***
В конце бесконечной нити тракта Кигал дым взметался в затянутое серым небо. Лили выглядывала из окна телеги и прислушивалась к далекой пока дроби взрывов. Запах пороха пронизывал воздух и наполнял ее тело жгучим стремление, но вместе с тем и страхом, скользящим мурашками по коже. Она обернулась. В полумраке повозки ее друзья в последний раз смотрели на планы атаки и обсуждали их. Они все волновались. Но каждый из них был готов. Их решимость плотным облаком окутывала Лили, придавая ей сил и заставляя смело смотреть в будущее. Кивнув самой себе, девушка снова выглянула в окно. Да, они были готовы. Может, напуганы и не совсем уверены в себе, но готовы сделать все ради того часа, когда все будет хорошо. Ветер нес с собой предвестие бури. Горизонт пылал огнем войны. Бой обещал быть жарким. Но они были готовы встретить этот жар достойно.30. Последний рубеж
14 сентября 2020 г. в 00:26
Угли затрещали, когда Лили ткнула чуть выкатившуюся ветку подальше в костер. Пепел поднялся в воздух вместе с дымом и быстро растворился в темной ночи, освещенной разве что огнями лагерных костров. Вдалеке кто-то затянул песню — тягучую, надрывную, полную солдатских горестей, но в то же время и передающую силу их неукротимого духа. Лили вздохнула и поерзала, поудобнее устроившись на узком бревне, в окружении разве что притаившегося за ближайшим тощим деревом Кастея да лошади, лениво жующей траву у укрытой тьмой повозки. И даже тогда взгляд ее не соскользнул с пляски языков пламени перед ней. Они пожирали поленья так легко… Прямо как война пожирала жизни элементалей, оставляя вместо них лишь пепел.
Отдавшись секундному гневу, Лили швырнула прут в костер. Она даже не попыталась сдержать этот порыв. Все равно увидеть его было некому — напарники ушли либо в патруль, либо раздобыть еды на ужин, оставив ее наблюдать за костром. А эмоции в девушке требовали выхода. «Это последний вечер перед главной битвой в нашей жизни», — рыкнула Лили. — «А все, о чем я могу думать — этот Богами проклятый бой!» Поежившись, она сжалась нахохлившейся птицей. Лили хотелось отдохнуть от беспокойств. Но мысли никак не отпускали ее.
У них больше не будет шанса. Это последний бой за все, что им дорого. Если им снова не хватит сил, Кальсотские Звери окончательно разобьют и так уже порядком измотанную армию и прорвутся в столицу.
Тогда все, что им так дорого, будет предано смерти.
Чем дольше Лили думала, тем крепче эта картинка вцеплялась в ее сознание острыми когтями. Гнев и страх от нее становились так сильны, что даже у полыхающего во всю огня ее била дрожь. Она познала войну. Она познала предел своих сил. Теперь в ней не было и тени той глупой девочки, смело рванувшей в свой первый бой в Геленделе. Жажда сражения уступила место разуму. А он ничего хорошего не выдавал. Лишь сравнивал и подбрасывал стратегии, которые сейчас уже не имели никакого веса.
Внутреннее пламя, так похожее на жадный огонь костра, лишь сильнее раздувало эти мысли. Лили хотелось мести. Ей хотелось показать наглым выскочкам из Кальсота, что они не сломили духа элементалей, как бы не старались. Но в то же время девушка не была уверена в том, что они смогут дать врагам отпор.
Лишь одно держало страхи Лили под контролем — воспоминания об Эдмунде и разговоре с Ярлемом. Ее цель заслуживала того, чтобы бороться за нее.
Рядом раздался шелест шагов. «Неужели так быстро вернулись?» — удивилась девушка. Она отвела взгляд от костра — и тут же увидела Бастию. Удивления стало лишь больше. Ведьму Лили не видела с того момента, как повозка стала на привал. Тогда девушка ушла в небольшой лесок неподалеку, попросив напарников дать ей время о чем-то подумать. Останавливать ее никто не стал. Мешать уединению — тоже. И вот, спустя почти час, она вернулась и встала рядом с одиноко сидящей у костра Лили, что-то беспокойно теребя в руках и не решалась подойти ближе. Холоуэй нахмурилась. В образе напарницы что-то изменилось. Свободная рубаха сидела на ней совсем не так, как раньше — она повисла на покатых плечах и круглой фигуре, словно мешок, подчеркнув то, как ссутулилась девушка. Каштановые кудряшки все еще вились, но их тень делала глаза ведьмы темнее. Или просто в их черноте не осталось привычных искорок веселья?
Лили не стала торопить Бастию. Просто молча осматривала с ног до головы и пыталась понять, что случилось, ожидая ответа. Собравшись с мыслями, Бастия вздохнула и первой спросила:
— Позволишь сесть рядом?
— Это не мое личное бревно, — усмехнулась Лили, чуть подвинувшись. — Могла бы просто сесть.
— Знаю. Просто… Просто не знаю, стоит ли мне это делать.
Вопреки неуверенности в переливчатом голосе, ведьма осторожно присела рядом с напарницей. Она не стала вжиматься в Лили, но даже так та почувствовала, как под мешковатой одеждой подрагивало тело Бастии. Пальцы ее продолжали что-то терзать. Лили напряглась и села ровнее. Напарница была встревожена. И, раз она пришла поговорить об этом с ней, самой не подходящей для роли жилетки девушкой во всем Эхоне, Лилит должна была постараться оправдать ее доверие. Они друзья. А друзей нужно поддерживать, даже если собственный страх вот-вот перельется через край.
Шумный вздох сорвался с губ Бастии. На пару мгновений девушка зажмурилась… А потом с закрытыми глазами протянула Лили небольшой холщовый мешочек. Пальцы ведьмы дрогнули. В мешочке в тот же момент что-то звякнуло.
— Что это? — спросила Лилит, подозрительно прищурившись и скрестив руки на груди.
— Это… — Бастия открыла глаза, но на напарницу так и не взглянула. — Все деньги, что я сумела скопить во время работы на Востоке. И пара украшений — те, что представляют хоть какую-то ценность. Возьми их, пожалуйста.
— Зачем?
— Когда… Когда я умру, найди, пожалуйста, мою семью и передай им их. Они живут в деревне Ли…
— Не хочу слышать таких разговоров!
Тлеющий огонь тревоги нашел выход. Поджав губы, Лили оттолкнула ладонь Бастии. Та сморщилась, робко прижала мешочек к груди и сжалась, став еще меньше на вид, но Холоуэй не обратила внимания на смущении напарницы. Вместо этого она придвинулась к ведьме и, нависнув над ней, медленно и уверенно, почти по слогам произнесла:
— Ты не умрешь. И сама передашь эти деньги семье. Слышишь меня? Не умрешь.
Бастия только усмехнулась — горько, страшно.
— Ты меня переоцениваешь. Выжить в этом бою у меня мало шансов.
— Бастия! — зазвенел недовольный голос за спинами девушек.
— Что я слышу?! — вторил ему недовольный тонкий вздох.
Оборачиваться не пришлось — вернувшиеся со сбора хвороста и похода к походной кухне парни и Ингрид сами вышли к напарницам и, пройдя чуть дальше, замерли по другую сторону костра. Все, кроме одного — Эмануэля. Маленький принц встал рядом с ведьмой. Лицо его выражало возмущение — нижняя губа была выпячена, голубые глаза посверкивали недовольством, брови сдвинулись к переносице, а белые пряди челки лишь подчеркнули хмурость. Едва ли он выглядел угрожающе. Личико его осталось все таким же круглым и мягким, а сам он больше походил на ребенка, которому не дали конфеты, но то, что он вообще решился высказаться, заставило Лилит довольно усмехнуться, несмотря на волнение за Бастию. «Ну хоть кто-то из нас научился чему-то хорошему», — пронеслось в ее голове, когда она заглянула в глаза принцу. — «Он стал сильнее».
Поняв видно, что сделал, принц заметно передернул плечами и нервно прижал к груди небольшой мешок с едой, но сумел не опустить взгляд. И пусть щеки его покраснели, а едва распрямившаяся фигурка снова чуть ссутулилась, он все равно не отступил. Кашлянув, парень произнес:
— Бастия, все будет хорошо. Мы… Справимся. И вернемся в Шинаен с победой.
В голос его не было такой уж уверенности. Ему не хватило громкости и силы. За это ведьма и зацепилась. Не глядя принцу в глаза, она едва слышно выдохнула:
— Я бы не была так в этом уверена.
— Почему же? — откликнулся Вахор, сбросив рядом с костром горку веток. — Мы стали сильнее за этот месяц, разве нет?
— Вы может и да, а вот я… Давайте честно признаем, я со своими талантами в бою слабее вас. Мои шарики — это так, шутка для обычных солдат. А Кальсотским Зверям — все равно, что укус комара. Я не могу отбивать атаки. И щиты у меня выходят плохо. У меня мало шансов пережить этот бой. Я лекарь мыслей, а не воительница.
— Да ладно тебе, Бастия! — наигранно весело протянула Ингрид. — Не загоняйся так. Давай, выброси из головы сомнения. Ты сильная, и даже очень. Хочешь, я пожарю тебе мяса, чтобы успокоить нервы? Лучшая говядинка в ла…
— Ингрид, не пытайся меня отвлечь! Это не поможет! — вскрикнула Бастия. И тут же шепотом добавила. — У меня нет боевых способностей. Я не воин. Я всего лишь колдунья-самоучка.
«Сильно же она себя недооценивает», — протяжно вздохнула Лили. Водные атаки Бастии были достаточно неплохи в отвлечении врага. Да и ослеплять нападающих ей удавалось прекрасно. Без ее поддержки многие тренировочные бои элементалей были бы куда труднее. Эмануэль открыл было рот, чтобы, наверное, напомнить девушке об этом, но та решительно вздернула голову и почти прокричала:
— Но Ярлем был прав! Падения Фартона нельзя допустить. Если это случится, моей семье его не пережить. Поэтому я буду сражаться до последнего вздоха, насколько хватит моих сил.
Губы ведьмы дрогнули. Она снова опустила голову.
— Только… Прошу, не говорите моим родным, где и как я погибла. Пусть это останется тайной для них, ладно?
— Во-первых: ты не умрешь. Мы не позволим, — повторила Лили. — Во-вторых: даже если это случиться, почему твоей семье не нужно знать, что с тобой случилось? По мне так лучше знать, за что погиб родной человек, чем строить догадки, которые, я тебя уверяю, всегда одна хуже другой.
На пару мгновений все снова затихло. Тишину нарушали разве что трещание костра да Родерик, шуршащий листками очередной записной книжки. Все остальные едва дышали и смотрели на Бастию. Беспокойство отражалось на лицах всех, даже Ингрид, все еще старающейся криво, но улыбаться. От такого внимания ведьма нервно сложила ладони на сведенных коленях и с трудом выговорила:
— Моя семья… Она уже познала горести войны. Мой отец ушел на нее еще в первые дни и не вернулся. Мать сошла с ума от горя, отправилась за ним… Домой она так и не вернулась. По ее дурости и эгоистичности мы, три сестры и два брата, остались на попечении у ее подруги, — последнее слово Бастия произнесла с откровенным презрением, дополнив его еще и проскользнувшим оскалом. — Жизнь с ней было отвратительна. Сарай да хлебные корки — вот все, что нам осталось. Я сбежала из дома, чтобы заработать денег и дать младшим то, что они заслуживают.
Мешочек в руках девушки глухо звякнул. Бастия подняла его и осмотрела так, словно забыла, что он ее. Горько усмехнулась. Лили сморщилась, когда в уголках глаз ведьмы блеснули в отблесках пламени слезы. Холоуэй должна была поддержать ее. Но все, на что ее хватило — коснуться плеча ведьмы ладонью и крепко сжать его, пытаясь напомнить той, что они рядом и готовы поддержать ее. Бастии обвела напарников благодарным взглядом и продолжила свой рассказ:
— Как видите, немного заработала. И уже отправила им свою выплату за службу элементалем. Но… Если они узнаю как я это заработала, они не поймут. Долгие годы для нас служба в армии была предательством семьи. И… Я осознано пошла на службу. Но вот мои братья и сестры этого решения не примут. Для них я буду предательницей. Такой же, как… Мама.
Всхлип вырвался из груди Бастии. Она попыталась сдержаться, но слезы покатились по ее щекам, а в новом выдохе зазвучали сипящие нотки.
— П-простите… Я сейчас, сейчас успокоюсь…
Однако слезы не остановились. Ведьму застрясло лишь сильнее, когда она попыталась взять себя в руки и выпрямиться. Лили прикусила губу. Видеть Бастию такой было невыносимо. Она была единственной из них, кто в любой ситуации находила повод для смеха или шутливой фразочки. И вот, страх и печаль захватили и ее. Даже ее. Как Лили могла помочь? Что должна была сделать, чтобы успокоить подругу?
Смятение на мгновение охватило ее. Пальцы сильнее сжали плечо Бастии, а взгляд прошелся по напарникам. Но все они были так же растерянны, как и она. Эмануэль виновато сжался, завернувшись в сюртук. Вахор затоптался на месте, нахмурился и начал то смотреть на Бастию, то опускать взгляд в землю. Ингрид и Мансель переглядывались, не находя правильных слов для того, чтобы унять горе ведьмы. Даже Родерик опустил записную книжку и беспокойно притоптывал, задумчиво глядя на напарницу, никак не перестающую плакать.
Действовать снова пришлось Лили. Она глубоко вздохнула, послала короткую молитву Богам на удачу и, придав голосу силы, сказала решительно и четко:
— Бастия. Ты. Не. Умрешь. Мы сделаем все, чтобы ты вернулась домой.
— Если сделаешь еще того печенья, которым угощала нас на тренировках, я, так уж и быть, постараюсь прикрыть тебя, — первым поддержал Холоуэй Родерик, наигранно дерзко усмехнувшись.
— Родерик! — одернул его принц.
— Что?
— Плату с друзей за защиту не берут!
— Это только с тобой работает. А Бастии я еще тот чай не простил до конца.
— Лили правильно говорит, — включился в разговор Вахор, отвлекая Бастию от небольшого спора. — Мы все сделаем, чтобы вернуться с войны вместе и не потерять друзей. У каждого из нас есть зачем жить. И мы все постараемся, чтобы защитить и свое будущее, и будущее друзей.
— Так, а вот тут поподробнее, — протянул Родерик, остановив их с Эмануэлем спор на полуслове, заставив принца фыркнуть и возмущенно топнуть ногой. — Чтобы чье-то будущее хотелось защитить, его нужно сначала знать.
Сказав это, Родерик едва заметно сморщился. Лили отметила, как дернулась и резко опустилась его нога. Она давно уже замечала за элементалем земли особое волнение в разговорах о будущем, но ей он о причинах не рассказывал. Впрочем, момент волнения был мимолтным. Родерик быстро сглотнул, словно проглотив все сомнения, и спросил:
— Ну-ка, здоровяк, что ты будешь делать после войны?
Возможно, Родерик ожидал сомнений. Или, может, смущения. Вахор в любом случае не дал ему ни того, ни другого. Добродушная улыбка украсила лицо южанина, успокоив напряженную Лили, которая уже готовилась напомнить Родерику о том, что ему нужно контролировать грубости не только с Эмануэлем.
— Моя мечта… Она скромнее, чем у тебя. Я не хочу заниматься историей и работать с деньгами, как ты. Единственное мое желание — вернуться в Гелендель и отстроить там новые «Хлеб и сладости». Будем работать там с сестрами… Как в старые добрые.
— Действительно скромно. Но мило. Коли выберемся из этой задницы, предложу вам нанять меня поставщиком продуктов. И даже не буду цены задирать, так уж и быть.
Серьезности в словах Родерика не было от слова совсем. Усмешка его выглядела скорее шутливой, нежели нахальной, а ореховые глаза смотрели мягко. Наверное, из-за этого даже такая чуть грубоватая фраза нашла отклик. Вахор заулыбался еще шире и довольно прижмурился, став похожим на кота, греющегося на летнем солнце, а Эмануэль вздохнул и тихо хихикнул, с такой нежностью взглянув на Родерика, что Лили даже смогла немного расслабиться. А когда Бастия перестала всхлипывать и взглянула на напарников, она и вовсе поддержала общий пока еще тихий смех своим смешком.
— У, у, у! Дайте-ка и я свое словечко вставлю! — оживилась Ингрид, заметив перемены в Бастии. — У нас с братом тоже есть мечта.
— Ингрид…
— Тш-ш-ш, Мансель, ни слова больше. Мы уже достаточно друзья, чтобы не молчать.
Недовольство во взгляде Манселя Ингрид не остановило. Выйдя вперед, она повыше задрала голову. Пляска костровых огней придала ее смуглой коже еще более темный цвет, а фигуре, подчеркнутой тенями — грубой уверенности. Ни тени сомнений не мелькнуло в ее глазах.
— Наша с братьями мечта — изучить весь мир! Мы хотим как можно дальше убраться от Западных гор и увидеть так много, как только сможет объехать наша повозка. И теперь нам даже есть, кому привозить подарки!
Элементали в едином порыве сдвинулись ближе к бревну и Лили с Бастией, не переставая смеяться. Секундное веселье и чувство единения с напарниками смогли отогнать нескончаемые тревоги, от которых все так устали за этот долгий путь к последнему бою. Лили почувствовала, что и сама не может сдержать смеха, хотя еще недавно только и думала, что о грядущей битве. Бастия рядом с ней совсем перестала грустить. Наконец улыбка вернулась к ней — пока еще слабая, но уже говорящая о многом.
Шире всех заулыбался Эмануэль. Возмущение покинуло его лицо, а скованность — тонкую фигурку. Он снова стал тем, кем был в самые веселые дни с напарниками — смешливым, чуть дурашливым ребенком с широкой улыбкой и безграничным любопытством. А почему с ним случилась такая перемена Лили поняла, когда он заговорил.
— Когда отобьем Фартон, я обязательно помогу вам исполнить эти мечты. Только, пожалуйста, не говорите об этом много. Думается мне, казначеи меня за такие обещания еще пару дней будут заваливать документацией.
На этот раз смех стал громоподобным — настолько, что перекрыл далекий шум целого лагеря солдат. Удивительно, на голоса всех, от грубоголосого Вахора до звонкого Эмануэля, сплелись так чисто, что Лили едва могла разобрать, где чей смех. Даже ее собственный затерялся в хохоте друзей.
— Хэй, Кастей! — крикнул Вахор, не переставая хихикать. — А чего бы хотелось тебе? Какая у тебя мечта?
— Без разницы. Я в любом случае к ней иду.
Лили обернулась на тихий голос шпиона, но его самого не увидела. Кастей сидел за деревом, и только темный уголок торчащей из-за ствола сумки и краешек ярко-алого шарфа выдавали его, скрытого в ночном мраке, не освещенном светом костра. Такого она и ожидала. Взволнованный взгляд девушки скользнул к Вахору. Смех оборвался. Лили приготовилась к тому, что придется поддерживать и южанина. Однако тот, похоже, совсем не обиделся. По крайней мере, ничем этого не выдал. Глаза его остались все так же задорно прищурены и поблескивали зелеными огоньками в отблесках пламени, а улыбка на пухлых губах осталась все такой же веселой и придающей мягкости грубому лицу.
«Он слишком мягкий», — мысленно вздохнула Лили, наконец убрав руку с плеча Бастии. — «Кастей ему грубит, а он уже даже не злится. Хотя… Раз его устраивает то, что между ними сейчас, какое право я имею вмешиваться в их отношения?»
Никто не стал ничего говорить. Все уже привыкли к тому, что Кастей держался от них на расстоянии вне тренировок, а на любые попытки привлечь его к общему веселью отвечал отказом. Тем более, что очень быстро всеобщее внимание вновь забрала Бастия.
— Ребята…
Его дрожащий голос перекрыл даже громкий хохот. Элементали враз замолчали, взглянув на напарницу. Стоило взгляду Лили остановиться на лице напарницы, как все тяжкие мысли показались далекими и несущественными. В груди девушки закопошилась нежность, которую она раньше не испытывала ни к кому из чужих для нее людей. Ну, разве что к… Но это было немного другое.
Тепло пробежало по коже девушки, разогнав остатки тревог.
Бастия улыбалась — широко, открыто и так ярко, как никогда до этого. И это было важнее бесполезных, ничего не меняющих мыслей о том, как пройдет грядущий бой.
«Путь к будущему может открыть только настоящее». Именно увидев эту улыбку Лили окончательно поняла смысл той фразы Ярлема.
— Спасибо… Спасибо вам, что вы у меня есть, — выдохнула Бастия, утирая тыльной стороной ладони слезы. — Боги, спасибо вам, ребята, что вы забрали меня. Не представляете, как страшно, как… Душно было жить на Восточных Топях!
— А… Почему? — первым задал закономерный вопрос Эмануэль.
Взгляд Бастии забегал. Она враз замялась и дернулась, едва не упав с бревна. Похоже, говорить этого ей не хотелось. Но сказанного слова вернуть было нельзя. Никто не перестал улыбаться, но на лицах всех отразилось любопытство. В особенности же — на лице Родерика, который обошел костер и приблизился к девушкам, прожигая Бастию взглядом настоящего историка, почуявшего новое открытие. И к нему присоединился Эмануэль! Принц был скромнее в выражении любопытства, но то, как загорелись его глаза, Лили отметила сразу. И Бастия — тоже.
— Ребята, пожалуйста, не смотрите на меня так. Это немного… Смущает.
— Ой… Прости, — виновато пискнул Эмануэль, торопливо отступив от ведьмы и утянув за собой и Родерика.
То, как послушно элементаль земли ушел за принцев, даже ничего не сказав, заставило Лили невольно улыбнуться. Парни и не пытались скрыть, что между ними не просто искры потрескивали, а завязывались настоящие отношения, причем далеко не дружеские. И это было очаровательно. Они прекрасно друг друга дополняли. Родерик помогал Эмануэлю раскрыться и не стесняться проявлять эмоции хотя бы в компании друзей, а принц в свою очередь делал элементаля земли мягче и не давал ему опускаться до откровенных оскорблений напарников, как раньше.
Отойдя, Эмануэль и Родерик встали рядом и приготовились слушать. Бастия, к счастью для всех, решила не отступать от уже сказанного и не пытаться сделать вид, что ее фраза — не заслуживающая внимания случайность.
— Я не хотела жаловаться, да и… Честно сказать, у меня нет ответов на те вопросы, которые у вас буду после моего рассказа… Но раз уж я сказала, что ж, утаивать не буду. Вы уже знаете, что после войны на Востоке основными жителями стали маги, изгнанные за преступления, причем далеко не всегда за дело… В общем, это еще не самое подозрительное, что происходит на болотах.
Бастия глубоко вздохнула, словно собираясь с духом. Неверный свет затухающего костра подчеркнул то, как темнели ее глаза. Лили сжала кулаки, приготовившись к откровениям. Не могло быть все так просто, она поняла это еще тогда, когда впервые увидела, как быстро опустела восточная деревенька в момент, когда повозка проехала по ее улочкам.
Вместе с ней напряглись и остальные. И больше всех — Эмануэль, который все еще не верил в то, что его отец мог с полным осознанием сделанного высылать в изгнание так много магов.
Стиснув в ладонях мешочек с деньгами, Бастия завела свой рассказ, больше похожий на страшную сказку для непослушных деток. Но все, включая даже Эмануэля, с первых слов поняли — это правда. Такая, какую никто из них знать не хотел, но которую время больше не властно было укрывать в тени сосен и глубоких, непролазных болотах.
— Об этом никогда не рассказывают приезжающим, да и среди своих стараются особо не поминать… Но каждый месяц на крупные города Востока опускается туман. Вроде бы подумаешь, туман и туман. Но этот… Он ненормален. Не только потому, что всегда появляется в определенный день и в определенных городах, но и потому, что он приносит с собой. Он липкий. Он душный. От него трудно дышать и слабость окутывает тело. Я никогда не оказывалась под его действием сама, однако… После того, как он приходит, меня всегда вызывают помочь десяткам людей для тех, кого после тумана охватила ужасная слабость. Настолько сильная, что они едва могли дышать. Я не знаю, что это за туман и почему он приходит. Но то, что он оставляет после себя, заставляло меня каждую ночь в Тунанее так плотно закрывать окна, чтобы ни единого порыва ветра через них не прошло.
Ужасающий рассказ, переданный дрожащим голосом Бастии, заставил элементалей сбиться у костра поближе и напряженно переглянуться. Никто из них не знал Востока. Такие откровения о жизни там на самом деле тревожили. Как назло, стоящий рядом лагерь затих. Остались только ночные шумы — вой ветра в листве деревьев, стрекот насекомых да становящийся все тише треск поленьев в костре. И эта молчаливость окружения заставила слова Бастии греметь еще громче.
— Прости, но… Позволь спросить, а почему люди обращались к тебе? — робко спросил Эмануэль. Он силился держаться, Лили видела, но расстояние между ним и Родериком стало еще меньше, чем до этого, словно бы принц попытался спрятаться в тепле напарника от страшащей его правды. — Насколько я знаю, папа отправляет туда и доверенных солдат, и лекарей, чтобы изгнанники всегда могли получить помощь.
— Правильно знаешь. Но у нас не доверяют лекарям. Встреч с ними ужасно боятся. А они, как и приход тумана, ежемесячны. Я никогда их не проходила — они только для изгнанных. У них у всех есть то, что называется лекарской сводкой. И каждый месяц эту лекарскую сводку надо в обязательном порядке обновлять. Вот только…
— Вот только? — грянул совсем рядом тихий голос Кастея.
Мгновение, краткий миг, за который сердце отбило лишь один удар — и шпион тенью скользнул к напарникам, замерев бесплотным духом за спиной Бастии. «Боги, как же тихо он ходит!» — оскалилась Холоуэй, повернувшись к Кастею. — «Давно пора было привыкнуть. Но эти его появления из-за спины…» И ладно бы только появления. Едва Лили увидела лицо Кастея, как холодок, начавший потрескивать где-то в ее груди на пару с чувством беспокойства от истории Бастии, стал еще сильнее. Шпион уже не выглядел отстраненно. В глубине его голубых глаз отражались огни костра, и пылали они истинной яростью. Всегда спокойное, бесстрастное лицо стало грубее и жесче, измененное избороздившим его гневом. Брови надвинулись на переносицу, тонкие губы раздвинулись, обнажив клыки до самых десен.
Рассказ о несладкой жизни на Востоке словно снял с Кастея маску. Почему это его так волновало? Лили не знала. Никто не знал. Похоже, даже Вахор, который робко подобрался к Кастею с другой стороны и принялся ему что-то нашептывать, протянув к шпиону свои горячие, способные спрятать от любых невзгод ладони. Тот не то что не поддался на уговоры Вахора успокоиться, но и отверг их гневным рычанием и последовавшим за ним вопросом, произнесенным уже куда настойчивее:
— Что вот только?!
— Придержи язык, Кастей, если не хочешь, чтобы я заставила тебя это сделать, — рыкнула ему в ответ Лили, пытаясь не только защитить Бастию, но и куда-то деть постыдный страх, который мурашками побежал по ее рукам от такого появления Кастея прямо за ее спиной.
Однако ведьме защита не потребовалась. Глубоко вдохнув, она мягко коснулась плеча Лили, а затем повернулась к Кастею и произнесла:
— Вот только никто не хочет этого делать. Потому что походы эти всегда болезненны, а после них ты чувствуешь себя не здоровым, а наоборот — больным. Потому что то, чем там пичкают, иногда вызывает жуткие боли и даже смерть. Потому что некоторые оттуда вообще не возвращаются. Еще больше не возвращается после посещений Королевской Гвардии для официального обновления статуса. А если не приходить туда вовсе, ты пропадешь со всей семьей так, словно тебя на самом деле не стало — не только в списках, но и в жизни. Пропажи у нас на Востоке вообще частое дело. Исчезают по одиночке. Исчезают семья. Исчезают ночью и посреди дня, в болотах или в центре, где тебе, как ожидалось, могут помочь. И куда все эти люди деваются — загадка, на которую я не могу дать ответ. Стражи говорят, что их затягивают болота и похищают аборигены. Местные — что они становятся жертвами тумана. Но правда… Правда, я думаю, ужаснее, чем обе эти версии.
Как будто стремясь сделать слова ведьмы еще более жуткими, поленья в костре затрещали и захрустели. Налетевший порыв ветра поднял столп искр и едва не задул и так хрупкое пламя. Это было слишком резко. Конечно, ребята не удержались от дрожи. Эмануэль пискнул и еще сильнее съежился под боком Родерика, взгляд которого стал мрачнее и серьезнее. В жилистой фигуре проявилось напряжение, натянувшее мышцы словно струны. Лили вытянулась стрелой. От Бастии такая реакция не ускользнула.
— Простите… Я не хотела вас пугать, — выдохнула она, поведя плечом. — Я правда любила и люблю и Восток, и Тунаней. Они стали мне приютом в самый тяжелый период жизни, дали почувствовать себя достойной лучшей жизни и способной ее достичь. Однако все, что происходило там… Я чувствовала, что задыхаюсь от этой атмосферы даже без тумана. Поэтому… Спасибо, что забрали меня оттуда. Спасибо, что дали… Иной путь. Пусть я ушла на войну, пусть в новые кошмары, но… К дружбе вместе с ними. И это, как по мне, важнее всего остального.
«Вот теперь мы по-настоящему команда» — невольно подумала Лили, когда увидела, как ребята без переглядываний, в едином порыве ответили на речь Бастии лучезарными улыбками. Она и сама позволила себе улыбнуться — неуверенно, чуть напряженно после страшного рассказа, но искренне. Лишь Кастей махнул на все рукой и вернулся под свое дерево, не обратив внимания на просьбы побыть с ними от Вахора, но его уход особо никого не опечалил. То, что он оставил их было даже к лучшему. Даже хруст от удара кулака о кору не сбил с ребят покрывала неуверенной радости. Потому что радоваться было проще, чем думать о рассказе. Никому не хотелось еще больше натягивать струны страха в преддверии и без того жуткого события — последнего боя за страну, в которой люди почти у них под боком массово пропадали без вести.
Возможно, ребята позволили бы себе еще немного отвлекающих от размышлений шуток, если бы костер снова не напомнил о себе трещанием. Поленья догорали. Пора было подбросить еще хвороста. «И, в конце то концов, поужинать», — добавила про себя Лили и попыталась подняться с бревна. Но Ингрид и Мансель ее опередили.
— Сейчас добавим огоньку, — с улыбкой произнесла циркачка.
Подхватив горку веток, она кинула их в затухающий костер. Мансель помог сестре, подпихнув носком ботинка выпавший хворост чуть подальше. Огонь довольно заурчал и поглотил угощение, выплюнув еще немного искр. Однако Лили все равно не стала рассиживаться. Пихнув Бастию локтем в бок, она с задорной улыбкой произнесла:
— Спасибо за откровенность, но давай отложим расследование этой истории на мирное время. А пока, может, возьмемся за ужин? А-то мой желудок сейчас к спине приклеется.
— Ха-ха, читаешь мои мысли! — хохотнула Бастия, очевидно обрадованная возможностью сменить тему.
— Я вам тоже помогу, — наигранно бодро выдохнул Вахор, наконец отведя взгляд от темнеющей вдалеке фигуры Кастея. — За мной похлебка.
— А я овощи нарежу! — хихикнула Бастия и чуть скованно двинулась к небольшому столику, который элементали расставили как раз для готовки.
— Ой, подожди, Бастия, мешок же у меня! Родерик, поможешь?
— Да куда я денусь… Буду мясо резать.
— Как-то быстро вы меня не у дел оставили, — хохотнула Лили, проводив взглядом напарников, уже во всю принявшихся облюбовывать стол. — Мне там хоть что-то осталось?
— М-м-м… Кажется, нет… Прости, Лили, — виновато произнес Вахор, не успевший еще отойти за котлом для похлебки.
— Ладно уж. Пожарю-ка я хлеб, раз уж других дел не найдется.
И без тени обиды Лили на самом деле принялась за дело.
Ничего сложно в этом не было. Девушка просто насадила кусочки хлеба на ветки и оставила у костра, позволив им запекаться. Однако получилось очень даже хорошо. Аромат запеченого хлеба быстро поплыл над поляной, заставив желудок Лили заурчать. И не только ее. Но остальные были слишком заняты готовкой похлебки, чтобы уделить внимание свежепожаренному, пока еще горячему хлебу. Решив, что время еще есть, девушка начала готовить отдельную шпажку для Генриха — добавила к хлебу еще и небольшой брик, который выпросила у Бастии. Он это заслужил. За все, что сделал для них во время тренировок. За все, что сделал для нее лично.
Генерала, к сожалению, рядом не наблюдалось. Да и когда он вернется Лили не знала. А подать еду ему хотелось горячей… Поэтому Лили решила отставить шпажку на время и немного перекусить самой.
Поесть девушка не успела. Только она захотела кусить манящий кусочек хлеба, как рядом с ней на бревно завалился как всегда пришедший бесшумно Генрих, едва не уронив ее с него. «А я только ветку отставила…», — внутренне усмехнулась она. — «Могла бы не сомневаться, уж к походной кухне он всегда приходит вовремя. И как только умудряется оставаться худым?» А в реальности выдала, не сдержав смешка:
— Генрих, ну твою-то налево! Тебе что, так нравится видеть меня в пыли и грязи?
— Очень, леди Лили. Больше ты мне нравишься только с мечом, — хохотнул он ей в ответ, усмехнувшись. — Что у вас тут? Как с ужином?
Лили кашлянула и зарылась пальцами в волосы, решив сдержать сарказм. В конце концов, эта фраза была достаточно мягкой и даже… Приятной. Генрих очевидно признавал ее силу. И это подбадривало ее в преддверии важной битвы.
— Пока никак. Я тебе даже перекус тебе запечь не успела. В общем, примерно как с твоим патрулем, я так понимаю.
— Правильно понимаешь, — кивнул он.
На какой-то кратки миг губы его поджались, а золото глаз сверкнуло холодом. Мужчина быстро взял себя в руки: мотнул головой, растепав затянутые в свободный хвост черные пряди и отогнав наверняка непрошенные мысли. Но Лили все рассмотрела. Каждую деталь кратких перемен. Что-то Генрих не договорил. Раньше она оставила бы это на самотек и позволила бы ему скрыться от вопросов. Однако сейчас чувства взяли верх и она, вперив взгляд в Генриха, спросила:
— Все точно хорошо?
— Да. Сейчас да. Не переживай за меня, я могу за себя постоять, — усмехнулся Генрих, отогнав остатки хмурости окончательно и начав устраиваться на бревне.
— Я в тебе не сом… Акх!
Тепло его тела оказалось слишком близко. Настолько, что Лили почувствовала идущий от генерала запах костра и реки, в которой солдаты помылись после долгого пути. И настолько, что их бока почти соприкоснулись, когда Генрих дернулся в последний раз. Ей казалось, что она привыкла к тому, что генерал всегда оказывался рядом. По-крайней мере, еще в пути в Лахор она нисколько не смущалась спать в телеге почти у него под боком. Однако сейчас, после всех тех признаний и открытий в Лахоре и после, такая близость вызывала у нее необъяснимую дрожь в груди. И девушку это смущало. Она понимала эту дрожь. Но признавать ее сейчас все еще опасалась, хоть и старалась от нее не отмахиваться. Всю свою жизнь она боялась привязываться к людям, от каждого ожидая подвох, удар, боль… И до сих пор остатки этой неуверенности крепко держали ее в своих когтях, не позволяя смело и открыто признать как чужие чувства, так и свои собственные. Поэтому Лили решила сделать то единственное, что могла, чтобы избавиться от чувства, так резко вытаскивающего ее из привычной раковины.
— Слушай, ты там совесть по дороге не потерял? — чуть смущенно фыркнула она, мягко пихнув Генриха локтем в бок. — Подвинься, пожалуйста. Тебя слишком много рядом со мной.
— А сейчас будет еще больше.
Со смешком Генрих прижался к девушке вплотную. Лили было смутилась, едва не уткнувшись носом в макушку напарника, но быстро поняла, чего он хотел. Пока девушка отвлеклась, мужчина снял с веточки, которую она держала, кусок хлеба. Лилит возмутиться не успела, как ее скромный перекус исчез во рту напарника.
— М! Вкусно!
— Я тебе такое «вкусно» сейчас устрою! — зашипела Лилит, стоически выдержав наплыв жара в груди от блеска глаз Генриха и того, как рястянулись в улыбке его тонкие губы. — Ты мало того, что не подвинулся, так и ужина меня лишил! Это как называется вообще?!
— Щедрое разделение тепла и еды с дорогим напарником? — шутливо прищурился Генрих, заставив Холоуэй наморщить нос.
— Тепло я тебе устроить могу и без этого. Вон костер. Прыгай.
— Костер — не ты. Хотя разница, в целом, только в форме…
Щеки девушки вспыхнули, а взгляд обжег лицо напарника. Генрих явно дал лиха с этой фразой. Слишком рано было для такого неприкрытого флирта. Она еще не привыкла к тому, что, кажется, испытывала… Что-то к напарнику. Смущаться Лили не любила. Это делало ее слабой. А слабой она быть не собиралась. «Лучше бы просто шутил, Боги», — мысленно вздохнула девушка, едва удержавшись от того, чтобы потереть красную от смущения щеку тыльной стороной запястья.
— Еще одна такая фразочка — и я покажу тебе, дорогой, насколько я горячая, — со смешком предупредила она, показав Генриху кулак. «Великая Хат, что я говорю?!» — мысленно ахнула девушка, не веря, что ее вообще хватило на это, и попыталась быстро сгладить слишком игривую фразочку. — Усек?
Голос чуть дрогнул, но лицо Лили сохранила. Ей хватило уверенности не перестать усмехаться. Впрочем, мысленно она кричала на себя последними словами за неуместную, случайно сорвавшуюся с языка остроту с намеком на флирт. До тех пор, пока Генрих не ошарашил ее новой фразой.
— Мне казалось, мы переступили ту грань, когда так шутить можно?
Фраза была сказана шутливым тоном, однако Генрих так взглянул на Лилит, что она сразу поняла — он и вправду забеспокоился. Золото его глаз сверкнуло огнем, спина напряглась. «Эх… Вот умеет же он быть таким!» — вздохнула про себя девушка. И решила оставить эту тему в стороне. «Я не хочу отталкивать его. Надо принять свои чувства и разбираться с ними, раз уж я позволила себе… Привязаться к нему», — решила она.
— Больно ты веселый сегодня, — вздохнула Лили и махнула на парня рукой. — Тебя там солдаты не напоили чем?
— Нет. Просто осознал кое-что, пока наблюдал за вами издалека.
— И что же это?
— Секрет, — улыбнулся Генрих, подхватив еще одну веточку с хлебом.
— Да не трожь ты, ну! Я же специально для тебя шпажку заготовила! Дай я тебе ее пожарю, только, Боги тебя побери, перестань таскать ужин у наших напарников.
— А какая будет разница?
— Брик считается достойным дополнением?
— Ребята, вы уже закончили миловаться? Может, поможете нам с установкой котла?
За своей перепалкой Генрих и Лили, конечно же, совсем забыли, что их друзья не настолько слепые, чтобы не видеть искр между ними. Особенно Бастия с ее любовью к флирту. Именно ее голос и заставил Лили и Генриха рассесться по разные углы бревна, да так быстро, словно их друг от друга оттащили невидимые руки. Естественно, это стало причиной для гаденьких смешков от Бастии. «Спасибо хоть остальные не засмеялись», — про себя смущенно буркнула Лили, осмотрев ребят, стоящих за Бастией. Они все очень сосредоточенно делали вид, что заняты, но девушка и без особого чутья понимала — им так же интересно, как и ведьме.
Что самое странное, Лили не почувствовала раздражения. Даже наоборот — ее все это… Рассмешило. Как когда-то давно смешили милования мамы и папы. «А ведь и вправду… Эти ребята стали мне семьей», — осенило Лили. Она не просто привязалась к ним так сильно, чтобы бояться потерять, но и приняла как самых близких.
И это подарило ей чувство жизни. Если раньше она проживала каждый день от встречи с мамой до встречи с мамой, а потом — от возвращения к брату до возвращения к брату, то теперь… Теперь она чувствовала себя живой каждую секунду. Это было ни с чем не сравнимое чувство — фонтан эмоций, тепло в груди и в теле, почти физически ощутимая связь с этими людьми, вытащившая ее из коробки, в которую она добровольно посадила себя, чтобы избежать боли.
Теперь она не боялась боли. Потому что эти ребята были рядом. Потому что они могли прикрыть ее, если было нужно, и поддержать, если бы она сломалась. Опора нашла подпорки. И, если честно, была этому очень рада.
Теперь у нее был повод добраться до того дня, когда все закончится. Хотя бы для того, чтобы испытать счастье победы вместе с друзьями.
Мыслей было много. Однако пора было прекращать эту неловкую сцену хоть как-то. Лили подорвалась с бревна и, придав фигуре наигранной уверенности, направилась к Бастии, уперевшей руки в бока и наблюдающей за ними с Генрихом прищуренными глазами.
— Конечно поможем. Давай, говори, что делать надо?
И вместе с Генрихом они погрузились в вечернюю жизнь лагеря и готовку в компании товарищей.