Хроники Эхона: Лед и Скалы

      Юг был не самым лучшим местом в Фартоне. Некогда отдельная страна — Магендер, — он даже близко не походил ни на центральный Фартон, ни на округа, присоединившиеся к империи раньше. Возможно, потому, что стал частью союза последним — гораздо позже, чем восток, перешедший под покровительство более сильного соседа еще когда миром правили Боги, и куда тяжелее, чем запад, присоединение которого произошло в первые годы послебожественной эпохи. Прадеду Эмануэля, королю Латифе, пришлось очень постараться, чтобы Магендер стал частью Фартона на бумаге.       Однако ни он, ни его потомки не смогли сделать южную страну по настоящему похожей на центральный округ. Города на юге так и остались маленькими, теряющимися за могучими барханами. Солнце там так и не перестало нещадно палить землю, даря обитателям бесплотного края вечную духоту и скрывая очертания редких источников жизни в дымке марева. Руки Рата — покровителя Фартона — туда не доставали. Здесь правили буйные нравы бога Мугена — царя огня, оставившего в Магендере свои суровые, но справедливые порядки и сотни потомков. Здесь преступников карали смертью, дела решали коллективным собранием, а сила все еще решала все проблемы. Война не сильно изменила эти земли. Они так и остались жаркими, душными и неспокойными.       Единственное, чего тут определённо стало больше — солдат и яростных стычек на границе с Кальсотом. И именно сюда Лилит и ее напарникам пришлось отправиться в поисках нового элементаля.       Не худшее место, где можно было оказаться. Но и далеко не лучшее.       Лили выглянула из телеги. Южный ветер запутался в ее волосах, сыпанул в лицо жаркого песка и заставил прижмуриться. Но прохлада этого ветра оказалась так сладка, что девушка и не подумала нырнуть обратно в духоту.       Вместо этого Лилит присмотрелась к линии горизонта. Там, в дымке песка и мареве жаркого дня, показался городок. Его небольшие домики неясно вырисовались в свете утреннего солнца, обещая скорую свободу от тряски, тесноты и духоты. Улыбка тронула губы девушки. «Осталось совсем немного, » — пронеслась в ее голове обнадеживающая мысль.       Долго наслаждаться этим зрелищем девушке не дали.       — Лили, что там?       Сидя у другого окна, Эмануэль обмахивался краем плаща-одеяла и смотрел на напарницу осоловелым взглядом. Нежность против воли шевельнулась в груди девушки, когда она заглянула в голубые глаза. За эти три дня, проведенных наедине в душной телеге, Лили успела сблизиться и с юным принцем Фартона, и с Генрихом. И если со вторым у нее установилось шаткое перемирие, то с первым они приблизились к статусу «почти друзья». Лили этого не то чтобы хотела… Но выбора не осталось. Когда вас трое в тесной телеге, подскакивающей на каждой кочке, не сблизиться невозможно. Потому что ты либо дружишь со своими соседями, либо сходишь с ума от их близости. Лили выбрала первое. И не пожалела.       — Мы близко. Я уже вижу деревню.       — Ну наконец-то, — буркнул Генрих, сопроводив этой фразой облегченный выдох Эмануэля.       Мужчина сидел ближе к задней части телеги, с трудом умудрившись вытянуть длинные ноги в узком пространстве, и пытался поймать ветерок из-за плотной шторы, закрывающей выход. Рубашка его была расстегнута, открывая вид на грудь, исчерченную белесыми линиями шрамов. В первый день поездки Лили рассорилась с ним из-за этого, поспешив напомнить, что его тело — это его дело, а им с Эмануэлем смотреть на него не только без надобности, но еще и неприятно. Сегодня дела до вида голой груди Генриха никому не было. Все настолько вымотались от переезда, что уже не волновались о внешнем виде: ни своем, ни соседа.       — Надеюсь, там найдется ванная… Или хотя бы ручеек. Помыться хочется ужасно, — простонал Эмануэль, убрав со лба прилипшую белую прядку.       — Я бы особо не надеялся, — отозвался Генрих, принявшись лениво заплетать влажные и чуть спутанные волосы. — На юге мало воды, а уж так близко к линии фронта и вовсе. Максимум, что нам удастся вырвать — пару ведер колодезной воды для попить.       — Экх… Боюсь представить, как вы там выживали.       На самом деле, этот разговор был совсем не важен. За такими они провели не один вечер. Единственной их целью было немного разбавить скуку и отогнать мысли об оставленных в столице делах и ждущих на юге опасностях. Но сейчас, после трех невероятно жарких весенних дней, даже они уже не казались достойным развлечением. Лили устала от постоянного присутствия кого-то рядом. Очень. Она не привыкла ни к близости людей рядом, ни к постоянным разговорам. Конечно, девушка старалась не подавать виду и отвечать на фразы принца максимально вежливо, даже когда в них со своими неуместными остротами влезал Генрих, но это не значило, что она не хотела побыть одна и в тишине. Лили в целом была одиночкой. И, как бы девушка ни старалась вести себя приличнее, чувство того, что она в этой компании лишняя никак не отпускало.       Но вот, долгий путь подошел к концу. Лилит уже готова была выскочить из телеги и пройтись наконец по ровной, не трясущейся земле и насладиться запахом мира, не перекрытом вонью пота.       Ее желание исполнилось через десять минут. Телега сначала въехала в черту города, где маленькие песчаниковые дома цеплялись за барханы и тонули в карминово-красной глине, а затем углубилась в сети узких улочек между ними. Ее конечной точкой стало нагромождение «времянок» — собранных из глины и песка уродливых халуп, не обещающих жить долго, но дающих хоть какую-то крышу. Как только телега остановилась, Лилит поднялась и попыталась выйти. Однако ноги подвели ее. Мышцы взвыли, колени затряслись, Лили вмиг повело, и только реакция Генриха спасла ее от позорного падения. Он одним движением выпрямился и подхватил ее за ворот рубашки, не дав упасть.       — Спасибо… — процедила девушка, выпрямившись и выпутавшись из его крепкой хватки.       — Не за что. Будь осторожнее — ты нужна нам живой.       И, сказав это, он первым вышел в жаркий день. Лили только закатила глаза.       За три дня тесного сотрудничества она привыкла к тому, что Генрих рядом, и даже немного примирилась с ним, но его слова все еще порой вызывали раздражение. Впрочем, то, что она могла терпеть его, уже было прогрессом.       Решив не думать об этом, девушка выпрыгнула из телеги, попутно подхватив небольшую сумку. Деревня встретила ее воем ветра в песках, духотой и, к удивлению девушки, запахом булочек и специй. Она принюхалась, осмотрелась. Запаху идти было неоткуда — телегу окружали сплошные «времянки», которые уже выглядели так, будто готовы были вот-вот сложится. Вряд ли хоть в одной из них были люди, способные позволить себе в свободное время печь булочки.       Генрих отыскался тут же. Он стоял слева от телеги и, пока молчаливый возничий распрягал лошадей, говорил с каким-то юношей в солдатском камзоле. Лили не стала ему мешать. Вместо этого она помогла Эмануэлю выбраться под жаркий свет солнца.       — Ох, как хорошо… Никогда не думал, что буду так любить воздух.       — Я тоже. Но эти три дня многое мне доказали. Например, что путешествовать с двумя мужчинами в одной телеге далеко не так легко, как представлялось.        — А-ха-хах! То же могу сказать про себя, — Эмануэль осмотрелся тоже, сияя добродушной улыбкой. — Где Генрих?       — Да вон. Общается с кем-то.       Лилит указала принцу на мужчину, который как раз пожал солдату руку и развернулся в их сторону. Заметив это, Генрих махнул рукой. Лили и Эмануэль переглянулись и не без любопытства подошли к командиру.       — Можете поблагодарить меня. Я смог договориться с местными о том, чтобы нас поселили в отдельную казарму.       — Правда? О, спасибо, Генри!       Эмануэль ответил за двоих. Широко улыбнувшись, он крутанулся на месте, позволив ветру забраться под рубашку и взметнуть слипшиеся белые пряди. Лилит едва сдержала смешок. Вот так принц был совсем не отличим от ребенка — такой же любопытный, заинтересованный и неугомонный, несмотря на все испытания. И хоть лицо Эмануэля казалось сероватым, а под глазами пролегли круги, он был не намерен пропускать исследование деревни.       Лилит его настроя не разделила.       — Мне казалось, мы пробудем тут совсем немного.       — Немного, — подтвердил Генрих. — Но на ночь глядя мы по южному фронту не поедем. Слишком велик риск засады. Поэтому хотя бы одну ночь нам придется провести здесь. Надеюсь, ты не устроишь из-за этого истерику?       — Одна ночь так одна ночь. Это не худшее место, чтобы остановиться.       Девушка решила проигнорировать очевидно провокационный вопрос Генриха. За три дня с командиром Вайсе она достаточно привыкла к ним, чтобы даже не дрогнуть и только чуть прищурить глаза. И мужчину это, похоже, порадовало. Он кивнул и сказал:       — Пойдем. Закинем вещи и пойдем искать нашего элементаля.       При этом взгляд его остановился на Лили. К своему удивлению, девушка уловила в нем нотки уважения и гордости. Однако еще большим шоком для нее стало то, что ей этот взгляд понравился. Не восторженно и ярко, как долгожданный подарок, но горделиво, как если бы кто-то признал ее заслуги. Лили это обескуражило. Отправляясь в эту поездку, она не собиралась примиряться с Генрихом. Однако все, похоже, к этому и шло. И Лилит не знала, что об этом думать. С одной стороны, ей надо было радоваться — все же, Генрих так или иначе останется с их командой и работать с ним придется. Однако с другой стороны… Он все еще был виноват в том, что случилось с Эдмундом. И Лили, как ни старалась, все еще не могла этого отпустить.       — Лилит, ты идешь?       Эмануэль выдернул девушку из размышлений. Оказалось, Генрих уже отправился следом за солдатом и даже успел удалиться на приличное расстояние. Лилит мотнула головой, оттряхнувшись от мыслей, а вместе с ними и от песка.       — Извини. Задумалась. Пойдем скорее.       Эмануэль только кивнул и ничего больше не спросил. На пару с ним подхватив сумки, Лилит отправилась за Генрихом.       Местом их стоянки оказалась небольшая времянка на окраине деревушки. Одноэтажная, скособоченная, она не имела окон и с одной стороны была порядком засыпана песком. Лили не впечатлилась. Как и Эмануэль. Увидев такой дом, он мигом скис, и, хоть и постарался не показывать этого, напрягся. Принц оставался принцем — он явно привык к лучшему. И уже за то, что он не высказал ничего, Лили им немного восхитилась. Она таким похвастаться не смогла.       — Тут все живут в таких халупах?       — Не все. Есть дома получше. Но они больше нужны постоянным жителям Геленделя и военным отрядам. Что-то не нравится — ночью в пустыне очень приятно, — тут же отозвался Генрих из дома.       — Я понимаю. Но ночью мы отморозим себе задницы в таком… Убежище, — ответила ему Лили, зайдя в дом и сморщившись от вида земляного пола.       — На самом деле, такие дома теплее, чем кажутся. Они неплохо сохраняют дневное тепло. На ночь хватает, по крайней мере.       — И часто ты ночевал в таких, чтобы это знать?       — Реже, чем хотелось бы, — усмехнулся Генрих, бросив свой вещмешок на небольшую лежанку в углу комнаты. — Кстати, можешь радоваться — в этой времянке есть ванная. Вода только горячая и работает раз в день, вечером, но это уже роскошь в этих краях.       — Хотя бы так…       Без особого энтузиазма Лили присмотрела себе лежанку ближе к двери, по другую сторону от Генриха. Впечатляющего или необычного в ней ничего не было: обычный толстый ковер, на котором лежали две длинные массивные подушки и несколько маленьких. Все было пыльным и грязным, но выглядело достаточно уютно, чтобы Лилит забыла о возмущениях. Их с Эдмундом комната в приюте по-началу выглядела лишь немногим лучше. А на лучшее рассчитывать и не следовало.       — Принц, не переживайте, тут никто кроме нас еще не ночевал. Времянка новая, вещи пожертвованы местными жителями — все чистое.       Лили обернулась как раз вовремя чтобы увидеть, как принц застилал свою лежанку плащом. Генриху это явно пришлось не по душе — его тонкие губы поджались, плечи напряглись. Однако принца его возмущения не остановили. Он ответил только когда закончил. Голос его при этом подрагивал, а щеки окрасились в пунцовый:       — Я понимаю. Но, Генрих, пожалуйста, вспомни о том, где я вырос. Я привыкну. Через время. А пока… Позволь мне побрезговать, хорошо?       — Как пожелаете, принц.       — Господа, давайте вместо того, чтобы спорить, пойдем искать нашего элементаля. А заодно найдем поесть. Сухари, конечно, вкусные, но я хочу чего-нибудь горячего.       Лили вмешиваться не хотела. Она не готова была принять сторону ни одно из напарников — ни Эмануэля, боящегося даже лечь на лежанку, ни Генриха, попытавшегося его одернуть. Поэтому вопрос она попыталась решить иначе. Новая тема — лучший способ оборвать ненужный спор. Еще лучше, если эта тема мотивирует на действие.       — Да, пожалуй, ты права, Лилит. Мой желудок тоже уже к позвоночнику прилип.       — Вы слишком привыкли есть три раза в день, — проворчал Генрих.       — Еще скажи, что это плохо. Ни в жизнь не поверю, что тебе нравится питаться как попало и чем попало, — усмехнулась Лилит, смерив мужчину насмешливым взглядом.       Тот только махнул рукой. Впрочем, все равно пошел следом, когда Эмануэль и Лили направились на улицу. Девушка только фыркнула, заслышав его шаги, зашуршавшие по песку. «Ну и к чему тогда споры были?» — задала она самой себе вопрос. Ответа, конечно же, не получила.       Генрих был слишком непонятным. Возможно, он просто любил бухтеть, как старик, а может, по своему шутил. Лили не понимала. И понимать все еще не хотела. Впрочем, уже не взрывалась от каждой неуместной и иногда обидной реплики Генриха. Радоваться этому или нет Лилит тоже пока не понимала. Генрих действительно оказался не таким плохим, каким она его по-началу считала, но… Не настолько, чтобы хотелось дружить с ним.       Вместе с Эмануэлем девушка первым делом отправилась вглубь рядка времянок. Все они были ужасно похожи — низкие, кривые и мрачные, — но в то же время очень различны. В каких-то были окна, завешаные пестрыми занавесками. Какие-то были украшены брызгами краски. У дверей других лежали коврики, а на самих дверях висели иконы с хранителем Фартона — Богом Ратом в королевском костюме империи — и милые украшения явно ручной работы. Это придавало откровенно уродливым домикам шарма.       К тому же, солдаты явно постарались, обустраивая улочки. Сами дорожки были довольно ровные, а по краям их ограничивали камешки.       Некоторые времянки были обнесены небольшими заборами, во многих теплилась жизнь. Собственно, она же бурлила и на дорожках — солдатские жены и сами мужчинв прохаживались по дорожкам. Кто-то носил воду, кто-то беседовал с друзьями и подругами, а кто-то просто патрулировал улочки. К тому же, на каждой развилке стояли указатели. Заблудиться было невозможно.       Всю прогулку Эмануэль всматривался в лица прохожих. Крутя головой, он не упускал ни одного мужчины и ни одной женщины. Если ему не удавалось рассмотреть лица, он останавливал человека и просил его показаться. Никто не отказывал принцу, но вскоре тот и сам устал от такой непродуктивной тактики.       Тогда он стал опрашивать людей. Эмануль и Генрих останавливали некоторых солдат и описывали им искомого юношу. К сожалению, и это не дало успехов. Лилит опрашивала женщин — уж она-то знала, что те намного лучше запоминали мужчин, особенно таких видных, как рыжеволосый юноша с юга. Однако девушка быстро выяснила, что большинство женщин приехали сюда совсем недавно и редко покидали дома, поэтому мало кого знали. В одном удача улыбнулась им — женщины указали Лилит на местную булочную, основанную коренными жителями деревни, которые могли знать нужного им юношу. Туда ребята и отправились, заодно решив утолить и голод.       Булочная нашлась в старой части деревни, состоявшей в основном из песчаниковых домов, заметно потрепанных временем. Это была небольшая хижина, украшенная табличкой с от руки написанной надписью «Хлеб и сладости». Стекл в ее окнах не было, и по улице разносился умопомрачительный запах булочек и жженого сахара. От этого аромата в животе у Лили забурчало. Она было смутилась такой реакции, однако через пару секунд желудок Эмануэля ответил похожим урчанием.       — Ой! Простите…       — Ничего, Эмануэль. Мы все проголодались. Даже сэр «моим лицом можно камни пугать».       — Ты перестанешь так называть меня, если я куплю тебе булочку?       — Я буду называть тебя юбкой, если ты это сделаешь, — фыркнула Лилит. — Нет, серьезно, даже не думай. Я не хрупкая барышня, чтобы мне мужчина за просто так булочки покупал. Но спасибо за предложение.       — Ну хоть спасибо сказала. Я польщен.       Лили не сдержала смешка. Как бы ей ни хотелось признавать этого, но иногда их с Генрихов перепалки были действительно забавными. По большей части именно из-за него. Отвечать на сарказм мужчина умел, с этим спорить не получалось.       — Давайте зайдем быстрее, — прохныкал принц, переступив с ноги на ногу. — Я сойду с ума от этих запахов, если мы не поедим.       — Конечно, принц. Идемте.       Только Генрих шагнул в сторону булочной, как Эмануэль стрелой сорвался с места и заскочил в дом. Звон колокольчика огласил улицу, с задней части двери на гостей взглянул немного криво нарисованный человечек с подносом булочек. Лилит эта картинка пришлась по душе. Просто, но мило. Как и почти все в южной деревушке. «Вот она, важность деталей в действии!»       Внутри булочная оказалась еще более скромной, чем снаружи. В ней стояло всего два небольших прямоугольных стола, накрытых на удивление белыми скатертями, и стойка для приема заказов. За стойкой сидела женщина — невысокая, полная и смуглая, она была одета в простенькое голубое платье без всяких украшений. Черные волосы она собрала в пучок и подвязала голубым же бантом, подшитым белыми кружевами. Завидев гостей и услышав звон висевшего над дверью колокольчика, она широко улыбнулась и произнесла с забавным окающим акцентом, свойственном всем южанам:       — Здравствуйте! Добро пожаловать в «Хлеб и сладости»!       — Здравствуйте… — Эмануэль скромно подошел к стойке. — А какие у вас есть булочки?       Лили замерла у правого стола, осматривая зал. Переступая с ноги на ногу, она пыталась отвлечься от настойчивого желания наброситься на еду. Генрих остался по другую сторону двери — все такой же мрачный и молчаливый, никак не высказывающий голода. Девушка не понимала, как ему удавалось терпеть этот невероятный аромат. Они нормально не ели с самого выезда из Фартона. После сухарей и сушеного мяса как можно было оставаться спокойным рядом со свежим хлебом?       — Лили, Генрих, а вы что будете?       — Что угодно, — отозвалась Лилит, взглянув на полное счастье лицо Эмануэля.       — Поддержу ее.       — Тогда… Три булочки с корицей, пожалуйста.       — Хорошо, — женщина еще раз улыбнулась и повернулась к дверному проему за своей спиной. — Кесано! Брат! Три булочки с корицей!       — Несу!       Под громкий ах Эмануэля с кухни вышел юноша. И тут же мир вокруг элементалей сошелся в одной точке — в человеке, вышедшем к ним. Высокий настолько, что макушкой почти упирался в потолок дома и могучий, подобно воинам из старых сказок, он красовался загорелой кожей цвета корицы и апельсиново-рыжими волосами, вихрящимися над ушами и румяными щеками. Зеленые глаза его были полны задорных искорок, а пухлые губы так задорно изгибались в улыбке, что невольно хотелось улыбнуться ему в ответ. Он не был красив, но не был и уродлив.       Однако важно было не это.       Шестеренки в голове Лилит закрутились, сопоставив два описания — юноши из видения Эмануэля и этого южанина. Ошибки быть не могло. Это точно был элементаль огня.       И принц тоже это понял. В мгновение ока выражение его лица сменилось с растерянного на уверенное. Слегка согнувшись над стойкой, он воскликнул:       — Извините, пожалуйста, сэр… Не могли бы вы поговорить со мной?       Рыжеволосый южанин сначала не понял, к кому принц обратился. Взгляд его мазнул по Лилит, перешел на Генриха, а потом вернулся к Эмануэлю. Очевидно, парень ничего не понял. Но все равно сверкнул белозубой улыбкой.       — М? Вы же это мне? Простите, но у меня сейчас смена и я не могу отлучаться от рабочего места.       У него тоже был акцент, но не такой ярко выраженный, как у женщины. Это Лилит подметила прямо перед тем, как события закрутились водоворотом.       — Боюсь, это была не просьба, — произнес подоспевший на помощь Эмануэлю Генрих. — Именем Фаролинда и лично короля Нерона Фартонского, прошу вас поговорить с нами наедине.       — Фар… Ох!       Юноша и женщина переглянулись. Лица их переменились — из дружелюбных и открытых они стали встревоженными. Испуг обнажил общие черты — острые скулы и длинные носы с горбинками. Искорки затрещали между ними в то мгновение, когда губы парня шевельнулись в так и не сказанных словам. Женщина ответила ему лишь взглядом. Но, похоже, это было вполне достаточно. Молча приняв какое-то решение, работники булочной повернулись к элементалям и торопливо поклонились им.       — Извините, принц, мы не узнали вас, — пробормотал юноша, исподлобья взглянув на Эмануэля. — Конечно, я поговорю с вами. Пойдемте за мной.       — И возьмите булочки, пожалуйста. За наш счет! — протараторила женщина, почти впихнув бумажный кулек с едой в руки Генриха.       Эмануэль постарался убедить их взять деньги, но женщина оказалась непреклонна. Она так настаивала на том, чтобы принц взял булочки как подарок, что юноша не смог и слова вставить между ее сопротивлениями. А у Лили мысли о голоде отступили перед нетерпением. Она ожидала скорой развязки этого приключения и переминалась с ноги на ногу, не зная, как вступить в разговор. Сейчас она еще острее чувствовала себя лишней. Этакой статуей охранницы — не очень внушительной и не очень полезной. Поэтому ей польстило когда перед тем, как отправиться за юношей, Эмануэль повернулся и позвал её за собой. Это напомнило Лилит, что она все еще часть команды, хоть и не очень полезная.       Юноша отвел их на задний двор соседней кузни — маленький прямоугольник в плену присыпанного песком забора и в тени низкого широкого здания, почти примыкающего к булочной. Остановившись у заднего входа в дом, он снизу вверх взглянул на принца, перевел взгляд на Генриха и Лили и только после этого преувеличенно-весело спросил:       — Что вы хотели от меня?       — Как вас зовут? — тут же спросил Генрих, прикрыв собой явно смутившегося принца.       — Вахор. Вахор Эспарца.       Генрих чуть задумался, похоже, пытаясь подобрать подход к парню. Подход вообще был самой важной частью деловых разговоров. Какую роль возьмешь, так человек тебя и оценит. Лили знала это, но не взяла во внимание, когда опередила Генриха в разговоре.       — Вахор, ты когда-нибудь замечал у себя проявления магических способностей? — спросила Лили, обдумывавшая этот вопрос всю небольшую прогулку до заднего двора.       И эта фраза была ошибкой. Вместо того, чтобы очароваться ею или испугаться, парень смутился. Ладонь его коснулась затылка, запутавшись в рыжих прядях, а массивная фигура скромно сжалась, словно постаравшись стать меньше. Из этой позы невозможно было понять, застеснялся ли он или что-то скрывал — она подходила под обе ситуации. И когда Лилит поняла это, то осознала вторую свою ошибку. То, что она сказала, однозначно дало Вахору прямой намек на то, чего от него ждали.       — Боюсь, что нет. К чему вопрос?       И он этот намек не упустил. Хотел ли он что-то скрыть или и вправду не имел магических сил — в тот момент понять было уже невозможно.       — Где вы работаете? — спросил Генрих, перед этим одарив Лилит возмущенным взглядом.       — Я ученик кузнеца. А еще помогаю сестре в работе. Но все же, к чему вопросы? Что вам от меня нужно?       Пытаясь избавиться от чувства вины, Лили уделила все внимание тому, как искренне звучал голос парня. Так сыграть напряжение и непонимание не смог бы ни один актер даже самого лучшего театра. Но вот это-то как раз и поразило девушку. «Разве могут магические силы пробуждаться так поздно»?       — Вахор, — начал Эмануэль, собравшись с силами. — Возможно, мои слова покажутся вам невероятными… Но мы… Я… Я, как оракул Фартона, предполагаю, что вы — элементаль огня.       На секунду только вой ветра воцарился на заднем дворе кузни. Ощущение нереальности пронизало все вокруг. Лили почти почувствовала, как мысли заклубились в голове Вахора, отразившись на его лице глубокой задумчивостью. И она прекрасно поняла его. Едва ли в его жизни еще когда-либо происходил такой момент — принц твоей страны сообщает тебе о том, что ты маг. При том, что магические силы у тебя не проявлялись. Тут трудно было не напрячься. Лили на мгновение задумалась, а не ошиблись ли они. А затем Вахор заговорил:       — Простите, я… Не понимаю. Мне кажется, вы ошиблись. Я не маг, магические силы у меня никогда не проявлялись. Простите, но я не тот, кого вы ищете.       — Нет-нет, вы тот! — настойчиво воскликнул Эмануэль, и тут же повел плечом. — Я видел именно вас. Прошу вас, давайте проедем вместе со мной в Шинаен и там все проверим…       — Принц Эмануэль, я уважаю вас и свою страну, но… Нет.       Лицо юноши огрубело. Черты его широкого лица стали резче, подчеркнув мрачную уверенность, отразившуюся и в поджатых губах, и в ставших острее скулах. Единственное, что осталось мягким — взгляд. Парень явно что-то решил и отступать был не намерен, как бы тепло не принял гостей. Лили даже усмехнулась. Вахор напомнил ей ее в момент предложения, и это напоминание стало скорее забавным, нежели стыдящим. Неужели она и в правду была такой же? Это было так смешно! Как же Генрих не рассмеялся от ее лица, напряженного так, словно она села на булавку?       — Это не просьба, сэр Вахор. Это приказ принца, — отчеканил Генрих, разрушив очарование сцены.       — Я понимаю. Но и вы меня поймите — я не маг. У меня здесь семья — сестры. Моих родителей давно нет на свете, а моим сестрам нужна поддержка. Я их поддержка и помощь сейчас, когда юг превратился в один сплошной фронт. Неужели вы готовы оторвать от дома обычного человека из-за догадок? Не боитесь ошибиться и поставить моих сестер и меня в трудное положение?       — Мы поддержим ваших сестер. Они получат дополнительную выплату за ваше отлучение от дома, — попытался настоять Генрих.       — Потратьте эти деньги на что-нибудь еще. Я не еду. И это мое последнее слово.       Эмануэль попытался сказать что-то еще, Генрих продолжил настаивать, и только Лили поняла — Вахор не согласится. Она уловила эмоции этого юноши. Он был растерян, обижен, напуган — так же, как и она в тот далекий день, когда ее призвали стать элементалем. И эти эмоции определяли его действия. Эмоции — не лучший способ понять, нужно что-то делать или нет, но иногда — самый верный.       Лилит вздохнула.       — Ребята, он не поедет. Вспомните меня.       — Не напоминай, — рыкнул Генрих, обиженно поджав губу. — И не смей его поддерживать. Ты на чьей вообще стороне?       — Я на стороне здравого смысла. Знаешь, я, в отличие от тебя, вижу, что Вахор не согласен и не согласится, как ты его не уговаривай и чем не угрожай. Поэтому предлагаю отступить.       — У нас нет права на отступление!       — Простите, но… Я должен идти, — Вахор окинул их виноватым взглядом и развернулся, чтобы уйти.       — Пожалуйста, постойте! — Эмануэль потянул в его сторону руки, отчаянно пытаясь упросить парня остаться.       Но тот только виновато вжал голову в плечи и постарался пойти быстрее. Мгновение — и юноша скрылся в кухне булочной.       Лили подошла к Эмануэлю и осторожно положила ладонь ему на плечо. Она готова была поддержать его, выслушать, как он недавно выслушал ее. Но мальчик ничего не сказал. Он лишь вздрогнул всем телом, позволив белоснежным волосам прикрыть глаза. Девушка услышала, как он тихо всхлипнул и увидела, как сжались в тонкую ниточку его губы. Сердце ее сжалось непонятно от чего. Возможно, от сочувствия к этому ранимому мальчику, на которого столько навалилось?       Она слишком привязалась к нему. Куда больше, чем ей хотелось привязываться хоть к кому-либо вне семьи. Куда больше, чем ей хотелось привязываться к человеку из команды элементалей. Она ведь собиралась остаться в стороне от них… Но Эмануэль оказался совсем не мировым злом и не худшим человеком в Эхоне. Даже наоборот.       Пытаясь избавиться от этой по своему приятной, но больше пугающей мысли, Лили мягко похлопала парня по плечу и сказала:       — Хэй, Эмануэль, все нормально. Завтра попробуем еще.       — Да… Да, конечно попробуем.       Принца эти слова очевидно не успокоили. Он был разочарован и расстроен неудачей, это было понятно лишь по выражению его лица. Или, возможно, его тяготила беспомощность в этом разговоре? Лилит не знала. Все, что она могла — мягко похлопывать мальчика по плечу снова и снова, надеясь успокоить боль, которую она отчасти понимала.       У каждого были свои причины отказываться или настаивать. И ничьи причины не могли быть проигнорированы. Но цели… Цели никуда не девались. Нужно было что-то делать — даже вопреки чьим-либо желаниям.       Вот только… Чью сторону нужно было занять?