Черногория

Света просыпается первой. Вздрагивает и не понимает что, к чему и как вообще происходит. Да, и не помнит, если честно. Кровать помнит, Динку помнит, душ тоже, кажется, но… Они же должны были пойти обратно. Спать. Если по закономерности. Используя мозг. Только вчера этот орган у них был явно одним на двоих. И выключенным. — Не пошли… — думать о последствиях не хочется. Минимум пара часов на плитке, черт знает в каком положении. И как бы Динка не хорохорилась, не скакала по балконам — спина у неё точно не образца двадцатилетия. — Вот как тебя спасать? — пальцы сами собой тянутся к позвоночнику. Выступающие косточки, мелкие капельки влаги на коже. Изумительно. Хочется касаться снова и снова. Надавливать рядом. Слушать довольное сопение в шею. Или куда там Динка уткнулась… Она же по-другому не может. Лечь, оплести и так спать. Просто рядом уже недостаточно. Будто чувствует, что будет не первой «ушедшей». Света запрещает себе такие мысли. Это пару веков назад: дожил до сорока — все, старик, добро пожаловать к апостолам — а сейчас… ещё столько всего впереди. Брод вон только начали исследовать. Брод, конечно, известный до последнего камешка и ракушки на дне, но вдруг… Каждый же раз как первый. В конце-концов, полтинник тоже совершенно не возраст, особенно если верить чересчур внимательным соседкам. Сколько раз они попеременно краснели, объясняясь со старушками снизу и сверху? То-то и оно. Вот лет через двадцать можно вопросами вечности и озаботиться, а пока… Света осторожно ложится на груди, возится и сжимает кожу пальцами. Специально не задевает соски, все равно затвердевшие. Какое тут продолжение… — Динь, надо просыпаться, — совсем тихо, как в детстве. — Динечка, — любовно, на выдохе. Диана реагирует. На прикосновения или шёпот — вопрос хороший. Быстро моргает, машинально приобнимает и целует в макушку, как привыкла. Замирает. Светке нужно потянуться, может поспать ещё. Иначе опять вскочит и растянется на полу. Голова закружилась, понимаете ли… Сколько раз утренние ласки заканчивались стоном совершенно не от наслаждения. А сейчас тем более. Приближающийся пиздец своего опорно-двигательного аппарата Диана чувствует, а как там у Светы — даже представлять не хочет. Ей вообще страдать запрещено. Отстрадала уже своё, причём с лихвой. — Выспалась? — вопрос звучит слишком обыденно, будто они лежат дома, в Москве или Питере, не важно, в мягкой кровати с правильными матрацами, ради которых Диана продолбила дырку в мозгу мальчика-консультанта. И думают только об одном: «Может, ну, на фиг эти концерты? Да и график надо бы объединить. Первое отделение за Снайперами, второе за Оркестром, а вишенкой совместный «бис» в акустике. И все довольны». Но нет, они в чертовой Черногории, разлеглись на плитке. Света никогда не поверит, что все будет без последствий. Диплом она, конечно, получала давненько и с большими оговорками, но здравого смысла не лишилась. Пусть пара часов: «Хрен разберёшься в этой коробке с временем суток», — но спина все равно затечет, а конечности занемеют. И это сейчас Диане нормально. — Динечка, надо вставать, — крепкие объятия выходят сами собой. Хочется расцеловать, обвить. Хотя бы своим теплом как-то облегчить состояние. «Только самой сначала разогнуться». …«Вот и дожили мы с тобой, Светуль — или правильнее Светлана Яковлевна? — до возраста, когда «охи с ахами» — не доказательства бурной личной жизни, да?» Светка поднимается первой. Картина перед глазами Диане совершенно не нравится. Она бы предпочла смотреть украдкой, но надо же знать, как поддержать, за что схватить и когда ловить. Тьфу-тьфу. Совсем рядом маячит грудь, но Диана не отвлекается даже на неё. Выдрессировалась за эти пару лет что ли? Да, все те же изгибы, тонкий стан и очерченный мокрым серебром волос профиль, но Светка хватается за поясницу, пытается размять ноги-руки, морщится от прокатывающей волны гудения… Какие тут фантазии. «Постарела, Диан Сергеевна…» Или повзрослела, наконец. А ещё Светка сама встала, а ей не даёт, сволочь — светоч — от медицины. — Э, я ж не беспомощная, и паралич меня пока не хватил, — но грозный зырк порыв самостоятельности тут же пресекает, — ладно, беспомощная… Пока Света бегает за полотенцем, Диана пробует украдкой приподняться: опереться на локти, распрямиться в пояснице — и шипит. К ее счастью, это больше похоже на обычное свистящее дыхание. «Нда, так старость и подкрадывается», — но Светке она об этом не скажет: эта ж любительница иметь знакомых везде — по клиникам потом затаскает. Профильным. «Все нужно лечить в зачатке! Динка, с тебя не убудет! Отменишь пару съёмок в этом твоём телике, зато мучаться потом не будешь. Послушай меня хоть раз!» — Диане даже не надо прогнозировать смысл беседы. И тон. Строгий, но обязательно с тёплыми руками в комплекте. Светка придёт, прижмётся, ткнётся носом в плечо, как совершенный ребёнок: «Я же хочу, как лучше». «Я верю, родная», — и что тут противопоставишь? Диана будет терпеть все измывательства. Это ведь ее девочка. И для ее спокойствия… Даже сейчас: — Сиди ты! — Диана послушно укладывается обратно. — Тоже мне, каскадёр на полставки! Как только твой Гомонов не поседел? — Света недовольно копается в куче белья, заворачивается в полотенце побольше и слышит отчетливый разочарованный вздох. — И нечего вздыхать! Потом налюбуешься, когда встанешь! — Да я по Гомонову вздыхаю, — наинаглейшая ложь. — Ты посуди: со стула снимает, на балконах страхует, на сцену подсаживает, — Диана смиряется со своим вынужденно-горизонтальным положением, складывает руки на груди, перекидывает ногу на ногу, настраивается ждать… и даже не замечает, что ждать уже не надо. Спасение и очарование в одном лице предстаёт подозрительно быстро. — Руку мне давай, а Гомонову премию. — Я подумаю, насчёт Гомонова, — про руку даже говорить нечего. Тёплые, чуть огрубевшие от «гитарного» тура пальцы. Диана специально даёт себе установку проснуться раньше жены: пообнимать, послушать сонное дыхание и, обязательно, посжимать пальцы. Они обязательно будут где-то поверх одеяла. Тёплые и расслабленные. «Схватить бы тебя, Светка, и уложить рядом, смотреть с нескрываемым вожделением». Да, она думает, да, она иногда включает взрослую, а потом ребёнок проявляет себя с двойной силой: взять, утащить и никому не отдавать. Ее Светочка. Бе-бе-бе! — Ты ещё облизнись! Дин, для этого есть кровать, — Диана никогда не понимала: как про все между ними можно говорить так легко? Будто все есть, и было, и будет. И ничего не надо доказывать ежесекундно. Лучшее доказательство, конечно, в горизонтали. Она сама ведь постоянно сомневается. Да и доказывает, скорее себе. — Для ЭТОГО, — недовольное кряхтение, — есть ты. А кровать это так, второстепенное. И вообще, по чьей милости мы тут оказались? — Диана театрально сгибается в старушку, тащится до двери, заложив ладонь за спину, но руку так и не отпускает. — По моей. И поэтому идём лечиться, — «мадам Арбенину девяноста лет» Света обгоняет на раз-два, даже приобнимает и сама подталкивает к выходу. — А лекарства какие? Доченька, чего посоветуешь? — скрип с шёпотом вместо голоса — и Света заливисто смеётся. Даже забывает про свою спину. Диана этого и добивалась. — Динка, тебе таким тембром только старушек и озвучивать, — а потом наклоняется к уху: — Лучшие традиционные лекарства современности, — звучит почти заговорщицки: низким шепотом, с осторожным прикосновением к пояснице. — То есть руки? — Они самые, родная, — поцелуй в висок. *** К вожделенному массажу они так и не переходят. Света аккуратно укладывает возлюбленную на живот, прикрывает ягодицы одеялом. «Чтобы не отвлекало». А потом Диана сама перехватывает запястье. — Ложись, мне нормально, — с силой притягивает к себе. — За окном уже светло, а ты так и не поспала, — скользит ладонью под полотенцем и прижимает, укрывая все тем же одеялом, одним на двоих. — Динь, я не развалюсь, — сопротивляться Свете особо не хочется, но противная рациональная часть подсовывает разные нехорошие последствия, которых своей Динке она точно не желает. Лучше пусть дальше с гитарой по залу бегает. И без обезболивающих! — Сон все вылечит, а с тобой… — Диана довольно потягивается, укрывается одеялом с головой и сжимает свою Светку до тихого «ой». — Сон у неё все вылечит. Ага, и секс всемогущий. — Можно и секс, но потом. — Вот любишь ты меня все спать тащить, во всех интерпретациях этого слова, — смешок. — Потому что спать полезно, а ты в своих турах вечно гонки устраиваешь. Ешь мало, спишь урывками, потом на чеке сидишь в прострации! — Диана заводится, почти выпутывается из одеяла и нависает. — Тихо, больше так не буду, — осторожный успокаивающий поцелуй. — И все-таки почему, Дин? — Что почему? — Заботишься. — А любить и заботится понятия не взаимоисключающие. Ты вон тоже, собиралась ручками, но не пущу! Спи, — что-то ответить Света уже не может. Это же… Кольца, муниципалитет в Швеции, женщина неопределённого возраста со стандартной речью, миллион поцелуев, бурных и не очень ночей, но глаза в глаза… Страшно спугнуть. — Спи, моя хорошая.