Люблю

      Всего несколько часов отделяли Дазая Осаму от слов, которые перевернут всё с ног на голову, и от событий, из-за которых один мужчина вкрутит металлический крюк в потолок.       На кухне завязалась беседа. Не-Осаму царапал что-то под столешницей, попивая чай. Он боялся, что краткая идиллия скоро прервётся вновь, но последствия будут куда хуже, чем от недавнего происшествия. Ацуши же чувствовал, что скандал сильно ударил по их возможности друг другу верить, но, тем не менее, ему было интересно спорить с Дазаем о музыке. Тот говорил, что музыка всегда отражает душевное состояние, если решаешь её послушать, иначе она удовольствия не принесёт. Ацуши же утверждал, что музыка призвана изменить это «состояние».       Кухня перестала быть враждебным местом, как и квартира оригинального Дазая. Окрылённый спокойным разговором, двойник потянулся, разминая мышцы. Ацуши вновь вытеснял плохие мысли из головы — как будто преобразовывал их, заставлял смотреть на всё не так критично. Сквозь призму умиротворения и желания всё же… решить проблему как-нибудь. Но даже о таком эффекте разговора с Ацуши Дазай вскоре не думал — поддевать Накаджиму и смотреть на его возмущение было куда интереснее. Своевременнее.       Всё было хорошо.       В комнате даже стало как-то светлее — или они оба только начали замечать, что дом Осаму наполняет свет.       Даже короткий скандал с Ацуши и те моменты, когда двойник ему буквально душу съедал, ощущались буквально адом, как для первого, так и для второго. Как же много пришлось совершить глупостей, чтобы спала с глаз пелена гнева и ненависти к миру, к настоящему Дазаю. Чтобы понять, как важно не потерять Ацуши.       Нет, двойник всегда знал, что терять его нельзя, как и Осаму, который бродит сейчас по подворотням Йокогамы, знает. Только он пытался добиться цели совсем другими способами, которые, на деле, всё портили. Он показал, какой может быть натура Осаму. Капризной, истеричной и до безумия привязанной. Ещё и ревность (к самому себе!) была не последней в этом урагане чувств.       Улеглись. Или пытаются улечься изо всех сил. Осаму водил взглядом по лицу Ацуши, подмечая приятные черты — когда смотришь на того, кто нравится тебе, не можешь не любоваться и не успокаиваться.       Горечью во рту отдалось решение, которое клон Осаму принял. Дазай ни за что не должен потерять Ацуши — это его сокровище, буквально. Если Накаджима будет хотя бы другом для настоящего Дазая, тот ещё подумает сотню раз, прежде чем их связь своими руками рушить.       — Ацуши-кун, — внезапно прервал Осаму их разговор. Пространные мысли Дазая, которые завели его к мысли, что оригиналу полезно будет о ком-то всё же позаботиться, оборвались. — Признайся ему, — протянул не-Осаму, слегка проглатывая слова. Руки Ацуши застыли. Решение само по себе причинило боль, так что сейчас она лишь стала отголоском для двойника.       — В каком смысле? Он ведь… И так знает. Не может не знать, учитывая всё, что произошло. И как же ты? — вопрос застал Ацуши врасплох. Он всё пытался найти логику в этих словах, понять, с чего вдруг такое предложение поступило от клона абсолютно серьёзно.       — Всё просто. Я знаю, что ты любишь, что хочешь любить и будешь. А Осаму не понимает, несмотря на то, что о чувствах уже знает. И, в конце концов, Ацуши-кун, — голос сам собой стал мягким и насмешливым, — я исчезну. А он — нет.       Накаджиме было нечего сказать. Хотя нет, кое-что нашлось, когда он обрёл голос.       — Ты никак не сможешь остаться живым?..       Не-Дазай подумал о следах крови на одеяле и в ванной после его кашля.       — Нет, — он пожал плечами, тогда как Ацуши выронил кружку. Она покатилась по столу. Ацуши хотел сказать что-то, возмутиться, предложить поискать способ вместе, но все его неначатые попытки были прерваны покачиванием головы. Карие глаза посмотрели в аметриновые, и Ацуши отступил. — Что ты к Дазаю чувствуешь? Если теперь это какое-то другое чувство, то настаивать я не…       — Я люблю его, — Ацуши не дал договорить. На лице клона расцвела улыбка — ведь это значило, что пришло время их последнего шага. Они же обещали Осаму «довести». — Но зачем ты это делаешь? Я ведь… — Накаджима, стукнув локтями о стол, зарылся руками в волосы. —…обоих вас люблю, обе ипостаси одного человека, и не нужно меня убеждать чем-то в стиле «я — не он».       — Вот и признаешься своей изначальной любви. А я… — навязчивое воспоминание пришло в голову. Как он морочил настоящего Дазая, лишь чтобы тот сказал «нет», «чушь», «я достоин Ацуши» или показал это делом. Как он доводил-доводил, надеясь, что ревность сыграет свою роль и победит самоненависть. — Хочу помочь ему, уже говорил. Мы так и не достигли того, чтобы он среагировал. Чуть что — он бросается на меня, но не торопится взаимодействовать с тобой, — пробормотал двойник, глядя теперь на радужку отводящего взгляд Ацуши.       Клон пожил в этом мире. Навредил, разошёлся до безумия, сломался, восстановился. Поцеловал Ацуши и слегка ощутил кончиками нервных окончаний его любовь.       Пришла пора… сгинуть. Конечно, никому не нужно его «самопожертвование», просто ему самому так будет легче.       — У меня есть идея, — пробормотал Ацуши. Дазай догадывался, что именно прозвучит. Прочёл в глазах Ацуши и его покрасневших щеках. Мысли о возможности стать ближе к первому Дазаю зажгли сердце, встрепенули его. Накаджима проглотил оставшиеся возмущения и просьбы не принижать себя — смерть клона действительно было не изменить. Лучше принять его помощь. — Он не трогает нас, когда я сам говорю ему ничего не делать, но…       Накаджима сглотнул и замялся. Предлагаемый вариант ужасал его, но он устал притворяться, что забыл о наставнике, что не любит его и может довольствоваться копией. А новые факты в нём ещё и синдром спасателя зажгли.       —…но если произойдёт насилие, он обязан будет среагировать, — закончил не-Осаму за него тихо. Пальцы на руках Ацуши сжались до побеления, и тот кивнул. Дазаю ненавистна сама идея о том, что такой, как он, посмеет прикоснуться к Ацуши, а если без согласия со стороны Накаджимы, в Дазае начинает клокотать настоящая ярость, скрываемая засовом ядовитой улыбки.       — Я могу сделать всё правдоподобно, чтобы он поверил, так что это может испугать тебя, — не-Дазай скользнул взглядом по шее Ацуши. Ловил мысли о поцелуях, как оборотень тянулся к нему, млел и метался на футоне. Но сегодня, к сожалению, всё будет не так и не для того. — Но понадобится некоторое время для подготовки. Тебе, главное, нужно сыграть ужас и сопротивление.       — Или даже не сыграть, — понял Ацуши. Он всполошился. — А что, разве Дазай поверит? Разве он не вычислит нашу актёрскую игру?       Это заставило хихикнуть. Ацуши уставился с сомнением, качая головой, словно уже был не согласен с ещё не придуманным планом.       — Когда ты смотришь в фильме на сцену изнасилования или домогательства, ты веришь, что персонажу страшно? Ты веришь в слёзы и просьбы о помощи? — двойник покрутил в руках вилку. Оригинальный Дазай вернётся часов в семь, но чтобы знать точно, нужно приметить приход Куникиды, и начать представление прямо с него. Если узнать, где Дазай, будет довольно сложно, то с Куникидой всё обстоит легче. Тот всегда приходит раньше, как только дело завершится. Дазай ещё предпочитает побродить.       —…я не смотрю такие фильмы.       — Если бы Дазай вычислял именно игру, он бы не смог смотреть кино без мучений. Мы не профессиональные актёры, но можем кое-что. Можем поверить, что всё по-настоящему, — у двойника сердце громко бухнуло на этих словах, как раз в тот момент, когда Ацуши испуганно сжал чашку. — И тогда, самое главное для тебя, — голос, кажется, становился пугающим. Жёстким и холодным, — верить, что ты не хочешь происходящего, а я твоё мнение не учитываю.       Накаджима медленно перевёл взгляд на пустой контейнер из-под еды. Обдумывал. Будет страшно — а если не будет, то его наставник не поверит в реальность происходящего. Будет… слишком по-настоящему для актёрской игры.       Возможно, тело запятнают болезненными укусами и совершат много неприятных действий. Главное, чтобы Дазай пришёл до того, как самое главное начнётся, а Ацуши уж окажет настоящее, достойное сопротивление.       — После того, как он остановит всё, попроси его остаться с тобой, — мягкий голос двойника вернул Ацуши в реальность. — Отказать он не сможет.       Ой ли? Всё же, несмотря на всё произошедшее с клоном, наставник не выказывал к нему никакого интереса. Может, это всё лишь всплеск их с не-Дазаем больного воображения.       — Что, если я только хуже сделаю? Он знает, точно знает, но если я поставлю его перед фактом напрямую, ещё и в такой ситуации, я не заставлю его сказать что-то, чего он говорить не хочет?       — Разве что открыть глаза на очевидное. Можно сказать, что это для него будет последним подтверждением, — хмыкнул не-Осаму, вспоминая дазаево «он не любит тебя и не любит меня». — И иногда Дазая действительно нужно поставить перед фактом, иначе он так и будет бегать и закрывать на всё глаза, пока не дойдёт до критической точки.       Такие странные слова — Ацуши не думал, что услышит подобную ремарку. Он чуть улыбнулся (нервно) и кивнул.       — И он не возненавидит меня, — пробормотал Ацуши, пытаясь убедить себя. Авантюра, что он придумал, была такой для него непривычной! Но Дазая можно только так из-под маски выманить. Если и после этого будет убегать — Ацуши настаивать не станет.       Осаму же понимал, что способствует разрушению всех своих надежд ради Ацуши и первого Дазая. Надежды эти были своеобразными… Может, поэтому клон решил от них отказаться и помочь жизни Ацуши. Реальной жизни — без двойника. Ещё он понимал, что если Дазай оступится сегодня, то Ацуши он потеряет. Сам для себя.       Всё растущее родственное чувство не давало обречь оригинал на такую судьбу.       До прихода Дазая было ещё много времени — второй раз Ацуши обещался зайти к шести. Семь часов, в которые должны прийти работники агентства сегодня — лишь примерная цифра. Ориентиром был Куникида — тот заявится, а Дазай придёт чуть позже.       Клон вздохнул в пустой квартире. Его глаза остановились на дырках в потолке — когда-то давно Осаму просверлил их потому, что собирался вкрутить в отверстия шурупы, что должны были закрепить тяжёлый металлический крюк. В принципе, приготовления можно начать и с этого.

***

      Дазай крутил ключи в руке. Ветер ему под плащ забирался, неприятно сдувал волосы и заставлял шагать быстрее к дому. Мозг равнодушно вычислял, сколько времени потребуется для того, чтобы найти кого-то, кто напишет за Дазая отчёт о сегодняшнем деле.       Только войдя в общежитие, Осаму вспомнил о своём утреннем издевательском поступке. Тихо хихикнул, в хорошем настроении бредя по ступенькам.       — Мх!       Приглушённый жалобный звук неприятно резанул по слуху. Осаму остановился, глядя вперёд и прислушиваясь. Внутри заворочалось предчувствие, капля страха и…вина.       «Я сам его туда отправил. Позволил пойти», — думал Дазай. Весь мир словно остановился, и только приглушённые звуки продолжались — иногда жалобные, иногда — очень агрессивные. Звуки исходили из его, Дазая, квартиры.       — Прекрати! — ещё один сдавленный крик. Никто в коридоре не слышал. Дазай подобрался к двери как змея — ядовитая и бесшумная.       Жизнь двойника ничему не научила, снова на старые грабли полез — настолько поехал на своей жалости к себе. Посмел дотронуться. Осаму бесшумно открыл замок и проскользнул в комнату, стараясь не сорваться, не убить засранца сразу.       «Он не смел, не имел права!», — перед глазами возникло поистине животное зрелище, отвратительное. Ацуши на полу яростно барахтался и извивался, пытаясь выбраться из пут, которыми его держал… не человек, тварь, которую Дазай раздавить должен. Сердце ухало до неприличия громко, и Осаму хотел сдвинуться от двери и всё остановить, но… не мог оторвать взгляда, едва тот за Ацуши зацепился. Ученик выгинался под двойником, стараясь уйти от прикосновений.       К шее Ацуши припадали, и тот хотел кричать, но в рот оперативно пихали платок. Ширинка Накаджимы была расстёгнута, а рука альтер-эго Осаму всё пыталась забраться в бельё Ацуши, метающегося, издающего недовольные стоны вместо криков и (Осаму заметил, когда не-Дазай сделал попытку стащить с Ацуши штаны) плачущего.       В глазах потемнело, звуки запестрели жуткой какофонией в ушах. Убить — первая мысль. Остановить это — вторая.       Дазай запомнил только прекращение звуков страха, издаваемых Ацуши, и то, как захлопывается дверь, в которой что-то тёмное мелькает. Ацуши, связанный, лежал в прострации, тогда как Осаму перебирал в голове детали того, как выставил за дверь подонка.       Чуть не опоздал.       Осаму мельком оглянул Ацуши, тут же потянув руки к путам. Растерянный, испуганный, едва ли не плачущий Ацуши. Это не новый вид, но в таком пугающем Дазая контексте увиденное вымораживает. Осаму слегка тряхнуло внутри, он смотрел, как Ацуши жмётся к полу и жмурится, пока развязывал ученика. Наконец до наполненного страхом и болью сознания дошло, что стоит снять повязку со рта Ацуши, фиксирующую платок. Нужно брать себя в руки…       Случайно скошенный взгляд наткнулся на расстёгнутые и чуть спущенные бриджи. Застегнуть и надеть обра?.. Боже, нет, Накаджима сам должен это делать. У Осаму нет такого права, он сейчас этим может только растревожить. Или застегнуть всё-таки? Ацуши в прострации находится, может и не сразу прийти в себя.       — Ацуши-кун, всё будет в порядке, — зачем-то говорит он, успокаивающе и негромко. Ацуши, едва с его рта упала повязка, начал судорожно дышать. Последние верёвки упали с чужого тела, и Дазай протянул руку, не отводя от ученика взгляда. «Я здесь, я с тобой, я не позволю этому снова случиться, пока я тут», — вот, что доносит.       Но обычно он не рядом и не может это предотвратить. Осаму отогнал эти мысли — не к чему сейчас, не вовремя!       — Дазай-сан, — Ацуши позвал его и сжал зубы, прикрывая руками лицо. Вновь холодок прошёлся по телу, пока Осаму размышлял, как действовать. Ацуши может быть страшно, хоть и уже всё закончилось. Как бороться с его страхом, когда причины уже нет? — Дазай-сан, Дазай-сан, — руки медленно отнялись от лица, но тут Ацуши посмотрел на него со слезами. Только не это…       Осаму как никогда ненавидел двойника в эту секунду, даже не замечая. Если бы не волнение за Ацуши, Дазай бы, наверное, клона убил.       И отчаянное «Дазай-сан», как наименование последней надежды, пугало тоже. Ожидал ли Накаджима того, что произойдёт сегодня? Откажется ли он после этого от сочувствия, которое испытывал к двойнику?       Дазай, вопреки аду в своей душе, подвинулся к Ацуши, взял его за руки и говорил спокойно и мягко. Хотя бы потому, что ад в душе Накаджимы сейчас должен был быть куда больше, и Осаму не имел права показать слабость.       — Я здесь, Ацуши-кун, — прерывая дальнейшие «Дазай-сан», на которые Ацуши тратил слишком много кислорода и даже задыхался. — Глубоко вдохни. Хорошо. Выдыхай. Что-то болит? И если да, то насколько сильно? — Стал задавать вопросы, перебирая в голове то, как разговаривают с жертвами люди из спасательных служб. На большее сейчас не хватало.       — Только те места, где он связывал. Особенно руки, — Ацуши прикрыл глаза, и Дазай кивнул, взглянув на запястья мальчишки. Были красные следы, но не сильные, скоро должны исчезнуть. Особенно, если поможет тигр. С другой стороны, Ацуши мог приврать.       — Он тебя не бил? Не резал? — поинтересовался Дазай, гладя большими пальцами ладони Ацуши. Тот дёрнулся и помотал головой, глаза зажмурив. — Хорошо. Хочешь принять душ? — Осаму заглянул Ацуши в лицо, словно покровительственно направляя. И Ацуши вдруг закивал. Хотел, наверное, смыть с себя прикосновения. Дазай отпустил его руки и дал подняться. — Мне остаться?       — Да! Да…я приму душ у вас, если вы не против.       Он виноват в этой ситуации, ещё бы он был против.       — И сменная одежда… У меня в прачечной домашний комплект. Надо сходить… — Ацуши замялся, к двери дёрнулся. Но именно где-то там сейчас бродит двойник, наверняка, хоть Дазай и сказал ему проваливать.       — Я схожу, — Осаму спокойно отстранил его от двери и подвёл к ванной, осторожно положив ладони на искусанные плечи. Внутри его передёргивало. От отвращения (к двойнику, к себе), от холода и от сожаления. Ацуши же так и не поправил свою одежду, когда освободился.       — Спасибо, — говорит Ацуши, хотя благодарить тут не за что абсолютно. Дазай кивнул ему, подождал, пока Накаджима запрёт за собой дверь, и вышел за его вещами из квартиры.       По возвращении Осаму передал в ванную вещи. Двойник выбрался из общежития, пропал, забрав с собой свои намерения. Именно Дазай (настоящий) позволил произойти этому — если бы не провоцировал сегодня или избавился от клона уже, Ацуши бы сейчас не выходил из ванной с пустым взглядом.       — Ацуши-кун?       Нет ответа. Вновь побежал холодок по телу, руки захотелось сжать. Накаджима робко подошёл к нему. Сбил дыхание с ритма — Дазай подготовился извиниться тысячу раз, если будет нужно.       Это всё его вина. Ничья больше, именно он в один злополучный день подписал согласие на создание клона.       — Ацуши-кун, — голос оказался сиплым. Ацуши взял его за рукав.       — Можно остаться здесь? С вами… С вами спокойнее, и… — Накаджима начал говорить что-то ещё, но не смог закончить, закрыл рот руками, вновь намочив глаза слезами.       Ацуши всё это время пытался помочь этой твари, а тот ему так отплатил. Мысли впивались в мозг. Он не может отказать, каким бы сильным Накаджима ни должен быть.       — Конечно, — выдохнул Осаму. Он протянул руку к прохладной и слегка мокрой макушке. Внутри холодело от осознания своей глупости — он оставлял этих двоих наедине, затем поспособствовал. Идиот. Ацуши наивно и с готовностью ткнулся ему в руку и пошёл к футону. Аккуратно присел, поднимая растерянные глаза.       Прямо в душу.       — Дазай-сан, я снова оказался слаб. Я думал, что если смогу ему помочь, то всё изменится, но… — голос неверяще дрогнул. Ацуши замолчал. Разочарование постигло его вполне естественно, но от этого не легче. Дазай пытался сейчас успокоить свои мысли, но его перетряхивало — иначе как объяснить, что он сел рядом с Накаджимой без раздумий.       — Что именно произошло? Он разговором заманил тебя? — узнать, выведать. Плечо Ацуши беззащитно белело тканью рубашки, а красных пятен видно не было.       Обжигал стыд, потому что Дазай сам вспомнил, как представлял квартиру, Ацуши и его искусанные милые плечи. Он отвратительный наставник.       — Дазай-сан, я… — голос затухает. Ацуши робко потянулся — его прикосновение к торсу обожгло даже сквозь одежду, но Осаму не двинулся. Наоборот, застыл, как олень перед фарами. Ацуши притянул его к себе аккуратно, словно мог отпустить в любой момент. И до ужаса доверчиво. — Я сам пришёл к нему. И сам предложил.       Что?       Что-то застучало в венах, а Дазай выдохнул шумно. Ацуши подался ещё ближе, бормоча ему в ворот что-то вроде…       — Тише, Ацуши-кун, — Осаму прервал бормотания, смотря в никуда. Погладил Ацуши по ладоням. Накаджима силился продолжить, но Дазай утянул его на футон полностью (уложил), взял щёки в руки и лицо приподнял. — Всё будет хорошо.       И в такие слова от наставника Ацуши не может не поверить. Он закрывает глаза и тыкается носом в ворот на одежде Осаму. Слишком близко для того, кто только что получал домогательства от его копии.       — Спасибо, что не прогнали.       Спасибо, что не возненавидел. Возможно, Дазай всё ещё в эту ситуацию не верил — нашёл Ацуши едва ли не изнасилованным, что за бред… Но тёплое тело рядом говорило, что всё — правда. Ацуши вдруг двинулся, бормотал: «если вы не против», а его руки аккуратно обвились вокруг дазаевой шеи. Ацуши закрыл глаза.       Паника. Ни в одном руководстве по суициду не написано, как поступать в такой ситуации. Дазай попробовал погладить Ацуши по волосам, по спине, плечам. Накаджиме же было всё равно будто, и…       — Тебе не страшно? — его любовь не должна быть заинтересована в нём, не должна ему верить, но верит и заинтересована. Может, даже, именно это событие заставило ученика набраться смелости и…       «Показать свои чувства, в отличие от тебя», — ехидно бормотал голосок в голове.       Ацуши лежал слишком близко, настолько, что Осаму не мог не чувствовать его дыхания.       — Конечно не страшно. Я с вами.