выдвинул стул, сел с лёгкой улыбкой, не исчезающей с лица. Осаму же был безэмоционален. Они будто поменялись ролями в какой-то момент. — Раз это решение Ацуши, — продолжил суицидник, не двигаясь почти. Он был предельно холоден, — То мешать я не буду. Совсем. Но Ацуши очень быстро разорвёт вашу договорённость, ведь ты — неконтролирующее себя животное. — Кажется, любые твои действия направлены на получение желаемого. Мои тоже. Не видишь в этом наше невообразимо раздражающее сходство? — и не зря сказал детектив, что его клон даже не пытается себя контролировать. Он поднялся, протянул руки вперёд и положил их на щёки оригинального Осаму. И улыбался. Так раздражающе, так маниакально и беспамятно. Такая улыбка на лице Дазая смотрелась попросту уродливо, её хотелось срезать. Действия Осаму не направлены на «получение желаемого». Они лишь облегчают некоторые жизненные трудности, вроде долга в кафе. Помогают в расследованиях. Но любое недостаточно «невинное» для его психики желание суицидник игнорировал. — Ладно, — двойника очень быстро сморила скука, и он отпустил. — Ты намекаешь, что я не смогу добиться желаемого без таблеток? — Без домогательств и физического насилия он гораздо охотнее станет слушать. И ты быстрее раскроешь ему свою мерзкую душонку, как и хочешь, — тут уж улыбнулся Дазай. Он привык держать улыбку, говоря неприятные вещи. Это та улыбка, при которой он прищуривал глаза. На деле — просто не хотелось видеть эту пародию, не заслуживающую от Ацуши и взгляда, засматривавшуюся на того, кто заслуживал счастья. «А ты не заслуживаешь», — билось, как пульс. Скорей бы развеять кривое отражение… — Тебе ведь нужно скорее использовать своё время. Осталось десять дней. Они оба помнили о сроке в две недели, считали. Осаму прав — так мало времени, причём его треть была потрачена на ерунду! А ведь планов так много… «Две недели» звучало обнадёживающе, но «десять дней» — пробуждало страх. Время утекает сквозь пальцы. Таблетки нужны, иначе он продолжит желать тела Ацуши и не успеет совсем ничего ему рассказать или показать. Только потеряет лёгкие шансы. — Значит, ты собираешься продать Ацуши, — усмехнулся двойник, разобравшись в мотивах Осаму, заглядывая в его глупую голову с извращённым жизненными понятиями. Такой глупый и… несчастный? Или нет? Может, просто идиот? Собирается упиваться своим несчастьем, как благородством и высшим благом? И если догадка клона верна, то и он сам сделает так же. Неизменное выражение лица оригинала и не поколебалось! Такое пустое, уверенное! И уверенность только больше означает, что он ошибётся. — Покажешь ему меня, как всё в себе худшее, и тем самым избавишься от его чувств. Как глупо! Как, опять-таки, жестоко! — Тогда почему ты так счастлив? — Осаму слегка приподнял брови. Слова были произнесены с садистским наслаждением и ядом — верный знак, что Дазай хочет заткнуть клона. Ткнуть носом в несоответствие. Но этот Дазай, в отличие от копии, давным давно разучился распознавать свои собственные эмоции, пожелания, всё, что связано с им самим. Он растворился в мире, желая найти в нём важное. У двойника явное преимущество в этой дискуссии, и, понимая это, не-Осаму только снисходительно похлопал старшего «себя» по голове. Карие глаза уставились на него с искоркой опасности. — Понимание, насколько безнадёжны все попытки… Разве ты не помнишь, какая это радость? Ты оказываешься прав, безумно прав, что фарс вокруг лишь продолжает издеваться над всеми нами. У меня есть предложение, мой сбившийся с пути… Хм, кто? Создатель, видимо, — он улыбнулся снова, мягко и с оттенком сумасшествия. Наверное, оттенок печали-боли-ненависти вновь отравил его мысли, наверное, оттого, что он смотрел сквозь себя. Сквозь глупого Осаму, что терялся во всём вокруг. Что ощущает в себе облегчение сейчас, будто делает всё правильно, но на деле безумно ошибается. Дазаю-двойнику даже стало его жаль. Или нет, ему стало… страшно? Как если бы на секунду он стал двумя людьми сразу и ощутил свой моральный распад. — Давай умрём? Сражаться с жизнью очень больно, и ты на это не способен. Как Ацуши не может совладать со своей способностью без агентства, так и ты слишком слаб, чтобы развиться в этом плане. — Я вполне доволен жизнью и счастлив. И уж точно не хочу умирать с тобой! Как помнишь, официантка из кафе может дать мне шанс, и… — Да-да. Какая милая ложь. Разговор прервался. Им уже стоило бы отправляться даже не в штаб мафии, а сразу на миссию, но никто и не двинулся. — Я хочу предложить тебе то, что облегчит нам жизнь. Ты будешь принимать таблетки… Меняющие и так нестабильный гормональный фон, повышающее вероятность обычной такой случайной смерти от тахикардии или кровоизлияния в мозг, хотя, наверное, не-Осаму преувеличивает. Его не волнуют эти побочки ничерта. Лишь влияние на поведение и возможная деградация мыслительного процесса… Которых хотелось бы избежать. О, и, конечно, самая главная часть — отсутствие физического влечения к Ацуши. —…а я не стану мешать вашим посиделкам. При условии, что Ацуши действительно добровольно согласился на то, чтобы, — Осаму прервался, сглотнул после этого слова и сказал чуть тише, чуть опаснее, чуть ядовитее, — любить тебя. Ну да, он явно не может в это поверить. — Такие договорённости в твоём духе — как сделать всё ещё хуже, чем оно есть! Ты понял, что абсолютно бесполезен, «хороший» человек? Надеешься на что-то… Как же это жалко. Эта его улыбка, фальшивая настолько, что губы свело судорогой, очень нравилась не-Осаму. Ни одно из его слов не несёт практического смысла, он лишь хочет позлить оригинала, чтобы узнать, как далеко тот пойдёт в своих неправильных решениях… Даже неясно, хочется ли помочь Осаму, приняв некую ответственность, или помочь себе достичь желаемого. Он, верно, окажется чем-то средним или окончательно испортит чужие отношения, которые стали шататься слабым верёвочно-деревянным мостиком над пропастью. От глупости того, что происходит, не-Дазаю хотелось кричать. — Это решение Ацуши, а я могу его принять, если будут гарантии. В противном случае… — Меня завалят заданиями в мафии, я прав? Хотя, может, ты и придумаешь что-то оригинальнее. Ацуши меня не полюбит, мы втроём это знаем, так что твоя сделка не несёт смысла для тебя и твоих проверок. Пальцы Дазая явно слегка дёрнулись, как и уголки губ. — Мне и не нужно, чтобы он тебя любил. Это лишь станет залогом спокойствия для нас обоих, прекратит ломать тебя так сильно, что ты пытаешься вскрыть вены ночью. Как руки, кстати, не болят? Такой жалкий самоубийца, что страдает в ночи… Образ открытого суицидника без забот куда привлекательнее. Из-за чего ты, кстати, так убивался?.. — Ах, это уже неважно, я принял судьбу, — он хмыкнул недобро, ощутив в их беседе перевес в сторону настоящего Осаму… Они отклонились от темы. Дазай так и останется лжецом. — И как, всё-таки, будет грустно, если он полюбит меня, а ты ему опротивеешь. — Стал бы такой человек, как Ацуши, любить покушающегося на его тело, психику и безопасность одержимого? Даже звучит смешно. Но всё-таки, ты принимаешь моё предложение? Ради того, чтобы иметь возможность свободно говорить с Ацуши и даже выдворять меня из квартиры, когда вам нужно побыть наедине? — на недоверчивый взгляд он продолжил. — Да, я готов пойти даже на это, раз не будет склонения ко всяким извращённым вещам… — Которые представлял ты же. Эти слова заставили Дазая замолкнуть. Второго — подняться со стула и подойти к старшему, что глядел на него с непониманием. Не отчётливым, почти невидным, но «дазайским» непониманием, похожим на злость. — Ты не помнишь? — тоже озадаченно спросил не-Осаму, отзеркалил взгляд. Это было… тревожно. Для них обоих. Неужели, когда Осаму не понимает вещей, о которых говорит двойник, он просто не может их вспомнить? Это ужасно глупо, но… Не-Дазай ведь знает даже о чужих снах. Ох, он действительно помнит больше. — Тогда я принимаю твою сделку, «хороший мальчик», — он протянул руку, но добился лишь появления баночки таблеток из кармана песочного плаща. И криво улыбнулся. — Раз принимаешь, так выпей. Разумеется, на его глазах. И Дазай вовсе не делает это ради того, чтобы избавиться от собственных сомнений, вовсе не для того, чтобы одумался Ацуши, который начинает двойника жалеть. Наставник так искренне думает, что помогает ученику сделать правильный в жизни выбор — от этого сладко-тошно. Сладко в противоположность таблетке, горечью осевшей на языке. — Когда Ацуши узнает обо всех твоих отвратительных наклонностях, он шарахаться от тебя будет, — прошептал не-Осаму, а Дазай, хоть и следил внимательно за тем, как тот глотал препарат, чувствовал подвох. Согласился двойник слишком легко. Ну да, стратегически ему лучше согласиться. — Я знаю. И после проверки (осмотра чужого рта на наличие таблетки) Осаму наконец смог обрести равновесие. Он не был уверен в правильности своего выбора. Он не был уверен, что это было безопасно для Ацуши. С ним нужно как-то разобраться, узнать, действительно ли их «отношения» добровольны. Но почему-то, когда Осаму и двойник покинули комнату, на хмуром лице второго читалась уверенность в своём положении, а в движениях первого — скованность.***
Они не выключили свет, когда вышли. Двойник выходил первым и не беспокоился об этом, не было нужды. А вот Осаму настолько напрягся, что забыл. Хозяином ситуации явно был не он. Всё-таки не он. «Ацуши-кун», — щёлкнуло в голове чем-то тёплым. Нужно цепляться за людей и вещи, с которыми спокойно, чтобы не поддаться сложившейся ситуации. Прошло ведь всего несколько дней, а они слетают с катушек, стремятся ко дну и покрываются чернотой. И снова в его голове эти странные сравнения, хах. Они появляются лишь в не самые лучшие времена, когда он думает слишком много. Даже для себя. Два часа ночи. Ацуши, наверное, спит. Но если бы Ацуши сейчас спал, то никто бы не постучался к Дазаю в дверь. Тихо. Так, что он в задумчивости почти принял это за стук своего сердца. Осаму открыл дверь с улыбкой, но на деле Накаджима вызвал у него тревогу, прийдя так поздно. На лице мальчишки нервное выражение, даже в темноте он бледен. — Простите, что зашёл так поздно, но, — он быстро оглядел старшего. Убеждался, наставник ли он? — Я-я сделал что-то очень странное, и сомневаюсь, правильно ли это, мне даже… страшно? — Ацуши улыбнулся нервно, когда Дазай пропустил его в квартиру. Простая фиолетовая пижама — подопечный уже ложился спать или только что проснулся. Это всё очень сильно выбило его из колеи. Он питает чувства к суициднику, и очень зря. Осаму усмехается грустно, пока Ацуши не видит. — Дазай-сан, зачем… Зачем он вообще появился в нашей жизни? Всё же было так хорошо… — рассеянно произнёс Ацуши. Осаму повернулся к нему резко, положил руку на напряжённое плечо и мягко подтолкнул к кухне. Чужое тело двинулось послушно. — Неужели теперь так будет всегда? В течение всей жизни? И почему я согласился? Почему он говорил, что времени мало? — Ацуши, — он заставил мальчишку повернуть голову в его сторону. Тот словно опомнился. — Всё нормально, ты можешь говорить спокойно. Его сейчас здесь нет. Давай по порядку. Чего ты сейчас хочешь? —…Воды. Очень хочу воды и… — дёрнулся Ацуши вдруг, но Осаму не дал ему встать и сам принёс стакан. — Спасибо. Он сжал стакан в руках и выпил медленно, сразу же выдохнул облегчённо. Уже лучше. — Отлично. Тебя беспокоит клон, — продолжил Дазай, тоже за стол присев. Они сидели в темноте. Только лёгкий свет от лампочки над раковиной едва их касался. Судя по лицу Ацуши, ему совсем не нравилось то, что происходит. И Дазай вновь размышлял, мог ли он предотвратить это, или стало бы ещё хуже… — Да. Простите, что я так ворвался к вам. Наверное, не стоило, и я пойду, наверное. У-у вас нет врем… — Дазай схватил его за запястье и медленно потянул обратно за стол. Накаджима кивнул, вновь уселся, бегая по нему глазами. Бедный и дёрганый Ацуши-кун, его ученик. Ему сейчас явно нужна помощь. — В такой ситуации у меня всегда есть время на тебя, — сначала успокоил, добился кивка. — Тогда, наверное, я хотел сказать, что не нужно отгонять его от меня. Он, конечно, не слишком похож на вас, очень странный и тянется ко мне, но… Мне кажется, он нуждается в помощи, — поднял Ацуши глаза, а у Осаму опоздал пульс. Это вполне обычно для Ацуши, просто по какой-то причине в груди слова болью отозвались. — И ты хочешь помочь?.. — Да! Наверное, из-за этого я сегодня согласился проводить с ним время. Но в то же время, я так не хочу делать этого… — вздрогнул парень, смотря как-то исподлобья и печально. — Не знаю. Может, это было глупо, — он отвёл глаза, явно о чём-то умалчивая, а Дазай всё сильнее убеждался в характере чувств мальчишки и к двойнику, и к нему самому. — Если это доставляет тебе неудобства, то откажись от вашей договорённости. Ты ведь можешь сделать это в любой момент, — уточнил Дазай через силу. Может, Ацуши и одумается, может, Осаму тоже пересмотрит происходящее. Но Ацуши покачал головой. — Мне правда интересно, можно же помочь ему, и… связаны ли ваши проблемы вообще как-нибудь, — и снова бросил взгляд. Дазай кивнул спокойно, принимая это решение. — Только если слегка. То, что он чувствует, преувеличение моих отрицательных чувств. Очень сильное. Но почему ты был так напуган, когда зашёл? Ацуши наклонил голову, чтобы закрыть чёлкой своё бледное лицо. Снова он скрывает то, о чём Дазай уже знает, и от этого неловко до безумия. Почти грустно. — Я думал, что всё испортил. Что вы рассердитесь, — ответил Ацуши наконец. Дазай хлопнул в ладоши, строго на него посмотрев, и поднялся из-за стола. — Ацуши-кун, почему, как думаешь, твой наставник это я, а не Куникида-кун? — спросил он даже слегка весело, подошёл к Ацуши близко-близко и улыбнулся. Ацуши брови задрал, тоже улыбаясь, но слабо. — Потому что Куникида-сан не хотел брать на себя лишнюю проблему? — Не угадал! Куникида тебе не очень подходит для карьерного развития и прочих штук, связанных с мотивацией работать. Но даже это ни при чём. Потому что я очень предвзят и притащил тебя сюда по собственной прихоти, — теперь Накаджима смотрит на него и не дёргается. Это хорошо, а то они совсем забылись с атмосферой угнетённости. — Последнее, что от меня требуется — злиться на тебя. Скорее, происходящее просто показывает, какой ты человек. Осаму отошёл, закончив последнее предложение, и от мысли занять руки начал заваривать чай. Ацуши сказал ему не все причины своего испуга, но докапываться Дазай не станет. — И какой же…? — Сострадательный, — просто ответил наставник, когда чайник коснулся плиты, а Ацуши стал задумчиво наблюдать за хозяином квартиры. Как ему хотелось рассказать, о чём они говорили, что они делали, на что условились, если всё пройдёт хорошо! Но сердце сжималось от страха, хоть и меньше, чем раньше. Посиделки с этим Дазаем успокаивали Ацуши. Двойник заставлял его забывать как дышать; тонуть в липком отчаянии. Прикосновениями, словами, одним присутствием. Ацуши хотелось бы никогда его не видеть, но при этом вплавиться телом в тело и наконец этим заткнуть. Ощутив от него, наконец, что-то кроме холода или темноты. От Дазая же… …не ощутишь вообще ничего, и Ацуши это знает. Всё на должном платоническом уровне. — Почему он говорил про ограниченный срок? — последний раз повторил Ацуши, благодарно взяв кружку с чаем. Дазай долго молчал и смотрел непроницаемо, что-то выдумывая, собираясь оградить Ацуши от ненужных волнений. У ученика в голове всплыла неприятная, но очень вязкая мысль, — «Он ведь относится ко мне как к ребёнку? Ограждает от всего, что мне знать не положено, и…», — не закончив мысль, он уставился на чай. — Думаю, он говорил о самоубийстве. Это обычное желание для таких копий, — вздохнул Дазай. Накаджима лишь чая отпил. — Да, наверное, — Ацуши быстро кивнул, хоть и что-то не понравилось ему в этом утверждении. Будто не сходилось. Он с тоской подумал о будущей смерти не-Дазая, как-то беспокойно плечами поведя. — Если я могу не допустить этого… — Не стоит себя пересиливать и помогать тому, кто тебя может использовать, ладно? Не забывай об этой возможности, — заметил Осаму. Чужая пауза не понравилась очень сильно, как и в целом не нравилось положение. Дазай чувствовал странную потребность извиниться за существование клона. За свою привязанность. За всё. — Да. И спасибо. — Я не буду ему мешать, только пока ты не против. — Тогда всё в порядке. Я рад, что мы поговорили, Дазай-сан. Мы давно не разговаривали, — Ацуши улыбается, и его слова причиняют боль, его улыбка, его интонация счастливая почти. И они не будут разговаривать и дальше после этой ночи, потому что даже сейчас Ацуши краснеет и так на него смотрит. — Может, — добавляет Накаджима пугливо несколько, — могу я сегодня переночевать здесь? Знаю, очень странно о таком просить, но… — Не стоит, Ацуши, — отметил Осаму. Своего потерянного и только-только собравшегося ученика он погладил по волосам. Это черта, закончившая всё. Ацуши пора уходить. — Кёка-чан будет волноваться, к тому же, рано утром я уйду. — Да, не стоит, — согласился Накаджима. Он старался не показать, как обижен. Не показать, что окончательно уверился в правдивости двойника. Он мог бы предупредить Кёку об уходе, тоже рано проснуться, но наставник бы выдумал другие предлоги. Дазаю правда было жаль, но на всё есть своё «но». — Тогда ложитесь, а то утром не проснётесь, — улыбнулся Ацуши на прощанье. — Спокойной ночи. Непонятно, почему ему было так больно, а сердце разбилось именно сейчас.