Люблю

      Очень странно ощущалась боль. Ещё страннее — забытье. Может, слишком давно он не испытывал физической боли (целых пару дней, ага) и её заглушала моральная, но на этот раз было ощущение, что даже кожа на шее под пальцами Дазая рвётся. Фантомное, как надеялся двойник.       Что ещё странно? В этой потере сознания от асфиксии ему виделись сны. Не фантасмагоричные, как у обычных людей — наверное, на высокую фантазию его ненастоящий мозг просто не способен. Сны состояли из обрывков не самых лучших фантазий Осаму-детектива. Старых.       Кажется, Дазай насмотрелся какой-то порнухи, прежде чем те мысли полезли ему в голову. Ничего особенного — тихие стоны, раздразнивание, безумно раздражающее, и Ацуши. Как всегда, Ацуши.       Дазай много раз открещивался от такого, запрещал себе о подобном думать и закрывал на собственные навязчивые идеи глаза. Казалось, что именно невозможность осуществить задуманное подкидывала всё больше соблазнов.       Иначе не объяснить, почему посмотрев на Ацуши лишь раз, Осаму мог досконально вспомнить каждый жест, каждую складку на одежде позже. Он не запоминал этого специально — разум работал против хозяина.       Был у Осаму ещё один грешок, довольно серьёзный. Пьянство. Бутылки даже из спальни выносились редко, а в последнее время их не было потому, что Ацуши слишком часто захаживал, и двойник убирал все эти вещи перед его приходом. И вот, если Осаму в очередной раз закончит вечер бутылкой саке, в радостном успокоении к нему активно лезут различные фантазии с участием Ацуши. А представить любую позу его тела (хоть и в одежде) с памятью Дазая получается легко.       Без одежды Дазай его всего раз видел, мельком. Он повернул голову тогда максимально быстро, чтобы не остановить на Ацуши взгляд. Не вышло. Смазанные черты запомнились, а особенно в память вонзилась родинка на бедре. Было это перед общим походом в купальню, в раздевалке. Весело они провели время… Если не считать появления нового смущавшего Осаму факта.       В общем, двойнику снились все эти моменты, пока сердце тлело угольком. Всё же, не стоило ему переступать свою же высеченную черту, не стоит предаваться пустым фантазиям и надеяться. Все надежды могут только обратиться в пыль. И Дазай может быть лишь клоуном.       Клон проморгался, обнаружив себя у знакомой стены. Время показало девять утра, и детектива в квартире уже не было. Жаль, на самом деле, что тот не убил. Самому не хотелось этого делать — не на такой жалкой ноте. Если убьёт себя сейчас, то, теоретически, может принести Ацуши страдание. А если после той сцены не надавит ещё больше на жалость, совершив самоубийство, а подождёт до конца срока своей жизни и умрёт естественно, то принесёт только облегчение.       «Клоунам не полагается печалить людей», — вздохнул не-Дазай. Противно было ходить в нестиранных тряпках и с грязной головой. Но, наверное, весь он такой и есть? Грязный и отвратительный, без прикрас.       Ну, да всё равно. Когда умрёт, он будет опрятно выглядеть — быть совсем уж мерзким не хочется. Чтобы от этого сбежать, не-Осаму идёт в душ. В ванну, то есть. На бортике у стены аккуратно лежит коробочка с лезвиями, ещё запакованная, но двойник погружается в воду с головой и не обращает на коробочку никакого внимания. Эти штучки ещё понадобятся Осаму, если тот всё же решится.       О вчерашнем старался не думать. И не обращать внимание на слишком сухие после слёз глаза.       В конце концов, он заслуживал. И не должен был марать Ацуши своими губами, своими мыслями.       Голос разума устало бормотал, что Ацуши — человек взрослый и выбрал всё сам, так же, как и выбрал итог. И неясно, что бо́льшую боль причиняло. Потому Дазай и решил просто об этом не думать.       Хотелось бы, чтобы в доме кто-то был. Хоть тот же настоящий Дазай. А голос разума вновь говорил, что не стоит, сейчас спокойнее всего — никто не может повлиять на него, как и он на кого-то.       Не найдя свежих бинтов, не-Дазай махнул рукой, отрыл в шкафу бесформенную длинную футболку и штаны, что никогда бы не надел на выход. Всё равно сегодня выходить не планировал.       Взглянул на окно, и в пустом взгляде отразился небосвод, голубой и яркий. Двойник не планировал выходить не только сегодня — попросту никогда. Не сто́ит. Осаму ещё не сдался, а возможно не сдастся и через десять лет, но клону смысла бороться больше нет.       Малодушно решив, что Дазаю днём не нужно одеяло, двойник его стащил. С самим футоном такого проворачивать не стал — не хотелось спать там, где засыпал другой он. А вот одеяло — другое дело, Дазай обычный даже не укрывался им, оно в шкафу пылилось.       Возможно, он действительно жалок. Так, скорее всего, и есть. Ну и пусть. Ну и что? Что бы он ни делал, его чувства не изменятся и останутся примерно такими же, он ведь сам для себя беда. Не-Осаму вздохнул глубоко, успокоился и уткнулся куда-то в угол, обернувшись одеялом — словно гусеница. Мягко, хоть он и на полу. В голове пусто.       «Сдохнуть», — Дазай закрыл глаза, возвращаясь в полудрёму.       Одасаку бы не простил его? Ну, поздно уже жалеть об этом, вспоминать о старом друге. Увидев Дазая сейчас, Сакуноске бы тоже испытал к нему лишь презрение. Не нужно оскорблять память друга такими мыслями… Вот двойник и выбросил Оду из головы, больше не задумываясь о том, что тот мог бы сказать или сделать.       Можно, наверное, уйти от этих людей. Позабыть про то, чья он копия, позабыть о непрожитой жизни и на…сколько там? Семь дней? Шесть, если не считать сегодняшний. На шесть дней перечеркнуть всю жизнь и попробовать что-то быстренько построить. Не важно, надежду на будущее или какие-либо дружеские отношения. Что-нибудь, чтобы забыться и больше никогда не возвращаться к агентству.       Если так сделает, то уж точно обрубит свой шанс на спасение. Так что требовалось хорошо обдумать такое резкое решение… Трусливое решение бежать (а мысли текли дальше, ни на чём надолго не задерживаясь — в дрёме невозможно было сосредоточиться). Если себя жалеть, жизнь будет адом, но остановиться не выходит. Рано или поздно он к этому возвращается, не найдя альтернативы.       Наверное, не испытывая этого, он становится вовсе пустым. А боль — хоть какое-то чувство. Если Дазай открещивался от чувств, то двойник безумно желал их испытывать.       Но помимо боли примешивалось нечто другое, гораздо неприятнее и, что странно, привычнее. Страх — он забирал куда больше жизненных сил и усугублял всё, что можно было испытать. Ещё и дыхание, дрожь стало сложнее контролировать (если бы Дазай пытался). Очень страшила…буквально каждая секунда. Ведь в любой момент может открыться дверь и кто-то зайти, окончив его апатию и выведя на новую ступень безумия.       Ох, он сам себя вывел. Иначе ему не было бы до чёртиков страшно увидеть хоть какое-то человеческое лицо и он бы не кутался в одеяло при том, что уже было жарко до невозможности.       Щёлкнул замок. Видимо, Дазай-детектив вернулся с работы на неопределённое время. Хотя нет — не только он. Тяжёлые шаги и две пары обуви — с ним притащился Куникида. Если говорить честно, то появление напарника даже вызвало смешок. Может, попроситься жить с ним? Всё равно не хуже, чем здесь. Но клон не соизволил подняться или даже повернуться, несмотря на приход гостей.       — Чище, чем обычно. Наконец-то не похоже на притон алкаша, — задумчиво и громко сказал Куникида. Кажется, даже эти слова прозвучали с упрёком неизвестно за что. — Только одеяло с пола подними.       Шаги приблизились к нему. Только этого не хватало — но, разумеется, детективы не могли не обратить на него внимания.       — Это не одеяло, Куникида-кун, — Осаму холодно рассмеялся. — Давай купим тебе новые очки? Сегодня как раз полно свободного времени, — отсмеявшись, Дазай наклонился к копии. — Ацуши сегодня принесёт тебе обед. Представляешь, настоял, что тебе тоже нужно питаться, когда я сказал, что еды дома не оставил.       Двойник ничего не ответил. Если притвориться, что он их не слышал, то уйдут? Эта мысль вызвала смешок. Как же, всё-таки, страшно находиться в одной комнате с самим собой. Он знает каждую уязвимость и может использовать как оружие, и у клона этих уязвимостей больше, чем у детектива.       Может, Осаму врал. Или просто хотел немного его помучить, столкнув с Ацуши уже после того, как убедил в своей правоте. Это не стоит того, чтобы подниматься или открыть глаза.       — Эй, да он живой вообще у тебя? — кажется, сверху завозились (Куникида толкнул Осаму). Он, видимо, не слышал смешка. Идеалист качнул одеяло — пришлось перевернуться и уставиться на строгое лицо в очках. Двойник вдруг не смог побороть порыв и рассмеялся.       — Куникида-сенпай, давно не виделись, — выдавил он из себя, смотря, как хмурая складка между бровей становилась острее. Куникида цыкнул и отвернулся от него, продолжив диалог с настоящим Осаму. Снова его взбесило надоедливое «сенпай». Улучив момент, клон закрылся в одеяло опять.       — Мы опаздываем! — крикнул Куникида, и послышался шелест страниц — «Идеал». — Я выезжаю сейчас, ты ищи, что надо, и живо на такси ко мне, понял? — грозно сказав это, мужчина недовольно вздохнул и из квартиры вышел. Хорошо, что не стал развивать тему о двойнике… Очень хорошо.       А вот Осаму с места не тронулся. Так же нависал и смотрел, что-то под нос напевая. Даже он сам ждёт от себя какого-то развлекательного элемента? Интересно, и что он ждёт услышать…       — Что ж, и во всём ты оказался прав, — выдохнул-таки клон, улыбаясь. Он может дать другому себе порадоваться — пусть хоть это осветит его существование. — Я повержен, ты победил.       — Нет, не так. Партия была проиграна с самого начала, просто ты понял это лишь сейчас, — заметил Дазай. Может, всё действительно было так, но нет смысла в это верить. Они оба проиграли, просто не друг другу — Накаджиме. Да и тот в своей ставке не победил. Лучше уж двойник оставит себе хорошие воспоминания и будет их беречь, а не думать, что всё с самого начала было ложью.       — Всем будет лучше, если ты умрёшь, — поделился возникшей внезапно мыслью второй Дазай. Ради такого он даже поднялся, хоть и не выпутался из одеяла. Уселся, опершись спиной о стену. Не чувствовал в себе желания злорадствовать или доводить — лишь делился мыслями. Всё, возникающее в Осаму, как ощущения, было заложено в мысли двойника. Может, он проклят? Дазай даже не удивился его словам. — Ты очень полезен всем, но только как работник. Людям, с которыми не работаешь, ты причиняешь один лишь вред. Полезна твоя способность, твоя аналитика, но не будь эти люди, — почесал подбородок, убрал волосы от лица. Осаму будто внимательно его слушал, что не мешало испытывать от его присутствия дискомфорт, — твоими коллегами, то избегали бы тебя. Как человек ты по-настоящему отвратителен. Причиняешь проблемы каждым аспектом своей личности, не даёшь ни поддержки, ни шанса сблизиться с тобой по-настоящему. Фигура человека, за которой ничего не прячется. Печально это, когда ненавидят тебя не за твои успехи, не за положение в обществе, а за взгляды, за мысли, за поведение, — клон коротко усмехнулся. Мысли лились рекой, легко и беззаботно. Даже чувство страха отступало. Может, Дазай решил дать ему выговориться и убить после? Явно пришёл с каким-то предметом и хочет что-то сделать. — Если умрёшь, то потери агентства будут только в твоей способности. Думаю, Рампо сможет работать над сложными делами и без тебя, хоть в манипуляциях не так силён, да и характер у него — не сахар. А вот во всех остальных планах… Как минимум, Ацуши станет куда легче, — не-Осаму улыбнулся. На этом он решил закончить, уставившись в никуда. Подобные мысли не нравились ему, но теперь кололи куда меньше, чем раньше. Надо было быстрее вжиться в роль незаинтересованного посредника.       — Интересный сеанс самоунижения, — протянул Дазай. Уходить он не торопился, а настроен был довольно благосклонно. Хоть на словах и не принял сказанное на свой счёт, на деле же… всё несколько иначе.       На него будто внутренний голос насел, просто этот голос обрёл физическое воплощение.       — И почему же Ацуши будет лучше, если я умру? — спросил он для того, чтобы до конца убедиться, что их ощущения совпадают.       —…не за кого будет волноваться. Никто не будет бередить старые раны. Сначала, конечно, будет горевать, но затем раны затянутся, а жизнь станет лучше, чем прежде. Ацуши сможет посвятить себя своей жизни, не станет переделывать кучу документов за тебя, получать странные звонки с просьбами забрать из полицейского участка. Отбросив такой мешающий, висящий балластом элемент, Ацуши разовьётся куда быстрее. Хотя, больше всего, конечно, твоей смерти будет рад Куникида. И общество, — оскалил зубы, наконец улыбаясь широко. — Полиция, отдел по делам одарённых, мафия. Вот эти все люди.       — Такого же эффекта можно достигнуть, если я попросту уеду куда-то, — краем глаза, от Дазая двойник заметил вызывающее опасения движение.       — Вот уж нет! Ацуши будет волноваться за твою никчёмную жизнь. А ведь суть в том, что он не понимает, как хорошо всё станет, едва ты умрёшь. Жизнь Ацуши станет менее отравленной, и он никогда о тебе не заволнуется, ты ведь под землёй гниёшь. Пока живёшь, то создаёшь проблемы. И куда более масштабные, чем другие люди, в смерти которых не нуждается сообщество одарённых, — сказал двойник тихо и проникновенно. Глупо было бы подозревать его в обмане — ему едва ли не всё равно, о чём болтать. На деле он сейчас просто развлекает Дазая, не больше. — Цепляться за такую проблемную жизнь, когда она не приносит удовлетворения даже тебе, очень странно.       Не-Дазай едва успел договорить, когда детектив совершил ещё одно подозрительное движение (и не заметить его было невозможно). Настолько быстро он двинулся, что поймать его руки получилось от чистого упрямства, ожидания опасности; и на инстинктах. Руки очень сильно напряглись — настоящий Дазай был сильнее. Лицо у клона ожесточилось, но ничего особо не выражало.       — Что это? — спросил он, смотря на шприц, который всё ещё удерживал в паре сантиметров от своей руки. Секунда промедления, и Дазай бы ему что-то ввёл с беззаботной улыбкой. От злости и новой волны страха не-Осаму сдавил пластик невероятно сильно и всё же отвёл иглу на более-менее безопасное расстояние от своей руки.       Началась возня, и, всё же, страх и настороженность помогли — по итогу «сражения» игла шприца оказалась напротив глаза настоящего Осаму, а двойник наседал сверху, застыв.       — Всего-то успокоительное, — миролюбиво ответил Дазай, легко спихнув с себя двойника. Тот продолжал смотреть на шприц. И зачем это? Он спокоен и так, на вид. Да, в нём поднимается боязнь, доводя до ручки, но не Осаму об этом знать. — Но ты не так слаб, чтобы дать им воспользоваться. Неплохо, — Дазай безбоязненно повернулся спиной. Знал, что клон ничего не сделает. От возмущения тот как-то совсем сник, безмолвно ушёл в ванную и вылил содержимое шприца в раковину. Когда вернулся, Дазая уже не было.       До прихода Ацуши около двух-трёх часов, если это не ложь.