Хроники Эхона: Лед и Скалы

      Белый потолок нельзя было назвать лучшим, что можно увидеть после пробуждения. Но именно он встретил Лили, когда она смогла наконец открыть глаза.       Спутанное со сна сознание едва ли поняло, что это был за потолок. Девушка ожидала увидеть голубое небо и почувствовать жуткую слабость во всем теле — как это было, когда она теряла сознание. Однако, вот он, белый потолок непонятной комнаты.       «Я попала», — было первым, что пронеслось в голове Лили.       Несоответствие ожидаемого и действительного быстро разбудило ее. Как она оказалась в комнате? Как им удалось выбраться из засады «Кальсотских зверей»? И где остальные?       Пытаясь найти ответ на последний вопрос, Лили закопошилась и попыталась подняться. Ей даже удалось приподняться на руках и чуть сбросить тяжелое одеяло, но…       Следом накатила боль. Чуть жгущая, она отдалась тяжестью в конечностях и звоном в ушах. Лили сморщилась, упала, на пару мгновений прижмурилась, а когда открыла глаза, увидела перед собой уже не белый потолок, а лицо немолодой женщины.       — Милочка, ну наконец вы очнулись! — проворковала она, тепло улыбнувшись растерянно моргающей девушке.       — Что… Произошло? Где я?!       Несмотря на боль, мышцы девушки напряглись. В горле заклокотало рычание. Она готова была сражаться даже в таком состоянии, если бы пришлось. Однако женщина ее словно не услышала. Отстранившись, она крикнула:       — Господа, она очнулась! Можете подойти.       В ту же секунду женщину сменили три фигуры, в которых Лилит сразу же узнала Генриха, Эмануэля и… Эдмунда. Облегчение на мгновение затопило девушку. Не только потому, что она проснулась не на вражеской территории, а брат рядом, но и потому, что ребята пережили ту бойню. А потом взгляд ее сфокусировался на лицах напарников, и вся радость схлынула.       Такими побитыми их видеть девушке еще не приходилось. Лицо Эмануэля было разрисовано целой картой синяков и ссадин различных цветов — от зеленовато-желтого до бордово-лилового. Один глаз заплыл, и им на мир мальчик смотрел сквозь небольшую щелочку. Губы украшала подсохшая корочка крови. Генрих же и вовсе красовался повязкой, перетягивающей лоб. Да вдобавок лицо его тоже переливалось всеми цветами темно-синего и красного.       На их фоне Эдмунд выглядел пышущим здоровьем героем легенд. И это при том, что кожа его приобрела мелово-белый оттенок, а взгляд широко распахнутых глаз, направленный на Лили, был настолько полон волнения, что девушке захотелось стянуть брата с коляски и прижать к себе.       — Лили! Боги, ну наконец, — первым не выдержал Эмануэль. Всхлипнув, он приложил ладони к груди, словно не знал, куда их деть. — Я так волновался за тебя!       — Где я? Что произошло? Как я здесь оказалась?       Пораженная сетью ран на лицах напарников, девушка напрягла все силы и села, отринув стрельнувшую в поясницу и ноги боль. Под неодобрительный вздох брата Лили попыталась сползти с кровати. Сердце бешено забилось в ее груди, мысли завертелись так быстро, что зацепиться ни за одну не получилось. Боль была сильна, но все, что интересовало девушку так это то, как им удалось спастись от Кальсотских зверей?       Если бы не ладонь Генриха, мягко надавившая на ее плечо, и пальцы Эдмунда, сжавшие ее колено, Лилит точно поднялась бы на ноги. Но бывший генерал без лишних слов взглянул на нее — строго и в то же время не без тени заботы. Подчиняться ему Лили никогда не собиралась. Однако касания его пальцев были так непривычно нежны, а фигура напряжена, что девушка решила не спорить. Она отметила, как сморщился Генрих, когда согнулся чуть ниже. Тому явно было не легче, чем ей, если не хуже.       К тому же, как она могла спорить с братом? Нежность в чертах его чуть грубоватого лица была смешана с волнением, губы подрагивали, а слова, похоже, вертелись на языке, но никак не могли прозвучать. В груди Лили разлилось сладко-кислое чувство радости и сожаления. Эдмунд всегда замолкал, когда сильно волновался. Ему не хватало воздуха выдавить хоть что-то и разума — связать верткие слова.       Сейчас он очевидно волновался за сестру. Свою любимую Лили, которую чуть не убили. До чего же стыдно…       Заметив перемену настроения Лили, Генрих едва заметно улыбнулся. Положив ладонь на плечо все еще сжимающего колено сестры Эдмунда он сказал:       — Я расскажу тебе все, только, Рата ради, не торопись. Тебя сильно задело. Лекари сшивали тебя часов пять и лечили еще два дня. Не сведи их работу на ноль.       Мысль о том, сколько прошло времени, ужаснула Лилит. «Вот почему Эдмунд выглядит таким… Уставшим», — ахнула девушка, наконец заметив синяки под глазами брата и красноту его пухлых губ. Но еще больше ее встревожили слова Генриха о сшивании. Едва забравшись обратно в кровать, она оттянула ворот свободной рубахи и заглянула под него. «Так вот почему все так болит!» — ахнула она. Всю ее грудь, от ключиц до поясницы, туго перетягивали бинты.       «Насколько же сильно меня ранили?» — попыталась Лили вспомнить последние моменты в сознании. — «Сколько волнений пережил Эдмунд за это время? Сколько провел рядом с моей кроватью?» Все, что она сумела выудить из памяти — удар льдом, голубое небо и пустоту.       Впрочем, и без недостающих фрагментов картины она поняла самое важное — они проиграли. И, очевидно, с разгромом. Побитый вид Генриха и их с Эмануэлем травмы это показывали лучше всяких слов.       — Эдмунд… — выдохнула девушка, заглянув в глаза брата.       — Я… Я в порядке. Не переживай. Главное, что ты… Оч-чнулась.       То, как дрогнул голос брата, заставило Лили найти его ладонь своей. Переплетя пальцы, она ухватилась за тонкую нить спокойствия, принесенную близостью Эдмунда. Та протянулась между ними, заставив на пару облегченно выдохнуть. Они были рядом. Они были живы. И это помогло Лили окончательно выпутаться из пут сна.       Настало время задавать вопросы. Их у девушки накопилось много, но один был важнее других, зудя, словно укус насекомого.       — Мы проиграли, да?       — Да, — выдохнул Генрих, чуть дрогнув.       Вот и все. Такой простой ответ, а сколько обиды и бессилия в нем было заключено… Лили еще сильнее сжала ладонь брата и прикусила губу, чтобы не зайтись разочарованным шипением.       День и ночь она тренировалась магии. День и ночь совершенствовала свою силу, чтобы хотя бы приблизиться к образу отца. Но все оказалось впустую. Первый же серьезный бой с магами окончился для них настолько позорной игрой в кошки-мышки со смертью, что Лилит захотелось выдрать это зрелище из памяти. Что она вообще смогла сделать? Да ничего! Этим Кальсотским зверям ее атаки были все равно что сказочному зверю Кейле стрелы деревенского люда*.       «Какая из меня элементаль с тремя поражениями из трех?» — вздохнула девушка — «Какие из нас всех элементали, если сильным магам мы смогли противопоставить ровным счетом ничего?»       Видно, лицо ее стало до того мрачным, что Эмануэль решил подбодрить подругу. Ладонь его осторожно коснулась растрепанных светлых волос девушки.       — Лили, не кори себя. Мы ничего не могли с ними поделать. Никто не мог. Они… Они то самое секретное оружие Кальсота, о котором говорил Кастей.       — Да, сестренка, — с трудом поддакнул ему Эдмунд, выдавив улыбку. — Вы молодцы, правда. И ты в особенности. Просто вам не повезло.       Лили шумно выдохнула сквозь стиснутые зубы. Неприятное, липкое ощущение разлилось в ее груди. Вопреки ожиданиям Эмануэля и Эдмунда, ее это ни капли не успокоило. Наоборот — сделало лишь хуже. То, что эти чудовища были секретным оружием Кальсота, обещало еще не раз свести элементалей с ними. И разве могло такое успокоить?       Брат похлопал ее по плечу. Лили двинулась к нему чуть ближе, поддерживаемая тем теплом, что источал обрадованный ее пробуждением Эдмунд.       — Что вообще произошло после того, как меня вынесли?       — Много чего, — выдохнул Генрих. — Нас разбили в пух и прах. У этих… Зверей просто чудовищная сила. Настолько, что им не стоит труда расправиться с целой армией людей и добраться до элементалей от начала колонны.       — Вот только такой радости нам не хватало…       Нервный смешок Эдмунда отозвался в ее душе небольшим лучиком света. Ради него девушке хотелось бороться и идти дальше. Как бы брат не ненавидел то, что она полностью отдала себя ему, эта привязанность спасала ее в самые горькие моменты жизни.       — Да уж… — замялся Эмануэль, почесывая ссадину на переносице. — Мы все старались, но они оказались слишком сильны. И… Ну, нам с тобой еще повезло. Знаешь, остальные тоже хотели придти. Ну, за исключением Кастея, но у него гордость оскорбленная да и не так уж он близок к нам… В общем, не получилось. Ингрид и Манселя на перевязку утащили. Бастия рвалась, да лекари вернули ее в комнату — с ее ранами бегать по замку затея не из лучших. Родерик… Родерик опять попытался сбежать, но куда денешься из окружения? Камень на ногу — и не уйдешь. Вахор… Слишком долго объяснять. У Генриха было сотрясение. А Юлиус… Юлиус едва не потерял руку.       Тягостная тишина сковала комнату. Генрих вытянулся по струнке и вперил злобный взгляд в пол. Эмануэль сжался, переминаясь с ноги на ногу. Эдмунд прикрыл глаза, похоже, прислушиваясь к неспокойному дыханию сестры и не пытаясь вплетаться в разговор, поддерживая девушку одним своим присутствием. А Лилит на пару мгновений зажмурилась, прижав левую ладонь ко лбу. Ну и чего стоили все их тренировки? Чего стоили Кирзит и Гелендель?       Они прошли многое. Две бойни, кошмары Бастии, совместные тренировки… Но даже со всем этим багажом оказались разбиты на группки и уничтожены. Лили передернула плечами. Эдмунд дернулся, перехватив ее печаль, но не смог избавить от сожалений даже своей любовью.       Она вспомнила бессилие, что душило ее в присутствии того светловолосого парня. Каждая его фраза, каждый насмешливый взгляд сковывали ее, а едкая, неправильная магия лишь дополняла картину монстрического изобретения Кальсота.       Он мог убить ее. Ему это не стоило бы ничего. Все, что могла сделать Лили тогда — это побарахтаться и сдаться. А его напарники? Тот огненный маг загнал их в такую ловушку, что даже Ингрид с ее отточенными цирковыми движениями не удалось сбить пламя. Если бы не Мансель, она бы погибла. А Кастей? Он был сильнейшим в их команде. Его ловкости, скорости и скрытности среди них равных не было, а магические темные руки в одиночном бою могли обеспечить победу в самых безвыходных ситуациях. Он разбил команду, состоящую из Лилит, Эмануэля и Бастии в несколько подходов и в одиночку. Но даже он не смог отбиться от мага тьмы чудовищной команды.       Что могла Лили, если не мог он? Гнев вспышкой полоснул ее раненную грудь. Она должна была бороться. Взгляд девушки скользнул к брату — все еще бледному, но чуть ли не сияющему от восторга. Она должна была сражаться. Ради него. Пусть их разбили на команды, пусть не давали добраться друг до друга, пусть давили… Она должна была бороться, а не трусливо трястись! Отец наверняка никогда так не делал. Ей надо было набраться той же храбрости, что была с ней в Кирзите, но вместо этого она подставилась под удар. И вот, оказалась здесь.       «Мой бедный Эдмунд… Как ты пережил это? Прости, что заставила волноваться. Прости, что опять едва не оставила тебя одного», — горестно вздохнула девушка. Ей захотелось прямо сейчас подняться и обнять брата так крепко, чтобы почувствовать слияние их душ и услышать стук его сердца. Чтобы он услышал стук ее сердца. Понял, что она жива. «Но на долго ли?..»       — Отставить тоску, Лили. Мы должны быть благодарны тому, что пережили эту битву. Кажется, этим чудовищам важнее было покрасоваться, нежели на самом деле убить нас, — наигранно усмехнулся Генрих. — Они ушли, едва мы все упали.       — Еще лучше! Они над нами посмеялись, а мы этому рады быть должны, — рыкнула Лилит и бросила злой взгляд на напарника.       — Сейчас мы не на том уровне что бы…       — Мы на том уровне! Все, что мы делали в перерывах между битвами — тренировались! И даже это не сделало из нас ничего иного, как посмешишь. Напомни, кто говорил, что бойцы Фартона из нас не ахти какие?       — Нытьем ты ничего не решишь. Если хочешь стать лучше — тренируйся больше.       — Ты прав да, да. Доволен?       — Пока ты такая мрачная? Нет.       — Ну и не будь, мне-то что?!       — Хватит!       Крик Эдмунда прервал их спор в тот момент, когда его накал обратился треском углей между ними и грохотом молний в их головах. Парень подтянулся на руках так, чтобы хоть немного защитить Генриха от искрящего взгляда сестры.       — Спорами между друг другом вы ничего не решите, — жалобно выдохнул он. — Вы должны быть командой, а не стаей грызущихся собак. Я понимаю, вы злы, но это не значит, что гнев нужно спускать на напарников. Давайте закончим этот спор, пока вы не дошли до взаимных оскорблений, хорошо?       — Я и не планировала оскорблять его. Просто… Просто огрызнулась.       — Да, Эдмунд. Мы примирились. Все хорошо. Одна колкая фраза на эмоциях наших нынешних отношений не испортит.       — Хочется верить…       Желания продолжать спорить не было ни до, ни после возмущений Эдмунда. Фраза осталась просто фразой — сказанной случайно, без намека на искренний гнев. Однако Лили все равно мысленно поблагодарила брата за то, что он спас ее от еще одного повода ненавидеть себя.       Демонстративно махнув на все рукой, девушка отвернулась к стене. Раны тут же отозвались тянущей болью, но она даже не зашипела. За эти месяцы Лили так привыкла к боли, что она уже стала почти привычной. «Найти бы пару минут для отдыха», — пронеслась в голове девушки шальная мечта. — «Выбраться из Шинаена куда подальше. Вместе с Эдмундом. А может и с остальными. Добраться до лугов, разложить плед… И забыть хоть на пару часов о том, что на наши головы водрузили. Может, тогда я перестану огрызаться на Генриха попусту? Сейчас он этого не заслуживает».       Ни один человек не может трудиться вечно. Всем иногда нужен был перерыв. Но даже банального восстановления Лили дать не пожелали.       Ладонь Эмануэля мягко коснулась ее плеча. Девушка повернулась к нему, чуть оскалившись. Но принц даже не дрогнул.       — Прости, но… Отец созывает нас в тронный зал через час.       — Боги, зачем? У него какой-то фетиш на эти собрания? — огрызнулась Лили.       — Возможно, — надрывно хихикнул принц, очевидно просто пытаясь подбодрить напарницу. — Но вообще, я не знаю, зачем он нас зовет. Кажется, какое-то объяснение чего-то.       — Если это просто расширенная версия того, что вы мне рассказали — я пас.       — Прости, но это не обсуждается. Папа приказал быть всем. Даже самым раненным, — нотки сожаления проскользнули в голосе Эмануэля, но взгляд он не опустил.       — Ох… Да к темным тварям. Пойду я. Но с вас — морковные кексы для нас с Эдмундом.       — Даже шоколадный пирог, — фыркнул Генрих.       — И кофе, — шутливо стрельнул взглядом на друга Эдмунд.       — Ты не любишь кофе. Горячий шоколад сойдет?       — Вполне.       — Считай, что заказ принять, Эд.       Их тройные смешки слились в один и отдались эхом в стенах лазарета. Волнения и страхи, боль поражения, воспоминания — все это не отступило. Но удачная шутка заставила Лилит вспомнить, что она все еще не одна. Больше не одна.       Теперь у нее были друзья кроме брата. И пусть они проиграли, но они все еще вместе и живы. А раз так, что ж, они станут еще сильнее.       «Я пока не отчаялась. Но как долго мне удастся сохранять силу духа в настолько безнадежной ситуации?»

***

      Генрих и Эмануэль помогли Лили и Эдмунду добраться до их комнаты. Брат покинул девушку, решив дать ей время придти в себя. «Физически ты в порядке. Я убедился в этом и этому рад. Теперь тебе нужно собраться с силами. И кто как не я знаю, что делать это ты любишь в одиночестве?» — сказал он, на прощание мягко обняв сестру.       Правда была за ним. К тому же, Лили нужно было переодеться из больничной одежды во что-нибудь хотя бы относительно приличное. Конечно, больше она хотела полежать, а потом пойти с братом на чайный час. Однако откладывать встречу ради нее никто не собирался. Пришлось отодвинуть свои желания на второй план и взяться за общие, как бы противно девушке ни было бегать к Нерону, как преданной псинке.       Выгнав парней в коридор, Лилит переоделась в самую приличную одежду, что попалась ей под руку — купленную во время последней прогулки с братом белоснежную рубаху с неброской вышивкой в виде перьев и листьев и брюки настолько свободного кроя, что выглядели как юбка. Получилось сносно. Даже несмотря на синяки и царапины, испещрившие открытые ниже локтей руки. Бросив короткий взгляд в зеркало, Лили решила дополнить образ кое-чем еще.       Из небольшого потайного кармашка на одной из рубашек она достала серьгу в виде четырехгранной звездочки. Ту самую, что завещал ей отец. После боя в Кирзите девушка сняла ее, боясь, что в пылу сражения может потерять, но сейчас, кажется, пришло ее время. Чуть дрожащими пальцами Холоуэй вдела украшение в ухо. Камешек тут же шутливо сверкнул в луче солнца, отразившемся от поверхности зеркала. Легкая улыбка коснулась губ Лили, а ладонь на мгновение сжалась вокруг камешка, позволив ей упиваться его прохладой. Приятное чувство единения с давно погибшим отцом вернуло ей немного уверенности в себя. Да, поражение было постыдным и болезненным. Но ведь и отец не был идеальным. Сколько раз он рассказывал истории о том, как вместе с сокомандники влезал в такие истории, что хотелось смеяться от их нелепости? Десятки? Сотни?       Папа любил свою Лили. И, сжимая его серьгу, девушка чувствовала — он не злился бы за то, что она не идеально исполняет навязанную ей роль.       Перерыв был прекрасен. На мгновение Лилит показалось, что она успокоилась — хотя бы настолько, чтобы расслабить плечи и на мгновение отпустить хмурость. Но стук в дверь разрушил слишком короткую идиллию.       За дверью девушку встретили Ингрид и Мансель. И если первый ограничился тактичным приветствием, то вторая со всей неудержимостью налетела на Лили ураганом. Ее ладонь впечаталась в плечо девушки, заставив ту сморщится от обжигающей боли, вторая рука обвилась вокруг талии, а голос саданул по ушам:       — С выздоровлением, подруга! Не представляешь, как я рада, что тебе там голову не скрутили!       — Не мне стоило этого бояться, — замялась Лилит, не ожидавшая ни объятий, ни такой скорой встречи. — Что вы здесь делаете? Мне казалось, вас отправили на перевязку.       — Отправили. Но ни одна дверь не удержит нас с братом, если мы хотим встретиться с подругой.       Улыбка озарила грубое лицо Ингрид. Лили смущенно кашлянула, чувствуя, как растерянность охватывает ее душу. Она окинула взглядом девушку, наконец переставшую ее обнимать: растрепанная и заметно уставшая, та была забинтована с ног до головы, словно чудовище Бога тьмы Одарона из сказки о его неудачных опытах с тьмой. Лишь глаза ее все равно сияли елово-зеленым пламенем, да в жилистой фигурке чувствовалась энергия, которую словно бы и не истрепало поражение Кальсотским зверям. Мансель выглядел не лучше. Конечно, под его рубахой мало что было видно, но по тому, как он стоял — чуть согнувшись вправо и заметно привалившись к стене, — девушка легко поняла, что и он не отделался легкими травмами.       И даже так они пришли к ней. Как и Генрих с Эмануэлем. «Это ведь настоящая дружба?» — подумала девушка, не удержав чуть дрожащую улыбку. Никогда еще в ее жизни не было настолько трогательных проявлений любви к ней от неродных людей. Ну как тут было устоять?       — Дурачины, — хохотнула Лилит, почувствовав, как щекам становится жарко.       — Ах! Это что я слышу? Ты правда смеешься? Невероятно!       — Иди ты! Я не раз смеялась с вами!       — Но так искренне — впервые!       «Потому что вы живы и целы», — почти сказала девушка. Сражаясь с Кальсотскими зверями, она в первую очередь думала о друзьях. О том, как спасти их, как помочь им. Даже страх оставить брата одного не оказался таким сильным, как тревога за их жизнь. И то, что в итоге все они остались целы, было для Лили самым главным подарком судьбы, затмевающим даже неприятное чувство слабости от поражения. Она слишком привязалась к друзья, чтобы позволить себе потерять их.       Пытаясь скрыть смущение, Лилит торопливо произнесла, не глядя в глаза Ингрид:       — Идем уже. Думаю, еще немного, и Генрих придет по наши души.       — Не думаю, что ему хватит сил настаивать. С его сотрясением и проткнутым пузом-то. Я вообще удивлена, что он куда-то идет.       Лили случайно хлопнула дверью, которую закрывала за собой в тот момент. Прокатившееся по коридорам эхо загремело и в ее голове вместе с чуть ускорившимся стуком сердца.       — А вот сейчас поподробнее. Что там про проткнутое пузо?       — А ты не знаешь? — удивленно выгнула бровь Ингрид. Непонимание ее стало еще больше, когда Лили нетерпеливо мотнула головой. — Генрих сначала был с Манселем. Там и получил камешком по макушке. Но когда увидел, что ледышка тебя пришпендил глыбой, решил поиграть в героя. Ну и, как сказать, он, похоже, был не очень нужен. В общем, его льдиной пробило, как бабочку иглой — не насквозь, но сильно. Кольчуга даже близко не помогла. Хотя, знаешь, это действительно полезная штука. Если бы не она, я переломала бы все кости и…       Мурашки скользнули по спине Лилит. Воспоминание о последнем моменте перед тьмой — фигуре Генриха, несущейся на встречу магу льда, — выдавило из нее сладостную радость от близости с друзьями. «Почему он не сказал мне?» Почему Генрих решил не припоминать ей этого, хотя никогда не упускал случая подколоть? И ведь она сразу поняла, что сотрясением тот не отделался! Увидела по его скованным движениям, что что-то не так. Но позволила Генриху отмолчаться и уйти, скрыв от нее что-то настолько важное. Зачем он вообще так рисковал? Ведь наверняка понимал, что ничего не сможет противопоставить Кальсотскому чудовищу. Неужели из-за нее, Лилит Холоуэй? Но зачем?       Увидев, что Лили уходит в свои мысли, Ингрид нахмурилась и пихнула ее в плечо.       — Эй! Никаких мне тут размышлений! Пойдем, сходим к королю. Потом спросишь у своего ловеласа, почему он решил, что ему нравится быть бабочкой. Хотя, как по мне, все очевидно.       — Он не мой ловелас! — фыркнула Лилит, дернувшись от растянувшей губы Ингрид лукавой усмешки.       Вопреки этой фразе, девушка составила в своей голове простую картинку с однозначным ответом. Ингрид была права — очевиднее этого ничего быть не могло. Но как же Лили неловко было признавать очевидное… Она подпустила Генриха к себе, позволила ему стать ей другом, забыла о его ошибках. Однако совсем не ожидала такого ответа на свои попытки исправиться.       Она не была хорошей девушкой. Ни в плане внешности, ни в плане характера. Особенно в плане характера. Мстительная и желчная — вот ее прекрасное описание. Никогда не забывающая ошибки. Никогда не прощающая обиды. Такой она была. И совсем не понимала, что можно было найти в ней, такой непохожей на нормальную девушку и далекой от образа хорошей вообще.       Разве можно было за нее рисковать жизнью?       Разве можно было видеть в ней что-то кроме колючек, едва успевших втянуться, и теней прошлого, все еще сжимающих пальцы на ее шее?       Лили не была в этом уверена. Она пыталась найти в себе хоть что-то положительное, что-то, что может зацепить в более глубоком плане, чем немного грубоватая и своеобразная дружба все то время, что они с Ингрид и Манселем шли к тронному залу. Циркачка пыталась разболтать ее. И Лили даже старалась отвечать, все еще захваченная чувством единения с пережившими бойню друзьями. Но мыслей было так много, что все ее ответы получались невпопад. Даже Мансель по итогу говорил больше.       До места назначения они добрались в чуть шутливом настроении. А попали в пропасть совершенного мрака.       Тронный зал был полон народу, но тих. Тревога клубилась по его углам, стелилась между ног собравшихся и звенела под потолком, поглощая проникающий сквозь большие окна свет, делая его тусклее. Вся огромная зала была пропитана ею. Даже шторы, когда-то ярко-алые, сменились темно-бордовыми призраками, таящими за собой невидимых чудовищ. Кресла перед помостом и троном стояли неровно. Люди на них сидели нервно.       Лишь зайдя в зал Лилит вновь почувствовала, как мышцы ее напряглись, а в груди заклокотал грозный рык. Еще тревожней ей стало, когда король взглянул на нее.       Нерон сидел на троне памятником тьме, захватившей Фартон. Глубокий мрак укрывал его, словно вуаль. В нем белизна его волос стала серой, а зелень глаз приобрела чернильно-черный оттенок. Или его глаза и вправду потемнели? Что Лили точно не показалось, так это то, что он побледнел. Кожа, ранее светлая, чуть румяная, стала белой, словно лист бумаги. Линии морщин, которые ранее, кажется, не были так заметны, прорезали изящное лицо короля, сделав его грубее и даже уродливее. Глаза запали, как и щеки, острее выделив скулы. Нахмуренные брови и губы, раздвинутые в неслышном рычании, придали ему сходства с чудовищами из ночных кошмаров.       На краткий миг Лили вновь почувствовала ту магию — пугающую, темную, неестественную… Ту, что исходила от Кальсотских зверей. Ту, от которой все внутри бунтовало, а нити собственной магии тряслись в агонии, заставляя пальцы мерзнуть от потрескивающего на них льда.       Взгляды столкнулись. Тьма Нерона и небо Лили встретились. То чувство, что испытала девушка от взгляда этого мужчины, лишившегося всей своей показной мягкости, не получилось бы описать даже самому лучшему писателю Эхона. Это был ужас, но такой, какой едва ли мог испытывать человек. Это был животный страх — такой, от которого сердце в груди замирает, шерсть на загривке встает дыбом, а рычание переходит в скулеж.       Это не был Нерон. Что угодно, но не он.       Но вот король улыбнулся… И тьма схлынула, словно вода в отлив. Глаза его вновь позеленели, а морщины разгладились. Ужас схлынул тоже, оставив лишь тянущее напряжение в мышцах и желание забиться в угол и зарычать.       — Леди Лилит, леди Ингрид, сэр Мансель, а вот и вы! Проходите, присаживайтесь. Собрание не будет долгим, но мне бы не хотелось напрягать вас стоянием на ногах, — мягко защебетал король, расслабившись.       На негнущихся ногах девушка покорно прошла к стулу — медленно-медленно, ступая волчицей по ломкому льду. Взгляд ее не отрывался от лица короля. Она пыталась найти тьму в нем. Отыскать хоть малейший намек на ее существование.       Улыбка прогнала тени с лица Нерона, но не из памяти Лили.       Впрочем, остальные, кажется, этого не заметили.       — Лили, идем быстрее. Там есть место рядом с твоим гэ рье*.       — Ч-чего? — дернулась Лили, впервые за долгое время заикнувшись.       — Ничего! — но Ингрид только расхохоталась и, подхватив вздохнувшего брата под руку, убежала на свободные места.       Лили не стала останавливать ее. Циркачка села рядом с Бастией и вмиг погрузилась в разговор с подругой. Вмешиваться было не тактично. А еще — наверняка закончилось тем, что Бастия прицепилась бы к Холоуэй репьем. Поэтому Лили без лишних споров заняла еще одно свободное место.       И только потом поняла, что села рядом с Генрихом.       Тот усмехнулся ей. У Лили от этого изгиба его губ что-то екнуло в груди. Не гнев, к которому она так привыкла, нет. Что-то еще. Странное и непонятное.       — Ты долго. Что, решила стать похожей на Бастию с ее многочасовыми сборами?       — Что бы я да собиралась дольше десятка минут? Ты себе это вообще можешь представить? — натянуто пошутила Лили.       — М-м-м… Нет, не думаю. Ты не подумай, я только рад. Твоя манера одеваться мне кажется очаровательной.       Лили закашлялась. «Чего?!» — мысленно ахнула она. Еще пару минут назад казавшаяся глупой идея обретала форму. Неужели… Неужели правда?       «Спокойнее. Надо взять себя в руки», — мысленно произнесла девушка, прикусив губу. Ей просто показалось. Волноваться из-за таких мелочей — это уже повод обратится к королеве и ее фонду поддержки женщин. Куда важнее них был другой вопрос.       — Слушай, Генрих…       Но в ту же секунду, как Лилит набралась храбрости говорить, дверь за спинами элементалей открылась с тихим стуком.       В комнату вошел Кастей, везущий в инвалидном кресле… Вахора. У Лили в груди заныло, когда она повернулась и увидела южанина. Он все еще улыбался, но лишь слегка. Наверное, потому, что губы его, как и щеки, розовели от ожогов. Однако хуже бледности смуглой кожи и поверхностных ран на лице было то, что парень сидел в кресле как-то странно. Руки его пластом лежали на ручках коляски, ноги казались восковыми, настолько неподвижно стояли на стойках. Он был одет в простую одежду — белую рубашку и свободный жилет, брюки, — но Лили догадывалась, что творилось с его телом под этим нарядом.       Понять это можно было и по тому, как выглядел толкающий кресло Кастей. Его вечная отстраненность и мрачность куда-то делись. В движениях и жестах появилась забота — в том, как он толкал коляску, в том, как пальцами едва касался рыжих прядок. Нет, он остался на вид все таким же недосягаемым и холодным, но в глазах что-то переменилось. Едва-едва, однако голубые льдинки посветлели. По крайней мере, были светлыми все то время, что он смотрел на макушку Вахора. А потом он взглянул на сидящих напарников, взволнованно смотрящих на них… И створки его раковины снова схлопнулись.       Нахмурившись и поджав губы, он дотолкал кресло Вахора до последнего свободного места — рядом с Лили — и встал слева от южанина. Девушка враз забыла о Генрихе. В конце концов, он выглядел вполне сносно. А вот Вахор казался измученной куклой.       Он опередил ее вопрос.       — Привет, Лили, — улыбка стала чуть шире, но корка на губе едва заметно треснула. — Как ты себя чувствуешь? Ты так долго спала, что мы все начали серьезно волноваться.       — Я в полном порядке, — отмахнулась Лилит. — А вот с тобой что?       — Ха-ха, ну, знаешь, так, сносно. Просто измотался слегка. Ты знала, что если маг полностью истратил магию и начал тратить живительную силу, его руки-ноги чувствую себя не очень?       — Как ты умудрился полностью исчерпать резерв?!       — Просто кто-то тупой и безрассудный решил пробиваться ко мне и язве. Это было глупое решение. Их маг тьмы сильнее меня, что уж говорить о нем, — прошелестел Кастей, косо глянув на Лили.       — Эй, да ладно тебе, Кастей, я просто волновался…       — Я мог с этим справиться. Ты — нет.       — Вахор, ты идиот, — выдохнула Лили не без облегчения. — Вы с Генрихом две пуговицы пара.       — Меня не приплетай. Я был вполне разумен.       — Настолько, что подставился под ледяной кол, как проститутка под член?       — Пожалуйста, давайте обойдемся без грубых слов, — простонал Эмануэля, выглянув из-за плеча Генриха.       — Да ладно тебе. По мне так это весело.       Лили впервые за это время обратила внимание на Родерика. И не удивительно — все время их сидения рядом он разве что сопел и дулся, потирая огромный синяк под глазом не забинтованным запястьем. Кажется, его поражение уязвило не меньше, чем Лили. Или он злился на то, что не мог постукивать ногой по полу, потому что та была перевязана до самого колена. В любом случае, шутка заставила его наконец подать голос. Каким бы мерзким он временами не был, Лили обрадовалась этой улыбке.       Усмехающийся Родерик был лучше хмурого. «Так он больше похож на себя обычного, а не на муравьиную жопку».       Вот только Эмануэля такие суждения не обрадовали. Он сжался и искоса взглянул на отца. Лили проследила за его взглядом. Она ожидала какой угодно реакции — от скрытого недовольства до открытого раздражения. Потому и обомлела.       Нерон улыбнулся. Изящный изгиб тонких губ придал еще мгновения назад пугающему лицу юношеского очарования, которого Лили не приходилось видеть ни разу, даже в ту встречу в столовой. Нежности в его глазах было столько, что хватило бы на целый мир. И лишь одно раскалывало эту сцену на осколки — отстраненность взгляда. Король смотрел не на них. И даже не на сына. Его подернутый тьмой взгляд словно стремился прорвать пространство и заглянуть куда-то за грань этого мира. «Куда он смотрит? И кого видит на нашем месте?» — настороженно подумала Лили, нахмурившись.       Шипение Родерика разрушило видение. Нерон дернулся, слегка мотнул головой и, прокашлявшись, прохохотал:       — Ребята, ну же, не ссорьтесь. Все хорошо. Мы с вами не на официальном приеме все-таки. Расслабьтесь и ведите себя со мной, как с отцом.       «Не хотелось бы мне иметь отца с такими переменами настроения», — сморщилась девушка. — «И вообще — мне не нужен другой отец, кроме Лильена Холоуэй». Она не озвучила этого. И даже постаралась не показать. Но король и не подумал обращать внимание на то, как прищурились ее глаза и напряглись плечи. Он поднялся с трона и одним плавным движением спустился с постамента. Накинутая на плечи мантия зашуршала, в лучах солнца засверкав золотом. Почему-то именно это сияние полностью приковало взгляд Лилит. Потому ли, что чернота глаз Нерона заставляла ее внутренне трястись? Или потому, что она больше не видела в его лице той мудрой ласковости, что была до этого?       — Спасибо что откликнулись на мой зов, дорогие элементали. Мне очень жаль отрывать вас от лечения, но я должен объяснить произошедшее как можно скорее. Это не терпит отлагательств.       — Почему же, многоуважаемый король? — ответила за всех Бастия. — Неужели за ту пару дней, что мы окончательно приходим в себя, может случится что-то решительно меняющее все?       «Где она только научилась говорить так? Помнится, ей больше нравилось флиртовать да шутить», — мысленно фыркнула Лили, бросив короткий взгляд на ведьму. Та сидела довольно раскованно и спокойно, но пальцы, комкающие ткани очередной пестрой юбки, выдавали ее с головой.       — К сожалению, леди Бастия, у меня есть все основания полагать, что пара дней — это все, что у нас осталось.       — В каком смысле, король? — холодно бросил Родерик, не переставая потирать больную ногу.       — Позвольте мне сначала объяснить произошедшее на тракте.       Все послушно притихли. Лили наконец оторвала взгляд от мантии и взглянула на лицо короля. Холодок опять коснулся ее напряженной спины, когда губы короля дрогнули, а в глазах полыхнуло темное пламя. Однако она лишь сжала кулаки и упрямо продолжила смотреть.       — Как вы уже поняли, на отряды поддержки напали. Кальсотский отряд под руководством неких Кальсотских Зверей смог прорвать оборону на южном фронте и углубиться в тыл, несмотря на оказанное вторым специальным и первым отрядами сопротивление. Мы ожидали этого нападения. Поэтому и отправили вас на фронт. Но… Кажется, я позволил себе недооценить силу кальсотского гения.       Король едва заметно сморщился. Лили услышала, как Эмануэль тяжело вздохнул и успела заметить, как Генрих нервно постучал пальцами по колену. Непонятно откуда взявшийся порыв холодного ветра заставил девушку зябко поежиться.       — Вы его уже познали. Наверное, Эмануэль успел вам сказать?       — Да, отец, я рассказал, — тихо откликнулся принц.       — Спасибо, солнышко, — мягко кивнул сыну король. — Но я все же повторю еще раз. Вспомните про то, что говорил вам Кастей на нашей встрече в столовой. Кальсот многие годы тайно разрабатывал некое магическое оружие. Неделю назад вы увидели его. Кальсотские звери — вот это магическое оружие. И прежде, чем вы начнете гадать, что они такое, я позволю себе разрешить ваши вопросы. Эти юноши и девушки — псевдоэлементали.       Фраза загремела под потолком, враз затмив собой все далекие шумы, доносящиеся с улицы и полного жизни дворца. Лилит показалось, что из комнаты убрали воздух, так тяжело ей стало дышать. «Что значит — псевдоэлементали?» — застряла в ее горле рычаще-скулящая фраза.       Она поняла все с первого раза и без объяснений. Она не поняла ничего в тот же самый миг.       Голосом команды как всегда стала Бастия.       — Что? Н-но я думала, что элементали — это уникальные воины! Разве в Эхоне может быть больше семи элементалей?       «Спроси лучше, как Кальсоту удалось обойти Благословение Рата!» — мысленно рыкнула Лили. Она никогда не была особо начитанной или интересующейся историей девушкой. Но даже ей отец с детства читал сказки о первых элементалях в Эхоне. И даже она смогла усвоить из них — только в Фартоне могли родится такие маги. Только своей стране Рат даровал осколки силы, нити, которые были переданы первым элементалям перед исходом Богов, сделав их частично подобными высшим существам. Только он смог сделать эти нити передающимися, позволив им вплетаться в поток магических нитей и находить подходящих детей на роль элементалей. Дети Ната, кальсоты, отказались от этой силы и остались верны своему Богу и его дару — знаниям, на столетия сделавшим царство Бога света родиной передовой магии. Как Кальсоту удалось повторить это благословение? Как они смогли достигнуть божественных сил?       — Нет, леди Бастия, не может, — произнес король, покачав головой. — Но Кальсотские Звери и не являются элементалями в том смысле, в котором являетесь вы. Они самозванцы.       — П-подождите, — выдохнул Вахор. — Но как Кальсот смог дать такую силу самозванцам?       — К сожалению, этот вопрос остается за гранью нашего понимания.       — Я не сумел пробраться в магические лаборатории при королевском дворе. Меня вычислили раньше, — без тени смущения ответил Кастей, даже не взглянув на напарников. — Поэтому все, что нам остается — довольствоваться догадками. Предполагаю, что Цирцея сумела найти некие магические артефакты, равные по силе духу элементалей, и завязать их на магических нитях подопытных.       — Это невозможно, — категорично заявил Родерик, постаравшись скрыть дрожь голоса. — Магия не терпит такого вмешательства. Ни один подопытный не смог бы выжить после вживления в тело и связывания с его магическими нитями артефактов. Даже магия элементалей работает иначе.       — Это было невозможно. Но кальсоты мощные маги. Возможно, им удалось преодолеть запрет.       Теперь все встало на свои места. Вот почему магия Кальсотских зверей показалась Лилит такой искаженной. Вот почему ей было дурно от колебания их волн. Вот почему они были так ненормально сильны. Они, эти семь магов, были воплощенным нарушением мирового порядка, истинным вызовом всему свету и Богам в частности.       Насколько надо было быть отчаянным ученым, чтобы пойти против законов природы магов и воспротивиться воли Богов? Лили стало мерзко лишь от мысли о том, как кальсотам удалось достичь этого. Не ей было говорить о правильности, но кто угодно мог бы понять — такие эксперименты не несут ничего хорошего.       — Но… Что же нам делать с этим? — вновь раздался голос Бастия. На этот раз в нем не было ни капли веселости. Только растерянность и ужас. — Неужели вы хотите вновь выставить нас против этих богомерзких творений Кальсота?       — Боюсь, что да, — тяжело вздохнул король.       На этот раз Лилит сумела выдавить из себя слова. Раздражение хлестнуло ее, заставив открыть рот и высказать все.       — И как же вы предлагаете нам противостоять им? В этот раз мы не смогли сделать им ровным счетом ничего. Кальсотские звери разбили не только большую часть армии Фартона, но и нас. И для них это, похоже, не было особо сложно.       — Леди Лилит, я понимаю ваши опасения, — мягко произнес Нерон, ласково взглянув на девушку. Она не купилась на это. — Для этого я и собрал вас всех здесь. У меня есть, что предложить вам для борьбы с Кальсотскими зверями. Конечно, для этого придется кое-что сделать, но выхода у нас все равно не остается.       — О чем вы?       — А сама не понимаешь? — тихо фыркнул Кастей. — Артефактное оружие.       «У вас даже артефактного оружия нет!» — зазвучали в голове девушки слова кальсотского мага льда. Тогда они показались ей бредом полубезумного чудовища. Но, кажется, все начало обретать смысл. Вот только какой?       — Какое еще артефактное оружие?       — Я поражен, что Лильен не рассказывал вам о нем, леди Лилит, — удивленно выдохнул король. — Артефактное оружие — это набор оружия, выкованного кузнецами Рата и сильнейшими магами воды и тьмы специально для первых элементалей. Оно содержит в себе магический артефакт усиления, с которым элементаль становится в разы сильнее. Древние маги воды заключили в него часть нитей Рата, а маги тьмы придали им возможность сливаться с силой хозяина. Оружие может принадлежать лишь элементалю, но и дает за это невероятное могущество.       О таком Лилит никогда не приходилось слышать. Она неверяще взглянула на короля, неуверенная в правдивости его слов. Но Нерон остался все таким же спокойным, как и до этого. Он очевидно не лгал. «Почему отец никогда не рассказывал мне об этом?» — обиженно подумала девушка. Папа всегда доверял ей многое. Он знал, что его дочери тоже предстоит стать элементалем, а потому охотно делился всеми тонкостями такой работы. Так почему же Лильен решил, что его наследнице не нужно знать об артефактном оружии?       Важнее было кое-что другое. Одна мысль об этом заставила Лилит оскалится и тихо рыкнуть:       — Почему вы не выдали нам его сразу?       Имея такое оружие, они смогли бы избежать многих проблем. В Кирзите Лили и Эмануэль не пострадали бы так сильно. В битве с Кальсотскими Зверями — смогли хотя бы попытаться дать отпор. И вообще, зачем было скрывать от них такую важную деталь? Это же все меняло!       Нерона не тронули ни хмурость Лилит, ни тяжесть ее взгляда. Да и чего она ожидала? Он видел такие по сотне раз на дню. Все, чем король ответил ей — это грустной улыбкой и фразой:       — Потому что с этим у нас есть определенные проблемы.       Ладони короля в ту же секунду схлопнулись. Лили успела только рот раскрыть, а за ее спиной уже хлопнула дверь и несколько слуг вкатили в зал огромный стол, похожий на те, что использовали в столовой для переноса тарелок с блюдами. Парни торопливо выкатили стол к Нерону и убежали, едва тот взглянул на них. Король проводил их долгим взглядом, дождался, пока стихнут шаги и произнес, поманив элементалей рукой:       — Подойдите сюда.       Никто не рискнул сделать первый шаг ему навстречу. Усталость окутывала юных элементалей, словно тяжелое одеяло. Слишком много впечатлений. Слишком много событий. «Возможно, если мы не сдвинемся, от нас отстанут?» — Лили почти почувствовала, как эта фраза связала их крепче всяких нитей.       Первой осмелилась разрушить затянувшуюся паузу Ингрид. Она решительно поднялась на ноги, заставила встать Манселя и быстрой птичкой подлетела к столу. Ее восторженный вздох заставил и остальных выйти из оцепенения.       Любопытство — мощная штука. Особенно когда напарница что-то рассматривая, чуть ли не пританцовывая от восторга. Лили оглянуться не успела, как один за другим ее друзья осторожно направились к столу. Сначала Бастия, потом Родерик, следом за ним — Эмануэль… На этом моменте не сдержалась и сама Лилит. Она неторопливо встала и взглянула на Генриха.       — Ты пойдешь?       — Не-а. Я же не элементаль.       Чего-то такого ожидать и стоило. Лили кивнула и перевела взгляд на Вахора. Тот нетерпеливо кивнул. Глаза его тускло, но засияли от предвкушения чего-то необычного.       Везя его к столу, Лили не удержалась от сравнения: они как дети. Глупые, любопытные дети, из интереса залезшие в логово змея. Но остановиться уже не смогла.       То, что лежало на столе, можно было описать одним словом — великолепие. Ровным рядком на бархатном покрывале лежали начищенные до блеска орудия разных форм и размеров — рапира, кинжал, стилет. Лили увидела даже молот. «Самое то для Вахора!» — усмехнулась она. И в ту же секунду увидела небольшой кружок, лежащий рядом с молотом. Это была эмблема — пламенно-оранжевая, с изображенным на ней язычком пламени и надписью «Фанфель дьянк». «Серьезно?!» — не сдержала смешка Лили.       К счастью, ее чуть истеричный смешок вовремя перекрыл сам король.       — Вот все артефактное оружие, что у нас есть. Вместе с ними идут эмблемы элементалей. Они скорее дань традициям, но какая-то часть элементальской магии и в них есть. Присмотритесь.       Лили кашлянула и прикрыла рот рукой, пытаясь скрыть чуть подрагивающую улыбку. На оружие она взглянула еще раз лишь для того, чтобы избежать взгляда короля. Без особого интереса девушка осмотрела предметы. Взгляд она остановила только на эмблеме элементаля льда. И то — потому, что не нашла там ничего, кроме нее.       И не она одна заметила пустоту на месте своего оружия.       — Позвольте спросить: а где мой артефакт? — хмуро отчеканил Родерик, прищурив ореховые глаза.       — А вот в этом и кроется проблема, — вздохнул король. — У меня нет вашего оружия, сэр Родерик. Как и вашего, леди Лилит, сэр Кастей.       — И почему же?       — Оно было утрачено в год изгнания прошлых элементалей. Элементали земли, тьмы и льда похитили свое оружие. Вернуть его не удалось. Оно оказалось слишком хорошо спрятано от моих солдат.       «Спрятано? Почему отец решился на кражу?» — удивленно взглянула на короля девушка. Лильен Холоуэй всегда осуждал кражи. Что могло заставить его поступиться принципами и своровать из дворца артефактное оружие? Неужели хотел хотя бы номинально остаться элементалем? Нет, это было ему не свойственно. Лили не могла говорить об остальных элементалях, но ее отец точно не мог с пустого места украсть что-то настолько важное.       Словно зачарованная, она обошла стол и взяла эмблему элементаля льда. Светло-голубая, глиняная, в серебряной оправе, с объемным белым кристаллом по центру, она легко легла в ладонь, словно создавалась под нее. Слабая волна магии ветерком обвила руки девушки, забралась под кожу. Она знала эту магию. Даже слишком хорошо знала. Только у одного человека на свете была такая снежная, но теплая и чистая магическая аура. Пальцы крепче стиснулись на эмблеме. Только огромным усилием воли Лили удержалась от того, чтобы прижать вещицу к груди в попытке ухватить слабый след родной, такой знакомой магии.       Лахор вытеснил тронный зал. На пару секунд Лили еще раз оказалось дома. Эфемерно, нереально, но так необходимо, что Лилит довольно зажмурилась и глубоко вдохнула воздух, в котором уловила нотки хвои и потрескивающих в печи поленьев. Она знала это чувство. Давным-давно маленькой девочкой она сидела у этой печи. Под боком у нее лежал брат, сонно моргая и часто зевая. А перед ними сидел в потертом кресле-качалке отец. Его зыбкий образ был все таким же светлым — тающее в вуали памяти лицо прикрывали чуть вьющиеся светлые волосы, а губы растягивались в лучистой улыбке. Нежный, гулкий голос сладкой песней вился вокруг девочки, успокаивая ее так, что она начинала клевать носом.       На коленях его что-то лежало. Что-то, завернутое в красный бархат. Лили сфокусировала взгляд на этом чем-то. Оно было длинным и массивным, со стороны похожим… На меч.       Папа заметил ее взгляд. Улыбка стала еще шире.       — Что ты, льдинка?       — Что это, папа?       — О, дорогая моя, это — великое оружие, которое принадлежать может только элементалям.       Тогда Лили не стала спрашивать больше. Ей очень сильно хотелось спать, а папа начал рассказывать интересную сказку. Ну какой тут меч?       Но сейчас, стоя в тронном зале и вспоминая этот момент, Лили смогла выудить из памяти кое-что еще. Фигуру отца, закапывающую что-то в их подполе, например. Что-то продолговатое, завернутое в красный бархат. Что-то, очень похожее на… Меч.       — Леди Лили.       Касание чьих-то пальцев заставило девушку дернуться и вынырнуть из омута памяти. Перед ней стоял король, с интересом глядя на элементаль, а рядом девушку держал за локоть Эмануэль.       — Все в порядке? — спросил принц, когда взгляд девушки остановился на его лице.       — Да. Да, конечно. Просто… Кое-что вспомнила. Что вы говорили?       — Я говорил, леди Лилит, что нам придется найти еще три артефактных оружия. Это не должна быть так же трудно, как найти элементалей. Эмблемы связаны с оружием, и если вы уловите волны ее магии, то сможете даже на большом расстоянии найти артефактное оружие.       Эмблема чуть дрогнула. Вместе с телом Лили.       — Кажется… Кажется, я знаю, где искать оружие льда.       — Да… Я тоже, вроде как, понимаю, где находится оружие земли.       Лилит бросила короткий взгляд на Родерика. Тот стоял, опираясь на стол, и отстраненно смотрел на эмблему. Вся кровь отлила от его лица, и только ореховые глаза горели каким-то чарующим, совсем не страшным огнем. Тоска исказила черты его лица, сделав их мягче.       — Это прекрасно, мои дорогие! Где же они? Скажите мне, пожалуйста. Мы сразу же снарядим экспедицию, подготовим все…       — Оружие льда я найду сама.       — Оружие земли я найду сам.       Кто-то — кажется, Генрих, — хохотнул где-то позади. Лили и Родерик переглянулись. В глазах элементаля земли девушка увидела то же, что чувствовала сама — жгучую уверенность и решимость. Только они знали, где находится оружие. И только они хотели найти его.       — Конечно вы найдете его, — не стал спорить Нерон. — Но мне нужно знать, куда вы отправитесь, чтобы собрать вам помощников и дать транспорт.       В этом был смысл. Элементалям пришлось разорвать контакт взглядов и со вздохами ответить:       — Папино оружие в Лахоре.       — Оно в Тьерго.       — Уступлю и я. Мое оружие в Шай Венакрус.       Голос Кастея, отдаленный и тихий, заставил Лили чуть сморщится. Шпион не казался ни напряженным, ни тревожным. Спокойствие пронизывало всю его фигуру. Похоже, у него не было никакой связи с тем местом, где находилось оружие.       А вот Лили трясло от одной мысли о том, где лежит это чертово оружие. Дома. Оно дома. Осталось там же, где навсегда легла в снег часть души Лилит.       Ей нужно было отправиться туда самой. Немедленно. Прямо сейчас. Причем без напарников, совершенно одна. В Лахоре было ее прошлое, и только она должна была вернуться в него. Даже не для того, чтобы найти это дурацкое оружие, а чтобы еще раз встретиться с прошлым и… Распрощаться с ним. Как она и обещала брату.       Все складывалось как надо. Кроме одного. Лахор больше не был частью Фартона.       — Мои дорогие, — вздохнул король, окинув взглядом притихших элементалей. — Я понимаю, что вы хотите найти оружие сами. Но я не могу отпустить вас одних. Не после этого нападения Кальсотских зверей. Поймите и вы меня.       — Понимаем, — неохотно буркнула Лили.       Родерик только кивнул.       — Вот и прекрасно, — улыбнулся король. — Но я обещаю, что, раз вы так хотите, я не сдавлю вас большим сопровождением. Позвольте предложить вам напарников. Сэр Родерик, не откажетесь ли вы отправиться с моим сыном?       — Нет, король. Я не против.       «Еще бы ты был против», — слегка усмехнулась Лилит, на секунду оторвавшись от тяжелых мыслей. Ей быстро стало не до смеха.       — Леди Лилит, позвольте доверить вашу безопасность Генриху.       Вздрогнув, девушка обернулась. Мужчина все еще сидел позади них, причем очевидно занимался чем-то своим, потому что маска серьезности слетела с него на раз-два, когда прозвучало это предложение. Но ему тоже не удалось ускользнуть от взгляда короля. Может, оно и к лучшему.       У них с Лилит было что обсудить. Например, вопрос о том, кто они сейчас друг для друга. Тем более, Лили знала, что он прекрасный воин. Девушка не очень доверяла ему после всех его уходов, конечно, но зато могла решительно сказать, что вместе с ним на территории Лань ей будет спокойнее. С усмешкой она повернулась к королю и сказала:       — Я за.       Генрих закашлялся и что-то уронил. А может, и сам упал — Лили оборачиваться не стала. Она просто ненадолго задержала дыхание, пытаясь совладать с довольным хохотом и удовлетворением от удачной шутки. Похоже, Нерон все понял. Усмешка его, правда, быстро исчезла и он продолжил говорить.       — Что ж, хорошо. Кастей, твоим напарником будет…       — Извините, сэр Нерон!       С тихим скрипом Вахор стукнул ногой по колесу инвалидного кресла, попытавшись привлечь к себе внимание. И он его получил. На южанина посмотрели все — и сам король, и элементали. Юноша смущенно вжал голову в плечи и опустил глаза в пол, но не замолчал:       — Извините, что прерываю, но… Разрешите мне, пожалуйста, отправиться с Кастеем как только я оправлюсь.       Ни один элементаль не удивился. Эмануэль умиленно улыбнулся, а Бастия что-то защебетала на ухо Манселю и Ингрид. Даже у Лилит что-то екнуло в груди, когда она взглянула на Вахора, глядящего на Кастея совершенно нечитаемым, но очень восхищенным взглядом.       Мага тьмы это тоже проняло. Лилит заметила, как он завалился чуть вправо — припал на хромую ногу. Пальцы его схватились за шарф. Но своей привычной отстраненности он не изменил даже тогда, когда так очевидно выдал волнение.       — Отказываюсь. Вахор, ты слишком слаб. Я справлюсь и один. Мне не нужен помощник, особенно еще не оправившийся от травм.       Ни мускул не дрогнул на лице Кастея. Он остался совершенно невозмутимым. И совершенно холодным. Вахор дрогнул. Лили уже напряглась, готовясь поддержать южанина… Однако король сделал все за нее.       — Ну почему же, Кастей? Я за то, чтобы отправить с тобой этого юношу. Он сильный маг огня и успел доказать это. Тем более, я вижу, что ты все еще далек от напарников. Тебе надо быть с ними больше.       Спорить было излишне. Король выглядел так, словно у него нашлись бы аргументы на любой протест — легкая полуулыбка на губах, расслабленная поза, спокойствие в каждом едва заметном движении рук или ног. Кастею пришлось цокнуть языком и по самые глаза зарыться в красный шарф, заткнув все недовольства куда поглубже.       В чем-то Лили могла его понять. Вахор не был самым умелым членом их команды. И самым верным перед лицом страха — тоже. Его прелесть была в другом. Он, как никто иной, мог поддержать и заставить улыбнуться даже в самых расстроенных чувствах. И это было не менее важно, чем боевые качества.       — А мы, многоуважаемый король? Что делать нам?       Оставшаяся троица — Мансель, Ингрид и Бастия — встали чуть в стороне. И если взгляды брата и сестры циркачей постоянно соскальзывали к оружию, то ведьма смотрела только на короля. Взгляд ее больших темных глаз наверняка должен был обжигать. Но только не Нерона.       — А вы, мои дорогие, останетесь охранять Шинаен. Столице нужна защита. И пусть не в полном составе, но элементали должны быть с нами. Вы не против такой роли?       — Конечно нет, многоуважаемый король.       Бастия поклонилась низко и уважительно — оттянув полы юбки и опустив голову. Признаться честно, этой наигранной послушностью ей удалось бы обмануть кого угодно. Но не Лили. За две недели совместных тренировок девушка успела выучить почти все жесты, говорящие о том, что ведьма недовольна или раздражена. Взглянув на нее в тот момент, она увидела почти все — и чуть подрагивающие плечи, и сведенные ноги, и взгляд, сверлящий лицо короля исподлобья, и даже легкое подрагивание растянутых в улыбке губ. Похоже, Бастии очень уж хотелось отправиться в путь со всеми. Почему? Лили опасалась даже предполагать. Душа ведьмы была для нее потемками. Сегодня та валялась весь день в кровати, а завтра — стремилась обежать весь Шинаен. Наверное, только Боги могли понять, в какие моменты шило гнало Бастию на приключения. И уж точно не король Нерон.       — Вот и хорошо. Тогда на этом и распрощаемся. Прошу вас, возьмите эмблемы элементалей и отдохните перед отправкой в путь. Если вам будет что-нибудь нужно, передайте просьбы через слуг.       Окончательно разговор закончился на том, что король развернулся и поднялся обратно на трон. Больше взгляд его не коснулся элементалей. Он снова погрузился в далекие края собственного воображения, где не было места призванным им на войну детям.       — Пойдемте, — мягко шепнул Эмануэль, первым забрав эмблему и направившись прочь из зала.       Остальным ничего не осталось, как потянуться за ним. Лили немного задержалась. Она снова почувствовала нотки кислой, ненормальной магии, исходящие от короля. Ей хотелось понаблюдать за ним и попробовать выяснить, что за чертовщина происходит с лидером Фартона и почему его сила была настолько же страшной, как сила псевдоэлементалей. И она даже сделала бы это, если бы не ладонь Генриха, коснувшаяся ее плеча.       — Ты идешь? Или хочешь попробовать стать статуей?       — Иду-иду, — неохотно вздохнула девушка.       Пришлось отправиться к выходу. Словно чувствуя ее желания, Генрих направился строго за Лили, закрыв своей фигурой короля. Девушка зашипела себе под нос и покрепче сжала эмблему. «Интересно, он на самом деле все понимает и защищает короля или это получилось случайно?» Первый вариант показался девушке более реалистичным. Генрих редко делал что-то, что не было определено его мотивами.       «Кстати о действиях без мотивов…»       — Генрих, не хочешь кое-что обсудить? — спросила Лили, едва за ними закрылась дверь тронного зала.       — Смотря что, — произнес мужчина, поровнявшись с Лили.       «Вот засранец, и вправду короля от взгляда прятал», — недовольно подумала девушка, бросив на Генриха хмурый взгляд. Язык так и чесался сказать какую-нибудь колкость. Однако за время пребывания во дворце и в компании друзей Лили научилась сдерживать порывы и сначала думать, прежде чем говорить. Поэтому и осмотрелась. Напарники шли далеко впереди. Все были заняты чем-то своим — Бастия болтала с Ингрид, перекрикивая ее восторг, Мансель отчаянно потирал виски, очевидно не в силах больше терпеть воодушевление сестры, Родерик что-то бурчал Эмануэлю, помогающему ему идти, а Кастей был слишком занят толканием коляски, чтобы отвлекаться на тех, кто остался позади. «Ну и прекрасно. Этому надо остаться только между нами», — вздохнула Лилит, на пару мгновений зажмурившись. Когда она открыла глаза, слова уже оформились в ее голове.       — Зачем ты кинулся на того мага льда?       — Чего?       Генрих на пару мгновений даже остановился. Не запнулся и не дрогнул, нет, но чуть притормозил, глядя на Лили. Девушка поджала губы.       — Говорю: зачем ты полез защищать меня, хотя знал, что твоих сил не хватит?       — Кхм… А разве я не могу защитить напарницу?       — Разве это в твоем вкусе — так опрометчиво рисковать собой? Не ты ли мне говорил, что всегда надо думать перед тем, как кидаться в бой?       — Не помню ничего такого, — буркнул мужчина. — И вообще, ты сама просила меня больше тебя не предавать и не оставлять умирать. Я просто исполняю твою просьбу.       По тому, каким нервным и размашистым стал его шаг Лили поняла, что он все помнит.       — Генрих, хорош придуриваться, — рыкнула она. — Какого Ратового бастарда ты так рисковал своей задницей ради меня? Какого черта кинулся под пику, хотя сам не раз говорил, как это глупо — рисковать своей шкурой ради кого-то еще?       — Неужели это для тебя так важно?       — Да, побери тебя Боги! Это важно.       Лилит не могла объяснить, почему ей так хотелось услышать ответ. Только ли потому, что не могла понять мотивов мужчины? Или потому, что понимала их, но не могла признать? В любом случае, она была уверена в одном — ей нужен был этот ответ. От него зависело, как ей дальше относится к этому человеку — как к едва-едва другу, которого она только смогла простить, или как… Как к мужчине. Как к тому единственному, с которым Лили на самом деле было весело, как бы она этого не отрицала.       Вместо ответа Генрих дал ей тишину. Долгую, тягучую, как сахарный сироп, но совсем не сладкую. И как бы Лили не отрицала этого, раздражение ее от этого молчания было связано отнюдь не с нетерпеливостью.       Что-то в груди замерло, когда Генрих открыл рот.       — Я не хочу обсуждать это, Лили. Я спас тебя. Все. Давай остановимся на этом?       «Да задери тебя с десяток кальсотов!» — мысленно воскликнула девушка. Кулаки ее на долю секунды сжались, в горле заклокотала парочка бранных слов, а взгляд опалил фигуру Генриха. Остановилась девушка лишь потому, что присмотрелась.       Генрих растерял всю уверенность и надменность. Фигура его вытянулась, словно тетива лука, но взгляд спрятался в стелящемся по полу ковру, а черные волосы укрыли лицо, бросив на него длинную тень. Это должно было сделать Генриха острее, решительнее, внушительнее… Но придало его образу лишь еще больше хрупкости и растерянности.       Похоже, он тоже не мог ответить, зачем так опрометчиво кинулся на подмогу девушке, с которой его связывали только Эдмунд и остроты.       — Ладно, — тяжело вздохнула Лилит, нервно заправив за ухо выбившуюся светлую прядку и еще раз коснувшись серьги. — Ладно… Пока остановимся на том, что ты спас меня из-за внезапного желания помогать. И из-за того, что я просила тебя нас не бросать. Но даже не думай, что так легко уйдешь от этого разговора.       — Когда я соберусь с мыслями — сам приду к тебе.       — Если это произойдет посреди ночи, я дверь не открою.       — А я тебе спою о своих мотивах под окном.       — Попробуй только! Та пика, что швырнул звереныш, покажется тебе огурцом на фоне баклажана.       Их взгляды столкнулись. И, какой бы глупой не была эта шутка, они все равно оба рассмеялись. Не потому, что было на самом деле весело. Просто улыбка на губах другого оказалась настолько необычна, что ни один не смог удержаться от смеха. Тонкая ниточка связи между ними завязалась еще плотнее.       — О Боги, что я вижу? Вы смеетесь!       Идиллия треснула, стоило Бастии вмешаться в нее. Как треснуло и кое-что еще.       Ведьма налетела на Лилит бурей эмоций и волной жара. Объятия так внезапно стиснули девушку, что пальцы ее, все еще державшие эмблему, разжались. С громким хрустом та ударилась о пол и разлетелась на две половинки.       — Бастия, вдарь тебе тысяча тварей, что ты делаешь?! — зарычала Лили, враз забыв обо всем и упав на колени перед эмблемой.       «Это была еще одна связь с отцом», — проскулила про себя девушка. Не зная, что делать, она сгребла осколки, пытаясь снова собрать их в эмблему. Те только оцарапали ей пальцы. Гнев и обида затопили Лили. Стиснув зубы, она бросила на ведьму уничтожающий взгляд. Та сложила ладони на груди в молитвенном жесте и пригнулась, смущенно переступив с ноги на ногу.       — П-прости… Я не знала, что у тебя в руках… — за мгновение вина в ее глазах уступила место любопытству. — Эй, что это?       Лилит посмотрела туда, куда указал палец Бастии. На красном ковре желтел небольшой кусочек пергамента, чуть присыпанный осколками эмблемы. И Лили могла уверенно сказать, что до этого его там не было. Настороженно подняв бумажку, девушка развернула ее… Вздох встал ей поперек горла, едва она увидела ровные ряды потускневших букв на нем.       Она знала этот почерк. Ни у кого в целом Эхоне не могло больше быть такого мелкого, но точного написания букв — с такими завитками, с такими изгибами, с такой плавностью в каждой чуть широковатой и приплюснутой букве. Это был почерк Лильена Холоуэя.       Пытаясь отдышаться, Лили пробежала взглядом по строчкам. Но ответа на главный вопрос — «что это такое?» — не получила. От текста он стал лишь сильнее.       «За каждым даром кроется ложь. Знай, я помню: лед и скалы, сердце бури… А ты помнишь? Помнишь, что мы обещали друг другу так много лет назад?» — вот и все, что было написано на клочке бумажки. Бумажка была целая, поэтому Лили сразу поняла, что за неполным написанием текста была какая-то цель. Но какая?       — Что это? — спросил Генрих наклонившись к ней.       — Не знаю… — пробормотала Лили, взглядываясь в написанные рукой отца слова.       — Почему оно было спрятано в эмблеме? — удивленно спросила Бастия.       Лили ее даже не услышала.       «Папа… Что это такое?»       Как жаль, что единственный, кто мог ответить на эти вопросы, был уже много лет мертв.