Хроники Эхона: Лед и Скалы

      С тихим «ух» Лили опустила топор. Лезвие тяжело обрушилось на ветку, с треском разломив ее. Вздохнув и выпрямившись, девушка подобрала половинки и закинула за спину, в уже набравшуюся вязанку, уже порядком тянущую к земле.       — Ну, теперь можно и домой.       Лилит усмехнулась, в последний раз оглядев бесконечные просторы леса. День выдался прекрасным — солнце светило высоко в небе, где-то вдалеке трещали птицы, снегопад даже не намечался. Впрочем, сугробы все равно были довольно глубокими. Настолько, что Лили давно увязла в них по колено. Девушку это не тревожило. Она уже привыкла к тому, что в это время года по лесу пробираться нелегко. Особенно в морозовей, первый месяц зимы. Ей даже нравилось, какой трескучий, обжигающий запах источали снег и усыпавшие его елочные иголки. Густой аромат холодного полудня и смолы — что может быть лучше?       Лилит невольно вспомнила дымный запах Шинаена и тут же нахмурилась. С неудачного путешествия в столицу прошел уже месяц, а девушка все никак не могла забыть ни вонь столицы, ни ее шум, ни уж тем более самого памятного человека поездки — Генриха-Ясона Вайсе. Вот и сейчас его насмешливое лицо снова встало перед ее взглядом.       Пальцы девушки крепко стиснули кожаные лямки вязанки. В голубых глазах сверкнул секундный гнев. Фыркнув, Лили сдула с лица упавшую на глаза светлую прядку и двинулась вперед, пыхтя и бурча под нос обращённые в никуда грубости. Генрих все еще вызывал в ней дикую ярость, как бы далеко ни остался.       За тот месяц, что Эдмунд провел дома, Лили окончательно скинула на Вайсе вину за страдания их семьи. Брат, конечно, начал потихоньку приходить в себя и даже стал иногда улыбаться сестре… Но это не значило, что Лили уже не нужен был хоть кто-то виноватый, чтобы не сойти с ума от несправедливости мироздания. Эдмунд все равно никогда не пойдет. Он всю жизнь будет прикован к кровати, и только с помощью сестры сможет иногда прогуляться или подышать свежим воздухом вне четырех стен. Впрочем… Сейчас победой было уже и то, что брат начал выходить из того состояния, в котором прибыл в Лахор.       «Хорошо хоть заставлять служить не стали», — хмыкнула Лилит, недовольно поведя плечом, — «Спасибо господам с королевского двора, что оказались хоть немного тактичными».       Уходя из зала месяц назад, девушка очень переживала, что принц соберется с силами и заставит стражу остановить ее. Однако за Лили никто не последовал. Ее спокойно отвезли домой и даже оставили в покое. Это была единственная хорошая для Лили новость за очень долгое время. Полученную свободу она использовала так, как и планировала: постаралась хоть как-то заново выстроить жизнь семьи. И она даже преуспела в этом. Например, наконец отремонтировала крышу бани. Или сумела таки с соседскими ребятишками состряпать себе не весть какую, но кровать, чтобы не спать на полу и уж тем более не выгонять туда брата. Да что там говорить, она даже новый набор посуды соструга…       Лили резко остановилась. Вместе с последним вздохом странные нотки почудились ей в свежем лесном воздухе. Что-то горькое, что-то странное. Не показалось?       Девушка принюхалась. Вдохнула раз, другой, пытаясь в аромате хвои уловить тот тревожный запах, что поймала секунду назад. И учуяла. Лилит закашлялась, когда аромат гари обжег нос и стиснул горло.       Только этого не хватало! Девушка огляделась, выискивая среди деревьев источник ни с чем несравнимой вони, но не нашла его. И тогда повернулась к очертаниям деревни вдалеке. К ее ужасу, запах очевидно шел оттуда, расползаясь меж деревьев. Но больше самого запаха девушку напугало то, что он совсем не был похож на аромат горящих в печи дров, всегда стелющийся над деревней вместе с сизым дымком по вечерам. Нет, это был запах настоящей гари. Такой, который говорил лишь об одном.       Пожар. В деревне пожар!       Встревоженной ланью Лили вздернула голову и присмотрелась к небу. И действительно, по чистой синеве поплыл черный дым, затянув верхушки сосен и скрыв солнце. Девушка не раздумывала. Сбросив в снег вязанку, она поспешила в деревню, старательно пытаясь отделаться от навязчивой мысли — от одного горящего дома не могло быть столько дыма. Что-то случилось. Это понимание забилось в груди Лилит, подначив ее идти быстрее и быстрее, проваливаясь в снег, но упрямо выпутываясь из него и торопясь лишь больше. Острое волнение за мать и брата охватило ее. Если что-то случилось, они не убегут без нее. Не смогут. Лили должна была быть рядом, и как можно скорее, чтобы уберечь их, если страшное действительно случилось.       Однако не успела девушка добраться до первых домов, как запах гари стал совсем нестерпимым, а за поредевшими соснами вырисовались черные фигуры, подсвеченные всполохами огня. И это явно были не ее односельчане. Ни один житель Лахора не мог так ловко рассекать на лошади, красоваться черными как ночь одеждами или кричать на неизвестном, лающем языке. Прежде, чем люди заметили ее, девушка шмыгнул за высокий сугроб. Захватчики?! Но откуда? Единственным врагом Фартона, способным настолько нагло напасть на города и деревни, был Кальсот. Но его граница проходила на юге! Ни один отряд кальсотов не смог бы пробиться так глубоко на север не уперевшись в столицу. Так кто? Кто осмелился напасть на затерянную в снегах и лесах деревеньку?       Все мысли о национальности напавших выветрились из головы Лилит, когда над лесом пронесся крик. Отчаянный, надрывный, он был полон страха и боли. В нем Лили почудился голос матери. Стало не до страха. В секундном порыве Лили схватилась покрепче за топор и рванула в деревню. Наплевать, кто на них напал, в деревне были Гертруда и Эдмунд. И Лили готова была сделать все, лишь бы спасти их.       Ворвавшись в деревню, она нос к носу столкнулась с одним из нападающих. Мужчина что-то закричал, замахнувшись на девушку изогнутой саблей, однако Лилит оказалась проворнее. В ярости она пустила в ход древко топора и так сильно вдарила мужчине под дых, что он выронил саблю и согнулся. Коротким ударом в голову девушка отправила его в долгий сон. Впрочем, может, и во владения Хат. Его судьба — последнее, что волновало Лили сейчас.       Перепрыгнув через развалившегося на снегу врага, она рванула вглубь деревни.       Ужас охватил девушку, когда она в полной мере поняла, что сделали с ее домом. Некогда мирно стоящие у узких дорожек домики за косенькими заборами превратились в огромные костры. Огонь от них вздымался так высоко в небо, что, казалось, дотягивался до самого солнца, пожирая его. Треск заполнил улицы, а дым заволок все вокруг, обдав жаром лицо и заставив слезиться глаза. Лилит не остановилась. Она лишь послала короткую молитву Хат и ее сыну, покровителю севера Юну, и смело бросилась в серые клубы.       Долго не продержалась. Уже через пару поворотов дыхание девушки стало поверхностным и хрипящим, а перед глазами все завертелось. Дыма было слишком много. Одним лишь гневом Лили удержалась на ногах, стараясь поменьше осматриваться. Все, что имело значение сейчас значение — её семья. Родные, ждавшие девушку в их маленьком тихом домике на окраине Лахора. Лили молилась, чтобы они были в безопасности.       Но новые и новые повороты лишали ее и этой смутной надежды. Все горело и полыхало. Не осталось ни одного дома, пропущенного вероломными захватчиками. И везде сновали черные фигуры, заливающиеся смехом и подбрасывающие все новые и новые факела и доски в и так горящие спичками дома. Лили так хотелось остановить их… Но врагов было слишком много. Они были крепкими и подготовленными мужчинами. Не чета ей, растерянной девчонке с топором, едва способной дышать от забившей легкие гари. А потому Лилит до боли сжимала зубы и обходила их стороной, с трудом скрываясь в дыму, и уходила все дальше, вглубь деревни.       В какой-то момент нога ее наткнулась на что-то плотное и мягкое. Одного взгляда девушке хватило, чтобы понять, на что. Это был труп. Перед ней на красном, пористом от горячей крови снегу развалилась женщина. В ней Лили с трудом узнала добрую тетушку Маргу — заботливую молодую леди, угощавшую девушку и ее мать пирогами и собранной по лету морошкой. Лицо бедной женщины превратилось в кровавое месиво, так сильно её избили, а руки оказались раскинуты в разные стороны, как если бы она пыталась бороться, но была убита прежде, чем успела сделать хоть что-то.       Гнев и ужас слились в одно в груди Лилит. Слезы защипали уголки глаз, с губ сорвался полувсхлип. Ярость взметнулась в груди, заревев диким зверем вместе с рокотом пламени. Мотнув головой и сжав топор до побеления пальцев, девушка рванула вперед — еще на шаг ближе к дому. Кто бы ни сотворил этот ужас, он ответит. Но только после того, как родные Лили окажутся в безопасности вне умирающей деревни.       Чем дальше девушка бежала, тем больше трупов находила. Подруги, знакомицы, тетушки и соседки — она знала всех. Они лежали на стремительно тающем снегу, освещенные пламенем полыхающих домов, и руки их словно тянулись к Лилит, моля остановиться и помочь. Но девушка не останавливалась. Слезы обжигали ей глаза — не то от горя, не то от щиплющего глаза дыма, — но она пробегала мимо распростертых на земле знакомых. Девушка убеждала себя в том, что ничем не может помочь им теперь. Но боль в сердце от этого не унималась.       Вскоре Лилит уже плакала навзрыд, слезами смывая с лица копоть.       Все, что она любила и знала, погибло. И чем ближе Лили была к дому, тем меньше было надежды на то, что она успеет.       Главную площадь девушка пролетела одним махом, крепко зажмурившись. Та была вся красной от крови, а едкий запах горелой плоти стелился по ней, выжигая не только остатки кислорода, но и душу. Лили не хотела видеть ничего из того, что осталось от главной площади любимого ею Лахора. Она не хотела знать, что еще захватчики сделали с людьми, рядом с которыми девушка провела всю жизнь. И только нырнув в переход между домами Лилит позволила себе обернуться. Ком тошноты встал в горле, сердце на секунду остановилось.       Они сожгли всех, до кого дотянулись. Лили увидела обугленную детскую руку среди массы черных тел. Затем чью-то голову. Потом — черные провалы глазниц. Чем дольше она смотрела, тем больше свирепела, погружаясь в отчаяние. Когда девушка сорвалась с места, в ней осталась только ярость. Все остальное погибло и легло рядом с несчастными жителями Лахора.       В последней надежде она достигла дома. Однако стоило Лили влететь во двор, как весь ее мир раскололся на части. Крик застыл в горле, тело словно парализовало. Топор рухнул в снег. Лилит привалилась к калитке, не в силах отвести взгляда от ужасной картины.       Гертруда Холоуэй лежала в дверях дома. Кровь из ее рассеченного горла и разбитой головы струилась по доскам крыльца, с глухим стуком капая на снег. Глаза слепо смотрели куда-то в сторону. И только руки тянулись к калитке. К Лили. К ее любимой маленькой девочке, застывшей на пороге собственного раззоренного дома, не в силах сойти с места, не способной спасти мать. Хрип стиснул грудь девушки. Сердце ее словно раскололось вдребезги. Но ничего уже нельзя было сделать.       Лили не могла поверить в то, что мать мертва. Она не могла быть мертва. Ни в одном, даже самом страшном варианте будущего смерть Гертруды Холоуэй была невозможна. Мама должна была быть рядом с ней! Лили ведь так старалась… Так старалась сделать всё, чтобы мама поправилась и была счастлива. Она не могла, не могла умереть!       Однако даже просьбы подняться девушка выдавить не смогла. Она только стояла и смотрела на тело матери, медленно осознавая свою беспомощность и бесполезность.       Упасть в снег безвольной куклой Лилит не успела: из дома донесся крик. И этот крик вернул девушку в реальный мир.       — Эдмунд… — сорвалось с дрожащих губ Лилит.       Глаза ее полыхнули гневом. Девушка ворвалась в дом ураганом, забыв про боль и оставив на потом оглушающее горе. И успела. Наконец успела.       Девушка вбежала в комнату как раз тогда, когда враг заносил изогнутую саблю над Эдмундом. Тот яростно кричал, ерзая по кровати, но руки его беспомощно скользили мимо, а тело не желало подниматься без помощи несуществующих ног.       Никто не смел трогать семью Лилит. Но вот, ее мать была мертва, а над братом заносили клинок. Лили не могла допустить этого. Не собиралась допустить этого!       Ярость выплеснулась в мир вместе с резким движением руки Лилит.       — Нет! — беснующимся штормом взревела девушка.       И тут же воздух вокруг нее словно заискрился. Нападавший даже обернуться не успел, как воздух заледенел, став страшной ловушкой. Холодный туман окутал комнату. Инеем покрылись окна. Лилит подняла руку. И, под крик Эдмунда, опустила ее, приговорив нападавшего. Его заледеневшая голова раскололась, словно ягода под пальцами. Однако этого оказалось мало. Слишком мало для девушки, увидевшей весь тот кошмар, в которые напавшие превратили ее деревню.       Со страшным ревом лед вырвался на волю вместе с плачем Лили. Снег ударил так сильно, что стекла разлетелись в мелкое крошево, а пожары вмиг потухли. Слезы застыли на щеках Лили прозрачными кристаллами. Ноги подогнулись, обрушив девушку на пол. Морок затянул сознание. Сердце замедлило ход в миг, когда вся суть ледяной магии нашла путь из тела Лили наружу.       Зверь вырвался на волю. И ничто не смогло удержать его — ни последняя мольба угасающего сознания Лилит Холоуэй, ни иступленные просьбы ее брата остановиться.       Когда понимание мира вернулось к Лили, все уже было кончено. Она очнулась в сугробе — тот крепко держал ее руки и ноги, забивал нос и рот снегом. Фырча и отплевываясь, девушка с трудом села, силясь подчинить непокорное тело. Она все еще была дома, это Лили поняла сразу. Волна воспоминаний тут же обрушилась на нее, захлестнув с головой. Слезы собрались в уголках глаз и покатились по красным от холода щекам. Всхлипы наполнили комнату. Девушка вцепилась дрожащими пальцами в спутавшиеся волосы, в серьгу в форме звездочки, а ее тело съежилось, ища покоя.       — Папа… Папочка… Я не спасла их! Я опоздала… — заплакала Лилит, надеясь быть услышанной.       Но вместо отца на ее шепот отозвался брат.       — Лили, — просипел он, с трудом завозившись на облепленных снегом простынях.       Девушка вздернула голову. Встретилась взглядом с встревоженным взглядом брата. И, окончательно позабыв о себе, устремилась к Эдмунду. Ноги не подняли ее — она почти сразу упала, больно ударившись коленями. Тогда девушка поползла, крепко сжав зубы и ногтями впившись в доски. Тело почти не слушалось, но Лилит ползла и ползла до тех пор, пока не оказалась рядом с кроватью брата.       Рука ее нашла ладонь Эдмунда и крепко вцепилась в нее. Пальцы оказались горячими. Или это Лилит была холодной, как лед? Все было неважно. Девушка устало прислонилась к кровати, чувствуя, как нарастает гудение в голове и боль в груди. Губы ее поджались.       Она не справилась даже со своей силой. Отец на смертном одре умолял ее никогда не применять ее, сохранить подальше от мира и от людей. Но Лили не справилась. И теперь сила пожирала ее изнутри.       Она оказалась бессильна спасти свой дом. И только одно смогла уберечь.       — Лили, все будет хорошо, — прошептал Эдмунд срывающимся голосом. — Я слышу наших. Они спасут нас. Лили, ты только держись.       Девушка слабо кивнула. Хотя держаться ей едва ли хотелось.       Лили мечтала разве что закрыть глаза и вернуться домой. Туда, где вкусно пахнет едой и мама непослушно бродит по квартире, отмахиваясь от взволнованных комментариев дочери, а Эдмунд звонко смеется, на своих двоих стоя у печи.       Но она уже была дома. В холодной, пропахшей кровью и смертью обители, на пороге которой лежала мертвой ее мать. И ничего нельзя было изменить.       Слезы никак не желали останавливаться. Лили сжала крепче ладонь брата и еще раз обратилась к Богам с самым сильным своим желанием. «Великая Хат, пусть хотя бы с Эдмундом все будет хорошо. Пожалуйста, пусть хотя бы он переживет этот чертов день…»       А потом на улице загрохотали шаги и зазвенели встревоженные голоса. Лилит услышала грохот двери на периферии ускользающего сознания. Эдмунд закричал. Кажется, он кого-то звал, но Лили почти не слышала его.       Последнее, что она увидела — искаженное ужасом лицо Генриха-Ясона Вайсе и его взгляд, направленный на нее.       А может, это был просто сон?