Черногория

Вечером Света не просыпается. Только возится и ворчит, когда Диана, устав терпеть одеревеневшую спину, старается как-то повернуться. «Дела», — смотреть в потолок — не самое увлекательное занятие, но все стихи Арбенина давно вспомнила, от своих песен за тур начало уже слегка подташнивать, а сон, несмотря на темень за окном, так и не пришел. Она-то выспалась, а вот Светка, похоже, совершенно нет. Разлеглась на ней, ножки-ручки свесила и причмокивает. Даже относительная костлявость «ложа» не смущает. Вот, что это за дела? Диана догадывается: что? Зеленые такие, с несильно красивыми портретами в три четверти. Воевать с Жуковой бесполезно, у нее один ответ на все вопросы: «А я что? Света сказала — мы делаем! Сама узнавай, что ей там приспичило». Иногда Диане кажется, что Светке приспичило опробовать кладбище. Ладно, от туров отказались, а остальное? Корпоративы где-то в жопе мира, сборники для хрен пойми какой аудитории? Она видела пару видео, специально просила снять: лето, жара, а Светка в своем неизменном камзоле. От одного вида в обморок хочется, а ей ничего. Или на вид ничего. А потом приезжает и еле успевает на банкетку сесть, Диана даже специально ее поближе к двери подтащила. Сбелевшая, кроссовки расшнуровывает раза в два медленнее, чем обычно и голову поднимает… ну, едва. А потом спит по четырнадцать часов, не добудиться. И вот зачем такое издевательство? Неужели сама? Диана не верит. Вопросов много, а с ответами, как всегда, засада. Она потом спросит, обязательно. Дождется пробуждения, накормит и спросит. А то, как выясняется, у них тут еще одна проблема — человеческое разгильдяйство, помноженное на патологическую скромность. Разгильдяйство — организаторское, скромность — Сургановская. А как итог — просвечивающиеся сквозь кожу кости. Диане даже не хочется знать цифру. И так видно, что дела плохи. Мысли о каких-то болезнях, вполне определенных, она даже не хочет рассматривать, да и знает она одну болезнь — «Что людей отвлекать?» Вот Светка, наверняка, и не отвлекает. Просит Жукову сбегать за детскими пюре и этим довольствуется, а организаторы вкрай охамели: не зря в райдерах появляются «звездные прихоти» типо туалетной бумаги в мелкий цветочек, чисто проверить: читают ли эту макулатуру? Или, как всегда, по диагонали? И ведь чревато — замечают, что коллективу пофиг, и им сразу становится пофиг. Зачем напрягаться? Не штрафанут же. Да и Жукова хороша, наверняка: кое-как отыграли, техрайдер нормальный и ладно, а артиста можно и водой отпоить. Связки только-только в норму пришли? «Ой, да что там? Светка же согласна. Петь, вроде, может». А потом молчит и процедуры терпит, дрожа в кресле у фониатора. Диана таких издевательств не понимает и каждый раз старается как-то облегчить вот это все… о чем даже говорить страшно. Поджидает у кабинета, обнимает, едва распахивается дверь, позволяет прижаться, доводит до машины и, устроив на плече, просит поспать. Физически не может смотреть в эти смирившиеся, обреченные глаза. Светка не заслуживает, хотя иногда Диане кажется, будто она пытается разорвать какой-то порочный круг. Пока безуспешно. *** Света просыпается под утро. Пытается повернуться на бок и едва не падает, запутавшись в ткани. Чертыхается сквозь зубы. — Светка, не проверяй на прочность свои кости, в ламинате я и так уверена — он выдержит, — Диана бережно придерживает еще слегка дезориентированную подругу, прижимает к себе и тихо ворчит скорее для проформы: по-хорошему, им бы перебраться на мягкую кровать, но черт его знает, что там взбредет Светке в голову: вдруг потянет купаться с первыми лучами? Ей ничего не взбредает. Даже удивительно. Сурганова возится, устраивая в тепле выпадающие из-под одеяла-скатерти конечности, и, замерев, собирается спать дальше. Диану такое положение вещей смущает. Ее спина негодует еще больше. — Светка, а давай все-таки в кроватку? Пока ты еще можешь дойти, — Сурганова не реагирует, продолжает неровно дышать в шею: смеется, что ли? — Или давай я тебя на руках донесу? — со стоном поднимает голову. — Динка, я так спать хочу, — широкий зевок, и Света вновь укладывается на подруге. Диана обескуражена: они проминают мебель уже часов двенадцать, а Света хочет дальше? — Давай в кроватку, а? Пожалуйста, — бережный поцелуй в макушку. Диана бы вполне оставила все как есть: выпила бы потом таблетку, — только вот Света после такого сна будет еще долго хвататься за поясницу при любом движении. А такой феерии Диане не хочется: слишком больно смотреть на страдающую Светулю. — Давай, тут идти всего ничего, — Диана понятия не имеет: где здесь спальня, но надеется, что в таком теремке особой разницы не будет. Света недовольно щурится, скидывает руку с поясницы и, сев, показательно хватается за голову. Разбудили, уснуть не дали, еще гонят черт-те куда. — Давай, Светуль, надо, потом сама не будешь мучиться, — Диана садится рядом, обнимает со спины и греет, — давай, — тянется за почти слетевшей на пол скатертью, укутывает. Ей-то воздух в комнате не кажется холодным, а Света уже озябла: подтянула колени к груди, сжалась и дрожит. — А еще там одеяло есть, теплое, — соблазняет. — А сама погреешь? — Света прожигает взглядом соскочившую на пол подругу: последнего тепла лишила. «И вот как ей не холодно? Стоит же в чем мать родила!» — Обязательно, веди, Сусанин, — протягивает руку, приглашая. Света кряхтит, заматывается в скатерть и все же встает. Игнорирует ладони. Шаркает по полу, скрючившись в три погибели. Диане забавно, но смеяться в голос она не решается: а то выгонят еще из кровати и мерзни в одиночестве. — Вот, любитель комфорта, — Света без особых любезностей заваливается на кровать и, натянув одеяло, отворачивается. Дадут ей, наконец, выспаться некоторые неугомонные фурии? — Эх, экспроприируете собственность, интеллигенция, — Диана осторожно пристраивается сзади, забирается в не слишком усердно подоткнутый конверт. Светуля не противится. Ее родная девочка. Отвернулась и сопит. Пусть сопит. *** — Фу, Гриня! — Диана отфыркивается от шерсти, рефлекторно прикрывает лицо ладонью и понимает: собака осталась в Подмосковье, наверняка гоняется сейчас за бабочками, а ее сон нарушила Светка. Устроилась у нее на груди, ненароком дернулась и выпустила из-под контроля свою шевелюру. «Родная». Диана не может злиться. Слишком уж Светуля… даже определение подобрать сложно. Слов недостаточно, но на душе становится так тепло, что от всепоглощающей нежности выступают слезы. Диана пытается проморгаться, вытереть предательскую влагу, только вот Света совершенно невинно решает сжать оба запястья. Не специально, сквозь сон, но от этого не менее крепко. Боится, что подруга вновь сбежит по своим очень неотложным делам. Такого не будет. Правда-правда. Оно все где-то в прошлом. Да и как тут сбежишь? Светка стремилась к ней всем естеством, буквально облепляла. И разве такой можно отказать? Проигнорировать немую просьбу? Диана не может. Только обнять в ответ и зашептать что-то ужасно милое и вроде само-собой разумеющееся, но Светке ведь надо. Тогда она реже просыпается ночью, не бродит бесцельными зигзагами по утрам и улыбается так, что Диана и танго станцует, лишь бы видеть и прижимать к себе любимую, вслушиваясь в размеренное дыхание. О большем и мечтать страшно. Света просыпается постепенно. Сначала распахивает глаза, не совсем понимая: что и где происходит — и сразу же проваливается в полусон снова: чувствует теплые, спеленывающие объятия. Что-то делать и куда-то идти резко не хочется, лучше так и лежать, уткнувшись в теплую подушку. Динь вновь шалит: прикинулась ничего не понимающей девочкой, распласталась и обнимает. Совсем невесомо, дышит в волосы и ничем не выдает свое пробуждение. Ребенок. Даже хочется вывести на чистую воду. С честными глазами дотянуться до губ и целовать от «окраины к центру». Сначала пройтись по скулам, потом невзначай коснуться подбородка и все же раствориться в шершавости губ. Дразнить, хихикая на еле слышные стоны, и отпрянуть едва Динька откроет глаза. Она тут не причем. Совсем-совсем. Ну, разве не верится? И преданный взгляд. Диана не поверит, нагло ухмыльнется и продолжит прерванное. Дотянется до виска, запутается пальцами в волосах, застынет, коснувшись лбом шеи. Так лежать ей хочется все чаще. Не подрываться ежеутренне по звону будильника, путаться, натягивая первую попавшуюся одежду, и судорожно листать заметки календаря, параллельно проглатывая кофе, а вот так открывать глаза и нежиться. Они ведь заслужили. Всеми бесконечными самолетами, вечной сменой городов, когда порой открываешь глаза и даже не помнишь в какой жопе мира ты сейчас: отели все одинаковые — безлико-бежевые или помпезно-яркие, это уже в меру фантазии организаторов. Сами они с временным жильем давно перестали заморачиваться. Крыша есть, кровать есть, тепло, ужин принесли — и ладно. Ведь даже в самом комфортабельном отеле, с ненавязчивым персоналом, мягкой постелью и супер-нано-эко матрацем все равно будет кого-то не хватать. Определенного. Рядом. И звонить совестно: их опять раскидало по разным уголкам родины — поэтому остаются безмолвные сообщения с обязательной рожицей из скобок, как когда-то. Когда писали они без пробелов, экономя знаки, только самое важное, а телефон хранили, как зеницу ока, хотя, по-хорошему, им можно было колоть орехи и открывать пиво. И ведь каждый раз Диана вставляет ключ с какой-то тихой надеждой: сегодня будет не только письменное «Спокойной ночи». Представляет, что вот сейчас ее точно будут ждать. Светка. Замрет, сев по-турецки на огромной кровати, вдруг залюбуется на ночной город по ту сторону стекла, задумается и вздрогнет от скрипа двери. Повернется, прищурится, вглядываясь в силуэт, а когда все поймет — подорвется, стремясь обнять. Пару раз так и получалось. Светка каким-то немыслимым образом выкраивала выходные посреди тура, запрыгивала в самолет и устраивала сюрприз. Обязательно выслушивала Дианину тираду, что так издеваться над организмом нельзя и лучше бы она поехала отоспалась дома, детей увидела, в конце-концов. Сурганова серьезно кивала, почти не улыбаясь, а потом, так и не выпустив подругу из объятий шептала: — Знаешь, что мне Марта в последний раз сказала? За тобой присматривать, а то ты «совсем крышей едешь: не ешь, не спишь и кофе пьешь супницами на пол-литра». Это цитата. А со мной ты так откровенно организм не гробишь, — смешок. — Или скажешь, что твоя дочь врет? Диана стушевалась, еще сильнее сжала уже жену — даже в голове это прозвучало гордо — и спорить не стала. Смысл противостоять очевидному? Со здравым смыслом они часто были по разные стороны ринга, а Марта — она всегда была не по годам сообразительной. Даже в такой ситуации не пошла вразумлять мать, а выложила все третьей, влиятельной стороне. Иногда Диане становилось страшно: Мартише ведь всего двенадцать, а ощущение, что все сорок семь. Где-то сверху проблемы с чувством юмора. — Пошли исполнять завет, — быстрый поцелуй в губы, — спать. Диана нехотя высвобождалась из объятий, раздевалась, кидая верхнюю одежду просто на пол, и действительно шла открывать чемодан: майка, шорты — чего-то большего уже не хотелось. «Стены тонкие, в сон клонит, завтра очередной рывок до локации и организм как бы намекает», — от подобных рассуждений Диане становилось смешно: «Ну, точно, пЭнзия подкралась», — и немножко гордо: «Светка тоже, наверняка, умаялась», — а она вон, думает, заботится. А если ее еще Сурик и по головке погладит. Глаза сами собой довольно зажмуривались, а на губах расцветала улыбка. Потом, кроме шуток, они действительно спали. Плодотворно, надо сказать: «Вот оно, лучшее лекарство от головной боли и сонливости по утрам. Сопит рядом». Мысль была обоюдной. Диана осторожно отстраняется, проверяя: не дрыхнет ли снова ее сокровище? А удостоверившись, что нет, наклоняется почти к уху и аккуратно предлагает: — Заяц, нужно что-то решать с завтраком. У тебя же наверняка залежи в холодильнике, — носом к виску. И замереть. — Динка, — бубнеж в подушку, — там в холодильнике мышь и пара сверчков морозятся. Тараканы тут не водятся, вроде, но, — довольные потягушки, из-за которых Диана едва не сваливается с жены. Звучит-то как. На радио нельзя, дак хоть мысленно, — я тут недалеко заприметила замечательную кофейню. Сама проверила "продукт". Думаю, с завтраком они нам помогут, — Света хитро оскаливается и, протянув руки, дергает заторможенную полувставшую Диану на себя, укладывает рядом вновь. «Нет, все-таки без кофе она совсем никакая», — а ведь Света планировала как-то бороться с этой вредной привычкой. Потом, все потом. Да и как тут бороться, если на тебя смотрят щенячьими глазами и чуть ли не кидаются на мимо проходящих людей со стаканчиками в руках. Легче этого ребенка умилостивить. Проходили уже. А Диана, снова спеленав подругу объятиями — «Нечего так нагло обратно в постель тащить. Она, вообще-то, уже почти встала!» — вроде как и расхотела куда-то идти. Лучше вон, лежать. Так и энергия особо не понадобится, и Светка пока вроде никуда не хочет: только сопеть рядом. Диану такой сценарий очень даже устраивает. Невольная улыбка: «Ведь нашла кофейню, для нее, специально. Попробовала «продукт», — смешок, — хотя к кофе совершенно равнодушна. Еще и в такую жару, когда курить и пить горячее — отдельный вид мазохизма». Вот как такую можно не любить?