***
Гарри быстро понял, что очнулся не сам. Ещё не придя в себя, он смутно почувствовал, как чьи-то руки придерживают его за голову и пытаются напоить чем-то. С трудом разлепив глаза, парень смог разглядеть только какую-то склянку у рта, а в следующее мгновение услышал голос, как сквозь толщу воды. — Поттер, открой рот, — и, немного погодя, пояснение: — я не смогу тебе помочь, если ты продолжишь вертеть головой. Откуда-то взялись силы усмехнуться, и Гарри кое-как приоткрыл слипшиеся губы, тут же поморщившись от мерзкого привкуса зелья. Сознание вернулось почти сразу, и гриффиндорец смог сесть, хоть и всё ещё опирался на стену. Люмус теперь горел на конце палочки сидящего перед ним мужчины. — Как… — Гарри хрипло закашлял. — Помолчи пару минут. Это универсальное зелье от последствий Круциатуса, оно восстанавливает горло после криков, — прервал его Снейп и откинулся на соседнюю стену. Только сейчас Гарри заметил, как плохо выглядел зельевар. — Ты в подвале поместья. Тёмный Лорд велел Долохову отвезти тебя сюда, а меня оставил подробно рассказать о произошедшем. Ты здесь уже около десяти часов. — Как вас… — Снейп кинул на него недовольный взгляд, но Гарри быстро продолжил, — как вас пропустил сюда В… Лорд? Профессор раздражённо дёрнул плечом, явно не испытывая восторга от непослушания парня. — Всё сработало, как мы и рассчитывали, — неохотно ответил Северус. — Он достаточно мне доверяет, чтобы пускать в твою камеру. К тому же, кроме меня никто не смог бы оказать тебе нужную медицинскую помощь. — Он велел оказать мне медицинскую помощь? — криво усмехнулся гриффиндорец. — Поттер, пару минут! — свирепо сверкнул глазами Снейп. — Я велел помолчать пару минут! Или это для тебя невыполнимая задача? — и, увидев, что Гарри собирается возразить, мгновенно исправился. — Нет, не отвечай! Невыносимый ребёнок… — Я не ребёнок, — возмущённо фыркнул Гарри, а зельевару осталось только устало покачать головой. — Он будет тебя допрашивать, — негромко продолжил Снейп после минуты молчания. — Ему нужно, чтобы ты был в адекватном состоянии. — А я буду? — иронично хмыкнул парень, а профессор бросил на него взгляд, ясно дающий понять, что отвечать на это он не собирается. — Амулет скроет всё, что нужно, — мужчина, кажется, хотел добавить что-то ещё, но промолчал. Почему-то Гарри показалось, что он хотел его поддержать. Месяц назад эта мысль показалась бы абсурдом, но сейчас почему-то нет. — Я оставил перья грифона в нише и замаскировал твой тайник, как следует. Не лезь туда без крайней необходимости, — продолжил Снейп и, неожиданно для них обоих, добавил: — Из тебя никудышный шпион. Гарри показалось, что он пропустил окончание фразы, в духе, «как и твой отец», а в следующую секунду он уже пытался сдержать смех. Нет, определённо такой Снейп ему нравится куда больше. А когда зельевар поднялся, Гарри и вовсе ощутил, как всё внутри потребовало задержать человеческое существо в этой холодной пустой камере. Это явно не скрылось от профессора, но он ничего не сказал. — Как себя чувствуешь? — спросил мужчина уже у выхода. — Лучше, — кивнул парень, почти завистливо глядя на Снейпа. Часть его понимала, что тот едва ли хоть немного свободнее него, но этот каменный мешок был абсолютно невыносим, даже несмотря на то, что сознательно он провёл здесь всего пару часов. — Не представляю, как Пожиратели справляются с этим чуть ли не каждый день… — После пяти Круциатусов вырабатывается иммунитет, — зачем-то пояснил зельевар. Словно тянул время. Словно тоже не хотел оставлять ученика здесь. — Иногда остаётся головная боль, но лихорадка и судороги проходят. — Что ж, осталось три сеанса, — фыркнул Гарри с напускным весельем. Снейп смерил его мрачным взглядом и ничего не сказал. Снятие защитных заклинаний заняло несколько минут, но Поттер не рискнул говорить в это время. Когда в однородной стене, наконец, появилась дверь, профессор вышел, так ничего и не сказав. Гарри понимал его, но чувство внезапной тоски тут же нахлынуло на него. Гриффиндорец попытался думать о своих друзьях, о письмах Люпина и вечере настольных игр с близнецами, но понял вдруг, что вместо умиротворения чувствует лишь страх. То ли из-за затхлого воздуха, то ли из-за монотонно капающей воды парень с каждой минутой всё глубже погружался в свои кошмары. Ему мерещился лабиринт, почти такой же, как на четвёртом курсе, но вместо зелёной изгороди всё вокруг было залито холодным бетоном, а сам он оказался в ловушке огромных серых плит. Гарри куда-то бежал, кричал, но не слышал ни звука, спотыкался и увязал в сыром воздухе, как в цементе. Иногда ему удавалось вырваться, и он остервенело кидался на стены, снова бежал, раз за разом натыкаясь на тупики. Пространство сжималось до гладких кубов, которые окружали его, сдавливая грудную клетку. Когда силы окончательно покинули его, Гарри осел у одной из стен, чувствуя невыносимое желание спать, но не мог даже закрыть глаза. Вдруг что-то едва заметно мелькнуло слева от него. Парень тут же повернул голову. Впереди, где-то в пятнадцати футах, был тупик. Огромная серая стена, заслоняющая небо, такая же, как и сотни других до этого. Но что-то в ней было иным. Гарри прищурился, но не смог ничего разглядеть с такого расстояния. Он медленно встал, не замечая, с какой лёгкостью двигается, будто с его рук и ног сняли железные вериги. Почему-то ни после десяти, ни после пяти футов парень не заметил ничего необычного. Оказавшись в шаге от плиты, Гарри медленно вытянул руку вперёд. Что-то блеснуло прямо перед ним. Парень прищурился. Из стены на него смотрели тёмно-красные глаза. Гарри словно всплыл со дна замёрзшего озера. Парень часто хватал ртом воздух, вцепившись пальцами в холодную куртку и хватаясь второй рукой за выступы кирпичей позади себя. Перед глазами всё было словно в чёрной дымке. Гарри рывком растёр глаза, дёрнулся к стене и снова спрятал лицо в ладонях. Он ненавидел чёртовы кошмары. Прошло не больше трёх минут, когда парню, наконец, удалось выровнять дыхание. В начале пятого курса Гермиона внезапно увлеклась психологией, и, как позже понял Гарри, пыталась так помочь ему справиться со смертью Седрика. Чаще всего Поттер пропускал её рассказы мимо ушей — он был слишком погружён в себя, чтобы воспринимать её советы всерьёз, но одна вещь отпечаталась в его памяти. Гермиона говорила, что кошмары — это, по сути, панические атаки. Гарри уже слышал это словосочетание однажды, когда Дурсли первый и последний раз водили его к психотерапевту, тогда ещё списывая стихийные выбросы на выдумки мальчишки. Он был слишком мал, чтобы точно понимать, что страх вызывали крики и частая голодовка, и на сеансе по большей части молчал. А после услышал, как пожилой терапевт говорил с Дурслями совсем не так мягко, как с ним. — Панические атаки в таком возрасте — это не нормально. Я очень надеюсь, что дело в проблемах со сверстниками, потому что в ином случае… — Что вы, что вы! — испуганно затараторила Петунья, которая, кажется, немного поседела уже на словах «не нормально». — Мальчик растёт в прекрасных условиях, наш родной сын отлично с ним ладит! Разве что, в детском саду, и правда, проблемы, но мы обязательно с этим разберёмся! Дурсли разобрались. Петунья окончательно убедилась, что мальчишка «из этих», и с этого момента его жизнь с родственниками превратилась в сущий кошмар. Да, он ненавидел чёртовы кошмары. Гарри глухо закашлял, пытаясь вспомнить, когда он последний раз пил. О еде парень даже не пытался думать, зная по опыту, насколько это опрометчиво во время голодовки. Не рискнув открывать тайник, он сначала попробовал вызвать воду беспалочковым Агуаменти, но, признав, что на это не хватит сил, решил оглядеться в поисках источника надоедливого перестука капель. Гарри поднял голову. И замер. Из угла камеры на него смотрели две гранатовые искры. Высокая чёрная фигура чем-то напоминала профессора зельеварения, но была неестественно худой, угловатой и распространяла по холодной темнице удушающие волны тёмной магии. Гарри думал, что идти в зал собраний было страшно, но это казалось нелепой шуткой по сравнению с тем, что он чувствовал сейчас. Сколько он там стоит? Чем дольше они молча смотрели друг на друга, тем отчётливее Гарри ощущал сжимающий горло страх. Он не боялся Волдеморта так, как другие волшебники, не боялся называть его имя, родители не пугали его на ночь историями об ужасном тёмном маге, а смерть Седрика заслонила собой жуткую сцену на кладбище. Гарри пугал не сам Волдеморт, а то, насколько нечеловеческой, неестественной была его сила. И его взгляд. Эти глаза словно выжигали в нём что-то. Когда Тёмный Лорд сделал первое движение навстречу, Гарри инстинктивно вжался в стену так сильно, что острый каменный выступ ощутимо оцарапал его спину. Впрочем, парень этого просто не заметил. Всё его внимание занимал медленно приближающийся Волдеморт. Маг остановился в шаге от подростка. — Гарри Поттер, — вкрадчиво прошелестел он, хищно склонив голову набок. — Не так ты представлял себе нашу следующую встречу, верно, мальчик? То, как он говорил, от едва заметных жестов до интонации, было чётко выверено и призвано довести человека до совершенной паники. Когда не понимаешь, чего боишься, но готов на всё, чтобы это прекратилось. О, Волдеморт был мастером пыток. Возможно, Гарри было бы легче, если бы он знал, что должен умереть. Что ему можно умереть. В этом действительно было что-то абсурдное: он не боялся смерти, но до ужаса боялся оставлять близких на произвол судьбы. Что с ними будет, если он не справится? Он не хотел даже думать об этом. Только вот, сейчас все эти страхи складывались в уродливую матрёшку, подпитывая друг друга, заставляя его чувствовать себя жертвой дементора. У Гарри не было шансов. — Как и ты, я полагаю, — сжал челюсти парень. Да, у него не было шансов. Но у него была его храбрость, желание спасти близких и смертельные для Волдеморта козыри. Гарри только надеялся, что удача не отвернётся от него в решающий момент. Тёмный Лорд довольно усмехнулся и выпрямился, открыто глядя на парня сверху вниз. — Твоя дерзость очаровательна, — прищурился он, не сводя с пленника пронизывающего взгляда. — Хоть и бессмысленна. Волдеморт вдруг присел на один уровень с Поттером, сжимая палочку перед собой. — Скажи мне, Гарри, — тёмный маг почти шептал, проникая в мозг парня без всякой легилименции, — то, что я увидел в твоём разуме — правда? Когда молчание затянулось почти на минуту, Волдеморт резко схватил врага за подбородок. Пальцы, похожие на когти, оставили синяки ещё после встречи в зале, так что Гарри не удержался от болезненного шипения. — Откуда мне знать, что ты там откопал? — раздражённо рыкнул парень, едва сдержавшись, чтобы не сострить. Это было бы глупым риском. Тем не менее, Волдеморту, похоже, было достаточно и этого, чтобы потерять контроль. Маг схватил его за воротник куртки, прижимая кончик палочки к шее. В ярости его лицо ещё больше походило на змеиное, но Гарри замечал только пригвоздившие его к месту глаза, которые полыхали всё таким же инородным светом. — Ты ответишь мне, Поттер, — процедил Тёмный Лорд. — Иначе, поверь, я устрою тебе ад на земле. Словно взяв себя в руки, Волдеморт ослабил хватку, и наклонился к уху пленника. — Знаешь, что будет сначала, Гарри? — свистящий шёпот окутывал его паутиной угрозы. — Сначала ты будешь упрямиться и храбриться. Показывать зубки. Возможно, это будет неплохим развлечением, хотя ты будешь считать, что способен сопротивляться мне, — Тёмный Лорд плотоядно усмехнулся. — Вскоре мне это надоест, и я начну настоящий допрос. Ты поймёшь, как сильно недооценивал моё желание получить то, что вы с Дамблдором скрыли от меня, — Волдеморт вдруг отстранился, наклонив голову и всматриваясь в лицо Гарри. — Думаешь, я не знаю, что старик наложил на тебя щиты? О, Альбус не был дураком, уж точно не во всём. Мастер менталистики не мог оставить Избранного без защиты. Ты будешь думать, что все ваши секреты в безопасности, что мне никогда не пробиться через такие щиты, — по лицу тёмного мага пробежала волна безумия. Его шёпот отозвался звериным рыком в голове Гарри, — Но я пробьюсь. А до этого момента я раскрошу каждую косточку в твоём теле, вырву каждый сустав, пока ты будешь утолять жажду собственной кровью. И когда ты почувствуешь, что твой разум рассыпается в пыль от боли, ты будешь молить о смерти. Волдеморт поднялся, заводя руки за спину. Гарри не мог сделать вдох уже минуту. — Так что, Гарри Поттер? — прищурился маг. — Мы пойдём по длинному пути или срежем? Если бы кто-нибудь на свете знал, как тяжело было ему выдавить следующие слова. — Не представляю, о чём ты. В следующую секунду его прижало плотной волной магии к стене позади, окончательно раздирая спину каменными зубцами. Гарри оказался подвешен в воздухе и распластан по кирпичной кладке. Тёмный Лорд смотрел на него исподлобья. — Ты сделал свой выбор, мальчик. С этими словами, Волдеморт безо всяких усилий прошёл сквозь противоположную стену, а Гарри упал, резко потеряв опору чужой магии. Парень поджал губы, чувствуя ссадины на ладонях. Нужно было промыть всё, пока не началось заражение. Поттер всё-таки добрался до угла, в котором капала вода. Пришлось сначала держать руки сложенными три минуты, чтобы их вымыть, а потом почти десять, чтобы напиться. Закончив, Гарри отполз ближе к тайнику, чувствуя так хоть какое-то подобие безопасности. Усталость брала своё, и ему очень хотелось уснуть, чтобы не чувствовать подступающего голода. Но глаза будто были слишком тяжёлыми, чтобы закрыться. Мысли текли неповоротливо и тоскливо. Спустя час Гарри вдруг понял, что ничего не будет, как раньше. У него, кажется, и не было никогда этого «как раньше». Только ответственность за чужие жизни, борьба с безумным тёмным магом, смерть близких и страх, страх, страх. Когда Дамблдор не знал, что делать, Гарри поддержали друзья, и он был готов поверить в невозможное, лишь бы спасти всех, кого любил. Он чувствовал их за своей спиной. Всегда. Только сейчас Поттер понял, насколько он беспомощен без них. Без Дамблдора. Гарри медленно поднял руки, пряча лицо в ладонях, ложась на бетонный пол. Подтягивая колени к груди. Он чувствовал себя хрупкой веточкой, которая уже давно переломилась, но, раскачиваясь, держалась на тонкой полоске коры. И в этот момент Гарри понял простую вещь: он не сможет жить, когда всё закончится. Что он будет делать? Сдаст экзамены, заведёт семью, станет аврором? Поттер хрипло рассмеялся. Когда заканчивается война, пистолет прячут в дальние уголки дома, чтобы никто случайно не выхватил взглядом отголосок страшного прошлого. А что делать, если ты пистолет?***
Сложно было сказать, сколько времени прошло с того дня. Гарри не пытался отмечать дни на стенах и не спрашивал об этом у Снейпа, хотя тот, кажется, сам всегда говорил. Он не слушал. Или не запоминал. Поначалу зельевар пытался привести ученика в себя, разговорить, вытащить со дна его раковины, но Гарри просто не реагировал. Он будто просыпался, когда речь заходила о ритуале или о дальнейшем плане, но в остальные моменты был полностью погружён в себя. Северус даже пытался выяснить что-то о его друзьях, разъехавшихся по домам на лето, но смог узнать только, что оба в безопасности, со своими семьями. Волдеморт ошибся. Гарри пропустил первый этап самоуверенного отрицания опасности. Он признавал, что, наверное, так и повёл бы себя несколько месяцев назад, но не сейчас. Сейчас ему оставалось лишь заставлять себя не отползать к дальней стене каждый раз, когда сквозь кладку проходила высокая фигура в балахоне, так похожая на дементора. Волдеморт всегда появлялся, когда Гарри на мгновение позволял себе сделать глубокий вдох и даже расслабиться. Со временем парень всё больше убеждался, что он делал это специально, отсекая любую возможность чувствовать себя живым в этом подвале. Иногда он разговаривал. Тянул гласные с вкрадчивой ленцой, и в следующую секунду отшвыривал волной магии к стене, выбивая воздух из лёгких. С этого всё начиналось. Голова кружилась и не переставала болеть сутками. Сотрясение всегда следовало за вспышками гнева тёмного мага. Волдеморт даже не пытался убеждать пленника или манипулировать им, лишь сжимал сильнее и сильнее, уверенный, что тот вот-вот сломается. Его хватали за исцарапанный подбородок и врывались в сознание разрушительным штормом, вырывая с корнем всё, что не было достаточно защищено. Иногда это было хуже Круциатуса. Гарри неосознанно цеплялся сорванными ногтями за трещинки в бетонном полу, молча вздрагивая от вспышек боли. На самом деле, он не был уверен, цел ли его разум. Организм быстро научился отключаться, и Гарри чувствовал себя, как во сне тяжелобольного человека, когда всё вокруг кажется до тошноты нереальным и запутанным. Снейп вливал в него, кажется, литры восстанавливающих зелий, но ощущение трясины не исчезало. Потом был Круциатус. Каждый раз Волдеморт был уверен, что сегодня сможет сломать щиты, и каждый раз сходил с ума от ярости, когда ничего не выходило. Гарри научился закрываться от происходящего… Почти. Привыкнуть к пыточному заклятию было невозможно. Поначалу у него получалось выносить Круциатус молча, но Тёмного Лорда это лишь сильнее злило. Странно… Когда чувствуешь боль, кажется, что ничего кроме неё никогда не было и не будет, но стоит ей прекратиться, как ты уже не можешь вспомнить, как она ощущалась. Волдеморт так и не произнёс вслух слова «крестраж». Он был уверен, что Поттер знает, что от него нужно, но не собирался давать ни малейшего повода узнать хоть что-то о своём бессмертии. Какая-то крошечная его часть понимала, что паранойя загнала его в угол, превращая в безумца, но её голос был слишком тих для агонизирующего разума Тёмного Лорда. Странно, но в этом кошмаре не было ничего реальнее профессора Снейпа. С каждым днём зельевар всё меньше старался скрыть своё беспокойство о парне, хотя тот не был в состоянии оценить это. Гарри мог только благодарно улыбаться после очередной порции медицинских зелий, заживляющих чар и тайком пронесённой еды и кивать на объяснения касательно ритуала. Всё остальное время он проводил без сознания, в изнурительных болезненных снах.***
Часы сплавлялись в дни, дни в недели, но для Гарри всё измерялось в визитах Снейпа и Волдеморта. Подсознание подсказывало, что прошло около трёх недель, но ему не слишком в это верилось. Зато можно было точно сказать, что прошло шестнадцать визитов Тёмного Лорда и двенадцать — профессора. В этом ошибиться было трудно. Терпение Волдеморта, как и следовало ожидать, оказалось чем-то практически фантомным. Прошло не так много времени, а Тёмный Лорд уже был на грани. Гарри не знал, насколько боль может менять человека, но он чувствовал это в себе. Чувствовал, как с каждой новой минутой, проведённой под пыточными заклинаниями, делает шаг к точке, в которой ему будет всё равно. Единственным плюсом было отсутствие у Волдеморта фантазии: почти ничего, кроме Круциатуса и легилименции, он не применял. Когда Тёмный Лорд появился в камере спустя всего несколько часов после последнего визита Снейпа, Гарри понял, что сегодня всё будет иначе. Возможно, дело было в неудачном дне, провинившемся Пожирателе, да хоть в недосыпе — Поттер не знал. Зато чётко видел клокочущее раздражение в каждом движении и жесте тёмного мага. — Ну что, Гарри, я вижу, ты здесь отлично устроился, — он пристально посмотрел на замершего у стены гриффиндорца. — Кормят не хуже, чем в Азкабане, крыша над головой, обслуживающий персонал, — последнее Волдеморт протяжно прошипел, подходя к пленнику всё ближе. — Ты, наверное, думаешь, что у нас здесь санаторий. Курорт. Думаешь, как удобно всё вышло… Наконец можно не выбирать, не бороться, а только терпеть. Поттер не заметил, как Тёмный Лорд оказался прямо перед ним, наклонив голову в его сторону, нанизывая пленника на свой плотоядный взгляд, как на шампур. Гриффиндорец слышал, как где-то на фоне грохочет его сердце, и не желал признавать, что с дрожью вслушивается в слова своего тюремщика, которые сейчас казались очень близкими к правде. — Возможно, мы неправильно поняли друг друга, Гарри, — Волдеморт улыбнулся. Поттер почувствовал тошноту. В комнате мгновенно стало на несколько градусов холоднее. — Я не буду играть в ваши игры. Гарри не заметил, как чужая палочка рассекла воздух, не услышал заклинания, не успел даже понять, что произошло. Гарри смог только закричать. Кажется, он сорвал голос в первые три секунды, потому что позже он не мог сопоставить звенящую тишину камеры и собственные лопающиеся от воя лёгкие. Он слышал не крик, а странный, далёкий треск, будто старый сухой тополь переломился под ударами ветра. Спустя мгновение Гарри понял, что это ломаются кости. Его кости. Мир превратился в чёрный туман с режущими мозг красными вспышками, время перестало существовать. Рот наполнялся кислотой, кровью и мелкой крошкой стёртых зубов. — Что ты знаешь о крестражах?! Всё прекратилось в одно мгновение. Его схватили за шиворот, поднимая и встряхивая, как провинившегося щенка. Если бы этот крик был для Гарри чем-то больше, чем едва различимый гул, он бы понял, что черта, отделяющая жалкий огрызок сознания Волдеморта от его беспощадного безумия, только что была стёрта. Для Поттера это могло значить только одно. В Гарри никогда не стреляли из пистолета или ружья, но он почему-то был уверен, что именно так себя ощущают люди, которых ставят к стенке и превращают в решето. Только для них боль длилась доли секунд. Для него она была бесконечной. Тысячи металлических шариков распарывали кожу, как ветхий пергамент, рвали мышцы и застревали в раздробленном мясе, как рыбья кость в горле. Гарри чувствовал боль. Она бесновалась раскалёнными волнами, закручивалась платиновым шаром в горле, измазывалась в кислоте и зубном крошеве и стекала в щели между рёбрами. Она припадала жёлтыми клыками к телу и вытягивала мутную кровь вместе с дыханием. Так тяжело дышать. Каждый вдох стальной струйкой затекал внутрь, царапая горло, вплетаясь в этот металлический шар. Сквозь вырванную с корнем пелену сознания прорвалась нехитрая мысль: Волдеморт убьёт его. Прямо сейчас, здесь, на этом бетонном полу в сырой и холодной камере. Гарри смотрел на смазанные, тёмно-красные отпечатки своих ладоней на серой плите, которые разгоняли чёрный туман перед глазами только, чтобы он осознал: это последнее, что он видит. И в это мгновение что-то изменилось. Поттер почувствовал какой-то рывок. Будто кто-то толкал его, тонущего, к поверхности. В одно мгновение вся боль будто стекла к нему в голову, заставляя глаза широко распахнуться от невыносимого давления. Последнее, что Гарри увидел перед тем, как упасть в темноту — как Волдеморт отшатнулся назад, падая и хватаясь за голову. Существуют события, которые в корне меняют всё, отодвигают любое прошлое в сторону. Но никто не мог предположить, что безумие, произошедшее дальше, станет одним из таких событий. Мир сложился, как карточный домик, деформируясь в тоннель, трубу, в которую его стремительно затягивало, как во время аппарации. Гарри ощущал себя сжатым в бесформенный комок и одновременно растянутым, как струна. Всё схлопнулось до того, как парень успел осознать происходящее. Вокруг была бездонная чернота. Он не чувствовал и не видел своего тела. Нечто похожее было во время сеансов легилименции со Снейпом, но тогда не было такой… пустоты. Ощущение сна не покидало его. Казалось, что любая возможность анализировать происходящее была стёрта из его сознания. К удивлению парня, ему удалось будто бы шагнуть вперёд. Он попытался вытянуть несуществующую руку вперёд, и в следующее мгновение чернильная пустота заметалась разноцветными вспышками. Повинуясь инстинктам, Гарри восхищённо потянулся к этому прекрасному свету, позволяя ему окутать себя. Всё произошло слишком быстро. Его пронзило такой агонией, что захотелось вернуться в холодную камеру под смертельные пытки, лишь бы не чувствовать этого. У него всё ещё не было тела. Болела его душа. Она кровоточила белыми лоскутами, она была светом и болью, чернотой и цветом. Она была прекраснее, чем магия или лесной родник, она пела и стенала, она была Жизнь и Любовь. И ей было так страшно. У Гарри не было тела, лица или глаз, но он плакал, как ребёнок, пытаясь обнять это прекрасное, величественное Нечто, что металось от боли и ужаса в нём и вокруг него. «Эй, эй, всё хорошо, я здесь, я здесь» И безумствующая в агонии душа вспыхнула благодарно, испуганно и робко, делясь своей болью и жизнью. Сплетая их в одно целое. А потом была темнота.***
Гарри уже давно перестал считать свои пробуждения от пульсирующей головной боли, но в этот раз было нечто странное. Тихо зашипев, парень ощупал голову на предмет повреждений, и, не обнаружив ничего серьёзного, устало прислонился к холодной стене. «Ну и что произошло на этот раз?» — рассеянно пронеслось у него в голове. — «Ничерта не помню». Гриффиндорец просидел в прострации почти час, тщетно пытаясь выудить из памяти события… вчерашнего дня? Позавчерашнего? Сегодняшнего? Но это напоминало попытки вспомнить сон недельной давности. Ещё через час в камере появилась уже привычная скудная еда, которую, как предполагал Поттер, перемещали к нему домовики. К счастью для Гарри он привык голодать и серьёзного дискомфорта тюремный паёк не вызывал. А вот что дискомфорт вызывало, так это отсутствие Снейпа. Внезапно прояснившийся рассудок активно воспроизводил всю информацию о ритуале, и после долгого обдумывания Гарри понял, что все необходимые зелья должны были быть готовы ровно через месяц после его заточения, если профессору ничего не помешало. Сложно было сказать, прошло ли столько времени, но неожиданно вернувшиеся зачатки рациональности подсказывали, что да. У гриффиндорца чесались руки заглянуть в тайник, чтобы убедиться, что все эти выводы — не плод его изломанного пытками сознания. Хотя, признаться, сейчас он чувствовал себя чуть ли не лучше, чем перед всей этой кашей с соулмейтами, крестражами и душами. Ещё бы понять, почему… Если переданная пленнику еда была завтраком, то Снейп появился в камере уже после ужина, которого, к слову, не было, потому что кормили здесь один раз в сутки. Противоположная стена мелко зарябила, пропуская фигуру в привычной строгой чёрной мантии. — Гарри? Парень глухо закашлялся, шокировано глядя на преподавателя. С каких, чёрт подери, пор Великий и Ужасный Северус Снейп обращается к сыночку Джеймса по имени? Гарри не успел открыть рта, как зельевар уже накладывал на него диагностические чары, сверля его хмурым взглядом. — П-профессор? — неуверенно подал голос Поттер. Снейп вздрогнул и внимательно посмотрел ему в глаза. Молчание длилось почти минуту. — Как ты себя чувствуешь? — с какой-то странной осторожностью спросил зельевар. — Вообще-то… Неплохо, — неуверенно пожал плечами парень. В камере вновь воцарилась напряжённая тишина. — Ты был практически овощем… какое-то время, — сухо выдал Снейп. — Я пытался достучаться до тебя, но всё было бесполезно, что бы я не пробовал. Когда появлялся Лорд, ты приходил в себя, чтобы попытаться защититься, но в остальное время полностью закрывался. — Так… — Гарри неловко кашлянул. — Сколько прошло времени? — Сегодня двадцать первое сентября. Поттер неверяще мотнул головой. — Это бред. Не может быть… — Это так, Поттер, — наклонил голову Северус, всё так же внимательно изучая подопечного. — Многое изменилось. Гарри беспомощно обхватил руками голову. Конец сентября… Он действительно провёл здесь почти три месяца? Но ведь он считал, Волдеморт появлялся в камере не больше двадцати раз… Осознание происходящего неприятно давило на голову. Ему уже семнадцать. Для ритуала были необходимы определённые лунные фазы и особое состояние зелий, но даже так его уже давно можно было провести… — Мерлин! — подскочил парень. — Рон, Гермиона, ребята, они в порядке?! Что со школой? Снейп демонстративно поморщился буйному всплеску подростка и скрестил руки на груди. — А вы как думаете, Поттер? — но вместо ожидаемой издёвки спокойно продолжил: — Хогвартс — моя забота, не ваша. Все ученики живы и… здоровы, — коротко запнувшись, окончил фразу теперь уже директор Хогвартса. Гарри яростно сжал кулаки: «Да как он?!..» Но буквально в следующую секунду кое-что понял. Снейп резко перешёл на «вы»*, при этом после смерти Дамблдора он первый опустил формальное обращение, а пару минут назад и вовсе впервые (впервые ли?) обратился к нему по имени. Ещё несколько месяцев назад он едва ли обратил бы на это внимание, списав всё на «скотский» характер зельевара, но не теперь. Сдержав секундный порыв, парень незаметно выдохнул и спокойно посмотрел на профессора. — Как скажете, — игнорируя короткое замешательство на лице Снейпа, парень продолжил: — А что… Лорд? Гарри всё ещё подташнивало, когда он произносил это обращение, но профессор ещё в первые дни предупредил, что в поместье на имя Волдеморта Табу, причём неизвестно, как чары могут среагировать на нарушение запрета. Снейп неожиданно замялся, но, разумеется, заметить это мог только человек, долгое время общавшийся с ним в неформальной обстановке. — Его никто не видел уже трое суток. — Три дня назад он последний раз был здесь, — понял парень, напрягаясь. — Я ничего не помню о том, что произошло. — Не помните, что было три дня назад? — уточнил Снейп. Гарри медленно кивнул. — И после. Очнулся от ужасной головной боли, и — ничего. Зельевар нахмурился и взмахнул палочкой, сосредоточенно сдвинув брови и беззвучно шевеля губами. Вокруг парня начали появляться тонкие золотые нити, похожие на диагностические чары, но их было намного больше и они были ярче. Было несложно догадаться, что это какой-то модифицированный вариант обследующей магии. Когда нити окончательно оплели гриффиндорца пациента плотным коконом, то внезапно замерли, начали монотонно пульсировать, а спустя несколько секунд коротко вспыхнули и рассыпались на крошечные затухающие искры. Снейп выглядел отрешённым и задумчивым. — Профессор? — неуверенно окликнул его парень. Зельевар перевёл на ученика внимательный взгляд. — Результат диагностики крайне странный, боюсь, я не смогу правильно интерпретировать его, — Гарри закусил внутреннюю сторону щеки. — Но… Я знаю, как можно вернуть вам воспоминания. Вопрос в том, хотите ли вы этого? На последней фразе профессор буквально вцепился глазами в напряжённое лицо парня, ожидая его реакции. Гарри непонимающе нахмурился. — Конечно я хочу вернуть свои воспоминания, — заметив не изменившееся суровое выражение лица Снейпа, гриффиндорец устало добавил: — И в чём подвох? — В том, что воспоминания не пропадают просто так, разумеется, — раздражённо выдал зельевар. Гарри с удивлением отметил, что научился отличать искренние эмоции Снейпа от актёрской игры. И он был почти уверен, что это не было настоящей эмоцией. — Есть разные причины такой реакции организма, но в вашем случае я бы остановился на защите. — Защите? — не понял гриффиндорец. — Побольше слушайте и не будет возникать глупых вопросов, — огрызнулся Снейп, впрочем, в намного более мягкой форме, чем во времена учёбы. — При серьёзном стрессе, вызванном, например, — зельевар снова запнулся, — угрозой смерти, магия или же психика намеренно скрывает травмирующие воспоминания, чтобы не усугублять состояние пострадавшего. — Угрозой смерти, — бесцветно повторил Гарри. На этот раз профессор промолчал. Конечно, необходимость (а это было именно необходимостью в его ситуации) вспомнить что-то наверняка ужасное выбивала его из колеи, но у гриффиндорцев была одна особенность, которая стала символом их факультета: они боялись так же, как все, но были готовы встретиться лицом со своими страхами, даже если знали, что обречены на поражение. — Действуйте, профессор, — ровно кивнул Поттер. Помедлив несколько секунд, Снейп кивнул, направил на парня палочку, но почему-то медлил. — Вы уверены? — прозвучало спустя, кажется, вечность. Гарри улыбнулся уголком губ. Всё-таки он правильно всё понял. — Да, профессор. Я уверен. Поттер ожидал, что это будет, по крайней мере, болезненно, но в первые секунды он не чувствовал ничего, кроме ненавязчивого давления в висках. Потом, правда, ощущение стало неприятным, но не более. Гораздо хуже были сами воспоминания. Чувство загнанной в угол жертвы без права на сопротивление охватило его резко и всеобъемлюще. Не было каких-то конкретных картинок и нельзя было чётко уловить момент, в который память о том или ином моменте возвращалась. Будто ощущения и эмоции шли впереди фактов о произошедшем. Гарри будто заново переживал всё это. Какая-то его часть понимала, что он в порядке, в безопасности, что его рёбра целы, а не вывернуты концами вверх. Что его кожа не покрыта паутиной крошечных кровоточащих отверстий, а ладони не оставляют на бетоне маслянистых алых следов. Только почему-то во рту был стойкий железный привкус, а в голове стучала мысль о неизбежной смерти. То, что произошло дальше Гарри не смог бы описать, даже, если бы от этого зависела его жизнь. Вся боль резко прекратилась, но не ушла, а… изменилась. Его охватила густая, невыносимая тоска. Всё навалилось бесформенным комом: одиночество, страх, горечь, отчаяние, паника мешались и тянули за собой, превращаясь в жестокое безумие и странный, потусторонний холод. А Гарри почему-то плакал. Он видел в этом что-то настолько красивое и несчастное, что от боли и щемящей нежности не мог вдохнуть. Он был этим? Или нет? Что это? Кто это?Она была светом и болью, чернотой и цветом. Она была прекраснее, чем магия или лесной родник. Она пела и стенала. Она была Жизнь и Любовь.
Гарри хрипло вскрикнул и отпрянул от Снейпа, со всей силы ударяясь о стену позади себя. Профессор, забыв о своём напускном безразличии, взволнованно смотрел на ученика, успокаивающе подняв руку с палочкой. Парень громко и тяжело дышал, глядя стеклянным взглядом сквозь мужчину. — Гарри, — медленно и спокойно произнёс Снейп, надеясь завладеть вниманием подростка, — всё хорошо. Ты в безопасности. Здесь только я. К немалому удивлению зельевара, гриффиндорец послушно кивнул и тяжело сполз по стене. Глаза его оставались такими же пустыми и отрешёнными. Снейп решил дать мальчишке время прийти в себя и начать существенное лечение только в случае крайней необходимости. Парень и так был истощён до полумёртвого состояния. Хотя и не было понятно, почему именно сейчас, после, видимо, особенно жестоких пыток, Поттер выглядел в разы лучше. — Я был им. Глухой голос вырвал Северуса из размышлений. — О чём ты? — настороженно нахмурился профессор, снова забыв о своих намерениях относительно субординации. Гарри поднял на зельевара глаза цвета густой зелени. В них было столько противоречивых эмоций, что с уверенностью определить хотя бы одну было просто невозможно. Гриффиндорец приоткрыл рот, собираясь что-то сказать, но вдруг передумал и опустил голову. — Я им был, — едва слышно повторил парень. — Я видел его душу. Или был ей. Не знаю. Северус смятенно замер. — Гарри. Посмотри на меня, — тот рассеянно перевёл взгляд на профессора. — Ты видел душу… Лорда? Несколько секунд лицо Поттера было будто восковым. Первыми шевельнулись уголки губ. Гарри усмехнулся остро и виновато, а в его глазах сверкнули нотки истерики. — Тома. Я видел душу Тома.