***
Дверь за девушкой захлопнулась. В зале заседаний повисла душная тишина. Эдмунд вжал голову в плечи и упер взгляд в ладони, пытаясь приказать им перестать дрожать. Он провалился. Снова. Ему не удалось уговорить эту суровую северную леди остаться и помочь им. Черт, да он даже не смог сказать ей ничего связного! Ни одного аргумента. Ни одной попытки остановить поток слов, ставящих точку в их стремлении собрать новый отряд магов-элементалей. Эдмунд знал — отец будет огорчен. И от этого понимания ему хотелось плакать. Он ненавидел огорчать отца, который делал так много для Фартона и отдавал всего себя служению ему. — Принц Эмануэль, вы в порядке? Юноша невольно вздрогнул и слишком резко поднял голову. Взгляд его тут же наткнулся на холодный блеск глаз Генриха-Ясона Вайсе — отцовского генерала и человека, приставленного охранять его и всю семью Фартонских. Человека, пугающего Эмануэля до самых глубин его наивной и робкой души. — Д-да, все в порядке. Не переживай, — мальчик скромно закрылся длинными белыми волосами и наморщил нос. Он был слабым. Ужасно слабым. Самый младший, самый любимый, самый заласканный — вот он, Эмануэль Фартонский, третий принц империи Фартон. Самый слабый и самый ничтожный. Словно назло, он проваливался во всех начинаниях. Ему не хватило уверенности даже уговорить так необходимую им воительницу остаться. Но… В чем-то она точно была права. Эмануэль вздохнул. У них действительно не было ничего — ни плана, ни новых воинов. Генрих был действительно ужасной кандидатурой на командующего столь важного отряда. Наконец, и Лилит Холоуэй, дочь легендарного Лильена, оказалась не той, кого они надеялись найти. «А на что мы с отцом вообще надеялись?» — невольно задался вопросом юноша. Как и говорила Лилит, они изгнали свою надежду много лет назад, когда отреклись от несправедливо обвиненных представителей десятого отряда. Эмануэль тогда был совсем ребенком. Будь он постарше, юноша сделал бы все, чтобы остановить этот беспредел. Но ему было шесть, и все, что он мог — провожать взглядом заботливого Лильена, всегда привозившего ему карамельки и дававшего братьям Эмануэля играть со своим мечом. Тревога заполнила грудь Эмануэля, заставила его подняться и приняться нарезать круги по комнате. Все его грандиозные планы, все наработки полетели в никуда. Силы оракула так и не проявились толком, способности элементаля развивались туго и неохотно, Лилит отказалась от самой идеи присоединиться к ним. «Что делать, что делать?» — закрутилось в голове мальчика. Принц шагал и шагал, думал и думал, но каждая идея все равно оставалась за закрытой дверью его рта — не сказанная, не озвученная, скромно притулившаяся где-то на затворках. — Принц, я уверен, все будет хорошо. Мы еще убедим ее. Эмануэль взглянул на Генриха снова и вздрогнул. Теперь на суровом бледном лице отразилась совершенно ненормальная эмоция. Какая-то жуткая смесь гнева, боли и обиды. И от нее по спине юноши побежали мурашки, а желание спрятаться от Вайсе стало просто невыносимым. «Лилит была права в своем гневе к нему. Как бы Генрих ни был близок нашей семье, он точно не тот, кому следует доверять такие важные задания», — едва не пробормотал себе под нос парень. На самом деле, у них с Генрихом были нормальные отношения. Эмануэль нормально воспринимал его. Даже проявлял к нему доброту и нередко заботился о нем, слишком занятом, чтобы сделать это самостоятельно. Но когда он строил такие гримасы и источал непонятные, давящие эмоции, не бояться его было трудно. Эмануэль знал о грехах Генриха. Как знали о них все, кто хоть немного изучал военную историю современного Фартона. Великий Рат, даже отец Эмануэля говорил, что Генрих — ужасный командир! Но он был выдающимся воином и невероятным магом тьмы. И эти способности возвели его на много ступеней выше любого другого командира или генерала Фартона. Только благодаря ним и их незаменимости на линии фронта Генрих оставался воином при дворе. Столь высокого звания было трудно добиться. Особенно в возрасте Генриха. Это многое говорило о нем, как о воине. А еще — как о личности. Только по-настоящему сильный и не менее целеустремленный человек мог построить такую головокружительную военную карьеру. Но вместе с тем этот человек должен был лишиться всех человеческих добродетелей — доброты, милосердия, открытости. И Генрих давно потерял все это, кроме, может быть, толики доброты. Плечи Эмануэля дрогнули. Он собрался было удалиться в свою комнату и спрятаться в очередных фолиантах, но удержался. Он должен был помочь Фартону пережить трудные времена. И сейчас в этом ему мог помочь только Генрих. Поэтому Эмануэль кивнул поувереннее и снова принялся обдумывать. Но план никак не собирался в его голове. И только желание защитить любимую страну толкало вновь и вновь собирать хрупкий пазл. Эмануэль чувствовал — Фартон нуждается в нем. И, пока он это делал, юноша готов был умереть, но сделать все, чтобы великая империя восстала из пепла. В этом они были едины с Генрихом. Но, к сожалению, не с Лили.2. Аудиенция
11 апреля 2020 г. в 16:45
Путь из Лахора в столицу оказался тем еще испытанием.
Лили неловко выпрыгнула из повозки и обвела взглядом стоянку. Виды оказались, мягко говоря, малопривлекательными: массивные колонны, наваливающиеся на прибывших, покрывали сколы и потертости, а магические фонари, горящие вечным пламенем магов огня, с трудом освещали затянутую в полумрак площадку под скрипящим деревянным навесом. Лилит поежилась, поплотнее закутавшись в мягкость шубы и подтянув лямки вещевого мешка. Невольно обернулась к телеге. Отходить от нее не очень-то и хотелось. Не такого ожидалось от столицы, где, по рассказам соотечественников девушки, все было покрыто золотом и кичилось роскошью.
Два дня Лилит провела в этой телеге, стремительно приближающейся в вихре ветра и снега к столице Фартона — городу Шинаен. Они не останавливались на ночевки, ели в телеге и больше молчали, чем говорили. Они — это Лили и Генрих. Два дня девушка провела в компании лишь этого мужчины, которого совсем перестала воспринимать нормально после того, что узнала о нем и его «карьере» у соседей. Много же Лили услышала, когда прошлась по ним перед отъездом с просьбой позаботиться о матери и брате…
Девушка скрипнула зубами. Это был тяжелый переезд. Но попасть в город, такой далекий от родных краев, оказалось ещё сложнее.
Здесь было жарче — это Лили почувствовала сразу. Пахло гарью, пылью и грязью вместо смолы, хвои и трескучего мороза. Издалека до Лилит донеслись шум и гам большого города — стук копыт, грохот карет и дилижансов, многоголосый гам. И это при том, что находилась она в самом центре страны, за оградой королевского двора, Фаролинда. Эти шум и толчея заставили Лилит насторожиться, словно дикого зверя. Ей вмиг захотелось покончить со всем как можно скорее и вернуться домой, где люди двигались медленно, а мир жил в размеренном ритме. Однако большой город сжал девушку в стальные тиски и заставил осмотреться в поисках несуществующей угрозы. В Шинаене Лили в последний раз была в восемь лет, с отцом, и тогда поездка закончилась тем, что отца…
— Идем. Мы припозднились. Король наверняка уже заждался нас, — голос Генриха нагнал ее как раз на этой мысли, вплетясь в нее нитью и отбросив воспоминание о последнем посещении столицы.
Девушка дернулась, инстинктивно встав в боевую стойку. Однако мужчина прошел мимо, даже не взглянув на нее. Ровная спина, заплетенные в низкий хвост угольно-черные волосы, парадный камзол без единой складочки — он был так же идеален, как и два дня назад. Словно и не ехал в бесконечно трясущейся телеге. Словно и не был тем, кто погубил ее брата. Лили стиснула зубы. Пальцы ухватились за серьгу в форме звезды. Фамильную, некогда принадлежавшую еще ее пра-прадедушке по отцовской линии. Ту, что когда-то носил и сам Лильен Холоуэй.
«Отец… Присмотри за мной, чтобы я не натворила глупостей», — шепнула девушка краткую молитву в никуда и поспешила за солдатом, подавив стойкое желание сказать ему пару ласковых.
Молча, без лишних разговоров и взглядов, мужчина провел ее сначала на улицу, где день заливал буйную листву окружающих тропки кустов и деревьев солнечным светом, а потом — куда-то вглубь садов. Лили не стала спрашивать, куда они идут. Ее это мало интересовало. Все, что было в голове девушки — волнения об оставленной дома семье. Она даже не стала осматриваться, не пожелав тратить время на бесконечные просторы сада и растущие тут и там маленькие здания неизвестного ей назначения. И только когда зелень кончилась, а дорожка резко перетекла в бесконечный поток гранитных плит, Лилит подняла голову.
Генрих вывел их к главной площади. Громада дворца выросла в самом ее центре, охраняемая полосой застывших в вечности мраморных солдат. Широкий круг со всех сторон был защищен глухой стеной, красующейся цветными башенками, на верхушках которых гордо развевались флаги Фартона — светло-синие, с очертаниями страны, сверху прикрытыми мечом и щитом. Ворота были открыты. Впрочем, по площади никто не ходил. И только стражи мелькали где-то у самых стен, словно не решаясь подойти ближе.
Лилит взглянула на дворец. Высокий, почти закрывающий шпилями и башнями небо, и ветвистый, словно многовековое дерево, он гордо выпячивал изящные витые колонны, балконы, фронтоны и окна в кованых рамах. Блики солнца играли в самых настоящих стеклах, мягкие изгибы здания придавали ему строгой элегантности. Окна смотрели холодно и слепо, а длинная тень стелилась по площади даже в лучах предполуденного солнца.
Лилит усмехнулась. Этот замок ни капли не изменился со времен ее детства. Все такой же лживо красивый.
— Ты идешь?
Генрих снова разрушил картину ее воспоминаний. Лили цокнула языком и неохотно нашла его взглядом: мужчина стоял почти у самой лестницы, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, и ждал ее. Девушка закатила глаза. В последнюю очередь ей хотелось соглашаться с этим человеком, но он был прав — она засмотрелась.
— Постарайся не отставать от меня, — процедил Генрих, когда Лили нагнала его у двойных дверей в конце широкой лестницы.
— Уже стараюсь, — огрызнулась Лилит. — Уж и на дворец посмотреть нельзя?
— Нельзя. Смотреть будешь после того, как пройдешь аудиенцию. Король будет поважнее архитектуры Шинаена.
Спорить с Генрихом в этом Лили не стала. Хотела, конечно, но не смогла придумать аргумента, который не выставил бы ее идиоткой. А потому только фыркнула, сжала лямки тяжелого вещевого мешка и гневной тучей направилась за мужчиной. Тот довольно усмехнулся и первым шагнул в застенки дворца.
Здание оказалось погружено в мертвенную тишину. Роскошные коридоры с мраморными стенами и потолками с две хижины в деревне Лили словно спали, покинутые всеми. Не было видно ни слуг, ни хозяев. Только солнечные зайчики блуждали по светлым стенам, лицам людей на картинах и коврам под ногами. Лили не понравилась эта тишина. Она сразу почувствовала тяжелый дух трагедии, затаившийся по углам и зовущий ее поспешить. И она поспешила — заторопилась нагнать Генриха, что тоже почти летел по сети переходов, исчезая из ее поля зрения с каждым новым поворотом все быстрее.
Он привел ее в небольшую залу где-то в правом крыле здания. Сквозь большие арочные окна свет затапливал комнату, освещая небольшой стол в ее центре и фигуру юноши, сидевшую во главе этого стола. Рассмотреть юношу Лилит не успела — Генрих закрыл ее своей немалой фигурой и, прижав руку к груди, склонился в поклоне.
— Добрый день, принц Эмануэль. — голос его прокатился по зале, эхом отозвавшись под самым потолком. — Рад видеть вас в добром здравии.
— А!.. — юноша за столом задергался и обернулся. Какие-то листы выпали из его ладоней и рассыпались по столу. — О, да, привет, Генрих…
Лили усмехнулась. Принц? Тон голоса явно не соответствовал статусу. Выглянув из-за плеча солдата, девушка вперила взгляд в тонкую фигурку, торопливо поднявшуюся из-за стола. Принц оказался больше похож на обычного мальчика-подростка — такой же маленький, нескладный и дерганный, размахивающий руками, словно ветряная мельница лопастями. И даже разметавшиеся по плечам длинные звездно-белые волосы — признак всех Фартонских — и насыщенно-зеленый жилет с посверкивающей серебряной брошью в виде очертаний Фартона не придали ему необходимой царственности. Однако лицо у него было приятным: округлым, с пухлыми губами и носом-картошкой. Оно показалось Лилит еще совсем детским, лишенным даже подростковой грубой неровности, и в ее глазах придало принцу очарования. Он был милым. Достаточно милым, чтобы немного притупить раздраженность девушки и заставить ее выдохнуть и успокоиться. Детей Лили любила. А вот волновать их — нет.
— Извольте спросить, а где же король? — пока Лилит рассматривала принца и успокаивалась, Генрих сосредоточился на другом.
— М-м-м… Вы немного опоздали с возвращением, — смущенно выдавил принц, опустившись на стул. — Папа ушел на важную аудиенцию. Но я здесь, чтобы все обсудить.
— Уверены, принц? Это довольно важное собрание, а наша подопечная немного…
— Скажи это, и я не посмотрю на то, кто ты.
Лилит оттолкнула Генриха и вышла вперед, представ перед принцем во всей своей скромной красе. На шипение мужчины и его возмущенный взгляд она внимания не обратила. Гордо приподняв голову, девушка приосанилась, постаравшись выглядеть как можно более уверенной. Принц окинул ее на удивление внимательным взглядом и задумчиво кивнул чему-то своему. Вот так он был больше похож на важную фигуру.
На пару секунд воцарилась тишина. Генрих так и остался стоять в дверях, потирая ушибленный бок, а принц погрузился в глубокую задумчивость, прижав кулак к подбородку и сведя брови к переносице. Лили сначала ждала. Однако когда и через минуту никто ничего не сказал, она принялась постукивать ногой по полу. И только тогда принц наконец ожил:
— Прошу, присаживайтесь, не стойте у входа. Решим все во время разговора, хорошо?
Едва не всплеснув руками, Лилит рывком прошла к стулу, стоящему ближе к принцу. Несмотря на раздражение, девушка постаралась соблюсти все приличия. Ей удалось — стул под ней не скрипнул, опустилась она грациозно и элегантно. Впрочем, лицо подвело: Лилит очень заметно скривилась, когда Генрих сел напротив.
«Словно назло. Словно специально пытается маячить перед глазами побольше, чтобы вывести меня из себя». Ладони Лилит сжались в кулаки, а взгляд вмиг потяжелел.
Впрочем, она быстро взяла себя в руки. Затолкав поглубже гнев, девушка через силу расслабилась и повернулась к принцу. Она даже постаралась улыбнуться. Получилось может и натянуто, но явно лучше, чем если бы она хмурилась.
— Что ж… Для начала надо представиться, правда? — робко улыбнулся паренек в ответ. — Меня зовут Эмануэль Фартонский и я — младший из трех принцев Фартона. Ныне я так же исполняю обязанности оракула страны. А вы — леди Лилит Холоуэй, я прав?
— Так точно, принц. Однако я предпочитаю, чтобы меня звали Лили.
— А на меня ты огрызнулась, когда я тебя так назвал, — вставил свое «очень важное мнение» Генрих.
— В следующий раз еще и голову оторву, — рыкнула Лилит, сверкнув в сторону мужчины гневным взглядом.
Тот растянул губы в насмешливой улыбке. «Сволочь. И как он может так улыбаться, загубив стольких?» — внутренне прошипела Лилит. Ногти ее больно впились в кожу ладоней, а губы раздвинулись в оскале. Однако вслух сказать грубости она не решилась, побоявшись поднять ненужную бучу. Если бы рядом не было принца, Лилит, может, и начала бы разборки, но рядом с этим милым и очевидно не очень уверенным пареньком ей не хотелось устраивать спектакль. Она ограничилась мимикой.
И этого вполне хватило. Генрих ощерился тоже и открыл было рот, чтобы что-то сказать, и только вмешательство принца избавило Лили от очередной едкой фразы.
— Вижу, вы уже неплохо знакомы друг с другом, да? — воскликнул мальчик, чуть подскочив на стуле и взмахнув рукой. — Это прекрасно! Сможем поговорить серьезнее…
— Давайте сразу приступим к делу, принц, — прервал сбивающуюся речь юноши Генрих, остановив колкий взгляд на девушке. — Мы пригласили вас, леди Лилит, для важного разговора. И что бы задать ему тон, я спрошу: вы любите свою страну?
— Что за странный вопрос? — Лилит выгнула бровь.
— Ответе на него, пожалуйста.
— Генрих, ну нельзя же так сразу… — принц Эмануэль попытался заступиться за девушку, но генерал грубо отрезал его, хлопнув ладонью по столу.
Мальчик вздрогнул и затих. Генрих же заглянул в глаза Лили, да так сурово, что у девушки мороз по коже скользнул. Отметив это, мужчина усмехнулся.
— Можно. Сейчас — можно.
Принц устало вздохнул. Девушка грозно глянула на совершенно спокойного Генриха и подумала было отказаться от ответа. Однако принц тихо выдавил:
— Ладно. Пожалуй, ты прав.
И уже тогда Лилит задумалась. Любила ли она свою страну? С одной стороны, ответ был однозначный: да. С другой… У нее были причины не признавать этого и всячески отрицать привязанность именно к Фартону, а не только к родному Лахору и северному округу Станк в целом. И одна из этих причин — силы, таившиеся в ней.
Однако честной Лилит быть не решилась.
— Отчасти.
— Достаточно, чтобы хотеть защитить свою страну и прекратить войну?
Перед глазами девушки вновь встало лицо брата. Его веселая улыбка, звонкий голос, забота о ней. Счастливое время, когда они вместе носились по деревне, распугивая соседских куриц и убегая от злых гусей, грозящих ущипнуть. Он хотел защитить Фартон. Всегда. Лили помнила, как брат смотрел на уходящих на войну парней — с надеждой, пламенеющей в глазах, и мечтой рвануть за ними, чтобы отстоять честь родины. Она сама никогда не была похожа на Эдмунда. И теперь не жалела об этом.
Потому что ушедший на войну брат больше никогда не сможет ходить. Он уже не будет прежним. Как никогда не будут прежними десятки и сотни таких же, как он. Стоил ли Фартон такого? Возможно. Но не для Лилит.
— Смотря на риски. А что, хотите мною заменить брата на линии фронта?
— Почти, — с усмешкой ответил Генрих. Судя по мрачному взгляду, ответ Лили не очень пришелся ему по душе. — Эмануэль, объясните ей.
— Леди Лилит, вы когда-нибудь слышали о магах-элементалях? — раскатом грома прозвучал нежный голос Эмануэля.
Лили почувствовала, как сердце ее камнем ухнуло куда-то вниз, а воздух встало поперек горла. Сознание на секунду схлопнулось, и все, что осталось в нем — проклятое слово «элементаль». Однако девушка все равно собралась с силами, усмехнулась и, несмотря на сжавшую пальцы дрожь, кокетливо подперла голову рукой.
Она не прогадала. Вот зачем они пригласили ее сюда. Ради этой маленькой тайны, навсегда связавшей Лилит с ушедшим отцом.
— Конечно. Кому, как не дочери мага-элементаля знать об этом.
Лили до сих пор помнила тот день, когда в последний раз оказалалсь в Шинаене. Тогда ее отца, сильнейшего мага льда, мага-элементаля, позорно изгнали из состава королевской стражи. А вместе с ним изгнали и всех его товарищей — представителей десятого специального отряда магов Фартона, лучших из лучших, тех, кто никогда не проигрывал. Магов-элементалей, одаренных свыше силой, ставящей их на ступень выше всех остальных магов. Отец до конца жизни тяготился этим изгнанием. И Лили не забыла, как его голубые глаза наполнялись слезами каждый раз, когда он смотрел на свой опустевший без отобранных нашивок и медалей камзол. И уж тем более не простила.
Они отобрали у него жизнь. А теперь зачем-то вызвали ту, в ком Лильен Холоуэй нашел новую надежду. Спустя одиннадцать лет от собственной ошибки. Зачем? Лилит подозревала. Но хотела услышать сама это признание и сжигающее всю порядочность приглашение.
— Тогда… Леди Лилит, я хочу быть с вами откровенным, — Эмунэль внезапно набрался решимости и стал на удивление серьезным для такого хрупкого на вид юноши. — Фартону может придти конец.
Принц замолчал на долгие мгновения, словно собираясь с мыслями. Его лицо — круглое, совсем детское — стало сначало печальным, а потом совсем мрачным. Лили промолчала.
Эмануэль продолжил не сразу. Ему потребовалось долгих пару минут, чтобы собраться с мыслями. Или, может, правильно их озвучить? В любом случае, он все же заговорил.
— Кальсоты в последнее время стали сильнее. Кажется, у них появились новые магические разработки, но ни один наш шпион не смог их достать. Мы на грани. У нас больше нет сил, нет оружия, нет солдат. И мы решили… Решили возродить нашу главную боевую единицу — десятый специальный отряд.
Взгляд Эмануэля сверкнул силой, когда он поднял голову и взглянул на Лили. Уверенность сделала его мягкие черты грубее. Но девушка только зарылась пальцами в волосы и произнесла, едва сдерживая клокочущую в груди ярость:
— И для этого вы решили использовать меня?
— Не использовать, нет, — воскликнул принц, явно сбитый с толку словами и тоном девушки. — Попросить о помощи.
— Ладно, ладно. Попросить о помощи. С чего вы вообще взяли, что у меня есть сила?
— О вас сделал пророчество оракул Навин. Он… Он увидел вас и вашу силу — силу вашего отца.
— Ох и любите же вы в своем Шинаене полагаться на оракулов… Ладно, в этот раз он не ошибся. Я действительно унаследовала отцовскую силу. Но позвольте-ка поговорить о более насущном перед тем, как я… Выскажу главные аргументы, — девушка растянул губы в лукавой ухмылке, заранее зная ответ. — Что у вас есть?
Лилит буквально почувствовала то замешательство, что повисло в душном воздухе комнаты после этого ее вопроса. Генрих кашлянул, как-то нервно дернув рукой. Эмануэль опустил взгляд.
— Ну… Есть я… Я элементаль камня…
— И?..
— А еще есть я, — отозвался Генрих, вынудив Лили взглянуть в его спокойное бледное лицо. — Я буду командующим отрядом. Как сильный и независимый боец.
И в тот момент, как прозвучали эти слова, Лилит поняла, что выскажется. Когда она осознала их, все стало неважно, кроме одного — нет. И мысль о стране и ее спасении не смогли остановить ее.
Девушка звонко расхохоталась.
— Ох… Ой, не могу, ребята, какие вы веселые! — девушка сморгнула слезы и утерла их рукой. — Вы действительно думаете, что это достижение?
— Ну, д…
— Во-первых, — не дала Эмануэлю продолжить девушка, даже не взглянув на принца, — вы серьезно думаете, что я соглашусь на затею, в которой нет как минимум пяти важных участников? Да вы посмотрите на себя! Принц, ничего не имею против, но, черт побери, воин из вас явно никудышный. Вы так малы и хрупки, так невинны, что, я уверена, даже оружия никогда не видели, что уж говорить о поле боя.
Мальчик съежился от рычащих ноток в голосе Лилит. На этот раз девушке не стало жаль его. Он сам додумался освободить зверя в ее душе, и заслужил его ярости.
— А что еще? Вы оракул? Ну же, скажите мне, какой из вас оракул? Только честно.
По тому, как изменилось лицо Эмануэля, Лили поняла, что попала в точку. Парень вжал голову в плечи. Фигура его стала словно меньше раза в два, а лицо приобрело обиженное выражение. Генрих попытался что-то сказать, но его девушка удостоила только обжигающим взглядом, заставившим того проглотить все возмущения.
— В общем, что по итогу? Вы предлагаете мне вступить в команду, в которой не готово ничего, я правильно поняла? Нет, спасибо, такой радости не хочу. Я предпочитаю видеть, на что соглашаюсь. Пока авантюра откровенно сомнительна. Да еще и под его командованием…
Вот теперь девушка взглянула на Генриха по-настоящему. Его острое лицо и холодный взгляд, узкая линия губ и совершенное спокойствие в холодном взгляде стали для нее порохом, брошенным в костер.
«За тебя, Эдмунд», — послала она мысленную весточку такому далекому сейчас брату. Это помогло. Прилив небывалой уверенность заставил девушку смело поднять голову и развести плечи. Словно бы она снова встала бок о бок с родным человеком перед проблемой не страшнее злого гуся.
— Извините мне мою дерзость, но последний отряд, в который я пойду — это отряд под руководством Генриха-Ясона Вайсе.
— О как. И чем же я заслужил такое отношение? — произнес мужчина, растянув губы в странной, больше похожей на оскал улыбке. — Неужели тем, что ваш брат служил в моем отряде? Это личные счеты, леди Лилит?
— Отчасти, — спокойно призналась девушка. — Однако это лишь часть моей к вам ненависти. Я не собираюсь служить под командованием законченного эгоиста.
— И почему же я эгоист? — голос мужчины чуть сорвался, выдав его.
Он хорошо держался. Даже слишком хорошо. Но и Лилит не собиралась отступать. Не сейчас, когда перед ней на чашах весов стояло два выбора, один из которых она должна была объяснить.
— Напомните мне, сколькими отрядами вы руководили? Вернее, сколько раз ваш отряд пересобирался?
— Пять, — неохотно выдал мужчина.
— Пять, хорошо. В каждом по сто человек. Напомните мне, сколько из них вернулось домой? Двадцать. Из всех отрядов. И все — инвалиды.
— И что? Война — не парк развлечений. Люди умирают там на благо стране, — рыкнул Генрих. Однако Лили отметила, как он побледнел и как разом сдулась его напыщенность.
— Правда, гибнут. Но не в таких количествах. Знаете, какие слухи ходят о вас по деревням и подкрепляются возвращающимися с фронта? Вы не заботитесь о своих воинах. Для вас они — пушечное мясо. Вы посылаете их на воистину самоубийственные миссии. Вы нисколько не колеблетесь, когда на поле боя стоит выбор — отдать кальсотам еще сотню жизней или увести их и перегруппироваться. Вы всегда прете напролом. Потому что вы сильны. Но никогда не думаете о том, что люди позади вас — нет.
На секунду Лилит представила брата. Наивного, доброго, верного — такого чистого и послушного парня из глухой деревушки. А затем представила, как этот надменный, колкий монстр в зелено-золотом костюме не думая отправил его в наступление на значительно превышающую армию кальсотов. И брат побежал. А потом разрывающая все магия сразила его и отобрала ноги. Но его командир… Его командир остался цел. Потому что был достаточно силен, чтобы отбиться, но недостаточно сострадателен, чтобы не бросать еще сотню жизней в ужасную топку тогда, когда можно было избежать этого просто подумав лишние пару минут. Дрожь скользнула по ее позвонкам, и только чудом девушка не выдала ее.
Генрих ничего не ответил. Только отвел взгляд. И Лилит приняла это за свою безоговорочную победу. Половина дела была сделана, осталась вторая.
— Не подумайте, что я делаю это только из-за вас, — фыркнула она, сложив руки на груди. — Конечно, я бы подумала сотню раз, если бы вы предлагали мне такие условия, но в конце концов согласилась бы. Однако… Есть у меня и другие причины. Моя семья, знаете ли, не проживет без меня. А я сама — не совсем та, кто вам нужна.
Девушка остановилась, дав мужчинам обдумать ее слова, а затем продолжила:
— Мой отец был магом-элементалем, да. Гениальным магом-элементалем, я бы даже сказала. Но позвольте напомнить, что когда-то вы изгнали его, а отряд распустили.
— Это была вынужденная мера, — запричитал принц Эмануэль. — Мой отец…
— Ваш отец услышал о шпионаже, но не решился хорошо проверить информацию. И мой отец оказался в Лахоре, на самом севере Фартона. Тогда у него уже была я, знаете? И он старался, действительно старался обучить меня тому, что знал сам. Вот только была одна проблема…
Лили подняла руку. Она в последнюю очередь хотела делать это, но знала, что без доказательств ей едва ли кто-то поверит. Зажмурившись, девушка пересилила себя и взмахнула рукой. Страшная боль обожгла грудь и пальцы. Треск льда наполнил комнату. Вскрик Эмануэля отозвался звоном в ушах Лилит, собравшей все силы, чтобы не упасть на пол.
Когда она открыла глаза, мир перед ней чуть расплылся, но даже так она рассмотрела: весь стол и стена за ним покрылись снегом и льдом. Генриха не задело только чудом — он успел отскочить и даже полувытащил из висящих на поясе ножен зачарованный кинжал. Однако Лили настолько побледнела и так накренилась в сторону, что он отставил оружие.
— Видите, что рождает моя сила? — выдавила девушка, едва удержав хрип в легких. — Я не умею ею управлять. Отец не научил меня. Он погиб раньше, чем я научилась контролировать лед, а в моей деревне не было других достаточно сильных магов.
Лилит собрала волю в кулак и села ровнее. Спина тут же заныла, в животе заскреблись крысиные коготки, а по телу расползлась мерзкая слабость, но девушка не поддалась ничему и продолжила говорить.
— А теперь о самом главном, том, что волнует меня больше, чем мои несостоявшиеся силы и ваши неудачи. Моя семья.
— А с ней-то что? — недовольно рявкнул Генрих, обрушившись на подмороженный стул. — Солдатским семья выплачивают пенсию. Тем более, ваш брат… — мужчина осекся. Морщинка прочертила его лоб, омрачила и без того темный взгляд. — Эдмунд тоже будет получать пенсию. По инвалидности.
— Я знаю. А еще вы выдадите им квартиру в Шинаене, возьмете под опеку и бла-бла-бла, — Лили слабо изобразила рукой болтовню, а потом мрачным взглядом окинула притихшую и словно потемневшую комнату. — Но это все неправда.
— Леди Лили, клянусь, мы позаботимся о вашей семье и сделаем все, чтобы они жили без бед, — закивал Эмануэль, из последних сил пытаясь убедить девушку согласиться.
Но Лилит уже все решила. И знала, что ее последние аргументы — самая главная причина отказа от этого отвратительного предложения.
— Я слишком часто видела, как солдатские семьи бросают на произвол судьбы. Деньги не вечны. Тем более, моей семье их нужно будет много. Если меня не станет, они умрут. Моя мать болеет и едва может ходить и видеть, мой брат потерял ноги в вашей войне. Ни один из них не сможет купить себе еды. Ни один из них не сможет помочь другому сходить в ванную или в туалет, приготовить еды, сходить за лекарствами или дать их. На сиделку ваших пенсий не хватит и близко. А если и хватит, то не останется денег на еду и лекарства, которые стоят много. Если меня не будет, они умрут. Медленно и мучительно. И это — единственное, что я не могу допустить.
Лили любила семью больше жизни. Они были ее последним счастьем в этой короткой, полной одиночества и злобы жизни. Ради них Лилит Холоуэй готова была на все. Но война обещала забрать ее из родного дома. А это было непозволительной для Лилит роскошью. Чем-то, что поставит ее любимых мамочку и брата на грань выживания, которую ни один из них теперь не сможет преодолеть.
— Если бы Эдмунд вернулся домой здоровым, я бы еще подумала о согласии. Но теперь я — единственная опора своей семьи и последний ее островок спокойствия в этом мире. И если я умру на фронте, они не переживут этого, — Лили почувствовала, как губы ее изогнулись в скорбном выдохе. — Не лишайте мою мать еще одного члена семьи. Вы забрали моего отца, перед этим знатно потоптавшись на его чести, и лишили моего брата ног. Хотите еще и меня прибрать к рукам? Что ж, нет.
В вуали молчания Лили поднялась из-за стола. Ноги ее дрогнули, но она удержалась. Взгляд ее коснулся лица Генриха — мрачной серой маски, за которой было не разобрать ни единой мысли. Перешел к Эмануэлю. Нашел там страх, горечь, бессилие и слабость, которых не должно было быть у принца страны на грани падения. Лилит сказала последнее свое слово:
— Извольте искать других идиотов, которым не дорога ни семья, ни дом. Я не такая.
Гордо вздернув голову, девушка спокойным шагом направилась к двери.
— Куда ты? — настиг ее гулкий голос Генриха.
— К повозкам. Ждать, пока кто-нибудь вернет меня в Лахор, — девушка повернулась к мужчинам. — Удачи вам в поисках. Но, знаете, свою последнюю надежду вы потеряли одиннадцать лет назад, когда обрекли на позор и скитания моего отца и его сослуживцев. Все возвращается. Вернулось и это.
— Не боишься, что вернется и твой отказ? — рыкнул Генрих.
— Боюсь, — честно призналась Лили. — Но таким, как я, и жизнь и смерть не страшны, если есть семья.
Она ушла, прикрыв за собой дверь. Дело было сделано. Решение принято. И Лилит не пожалела об отказе. Слишком много ненавистного ей слилось в одном предложении. Она не собиралась плясать под дудку тех, кто когда-то заставил страдать ее отца. Она не собиралась рисковать счастьем родных ради эфемерного счастья «множества». Может, она была так же эгоистична, как Генрих. Однако девушка с чистой душой готова была признать, что опасалась и этот мир и людей, живущих в нем. Зато любила семью. И не собиралась делать ничего, что не принесло бы счастья ее родным.
«Верное ли это решение?» — запоздало нагнала ее тяжкая мысль. И словно предчувствие тьмы нашло ее, обдав холодом в жарких коридорах дворца.