***
Юнги не мог себе представить, что дни и вправду могут пролетать за секунду. Ему казалось, что это какой-то бред, выдуманный теми, кому заняться нечем. У людей, которых поджимает работа, коммуналка и депрессия, дни тянутся порой настолько долго, что начинаешь думать о том, что до утра и не доживешь. Но нет. «Сегодня» — в этот день самое короткое временное понятие для Мина. Добрую половину дня парни валялись, наслаждаясь друг другом, восполняя долгожданные касания. После заказали суши и смотрели ситком (впервые за долгие месяцы Юнги воспользовался ноутбуком ради чего-то, не связанного с работой). Было не очень смешно, но Юнги улыбался почти все время из-за того, что Чимин, прижавшись и обхватив его руку, периодически поглаживал ее большим пальцем. — У меня шея затекла, — хмурится младший, потирая больное место. Юнги сразу же нажимает на паузу, отставляя ноутбук в сторону. — Сделать массаж? — мягко предлагает парень, накрывая руками плечи Пака, когда тот уходит от касания. — Лучше разомнусь немного, — улыбается он в ответ. Мин кивает и обещает заварить пока чай, скрываясь на кухне. Он осознает, что они, на самом-то деле, никогда вместе и не чаевничали. Встречались только в компании, а компания равно бар, где подавали только алкоголь. Никогда они не ходили вместе в кафе. Не то что наедине, даже в компании. Юнги совсем немного хмурится, вдруг задумываясь о том, почему друзья, когда собирались в кафе, его с собой не брали, но после он сравнивает свой график с учебным и вопросов не остается. Может, это и к лучшему: у Мина появилась возможность впервые сходить в кафе с Чимином не как недодрузья-недовраги, а как любовники. П а р а. С о у л м е й т ы. Мин долго смакует в голове эту мысль, прикусывая расплывающиеся в счастливой улыбке губы. «Дурак, Мин Юнги, чего опять расплылся», — говорит он про себя, заливая пакетики с мятным чаем. Осторожно придерживая подставку, он вносит в комнату чашки. Чимин стоит к нему спиной, осторожно поглаживая лепестки букета, зажатого между тумбой и шкафом. Мин про него уже и забыл. Говорить что-то сейчас как-то неловко, но Пак первым подает голос. — Если не менять им воду, то они быстро засохнут, — тихо говорит. — Давно они стоят? — Я… — Юнги неуверенно мнется, не зная, как правильно ответить. Это должно было быть сюрпризом, но все события произошли слишком сумбурно, чтобы у Мина была возможность торжественно вручить букет. Немного сомневаясь, насколько уместным это будет, осторожно приближается к младшему и обнимает сзади за талию. Ничего же страшного? Они ведь теперь вместе, да? — Это для тебя. Я забыл о нем вчера, прости. С возвращением, Чимин. Пак тихо благодарит его. Короткие пальцы продолжают поглаживать лилии, пока Юнги набирается смелости, чтобы коснуться губами плеча, а затем скулы парня. — Одна начала засыхать, — вдруг говорит Чимин, протягивая руку к дальнему цветку. Юнги выглядывает из-за плеча и замирает. Он не может угомонить застучавшее сердце. Впервые за сегодня волнение не имеет приятного контекста влюбленности. Юнги не может пошевелиться, его руки так и замирают в замке на талии. Он даже не видит, о каком именно цветке идет речь. В его глазах стоит только предплечье и изгиб локтя младшего, усеянный синяками и следами от иголок. Юнги, наверное, слишком сильно сжимает объятья, потому что Пак поворачивает к нему голову и непонимающе смотрит, пока не понимает причину. — Прости, — быстро произносит Мин, отпуская парня. — Я просто… Юнги растерян. Вот и конец его личного рая, конец ощущения нереальности от счастья, застлавшего глаза. Правда врывается быстрее и неожиданнее, чем хотелось бы, и факты становятся на место. Нет, они не были в ссоре с Чимином. Нет, он не просто вернулся из отпуска. Чимин пропал. Чимина разыскивали. И Юнги до сих пор в душе не ебет, что на самом деле произошло. Чимин потирает руку, и Юнги замечает на втором сгибе похожие следы. Где весь сегодняшний день были его глаза? Он начинает закипать, злиться на себя за то, что позволил себе забыться, когда у его соулмейта, выбравшегося из черт знает какого дерьма, еще осталась, возможно, куча неразрешенных проблем. — Это… — Это наркотики? — прямо спрашивает старший. Глаза Чимина широко раскрываются, и он, немного погодя, отрицательно крутит головой. Младший кажется потерянным. Юнги сглатывает, виновато отводя глаза, но отступать не собирается. Они не чужие люди, больше нет. Вообще-то, Чимин никогда не был для Юнги чужим. — Скажи мне как есть, Чимини. После небольшой заминки, Пак вздыхает и проходит к дивану. — Рано или поздно нужно было поговорить, правда? — натянуто улыбается он. — Я расскажу тебе. Юнги, так и не решившись сесть, стоит и слушает то, что на него тяжеленной плитой обрушивает младший. Пока он то входил, то выходил из своей депрессии, жалел себя и занимался хуй знает чем, Чимин прошел через такое дерьмо, на фоне которого Юнги теперь никогда не сможет позволить себе пожаловаться на что-либо в своей жизни. Да, младший дурак, что поехал неизвестно куда неизвестно с кем, но Мин же знал. Он же чувствовал, что нельзя доверять этому уроду в маске. Ким никогда не нравился ему, будь это шестое чувство соулмейта или банальная ревность, но так или иначе не нравился. Юнги ни за что не должен был отпускать Пака, он должен был запереть его в своей квартире и терпеть все обзывательства, на которые не поскупился бы Чимин. Он должен был так сильно врезать этому Киму, чтобы был слышен треск хрящей в его носу, чтобы отбило всякое желание приближаться к Паку ближе, чем на два континента. Скорее всего, тогда Чимин никогда бы не дал шанс Юнги, даже никогда в его сторону больше не посмотрел бы, но зато ему не пришлось бы перенести все это. Мин сжимает кулаки. У него все еще больше вопросов, чем ответов. Он не понимает. Ему хочется дать Паку по башке за то, что согласился поехать в эту чертову деревню после того, как он уже узнал о Мине и его метке. За то, что даже не попытался сбежать, не пытался найти помощи. Почему пустил все на самотек? И тут же возникает еще более сильное желание огреть себя чем-то тяжелым и острым — сам не смог защитить, а теперь осуждаешь? Не нашел смелости за столько лет признаться, а теперь парень, просто хотевший испытать чувства, которых его соулмейт был дать не в состоянии, виноват? В чем он виноват, блять? В том, что влюбился в человека, который хорошо обращался с ним? В том, что доверился ему? — А руки? — сглатывая, спрашивает Мин, когда младший заканчивает свой рассказ. Чимин, мешкаясь, бросает быстрый взгляд на свои предплечья. — Вколол мне что-то перед тем, как мы направились в Сеул, я заснул. Так что не сильно помню, как мне удалось словить такси, все еще был сонный. К тому же, морально очень устал. — Ты ведь сдавал анализы после того, как был в полицейском участке? Ничего опасного в тех уколах не было? — Нет, я отказался, — пожимает плечами. — Мне было неловко. Я хорошо себя чувствую, так что… — Если это были наркотики? А если это вызывает зависимость? Ты об этом подумал вообще? — От одной дозы? — вскидывает бровь младший. — Очень вряд ли. До сих пор ведь все хорошо. Мин стискивает зубы. Все ли хорошо? Откуда ему знать? Может ли что-то вообще быть хорошо после того, как тебя похитили? Юнги не умеет отличать свежие синяки от тех, которым полмесяца, но ему хочется верить Чимину. Да, он верит ему. И он защитит его, несмотря ни на что. Он больше никогда не допустит той же ошибки, которую допустил, когда струсил и не рассказал о метке. И уж тем более не погрешится размазать лицо тому, кто посягнет на его соулмейта. Мин выдыхает, отгоняя злость и агрессию в сторону Кима, уступая место человеческой жалости. Подходит к сидящему парню и нежно прижимает к себе так, что нос того утыкается старшему немного ниже ребер. Юнги поглаживает парня по волосам, так до конца и не разобравшись, кого он утешает больше — себя или Пака. — Все будет хорошо, Чимини, я не дам тебя в обиду. Никто больше не тронет тебя, — тихо говорит он, после совсем шепотом добавляя: — Я люблю тебя. Прости, что не рассказал раньше.***
В комнате Чонгука витает соблазнительный аромат коричных булочек, которые кто-то заботливо оставил на его прикроватной тумбе сегодня утром. Ещё этот кто-то притащил таблетку от похмелья и бутылочку воды и даже написал до смешного нелепую записку. Одна сторона гласила: «Если болит голова — выпей таблетку», а на обороте уточнялось: «Только после еды» и три угрожающих восклицательных знака. К счастью, молодость творит чудеса, так что таблетка Чонгуку совершенно не понадобилась, а вот булочки пришлись как раз кстати, ибо особенно трудно подняться с кровати, когда ты просыпаешься после двенадцати. И сейчас, когда практически все пары были благополучно проспаны, а одногруппники в чате обсуждали, какая же сука экономичка, парень наслаждается рандомным видео с ютуба. Утро началось так хорошо, что он даже не спешит отвечать своим друзьям в чатах, хотя уведомления висят прямо перед глазами. Хосок в девять утра поинтересовался, как он вчера добрался домой и хорошо ли он себя чувствует, а Юнги уже успел извиниться за то, что сбежал с вечеринки. Хорошо, что Хоби-хён не знает всех событий той ночи, да и рассказывать ему Чон всё равно не собирается. Всё обошлось, и это хорошо. Сокджин наверняка подумал, что младший просто перепил, — подтверждение тому ждало его пробуждения на тумбе. Облизывать руки, конечно, нехорошо, можно хеликобактер заработать, что и случилось с Чонгуком в детстве, но один единственный разочек списать на то, что старые привычки в голову ударили, можно. «Она такая гнида», присланное одним из самых прилежных студентов их курса, вырывает парня из раздумий, и он откладывает телефон в сторону, беспокойно вздыхая. Нет, он всецело признает, что потерял контроль, и раскаивается. Просто он попытается не пить, ну или не напиваться до такого состояния, и, если будет надо, сократит их общение. Опять. В голове всплывает улыбка старшего брата, и в груди Чонгука что-то больно сжимается, отчего даже дышать становится трудно. Глаза сами находят пустые боксы, и младший невольно задумывается о том, как бы изменилась их жизнь если бы Сокджин вдруг узнал, что они соулмейты. Были бы они вместе или оставили всё как есть? И почему Джин такой? С его дурацкими повадками старшего брата — по типу взъерошивать волосы Гука — он давным-давно мог уже все узнать, и тогда… Тогда бы младшему не было так трудно. Стук в дверь заставляет его подскочить на месте. Именно этой встречи он так боялся: глупо было предполагать, что вчерашние выходки останутся без внимания. Чонгук садится на кровати, приглаживает волосы и запахивает халат, стараясь справиться с внезапной дрожью в руках. — Да, отец! Дверь открывается, и свет из окна освещает силуэт высокого мужчины. Холодные карие глаза проходятся по мальчишке, а рот превращается в одну тонкую линию. На лице ни тени улыбки, только строгость и иней. Отец делает шаг вперед и тут же натыкается на смятую футболку; брезгливо окидывает взглядом другие разбросанные вещи, по которым сегодня утром Гук пытался собрать картину вчерашнего вечера, но ничего не говорит об этом. — Как ты себя чувствуешь? — дежурный вопрос. — Нормально, — дежурный ответ. — Хорошо, хорошо, — кивает головой мужчина. — Что вчера произошло? Младший замирает, глядя на родителя и стараясь определить, как много тот знает. По лицу отца нельзя ничего прочитать — результат работы в органах — но и медлить тоже опасно, потому Чонгук как можно спокойнее говорит: — Ничего такого, о чем бы тебе стоило волноваться. — Это поэтому ты вчера кричал на весь район? — Я просто возвращался с вечеринки. — Кто тебя привез? — Сокджин, — честно признается младший и, видя, как идут желваки по лицу отца, спешит добавить: — Он сам приехал в клуб, я его об этом не просил. Мужчина смотрит на него долго и внимательно, но Чон знает, что лишнее сокращение мускулов равно самоубийству, потому ничего лишнего старается не делать. — Ладно, — наконец произносит родитель, — я об этом с ним еще поговорю. Что случилось после, когда вы вошли в дом? — Я пошел спать, — осторожно говорит, на что отец лишь качает головой. — Я был немного пьян, так что Джин помог мне раздеться, и, — Чонгук чувствует, как начинают пылать его щеки, но сдаваться не планирует, — я пошел к себе. Пальцы младшего нервно теребят пояс халата, его самоконтроль бесповоротно утерян. Он совершенно не понимает, видел ли отец тот инцидент или просто давит, дабы убедиться, что на самом деле ничего не произошло, и от этого становится страшно. И если быть честным, то Гуку не за себя страшно — пока он здесь, максимум, который он получит, — это нотация на повышенных тонах — но на Джина у отца есть больше влияния. Он может в любой момент позвонить кому-то из своих знакомых и попросить, чтобы его сына загрузили работой по самое не хочу, определили на ночные дежурства или, того хуже, отправили разбираться с глухарями семилетней давности. Видеть, как старший возвращается домой под утро просто для того, чтобы принять душ и переодеться, и осознавать, что в этом есть твоя вина — невыносимо. — Хорошо, — говорит мужчина, — но вот что странно: вчера, когда я решил сделать перерыв в работе и выпить чаю, обнаружил на кухне твоего брата. Выглядел он необычайно радостно, но причину мне так и не сказал. Мы перекинулись с ним парой слов о том, как у них там дела и что происходило в последнее время. Ничего необычного. Но, когда он уходил, бросил что-то типа: «Чонгуки ещё такой ребёнок». Ты ничего об этом не знаешь? На момент глаза младшего округляются, но он быстро реагирует. — Ребёнок? — бормочет себе под нос парень, будто раздумывая. — А! — его лицо загорается. — Может, это как-то связано с моими криками. Ты же знаешь, я в детстве был достаточно взбалмошным. Отец молчит, анализируя данную ситуацию в голове. Чонгуку надо, чтобы это звучало убедительно, не то с расспросами нагрянут уже к Джину, а тот, не зная ситуации, выложит всё как на блюдечке. Парень лишний раз на родителя не смотрит, только перебирает в руках пояс, но, когда молчание слишком уж затягивается, а по спине начинают пробегать мурашки, он поднимает голову. — Возможно, ты прав, — констатирует мужчина, и от этого «возможно» у младшего чуть ли глаза не закатываются. — Откуда это? — кивает на боксы из-под булочек. — Это? — поджимает губы Гук: он попался. — Я не знаю, когда проснулся, они уже были здесь. — Их принес Сокджин. — Вот как? — Дурачка из себя не разыгрывай, — ледяным тоном чеканит мужчина. — Ты не закрыл дверь. Мы об этом говорили, — младший виновато опускает голову. — В нашем доме есть только две комнаты с замками, которые нельзя открыть снаружи: твоя и мой кабинет. Ты же знаешь, что его поставили специально, чтобы Сокджин не застал тебя врасплох во время сна или после душа. Почему ты игнорируешь это? Или ты нарочно так поступаешь? — Нет, отец, — Чонгук поднимает взгляд на недовольное лицо. — Я просто, — он лучше других понимает, что у него нет хороших оправданий, — был пьян. — Пьян? — на секунду в голосе мужчины проскакивает злость, но она мгновенно исчезает. — Так постарайся больше не напиваться. Я не знаю, что там произошло вчера между вами, и не могу сказать, солгал ты мне или нет, но за время моего отсутствия ваши отношения заметно изменились. И я не знаю, стоит ли это связывать с исчезновением нескольких бутылок из моей коллекции, — он делает паузу. — Я не хочу, чтоб это было так, но я не могу больше стоять в стороне. В последнее время ты слишком много себе позволяешь, и мы боимся, что в какой-то момент ты можешь слететь с катушек. Ты знаешь, твоя мать не любит, когда ты напиваешься, и я с ней солидарен. Сначала ты, будучи пьяным, сыпешь оскорбления на наших соседей, а потом что? Чонгук закусывает губу, потому что точно знает, что имеется ввиду под этим «а потом что?». Вчера он чуть ли туда не сорвался, и сейчас ему нечего сказать. По сути, его отец прав: в последнее время он вел себя слишком беззаботно и даже в каком-то смысле радовался этому. Но почему он должен жертвовать своей счастливой жизнью? Неужели его родителям действительно будет легче от того, что ни один из их сыновей не будет счастлив? И пусть его родители не являются соулмейтами, но и брак их тоже не пышет счастьем. Они постоянно находятся в разных концах света и появляются дома только на праздники или же случайно друг на друга натыкаются. Чонгук такого не хочет. Не хочет для себя и для Сокджина. — Твоя мать беспокоится о тебе, — вздыхает отец. — Говорит, что тебе будет лучше где-нибудь в другом месте. — У меня университет. — В университет можно поступить ещё где-нибудь. — Звучит так, будто вы хотите избавиться от меня. — Избавиться? — хмыкает мужчина. — Нет, ты же наш ребёнок. Мы хотим помочь. — Помочь или отгородить нас друг от друга? — Не придирайся к словам. Тебе же тоже тяжело, не притворяйся. Переедешь к маме в Нью-Йорк и начнёшь новую жизнь. Младший нервно сглатывает. Возможно, так ему действительно полегчает? Он больше не будет видеть Сокджина, не будет слышать его смех, не будет чувствовать запах его одеколона утром в ванной, получать смешных инструкций по принятию медикаментов и ощущать, как теплеет метка, когда его пальцы проходятся по волосам. Друзья тоже, наверное, его поймут. Юнги, конечно, будет дуться какое-то время, но Чонгук-то ему всё объяснит. А как к этому сам Джин отнесётся? Он примет всё и даже проводит в аэропорт, пожелает удачного полета и попросит писать почаще, сразу же пригласит в гости, потом поедет на работу, а вечером — к очередной любовнице. — А с ним ты что будешь делать? — подает голос Чонгук. — Что? — Не у меня одного проблемы, и вы сами знаете, что мои мизерные, потому как я у вас на коротком поводке. — Сейчас он многое упустил на работе по чьей-то вине, — ударение падает на последние слова. — Да, мне нужна была помощь, — вскидывает голову младший. — Тебя не было в городе, так к кому мне надо было обращаться? К дяде? Никто из «старого» поколения не взялся бы за такое. — Значит, дело того не стоит, — отмахивается отец. — Старые на то и старые, что имеют больше опыта. А ты, значит, пошел братцу лапшу на уши вешать, чтобы он тебе помог. — А что мне оставалось делать? — вскипает Гук. — Ты его использовал, — ухмыляется отец, — а теперь у него из-за тебя проблемы. — Так ты меня вообще поблагодарить должен! Твоей репутации ничто не угрожает! Он работает, а значит прыгнуть в постель к какой-то даме влиятельного чиновника у него времени не будет. — Заткнись, — обрывает его мужчина. — У тебя ещё молоко на губах не обсохло, чтобы о таком говорить, — он буравит сына взглядом несколько секунд, а потом хватается за дверную ручку. — Над моим предложением всё же подумай.***
Пальцы Сокджина путаются в длинных темных волосах девицы. От постели несет каким-то отвратным одеколоном вперемешку со сладким запахом косметики. Возможно, именно из-за того, что мужья этих женщин пользуются такими ужасными парфюмами, он так популярен. Девушка рядом, имени которой он не знает, помнит только, что она молоденькая жена генерального прокурора, скроллит ленту инстаграма. Периодически она поворачивается к нему, чтобы показать ему кого-то и рассказать о нем какую-то сплетню. Сокджин её не слушает, а лишь с улыбкой кивает, и даме, видимо, этого достаточно. Голова у него забита совершенно другим. Дело, которое ему подкинул Чонгук оказалось куда более запутанным и странным, чем он предполагал. Очень редко люди возвращаются живыми после такого длительного отсутствия. Признаться честно, он думал, что этого Пака убил его собственный партнер и просто выбросил его труп где-то в лесу — банальная история. Но этот Чимин спустя три месяца вернулся целехонький, а теперь куда-то пропал его похититель. И вот, имея на руках показания жертвы, Джин должен был двигаться дальше. Правда, он пока совершенно не понимал, где это дальше. Он словно бился о корку льда, на которой кто-то баллончиком написал «Ким Тэхён». Никакой информации, что в криминальных кругах (а он их проверял), что в самой деревне Наму, и это сводило инспектора с ума. Строились какие-то невероятные теории от шпионажа Северной Кореи до заговора между друзьям — к счастью, отмахивался он от всего этого тоже достаточно быстро. Дело уже можно было счесть реальным, а это значит, что теперь перед начальством старший не просто штаны протирал, а занимался расследованием. Произошло преступление против прав человека, ну как на это можно закрыть глаза? Проблема была лишь в том, что пока все стояло на месте. Сколько бы он ни советовался с коллегами — всё без толку: кто постарше — советовал либо ждать, пока всплывет где-то тело, либо забить, а помладше лишь говорили об экспертизе ДНК и медосмотре потерпевшего. И всё же что-то там было не так. Концы истории как-то не сходились: странное исчезновение Пака, его такое же странное появление, странные показания и поведение… Нет, Джин ни в коем случае не винил этого паренька, мало ли что там могло произойти. Случилась какая-то ссора, пока они были на природе, этот Ким напал на Чимина, но тот смог выкрутиться и убить его, случайно. Потом испугался и бросился в бега. Хорошая версия и много чего объясняет. — Уже семь, тебе надо идти, — потягивается девица. — Муж скоро вернется. Сокджин легонько чмокает её в губы и поднимается с кровати, думая о своем. Несомненно, чтобы распутать этот клубок, ему нужен Тэхён, и даже не важно, живой или мертвый. Дата: ?. ?. ???? До недавнего времени я ненавидел общественный транспорт. Не мог выдержать того, как в час пик туши разных людей прижимаются к тебе. Разве они не должны понимать важность личного пространства? А ты слишком уж тихо себя ведёшь и, понятное дело, постоять за свои личные границы не можешь. Что ж ты не оставляешь мне выбора, мне придётся взять на себя это. Я уже пробовал, и если честно, то мне понравилось. Я могу находиться к тебе настолько близко, что чувствую запах твоего кондиционера для белья (уже купил себе такой же) или шампуня для волос. И всё же тебе стоит выбирать более закрытую одежду, когда ты куда-то отправляешься: ты на самом деле привлекаешь слишком много внимания своим внешним видом. Но все же однажды ты станешь моим, мы вместе над этим поработаем.