Люблю

      Осаму почёсывал локоть, задумавшись. Наверное, неправильно называть себя «Осаму», ведь, несмотря на то, что сказал Ацуши ему, сложно сказать… Является ли двойник Дазаем. Его мысли отвлечённо кидаются с одного предмета на другой. Скучно. Сложно.       Успеха он не ждал подсознательно, хотя был уверен в нём с точки зрения логики. Может, потому, что не хотелось делать выбор и строить модель поведения того, как действовать дальше. И зачем он озаботился ответственностью за чужую судьбу? Тоже ведь страшно даже и волнительно за такое браться, а попытка одна. Она либо испортит всё настоящему Дазаю, либо поможет ему. И, в таком случае, нельзя сказать, что клон просто исполняет свои желания — некие обязательства он всё же на себя берёт. Экспериментальные. А хочется ли этого?       «А если нарушить обе договорённости…», — легко представить, что будет, и обычно это не вызывает трудностей. А сейчас руки трястись начинают мелко-мелко, с кончиков пальцев. По капиллярам до сердца идёт холод, неприятный и досаждающий. Горло дрожит, из него вырывается хихиканье, от которого на душе противно. Это уж слишком непохоже на счастье, которое он должен испытывать, которое он надеялся испытать. Напротив — мёрзло на душе. И от хихиканья болит горло. Испортив всё с Ацуши, этот мизерный и почти невозможный шанс Дазай потеряет. Хотя бы на первых порах стоит быть хорошим… А потом он уже будет правду раскрывать.       — Дазай, — его позвали требовательно и напряжённо. Не-Осаму уловил ледяной взгляд Чуи и рассмеялся. Тот почему-то застыл и смотрел на него, не мигая, ничего не говоря. Двойника потянуло поспать, а ещё зевнуть. Чуя каким-то образом помешал ему утопиться в отчаянии, развеселил. — Убери пушку от головы.       Двойник медленно перевёл взгляд на свою руку с пистолетом, только сейчас почувствовав дуло, упиравшееся в висок. Это снова вызвало смех, но не надолго.       — Кажется, это было в задумчивости, — легко сказал он, спрятал пистолет в пальто и вскочил, потянувшись. Поддерживать иллюзию нормального «функционирования» можно было, а вот раздумывать над шуткой о напарнике — нет. Так что Чуя остался без своей порции унижения и был почти проигнорирован. На самом деле, он сейчас вызывал не ненависть, а лишь глухое раздражение, и был интересен Осаму не больше шестёрок.       Их многое связывало. Но больше нет.       — Дазай?.. — пробормотал Чуя. Двойник отстранённо посмотрел на него, только подмечая, что исполнитель уже выглядит потрёпанным, словно успел угодить во что-то перед их встречей. Быть может, что-то несерьёзное случилось в штабе, пока Осаму не было. Больше ничто интереса не вызвало. И Накахара чувствовал это на ментальном уровне.       — Разве нам не нужно было торопиться?.. — только и сказал Осаму. Он посмеялся и быстро зашагал вперёд, сжимая пистолет до боли в руках, под пальто, чтобы никто не видел (хоть догадаться и легко).       Нельзя дать победить ни безумию, ни меланхолии в нём, иначе всё закончится сломом. И рассказать об Осаму (о себе), чтобы тому было легче, чтобы им обоим было легче, ведь если просто остаться с Накаджимой, то сломаются и поддельный Дазай, и, в каком-то смысле, настоящий. Эмпатически сломится.       На миг можно даже возненавидеть Ацуши, вызывающего бурю чувств внутри. Или не на миг. Не-Дазай только делает тихий вдох.       Сейчас бы всё отдал, лишь бы задышать свободно.

***

      Накаджима был рад, он признается честно, отставить мысли о своём наставнике и его двойнике. Побыть на работе, в привычной среде, где вокруг его коллеги и друзья. Дазай же был на расследовании, и… Так было лучше, правда. Больших усилий стоило выдерживать его безразличие. До щемящей боли, сжимающей горло. А когда его не было и рядом находилась Кёка, отвлечься получалось легко. В животе клубком змеится страх, добирающийся до грудной клетки (за ситуацию, которую Ацуши создаёт). Но, как он уже упоминал, с подругой терпеть этот узел страха было легче, легче отвлечься от осознания ситуации.       И когда пришло время уходить домой, в агентство вернулся Дазай-сан. Непривычно, что он справился со всем сам, Накаджиму не послали его искать или что-то в этом роде. Словно всё находилось под контролем. Словно Дазай всегда мог справиться и без Ацуши, как и Куникида, что отправлял мальчишку за наставником. Когда Ацуши и Кёка пошли домой, Дазай-сан снова куда-то исчез.       Хотелось бы верить, что он пошёл домой и с ним всё было в порядке.       Накаджима даже специально постучал в чужую квартиру три раза. Тук. Тук. Тук. Услышал медленные шаги, волнуясь. Кёка стояла позади него, и, наверное, беспокоилась. Не зря Ацуши был странным уже несколько дней.       — Привет, Ацуши-кун, — сонный голос сказал ему это, чуть смеясь. Обитатель квартиры высунул голову в дверной проём, хитро их с Кёкой оглядывая. У Ацуши по коже мурашки пошли, и узел в груди затянулся сильнее, причиняя боль.       — Привет… Дазай-сан дома? — тихо спросил у двойника Ацуши. Стало ещё страннее ощущение, Ацуши занервничал, если до этого мог называться лишь слегка беспокойным. Кёка осторожно тронула его за плечо, заслужив короткий взгляд копии.       — Сегодня он на расследовании, сказал, с Куникидой поехали. Ты не слышал? — поинтересовались у него с любопытством. Не-Дазай наклонил голову, смотря на Ацуши как-то странно. Его здесь нахождение, его существование заставило вспомнить о мыслях, что Ацуши подавлял. И от этого было… неуютно.       — Ты выспался? — спросил Ацуши тихо и неловко. Ему не было известно, как долго длятся миссии мафии.       — Не совсем, собирался ещё поспать, — протянули после его слов. Вроде бы так дурашливо и по-домашнему. Терпеливая Кёка всё ждала, пока Ацуши закончит говорить, а ведь этот разговор мог стать бесконечным.       — Тогда я зайду через пару часов, хорошо?       Каким-то образом, бормотание Ацуши услышали и кивнули в ответ, после чего дверь закрылась, а шатающийся двойник вернулся на кровать, досыпать свои ненормальные, искусственные сны.       — Пойдём, приготовим ужин, — Кёка серьёзно взглянула на него, оставалось только пойти вместе с ней по лестнице.       Мысли вернулись к преследующему Накаджиму вопросу о двух Осаму. Разговор с наставником ничего не дал. Даже если этот визит мог чем-то помочь, Ацуши неправильно выбрал слова и зря предложил в лоб переночевать вместе. Дазай о нём заботится, но не любит.       Правильно ли заменять суицидника его странной, нестабильной и очень несчастливой копией? Такая ненависть ко всему живому, как у второго Дазая, не вызывала отклика и пугала. Но, в то же время, Ацуши хотелось к нему при… ладно, нет-нет, ему можно опустить эту мысль.       Давит — чужая нелюбовь, собственная привязанность и какие-то обязательства, на которые он подписался потому… что хотел всё-таки почувствовать что-то большее, чем всегда. Было бы куда легче им всем, не будь оба Осаму в просто ужасных отношениях. Не желай один другому смерти.       Второй ведь умрёт и так, даже если не желать. Самоубийство или особенность существования клонов — неважно. Умрёт, прожив очень короткую и грустную жизнь. Частично, по вине его наставника, что клона просто использует. Хоть думать об этом и неприятно — так ведь и есть. Ацуши ёжится, и Кёка смотрит на него так, будто всё знает.       Даже если это неправильно, даже если Ацуши недостоин Осаму, то он скрасит жизнь двойника — повторял себе Ацуши. А сам, быть может, поймёт что-то о настоящем Осаму, с чьего образа и подобия был создан второй.       «Я только попробую, это ведь…ненадолго», — поймав себя на такой мысли, Ацуши загрустил. «Самоубийство» — слово только с отрицательными ассоциациями. Каким бы клон Осаму ни был, ему можно помочь. Если в нём есть хоть что-то от Дазая, то обязательно должен выжить. Должно быть что-то важное, из-за чего он мог бы выжить.       В голове словно слабо звенькнул колокольчик: «ты». Может, в первое мгновение Ацуши эту мысль и отмёл, но сердце застучало чуть быстрее, одобряя. Если в него, в Ацуши, влюблены до одержимости, то он вполне может быть важен второму Дазаю. А тогда, наверное, получится перехитрить систему и спасти двойника. Никто не должен умереть непонятым.       — Ты собираешься идти к нему, да? — спросила Кёка. Благодаря её вопросу Ацуши очнулся. Он покосился на тарелку, уже минут двадцать как опустевшую. — Уже довольно поздно, — предупредила она. Но вряд ли волновалась именно о времени. Ацуши оглянулся на часы — не слишком поздно, всего восемь вечера. «Слишком поздно» это окажется лишь в том случае, если не-Осаму вновь уйдёт на работу. Или если вернулся наставник.       — Да. Я сам это решил, так что пойду, — выдохнул Ацуши спокойно, а узел в груди немного ослаб. После обдумывания становилось легче. Хотя, едва он возвращался к мысли об отношениях наставника и двойника, подбиралась пока не ясная грусть.       И Ацуши ушёл к двойнику. Постучал, как и прежде, три раза. Если он сейчас придёт к не-Дазаю, если он продолжит к нему приходить, всё сложится хорошо. Уж точно лучше, чем в первые дни их знакомства. Просто Дазаям стоит быть немного сговорчивее.       — Здравствуй, Ацуши-кун.       Чужой голос уже не сонный. Он мягкий и приятный, незаметно успокаивает и расслабляет (ведь это голос Дазая), заставляя Ацуши всё равно робеть. Но не от страха вроде «он может мне навредить», а от совсем другого. Не-Осаму ему слегка улыбается, а его глаза поблёскивают за чёлкой. Ацуши шагнул внутрь квартиры, тут же оказавшись к двойнику слишком близко. Случайно. Мальчишка задержал дыхание и всё не отводил взгляд от чужих глаз, и не-Дазай сам шагнул назад. Наставника, кажется, не было в квартире. Но спросить о нём Ацуши не решился.       — Я скучал, — с румянцем на щеках сказал Ацуши и тут же осознал, что слова абсолютно искренние. Кажется, даже улыбка на чужом лице стала более живой.       — Я тоже, — Дазай протянул руку, чтобы Ацуши подал свою. Смущало безумно до сильной радости, какой Ацуши не испытывал с самого появления этого двойника. Даже во время разговоров с другим Дазаем, о котором Ацуши забыл. Выкинул из головы. И позволил двойнику за руку притянуть Ацуши к себе, а Накаджима вовсе не был против. Он уткнулся лицом в чужое плечо. Объятия людей, влюблённых друг в друга… что-то явно новое. И оно очень нравилось (Ацуши сжал руки на чужой одежде, на некоторое время глаза прикрыв и теплом наслаждаясь).       — Я думал, ты придёшь немного раньше. Наверное, Ацуши-кун уже успел поесть, — протянул голос ему на ухо, и Ацуши утвердительно хмыкнул. Он еле открыл глаза. Оборотень словно ощутил себя попавшим в мечту на короткий миг, и он не хотел, чтобы мечта кончалась. Ему, даже без стыда, хотелось прижаться ближе, чтобы ещё раз это почувствовать.       — А что, вы хотели накормить меня? — он перешёл на «вы» по привычке, но никто из них против не был. Когда Ацуши и не-Осаму остаются наедине, второй становится настоящим Дазаем для обоих. Точнее, двойник осознаёт себя, всё-таки принимая прошлое (с Ацуши оно уже не такое плохое) и хочет верить, что не является фальшивкой. Ученик же представляет, что Дазаи не отличаются почти ничем.       Накаджиме так легко создать в чужой голове разлад! Да и в своей. Тело холодеет снаружи и воспламеняется внутри от смущения. Потому Ацуши нервно улыбается.       — Мы всё ещё можем устроить пикник, даже если Ацуши-кун не хочет есть, — улыбается копия мягко, но неестественно, а Ацуши этого не видит или не берёт во внимание. У оборотня глаза искрятся надеждой, хоть и робкой. Не в интересах двойника ломать её сейчас. — Ацуши-кун уже был на крыше общежития?       — Ещё не был. Но что там интересного? — Накаджима заметил, что всё ещё касается чужого тела, отчаянно вжимаясь, и отпрянул. Не нужно так резко бросаться в объятия, даже если очень хочется.       Всё-таки, перед ним тот, кто не понимает иногда, что и зачем делает (и это в лучшем случае).       — Если вы просто захотите заманить меня туда и… — примолк Ацуши в ожидании, но Дазай ничего не сказал. И парень продолжил. — Тогда не стоит. Я хочу… понимаете, это сложно облечь в слова. Я тоже хочу, чтобы вы любили меня, Дазай-сан. Только вот сможете ли вы это?..       — Не вижу ничего плохого в свидании на крыше и небольшой ночной прогулке. Я так долго тебя ждал! Этот день был вечностью, — подошёл к своему не-протеже и положил руки ему на плечи, с классической «дазайской» улыбкой и серьёзным взглядом. — У нас ничего не получится, если мы будем ходить вокруг да около, Ацуши-кун. Миры так не спасают и отношения не строят, — пробормотал Осаму вкрадчиво. Ацуши ловил себя на редких взглядах в сторону чужих губ, но прогонять наваждение совсем не хотел. Очень хотелось, наоборот, потерять рамки приличий (и ещё раз поцеловать Дазая), а что-то мешало и давило.       Господи, можно он просто хоть на раз, хоть на день потеряет свои сомнения и просто сделает то, чего хочет? Насколько бы безрассудно это ни было. В отношение своей собственной жизни сложно принять правильное решение, хотя он всегда помогает другим.       Осаму взял корзинку для пикника. Он наконец чувствовал себя более-менее спокойным. Приятное ощущение, и достигается оно либо с Ацуши, либо никак. Но и это не окончательно. Пересечение тонкой грани — и Ацуши вызовет бурную реакцию. Пока нужно наслаждаться.       — Почему именно крыша общежития?       — Ты не пошёл бы со мной куда-то далеко, к тому же, на крыше ночью красиво. А ещё… Скоро ведь Дазай вернётся домой, но там мы ему не помешаем. А что, даже сюда тебе идти со мной страшно? — Дазай посмотрел на него лукаво. Знал, на что давить.       — Это вовсе не так! — Ацуши уцепился за чужую руку, подтверждая свои слова (в которых он, опять же, сомневался). По его собственной прошли мурашки, а Дазай умолк. Он стал выглядеть ещё довольнее. И отпер дверь на крышу.       Ацуши бросились в глаза жёлтые фонарики в китайском стиле. Они стояли прямоугольником по крыше, и чуть вдали находилось покрывало, уже украшенное букетами в корзинках (еду Осаму принёс в другой и ещё не поставил). Довольно просто выглядело, но ведь Дазай украшал это место очень быстро.       — Это…вы для меня украсили? — нарушил тишину вопрос Ацуши, пока он шёл за Осаму.       — Если бы тут просто лежало покрывало, было бы совсем неуютно, согласись, — парня сильно потянули в сторону. На душе сразу стало как-то теплее — что-то делают именно для него, для Ацуши, как… как редко делал настоящий Дазай. Прогнав неприятные мысли, Ацуши с восторгом полез в корзину с едой — голод вернулся, словно парень не ужинал.       Засмотревшись на Дазая, что только достал такояки, Ацуши машинально потянул свою руку к его. Хотя нет, что он врёт — вовсе не машинально. Ему хотелось держать его за руку настолько долго, насколько возможно. Пока всё будет хорошо.       Он попробует во всё это поверить. И не заиграться.       Осаму, который смотрит на него внимательно. Он сидит близко, его можно взять за руку (это Накаджима уже сделал), можно дотянуться, коснуться пальто, волос, лица, поцеловать. И останавливают только собственные рамки. Как глупо.       Солнце клонилось за горизонт, чтобы оставить им лишь свет фонариков. Только светлячков не хватало в этой атмосфере, но об этом Ацуши сможет подумать и позже. Он вдруг застеснялся есть. Еда пахла очень вкусно, несомненно, но на парня так смотрели карие глаза, что хотелось быть идеальным на вид, а не уминать такояки. Тем более, что Дазай ничего не ел.       — Что-то не так? — Ацуши даже тарелку с едой отодвинул, тихо задавая вопрос. Осаму вытащил из корзинки пару сендвечей, как закуску — может, съесть их? Лишь бы не смущаться.       — У тебя счастливое лицо, — задумчиво пробормотали ему в ответ. Ацуши непонятливо брови поднял: «И это ответ?». Осаму заправил пепельные волосы за ухо парня, хмыкнул, отвёл взгляд и пояснил. Кажется, на лице Накаджимы постепенно пробивался глупый, смущающий румянец (хотя стучавшая в ушах кровь доставляла куда больше проблем). — Настолько сияющее и довольное лицо у тебя бывает не очень часто.       Если Ацуши мог спасти кого-то, потом он выглядел счастливым. Но сейчас у Ацуши лицо совсем другое, и Дазай смотрит на него с блеском в глазах (возможно, блеском одержимости).       — Но такого выражения я ещё никогда не видел, — сказал так, словно говорил Ацуши, что тот самый красивый в мире. Правда, так тон голоса звучал! В ответ получилось бы лишь бормотать что-то тихо в непонимании.       Ацуши совсем забыл, что не умеет реагировать на комплименты или на их подобия, на намёки. Это, наверное, просто ужасно видеть со стороны. Если Дазай «никогда его таким не видел», (а вспомнить, чувствовал ли Ацуши раньше себя таким влюблённым, не получается), то он за ним наблюдал. Накаджима отвернулся резко и всё-таки взял такояки. Половину он на палочке протянул мужчине рядом с собой. Их пальцы соприкоснулись и дрогнули, лёгонько стрельнув электричеством в Осаму и оставив невидимый ожог на коже Ацуши.       Это будто сумасшествие.       — Почему именно пикник для первого…кхм, свидания? — Ацуши спросил это, когда съел пару такояки и успокоился. Дазай всё это время косил на него и к еде, что странно, не притронулся.       — Есть две вещи, о твоей любви к которым я точно знаю. Первая: ты очень любишь сытную еду. И второе — Ацуши-кун без ума от книг и самостоятельного обучения.       Все протесты, готовые вырваться после первого утверждения, вдруг застопорились. Двойник не мог знать о таком: Ацуши ни разу не обмолвился об интересах ни перед наставником, ни перед двойником. А значит, что Дазай знает о нём больше, чем Ацуши мог подумать.       — Вы правда так уверены в этом? — волосы колыхнулись от резкого движения и ветра, когда Ацуши немного придвинулся к Дазаю. Осаму протянул ему ещё такояки. Задумчиво засмотревшись на его руку, оборотень приоткрыл рот, куда тут же положили еду.       — Я во многом уверен благодаря своему интересу к тебе. Знаю об Ацуши-куне много… но всё равно недостаточно, — двойник говорил не очень громко, и мыслями был словно не здесь. Неприятно до холода осознавать такое, и Ацуши робко положил голову на чужое плечо. Пальцы рук, его и Осаму, переплелись. Так уже лучше… Меньше опасений вызывает. Этот Дазай вряд ли будет игнорировать его — сам ведь уговаривал.       А руки, кстати, у него бледные. Бледнее, чем у обычного Дазая. Лицо менее живое, движения более дёрганые.       — Съешьте что-нибудь, Дазай-сан, — Накаджима слегка обнял его. Не было уверенности, имеет ли Ацуши право вообще советовать двойнику что-то и излучать беспокойство. Но смотреть на тень тоже не хотелось. Эти слова вызвали странную реакцию. Ацуши не видел лица, зато удивлённый голос слышал прекрасно. И чувствовал чужое тепло, доказывающее, что Осаму жив.       — Почему ты беспокоишься об этом? — у Ацуши над головой смешок раздался, и Накаджима не стал смотреть наверх. Остался в предыдущем положении, полуобнимая. Словно так и должно быть, словно Ацуши готов сидеть так очень долго. Если подумать, с этим «словно» можно и согласиться.       — Я хочу, чтобы вам эта встреча тоже приносила удовольствие. Посмотрите на меня, — и Ацуши поднял голову. Лицо Осаму изо всех сил изображало заинтересованность, но только и всего. Как же так? Почему? Ацуши даже не хотел сначала иметь с двойником ничего общего! Так почему этот Дазай тоже его ни во что не ставит?! Не доверяет ему. И ведь у кого больше оснований не доверять?..       С негласного позволения Ацуши к его щеке прикоснулись. Мрачное выражение у Осаму никак не изменилось, ударило Накаджиму в сердце. Нормально ли это на свиданиях — так смущаться из-за каждого действия и моментально меняться в эмоциях?       — Я люблю вас, — сказал Ацуши. Может, дело в том, что двойник ему не верит, думает «Ацуши не осознаёт, что мы с Дазаем один человек, и считает меня пробной версией». Клон сам предложил такие условия, но не чувствовать такие непринятие и отвержение сложно. И если нужно лишь убедить, чтобы Накаджиму любили, интересовались им — Ацуши попытается.       Похоже уже больше на зависимость, чем на привязанность.       «Я люблю вас», — он говорит это уже второй раз за неделю. И повторяет много раз. Своими действиями, надеждой, прикосновениями. Теперь он просто надеется на любовь, опустив тот факт, насколько она скоротечна. Кажется, ему наконец удаётся вернуть двойника сюда, на это свидание.       Ацуши убеждает настолько отчаянно, что даже не-Осаму пробирает. Клон запечатлеет это в своей памяти и будет прокручивать, умирая. Слишком хорошее воспоминание. А Ацуши ещё лучше — и чем больше в ученике такого, тем больше двойник сомневается, что не испугает его своим обожанием. Ох, и Накаджима не закончил говорить.       — Я хочу насладиться сполна тем временем, что есть у нас. Поэтому… Я не умею, но… — и такой взгляд делает: «помоги же, я не хочу договаривать, не хочу признавать, что говорю о поцелуях!».       — Если ты чего-то не умеешь, я буду рад научить. Мы должны помогать друг другу, Ацуши-кун, — усмехнулся Дазай. Ацуши отвёл блестящие глаза. Секунда, что он размышлял, протянулась вечностью, бесконечной линией горизонта, а закончилась на дазаевых губах. Решительно, неумело и маняще. Осаму сделал движение в сторону Ацуши (объятия, направления поцелуев) только сейчас, ведь ученик уже не оттолкнёт.       По жилам разлилось опьяняющее чувство триумфа. Влюблённый не в него Ацуши признаётся ему, целует его. Он тянется, надеется и влюбляется. Воистину потрясающее ощущение, какого не испытать другому Осаму, что только вернулся в их квартиру.       Лёжа на покрывале рядом с клоном, Ацуши смотрел вверх, пространно и по-настоящему расслаблено. Он иногда трогал свои покрасневшие губы, удивлялся небольшим болевым ощущениям. И приятным мыслям о появлении этих «повреждений». Неужели Ацуши… почувствовал себя счастливым, целуясь с клоном?       Он перекатился на Осаму, уткнувшись в жилет того, вздохнул. Руки Накаджимы свободно бродили по карманам чужого пальто, пока двойник ловил каждое его движение. И улыбался. В его карманах были странные вещи, которые Ацуши недолго рассматривал и клал обратно.       — Вы носите пистолет, который выдали в штабе? — Накаджима вытащил то же оружие, из которого недавно двойник хотел застрелиться. Ответ Ацуши не особо слушал — уже нашёл новый предмет.       Пистолет у него не вызвал беспокойства, Ацуши тоже иногда носил с собой оружие. А от вида таблетницы в Ацуши проснулось ощущение неправильности. Он хотел открыть, но Дазай дёрнулся и таблетница упала куда-то. После этого Ацуши уловил чужой раздосадованный вздох. С чего бы?       — Вы что-то принимаете? — Накаджима, которому пришлось слезть и с волнением наблюдать за Осаму, попытался заглянуть в лицо двойнику. «Тревога, тревога», — вот, что отстукивал пульс. Особенно при кривой улыбке на лице мужчины.       — Это один из тех фактов, что Ацуши-кун не хотел знать.       — А вы когда-нибудь хотели мне о них рассказать? — вырвалось случайно, но Накаджима понял, что по-настоящему хотел знать именно это. Хотел знать о своём Дазае больше. Его нетерпение запомнили и запечатлели в памяти в папке «незабываемо», как и весь сегодняшний день.       — Мечтал, — слово прозвучало неожиданно серьёзно. И тут же вернулся неуместный весёлый тон. — Но это слишком скучно, Ацуши-кун бы…       — Тогда я хочу знать. Всё, чем вы хотите поделиться, — Ацуши робко улыбнулся про себя. Он сам не заметил, как двойник вновь оказался рядом и оплёл его руками, щекоча кожу на голове. Снова чесал его волосы.       Всё внутри неспокойно трепыхалось, мешая чувству полного удовлетворения. Ацуши зажмурился. Всё-таки с ним поделятся тем, что гложет, что может уничтожить человека, если тот никому не расскажет.       Сегодняшний вечер оказался слишком хорош, Ацуши не ожидал даже. И если это не закончится, к ним не вернутся сомнения.       Однако, всё имеет свойство кончаться. И если даже двойник будет прижимать к себе Ацуши изо всех сил, сломанным быть не перестанет.