Люблю

      Ацуши проследил за вторым Дазаем внимательным взглядом, на улыбку наткнулся. Не-Осаму просто сиял. Он подошёл к Ацуши, обвил руки вокруг чужой шеи, опустив их вниз. Это не успокаивало, хоть и явно задумывалось умиротворяющим.       — Я хочу помочь Дазаю, Ацуши-кун, — задумчиво и неожиданно пробормотал двойник.       — Если ты сможешь помочь себе, то будешь знать, что нужно ему, — заметил Ацуши, положив ладонь на чужую руку. Сердце кольнуло болью и морозцем. —…Но я не тот человек, который нужен в этом плане. Ты и сам сказал, что я не могу помочь. Да и Дазаю я важен не настолько, как тебе.       — Ты ведь уже всё понял, Ацуши-кун. Это грустно и больно, но ты ведь знаешь, что сильно помогаешь мне. И Дазаю тем более. По крайней мере, сам он так считает.       — Разве это…возможно ли в это поверить? Особенно после тех слов, — вздохнул Ацуши, напрягшись в чужих объятиях. В ответ раздалось полуутвердительное хмыканье.       — Ацуши, у тебя есть время до работы?       Ацуши оглянулся неуверенно на того. Кёка ведь не стала его ждать, уже пошла… Дазай тоже старается уходить из дома как можно раньше. Чисто технически, Ацуши мог бы немного опоздать…       —…но только если это очень важно, — вздохнул мальчишка. Он чувствовал, как второй Осаму осторожно взял его руку и поднёс кисть к губам, оставив короткий поцелуй. Прикосновение обожгло и повлекло за собой тёплую волну по всему телу. Ацуши скосил на двойника смущённо-влюблённый взгляд, пока мозг намекал на то, что Накаджима в опасности.       — У нас мало времени, а эти слова ты ещё должен переварить, так что это очень важно. Я не хочу уходить, но… — не-Дазай договаривать не стал. В воздухе повисло «чему быть, того не миновать». Ацуши сделал шаг в сторону двойника, и тот сразу завёл его в квартиру, из которой совсем недавно ушёл наставник. Утащил к себе.       — Я знаю, почему ненавижу всё. Знаю, почему хочу и не хочу спасения. И знаю, как это изменить, — Дазай улыбнулся светло и печально, мысленно обрывая своё сердце. Брови Ацуши ползли вверх. — Картина сложилась, Ацуши-кун. Я знаю, как сделать лучше для него.       — Для не… — Ацуши задал вопрос даже прежде, чем всё обдумал, язык заработал сам. Для Дазая, разумеется, для наставника. Но в это верится с трудом, особенно — если знать, кто перед Ацуши. Накаджима тихо задал вопрос. — Разве вы друг друга не ненавидите? Зачем бы тебе делать это?       Ацуши чуть покачнулся от ответной реакции, ведь его обняли за шею и уткнулись лбом в его лоб, слегка соприкасаясь ещё и губами. Накаджима дрогнул, выронил рабочую сумку и прижался так же близко.       — За свою короткую жизнь я успел сделать вывод, что мои открытые проблемы вытекают из его скрытых. Да и, он — это я. Я не желаю ему ничего плохого.       Тянет, необъяснимо, исправить жизнь оригинального Осаму. Ведь чем хуже первому, тем сильнее рвётся сердце у второго, как бы он это не отрицал.       Ацуши видит шквал этого недо-родственного чувства в клоне. Пугающе. Ещё и жалко до одури, хочется сильнее прижаться. Хотя, наверное, если это клон Осаму, что был в чужой голове, он, наверное, знает, как всё исправить. Знает, чего хотел Дазай. Ацуши шагает за Дазаем на футон, отчётливо пахнущий аптечкой, слегка алкоголем и чем-то ментоловым. Осаму пах похоже. И Ацуши глубоко вдохнул.       Ему не верилось, что двойник может беспокоиться за оригинал, не желая причинить ему зло. Это было… До светлого наивно и слишком не похоже на то, как «Дазай-кун» себя ведёт по отношению к суициднику. И понял двойник свои желания лишь после попытки умереть и утреннего побега…       — Мне подумалось кое-что, Дазай-кун, — Ацуши нежно, осторожно коснулся щеки Осаму и убрал с неё волосы. Они лежали друг напротив друга и смотрели чуть прикрытыми глазами, даже если каждый из них не был спокоен. Осаму мысленно умирал. Ацуши боялся. — Как называлась способность, которую использовали в машине…       —…с помощью которой создали меня? — не-Дазай улыбнулся, но взгляд отвёл. Ацуши заправил его волосы за ухо, но придвинулся ближе и оставил ладонь на щеке, в тот же момент, когда Дазай в упор на него глянул. Накаджима кивнул. — Она называлась «Счастье присутствия». Но от способности там осталось всего ничего.       Хотелось бы задать вопрос, что вообще может означать способность с таким названием.       —…да, я знаю, что счастья от моего присутствия немного, — Осаму поймал взгляд Ацуши и засмеялся, еле сдерживаясь от того, чтобы долго хохотать. — И сам не знаю, что означает эта ересь. Можем погадать.       — Тогда я опоздаю на работу, Дазай-кун, — Накаджима не собирался грубить, он вздохнул и заметил с сожалением, слегка напрягшись. — Давай к делу.       — Если к делу, то тогда тебе стоит знать, что Дазаю известно о тебе очень многое, что наставнику запоминать об ученике не стоит. И эмоции он к тебе чувствует специфические, хотя их и отрицает. — не-Осаму хмыкнул. Он говорит об этом в очередной раз, как обычно. Может, на этот раз он доведёт сказанное до конца и перестанет быть заедшей пластинкой? На этот раз никакая мысль не остановит его от попытки сказать всю правду. — Когда на тебя смотрит, часто хочет любить весь мир просто из-за этого.       — Или его же уничтожить, — Ацуши головой покачал. В слова двойника как-то не верилось.       — О, он и сам себе в этом признаваться не хочет, хотя и всё прекрасно знает. Из-за своей привязанности… — не-Осаму вновь коснулся рукой лица Ацуши, — он знает, что просыпается Ацуши-кун стабильно часов в семь утра, без всяких будильников, — Накаджима от непонимания дёрнулся, но Дазай не отстранился. Он смотрел задумчиво и почти пусто, как раз из-за попыток вспомнить. — Завтракаете вы тем, что готовит Кёка-чан, а позже ты стараешься тоже что-то приготовить, чтобы отблагодарить её. Когда ты смотришь на неё, даже в твоих глазах что-то доброе и светлое зажигается. Каждый раз. И такого тепла ты не чувствуешь ни к кому другому.       — Если вы намекаете на то, что я…       — Ни на что я не намекаю сейчас, лишь доношу его мысли. И свои, в том числе, хотя я тут вроде посредника, — и стоило это давно принять. — Любишь удобную одежду, в которой кажешься массивнее, хотя это довольно очевидный факт. Смысл в том, что в некоторые моменты я задерживаю на тебе взгляд. Настолько, что это становилось непонятным и почти неловким, но мне всегда удавалось отшутиться и «починить» ситуацию. Кёку-чан я подселил к тебе не только для того, чтобы вы были ближе и поддерживали друг друга, но и для того, чтобы исключить сближение с тобой для себя самого, — двойник хмыкнул. Глаза Ацуши бегали беспокойно; вернее, то в сторону посмотрит, то на Осаму, то снова в сторону. С другой стороны, что ему ещё делать. — Это правда довольно проблемно. Я даже начинаю соглашаться, что было бы лучше, не знай ты ни о каких чувствах.       — Не надо соглашаться, — ученик выдохнул, в руки себя взять постарался. — Для чего вам от меня отгораживаться? Я как-то провинился? Причинил вам боль?.. Или просто разочаровал?       — Нет. Просто, как я уже и сказал, было ощущение, что я поступаю правильно и ты так будешь счастлив. Ты и был счастлив, пока всё это не началось. Дазай правильно просчитал, что всё это приведёт к проблемам, но… — Ацуши чувствует, как биение чужого сердца ненадолго ускоряется, словно бы клон начинает паниковать и в словах путаться. Его речь просто становилась быстрее и невнятнее, — это ведь нормально? Это неважно, чувства всегда приводят к проблемам, особенно, когда не можешь в них разобраться… — слова оборвались на выдохе, и Ацуши, встревоженный, взял двойника за руку. Тот слишком боялся… страха? Конкретно своего. Или Накаджиме показалось и вывод ученик сделал неправильный. Хоть проблемы и начались, когда он попал в круговорот чужих чувств, Ацуши хотел быть в этом круговороте. — В общем, «ради всеобщего блага».       — И в этом всеобщем благе вы один остаётесь несчастным, — пробормотал Ацуши, прервав Дазая. Это то, о чём они оба думали, но для Осаму это звучало уж слишком драматично. А драматизировать он любил, лишь когда старался насмешить всех вокруг. Или выбесить.       — Не то что бы. Скорее, я остаюсь не при делах, потихоньку себя залечивая. Моя грусть тихая, как и моя радость, как и все мои подлинные глубинные эмоции, — не-Осаму поднёс палец к подбородку, якобы задумываясь. Ацуши выглядел ещё тревожнее, ещё больше хотел помочь, ещё больше хотел обнять. И не только его. Наставника настоящего тоже.       — И вы хотите, чтобы они оставались тихими? Вам помогает то, что происходит? Вас это устраивает?       — Меня не устраивает. Я хочу, чтобы Осаму признал, что любит тебя, что его эмоции не тихие вовсе, что он может тебя любить и не закрывать себя в коконе из самообмана.       — Ох, но разве можно быть уверенными, что его привязанность ко мне романтическая? Может, ты просто хочешь, чтобы я был к тебе ближе, как друг…       — Неудовлетворённое либидо в моём обличии говорит об обратном, — лицо Ацуши покраснело, но Осаму только дёрнул уголком губ на это. — И другое. Поверь, он считает тебя красивым, и рассматривает совсем не платонически.       Ацуши явно не верил.       —…на твоём бедре есть родинка, переходящая на ягодицу. Внешне напоминает тигра, если иметь хорошее воображение. Ну или просто узоры непонятные.       — Откуда?!..       — Я этого знать не мог, возможности не было.       — Значит, это узнал и запомнил Дазай…       — Да, Ацуши-кун, — клон вдруг призадумался. Имеет ли он право вообще говорить о таких мыслях Осаму? Что если всё получится, и Накаджима захочет сблизиться с обычным Дазаем? Тогда ведь эти мысли должны остаться в секрете, разве нет? Не-Осаму потянулся ладонью к чужой щеке, прижимая к себе Ацуши и вдруг целуя. Он касался медленно, наслаждаясь, словно бы прощался. С Ацуши и с его любовью. Накаджима подался к чужому телу, губам и рукам. Кажется, Ацуши уж слишком поцелуи нравились, и ученик Дазая не хотел останавливаться. Прекратив целовать Ацуши, двойник чуть отодвинулся. — На сетчатке выжглось, как ты стоишь перед городом, а сзади — закат. Невероятно прекрасно, — он даже забылся, забыл, что хоть и думал о подобных вещах в теле Осаму, но ни разу такого не говорил. А сейчас он безумно Накаджиму шокировал.       — Не…невероятно? — Ацуши поинтересовался слабо. Душу словно вынули и засунули обратно, а из-за этого внутри было легко и как-то странно. Клон улыбался ему. Дазай улыбался ему. А поверить, что наставник считал и до сих пор считает его красивым, очень сложно. Ацуши решился на вопрос, будто бы случайно потёршись своим телом о чужое и полностью соприкоснувшись грудью с телом Осаму, — А вы как-нибудь мечтали обо мне, Дазай-сан?       — Когда я засыпаю, во снах мы вместе, — честно признался Осаму, решив не добавлять ничего. Ацуши вспыхнул и отвернул голову, а его тем временем возвращали, повернув назад, гладили по щеке, взяв смущённое лицо в руки. Не-Осаму с усмешкой его поцеловал, ощущая дрожь Ацуши.       —…Я не знал об этом.       — Ты и не мог этого знать. Так вот, насчёт помощи твоему наставнику, если представить, что ты всё ещё хочешь помочь… — обвив руки вокруг шеи Ацуши, Дазай любовался им. Он довольно давно не позволял себе просто взять и полюбоваться.       Может, при самой первой встрече он бы не назвал Ацуши красивым. Симпатичным только. А спустя их знакомство многое поменялось — и это лицо теперь самое родное, а оттого прекрасное. Дазай вновь обнимал Ацуши и тот доверчиво жался ближе, рождая что-то, очень похожее на бесконечную радость. То, чего клон вообще не должен чувствовать, но везде есть свои нюансы.       — А тебе я могу помочь? — спросил Ацуши осторожно. Он задумался над этим не так давно. Просто не мог оставить Осаму одного, неуслышанного и забытого. Не-Осаму улыбнулся.       «Боюсь, это невозможно».       — К сожалению, это должен делать не ты, Ацуши-кун, — в ответ на очень непонимающий взгляд Дазай объяснил, почёсывая волосы Ацуши. — Можно мне помочь или нет, напрямую зависит от настоящего Осаму. И если помочь ему, я автоматически тоже буду «спасён». По крайней мере, так я понял особенности своего существования. Но будет очень сложно достичь этого. Осаму не хочет признавать, что любит тебя и что ты любишь его.       —…раз он не хочет, то это сугубо его дело, — буркнул Ацуши. Его руки сжались. Его так волнует вопрос о Дазае? Это могло бы заставить сердце суцидника петь…       — Это тяга к саморазрушению. Не делай поспешных выводов, ладно? Расслабься, Ацуши-кун, — не-Осаму даже слегка хихикнул. Руки побаливали, напоминая о том, как Ацуши обрабатывал Осаму ранки от стекла. На самом деле, такая боль… даже приятна. — Знаешь, он ведь меня ненавидит. Ненавидит всё вокруг, как бы ни старался любить. И когда ты проявляешь к нему нежность, то думает так же, как и я: «Скажи, насколько я плох. Что ты меня ненавидишь. Что я мразь. Что я неблагодарный урод, обуза и проблема для тебя. Задуши меня, плюнь в лицо, оставь одного. Я жду от тебя этого», — не-Дазай невесело рассмеялся, когда руки Ацуши сжались ещё больше. Этот шок, что странно, не выглядит неправдоподобным. Хотя, Ацуши мог и убедить себя, что дорожит Дазаем, а оттого так реагировать. Так, будто Осаму на деле важен.       — И как исправить это? — голос Ацуши стал шёпотом. Ох, он, и правда, так волнуется! Клон в непонимании взглянул на любимое лицо. — Почему Дазай-сан думает такое о себе? Я же не хотел ему ничего плохого… Только добра, — Накаджима губу закусил потерянно, и пришлось немного его успокоить новым прикосновением. Это только в радость. Даже если сейчас вызывает тоску — Ацуши по своей сути не его.       — Ох, — клон приподнял брови, посмотрев в глаза тому. Накаджима ждал объяснений, как котёнок растерянный. — Да, это глупые мысли. Но они есть и были, — улыбка клона вдруг стала шире, он придвинулся к Ацуши близко-близко, оплетая, чувствуя нереальный эмоциональный кайф. В его улыбке это ярко выражалось. — Но меня Осаму ненавидит ещё больше, чем считает, что не заслуживает тебя. Если он думает «я не достоин Ацуши», то про меня уж тем более решил, что я тебя не заслуживаю. И если он увидит, что я, настолько ему отвратительный, настолько отличающийся и похожий, смог завоевать твою любовь, быть с тобой, а ещё хуже — делаю нечто ужасное, то совсем скоро Осаму, убедившись в наших отношениях, полезет их разрушать. Ведь если он не может, то я тем более не должен. Я ведь хуже во всём, одни недостатки, извращённая копия и ходячее страдание.       Ацуши чуть задохнулся — взгляд не-Осаму был каким-то слишком уж отчаянным. Накаджима взял его за руку и поднёс к своей груди, голову наклонив. Пытался успокоить? Возможно. И клону это было настолько же непривычно, насколько и приятно.       Если представить, то если бы самое мерзкое, самое ужасное в Ацуши получило то, что ему дорого, Накаджима бы ненавидел своего клона тоже. Невозможно радоваться за худшую часть себя, особенно если она отбирает самое важное. Понятно, почему Дазай злится. В голове зародилась мысль попросту клона оставить и сосредоточиться на настоящем Дазае.       — Ацуши-кун. Осаму действует лишь тогда, когда что-то угрожает не ему, а всему вокруг. И тогда Дазай, если у нас с тобой всё зайдёт далеко, не позволит этому продолжаться, — не-Осаму задумчиво отпустил его, перекатился на футоне и в потолок уставился. Не нужно сомневаться в принятом решении. К тому же, уже восьмой день он живёт… Осталось семь, если не считать сегодняшний. — Осаму нравится причинять людям боль.       Ацуши дёрнулся и простынь сжал. Нахмуренные брови и отсутствие удивления сказали, что он и сам догадывался. Сложно об этом не подумать с двойником под боком.       — Знаем об этом, знаю… — продолжил не Осаму, всё так же в потолок смотря. — Даже если не делать этого, само существование такого желания очень угнетает. И это одна из причин, по которой не стоит с кем-то сближаться.       — Любому человеку хочется причинить боль? — поинтересовался Ацуши. И всё равно, чтобы его Дазай… Чтобы он, кто защищает людей, кто спасает их, наслаждался чужой болью? Не хочется думать об этом. Не хочется признавать. Даже думается, а не испытывал ли облегчения Дазай, когда…       Он скатывается к этому. К тому, что уже упоминал клон, к «скажи мне, что я плохой, сделай со мной что-то, чтобы доказать это». Извращённая форма искупления, вот что это. И Ацуши успокаивается.       — Нет, не любому. Был человек, которому я никогда не хотел причинять зла. К тому же, как и говорил твой наставник, исполнение этого желания даже мне не даёт ничего хорошего, ничего, похожего на удовольствие. А тем более — другим, — повернулся не-Дазай, жутко пялясь. Он вдруг улыбнулся.       Ацуши вздохнул, протянув руки. Намёк не-Осаму понял — хмыкнул тихо и придвинулся, пусть и не обнимая.       — Какой же вы всё-таки запутанный, Дазай-сан, — пробормотал Ацуши и уткнулся в плечо чужое. Хоть часть того, что сказал не-Осаму новая, но всё встаёт на свои места. Странное поведение Дазая, его тяга к одиночеству, пока все веселятся. И всё же, узнав это, испытываешь такую грусть… Что Ацуши не уверен, хотел ли знать. Теперь только может не отступиться от своих чувств.       Человек, которого он любит, не должен думать о себе таких ужасных вещей. И ожидать, что Ацуши причинит ему боль. Как минимум, Накаджима бы с любым человеком не сделал такого, не исполнил слов клона, а с Дазаем — уж тем более.       Зато клон ему верит, раз рассказал это — так посчитал Ацуши. А всё остальное уже приложится. Когда тот просил о любви, Ацуши ожидал чего-то другого, чего-то сильно отличающегося. Тогда, получается, нужна была не совсем любовь. Ацуши вздохнул облегчённо.       Поцелуи редко были инициативой Ацуши, но, наверное, стоит привыкать. Тем более, что им обоим это нравится. Касаться, вжиматься и чувствовать наслаждение (правда Дазай, если честно, чересчур уж нежен). Ацуши, тепло ощущая, обвил руки вокруг шеи Осаму и носом ему в нос уткнулся.       — А что за таблетки ты принимаешь? — поинтересовался Ацуши. Дазай провёл большим пальцем по его нижней губе, но Ацуши не позволил себя отвлечь, долго и серьёзно посмотрев.       — Дазай дал. Эти таблетки — гарантия для него, что у нас не будет чего-то большего, чем поцелуи, — не-Осаму улыбнулся, смотря, как эти слова постепенно производят эффект на Ацуши. Накаджима не отшатнулся, нет. Но он был настолько шокирован, что расслабленная атмосфера тут же исчезла. И Ацуши… разозлился. Вау.       — То есть, даже если я захочу чего-то, ты не захочешь меня? — уточнил он, не веря. Раздражённо. Пылая от негодования. Клону снова пришлось сдерживать порыв улыбнуться.       — Именно так.       Насилие прекратилось. Вернее, попытки изнасиловать. Неужели, лишь тогда, когда Дазай заставил клона принимать таблетки? С одной стороны, это хорошо для Ацуши. С другой…       — И если ты прекратишь их принимать, то возьмёшься за старое? — Накаджима скривил губы, отстраняясь от не-Осаму. Тот смотрел слишком уж спокойно.       — Я обещал, что не буду ничего делать без твоего согласия. И я сдержу это обещание, — хмыкнул не-Осаму. — О, да ты в бешенстве, Ацуши-кун. Отчего? Разве с таблетками со мной не безопаснее находиться?       Ацуши сжал зубы, поднялся и, схватив свою сумку, кинул взгляд на часы. Его мысли путались.       — Я опаздываю! — и вот, раздражённый Ацуши выбежал за дверь, даже не удосужившись поправить одежду. Не-Осаму хихикнул.       Зарылся лицом в подушку, всё пытаясь сдерживать смех, откинул её и отчаянно, во весь голос захохотал.

***

      — Чуя сказал, что они вернули клона из-за медкарты.       — Не удивлена. Посмотри, — Акико ткнула два листа со снимками полушарий мозга ему в руки. Осаму присмотрелся. Можно было заметить лёгкое отличие, а именно — цветную область на одном из снимков. «Насквозь больной урод», — пронеслось непроизвольно у Осаму в голове. — На первом обследовании с мозгом всё было нормально, а на последнем, перед увольнением, полностью воспалено правое полушарие. Я бы сказала, что это энцефалит, но Мори приписал внизу, что кроме воспаления никаких признаков энцефалита нет. Не искривляется восприятие пространства и времени, нет припадков или галлюцинаций. Просто мозг воспалён, а как лечить — неясно. Да и нужно ли?       — В каком смысле «нужно ли»? — Осаму поднял взгляд. Всё-таки, его мысль про насквозь больного урода была верна. Йосано отвела глаза.       — Все внутренние органы, как показывает обследование, сильно изношены. Это будто органы шестидесятилетнего, причём, больные. Ещё с первого обследования можно было понять, что у твоего двойника малокровие. А сейчас всё в разы хуже — это почти ходячий труп. Я могу попробовать вылечить его, если он не станет использовать способность, но сомневаюсь, что мы обновим органы таким образом. Даже если вылечим, учитывая их слабость, то через…       — Понял, хватит этого, у меня сейчас голова лопнет, — простонал Дазай и откинулся на спинку стула, сокрушаясь, но скорее шутливо, чем искренно. — Блин, он неминуемо умрёт в ближайшее время… Даже завидую.       — Это всё ещё человек, Дазай, — Йосано дёрнула документы и раздражённо вернула их в папку. Она не могла стерпеть такого отношения к жизням людей.       — Нет.       Осаму зыркнул на неё. Причём, неприязненно.       — Не надо смотреть на меня так, Дазай, — предупредила Акико. В ответ на чужое пугающее выражение лица, она показала своё, ещё более жуткое. Осаму поднял руки примирительно, будто опомнился.       —…это клон, Йосано-сан. Мой клон. Так что, может, это его судьба?       — А ты сам не скрываешь каких-то страшных болячек, м, Дазай? Тебя на медосмотр силком не затащить.       — Уверяю, я абсолютно здоров и даже неубиваем.