Хроники Эхона: Лед и Скалы

      В полуночном свете комната выглядела причудливо. Свет луны и стоящего на прикроватной тумбочке фонаря едва-едва выхватывали очертания предметов из чернильного мрака, заставляя длинные тени плясать по комнате сказочными духами незавершенной ночи. Вот только Вахор не был Вильминой из сказки, не оскорблял Богов неверием в их силу и не был наказан за это блужданием между мирами с духами на пару. Просто в этой комнате все было чуждым и призрачным. Незнакомые тумбы из дорогого дерева и шкафы с расписными дверцами, неродные стены... Все отбрасывало страшные тени, казалось пугающим в ночном мраке. Слишком чуждо это было для человека, всю жизнь проведшего в маленькой комнатке с голыми глиняными стенами, украшенными самодельными игрушками и талисманами, а не картинами в золотых рамах и подсвечниками.       Однако больше непривычной обстановки комнаты и тишины вместо сопения сестер Вахора интересовала лунно-серебряная ночь, развернувшаяся за окном. Сидя на кровати, он наслаждался ее дыханием, врывающимся в пропахшую лекарствами комнату сквозь распахнутое окно и мягко скользящим по его лицу и растрепанным волосам. Его касания успокаивали ноющую боль в груди и дрожь в ослабевших конечностях.       Но даже ночной покой не мог унять круговерти мыслей в голове.       Уже завтра их снова заберут на фронт. Целый месяц прошел с позорного поражения Кальсотским Зверям, в бою с которыми Вахор только и смог, что кидаться жалкими огоньками и стараться стоять без дрожи. Казалось бы, прошло столько дней... И каждый из них они тренировались — еще тяжелее, чем до этого. Драки друг с другом, с учителями, с солдатами из специальных отрядов, даже с Генрихом и Юлиусом — как личные, так и групповые. В такие сжатые сроки их постарались подготовить по полной. Солдаты Фартона вырвали им много времени — больше, чем предполагалось изначально. Однако даже эти тренировки не вернули Вахору уверенности в своих способностях.       Нельзя вернуть то, чего не было изначально.       После череды поражений они все были убиты тревогами и переживаниями. Вот только если Лили и остальные умудрились выпутаться из сетей неуверенности, то Вахор так и не сбросило с себя этот груз. Он не верил в свою магию. Особенно сейчас, после двух истощений. Его тело словно не выдерживало такого внутреннего давления. Магия огня как будто сжигала его изнутри. Наставница говорила, это потому, что он не дает ей вырваться полностью и заставляет оставаться в пределах тела, уничтожая этим нити. Вахор считал, что просто не создан для роли мага огня.       Какой может быть элементаль из мага огня, боящегося собственного пламени до зубного скрежета и черных мушек перед глазами?       Какой может быть элементаль из мага огня, разрушившего свою жизнь собственным огнем?       Свист ветра и далекий шум вечно неспящего Шинаена поглотили тихий вздох, сорвавшийся с искусанных пухлых губ. В потускневших зеленых глазах мелькнула тоска, поглотившая усталую пустоту. Вахор не был готов сражаться еще в начале, когда только соглашался пойти за Лили, Эмануэлем и Генрихом. Он просто хотел защитить Гелендель и семью — последнее, что не уничтожил в пепел и прах. Он надеялся, что будет несложно. А потом мир свел его с самыми главными страхами — собственной непослушной магией, грохотом взрывов и рассыпающимся в осколки миром вокруг. Кирзит вернул его в тот день, когда на его плечи рухнул неискупимый грех. Он же — едва не подарил ему второй. Кальсотские звери сделали лишь хуже. Магия, и до этого не слушавшаяся Вахора, иссякла дважды, оставив его беспомощным на растерзание врагам. Если бы не друзья, он погиб бы еще после первого боя, когда ноги подкосились, а конечности перестали слушаться. Если бы не Кастей, в том бою в пещере его растерли бы в порошок.       Понимание этого лишь еще больше оттолкнуло Вахора от собственных сил. «Не бойся своей магии, дуралей. Она потому тебя и не слушается, что ты ее боишься. Тут как с собакой — пока ты не доверяешь ей, она будет тебя кусать», — вспомнились парню слова, произнесенные когда-то давно, словно бы в прошлой жизни. Тогда все еще было хорошо...       — Кастей... — выдохнул Вахор, навалившись на подоконник. — Но как я могу не бояться своей магии, если она творит такие страшные вещи?       Перед глазами парня вырос незабываемые образ — невысокий, тощий до выпирающих ребер подросток с волчьим взглядом, волосами, черными, как самая темная ночь и кроваво-красным шарфом, скрывающим лебединую шею и выпирающие косточки ключиц. Детали его образа не померкли в памяти Вахора за одиннадцать лет. Ведь этот парень был южанину так дорог, что сердце его до сих пор щемило от воспоминаний о касаниях холодных пальцев к его рыжим волосам и черному от сажи лицу. Парень, в которого тогда еще мальчик влюбился, как девочки в детских сказках — умопомрачительно сильно, до искр перед глазами и желания вжаться в него и сплестись конечностями так, чтобы ничто уже не смогло разлучить. Парень, подаривший Вахору самые прекрасные лето, осень, зиму и весну в его жизни... Закончившиеся летом пламени и пепла. Кастей Дакка — тот, кто научил девятилетнего Вахора управлять магией.       Тот, кто теперь никак не мог узнать его. Вахору очень нужен был его совет. Еще один, как тогда, давным-давно. Что ему делать с этой магией, которая забирала у него все, не слушая ни приказов, ни плача своего робкого и слабого хозяина? Как ему было избавиться от кошмарных картин Виюла, встающих перед глазами в каждом новом бою? Как подчинить страх, чтобы больше не вязнуть в стыде и ненависти к себе? Как забыть, что на его руках кровь?       Как забыть, что ты — убийца? Причем не случайного кальсота, а родного человека?       Но Кастей никак не мог узнать его. Сторонился, огрызался, доверялся лишь немного — больше, чем остальным, но совсем не так, как хотелось бы. И Вахор не решался напомнить ему, что когда-то они уже были знакомы. Боялся. Ошибки, гнева, забытья — всего сразу.       Потому только бегал за ним щенком и верил, что скоро, скоро он вспомнит. И тогда...       Тихий стук в дверь заставил Вахора мотнуть головой и вернуться в комнату. Тут же накатила слабость, но южанин уже настолько к ней привык, что только замер, пережидая волну дрожи, и крикнул:       — Открыто, входи!       Дверь с тихим скрипом открылась. Сквозняк пробрал холодом, от чего смуглая кожа Вахора покрылась мурашками, однако юноша на это никак не отреагировал. Даже шорох шагов, в тишине комнаты отлично слышный, не заставил его обернуться. Он знал, кто пришел. Понял по молчанию и чуть слышному пристукиванию на правую сторону, так, словно зашедший прихрамывал.       Взгляд парня был направлен в ночь. Или, возможно, к далекому прошлому, в котором остались и смелость, и решительность Вахора. Тихий звон — Кастей поставил на тумбочку что-то. Возможно, поднос. «Он опять принес мне поесть? Или лекарства?» — смущенно подумал Вахор, потирая красную от румянца щеку.       Кастей наведывался к южанину с самой его выписки. Его забота была грубоватой — он скорее приказывал, а не просил, никогда не оставался поговорить, не отвечал почти ни на какие вопросы, — но Вахору менее приятно не становилось. Кастей заботился о нем. Как умел. И это казалось южанину просто очаровательным. И очень смущающим.       В прошлые вечера он старался наладить их хрупкую связь, не совсем понимая, в чем ее причина — в том, что Кастей его смутно, но вспомнил, или в том, что проникся той отчаянностью, с которой Вахор бросался защищать его в любом бою. Сегодня южанин не решился даже взглянуть на шпиона. Понял — нет в нем памяти о их детстве. Только неумелая благодарность. Это было приятно, но в то же время смущающе. Вахор защищал Кастея не потому, что ждал от него ответа. Он просто не мог бросить того единственного, кого искал в лицах сотен людей так много лет. И это не заслуживало такого ответа.       — Снимай рубаху, — бросил Кастей, заметив, что Вахор все так же смотрит в окно.       Южанин чуть вжал голову в плечи, но послушно стянул выцветшую рубаху через голову и положил ее рядом, все так же не решаясь повернуться к шпиону. Румянец на щеках стал лишь ярче. Заботиться о больном Кастее было проще, чем позволять ему заботиться о себе... Не было такого желания смущенно зарыться в одеяло и попросить не смотреть так пристально. Парень вцепился в подоконник и опустил голову пониже, пытаясь хоть немного скрыть смущение.       Вахору нечего было стесняться в плане внешнего вида. Уродом он никогда не был. Не раз и не два парни, с которыми он встречался, говорили, что он красив как лицом, так и телом. Да и физически южанин был хорошо сложен — работа в кузне дело нелегкое, тут волей-неволей, а мышцы обретешь. Но южанин все равно не мог отделаться от чувства неловкости. Слишком уж он был закрытым и робким парнем, чтобы наслаждаться чьим-то взглядам на его голое тело. Пусть даже взглядам Кастея — парня, которому он в детстве доверял все свои ожоги и ссадины.       Тогда они оба были детьми. Сейчас Вахор вырос и заковал себя в нормы и правила строгого южного общества.       За своими размышлениями и попытками избавиться от робости перед любимым человеком южанин совсем не услышал, как зашуршали простыни. Он пришел в себя лишь тогда, когда в его спину вжалось теплое тело, а на живот легли тонкие ладони. Холодные, длиннопалые ладони Кастея. Которые быстро поползли ниже...        — Ч-что ты делаешь? — дернулся Вахор, не совсем веря в реальность происходящего.       Горячее дыхание Кастея обожгло шею рядом с ухом. Мурашки побежали по спине Вахора. Внизу живота собралось тепло, которое он никак не мог контролировать. Кастей был ужасно рядом, настолько, что Вахор чувствовал, как он медленно, глубоко дышит, потираясь грудью о его голую кожу. Прохлада ночи уступила место неистовому жару, от которого все тело южанина мелко-мелко затрясло. Сердце его забилось быстрее, а дыхание сбилось, когда Кастей шепнул:       — Не притворяйся, Вахор.       Рука скользнула еще ниже — почти к кромке штанов. Вахор судорожно сглотнул, застыв в изумлении. «Что делать? Оттолкнуть? Разрешить? Убежать? Вырваться? Позволить? Принять?» — закрутились в голове южанина бессвязные вопросы, на которые он никак не мог найти ответа.       — О-о чем ты? — только и смог выдавить парень, пытаясь глотнуть освежающего ночного воздуха.       — Я вижу, как ты на меня смотришь. Если я тебе нравлюсь, тебе нужно об этом только сказать.       Тонкие пальцы оттянули штаны Вахора. Южанин вздрогнул, не зная, куда деваться от такого напора — прочь или прямиком в объятия Кастея? Конечно, он не раз думал о возлюбленном в таком ключе... И даже представлял его на месте своих пассий... Но то, что происходило сейчас, выходило за все рамки фантазий Вахора. И, признаться честно, ему это в какой-то мере... Нравилось. «Может, позволить всему идти своей чередой?» — робко подумал южанин, не двигаясь. — «Если мы оба хотим этого, то все же нормально? Я ожидал более... Романтичного начала отношений, но ведь и это уже что-то. Другого шанса может не представиться. В конце-концов, я помогу ему вспомнить, если он только позволит подступиться к нему!»       — Я не против секса без обязательств.       Холод ночи остудил поднявшийся в груди жар. Вахора как водой окатили, так сильно он вздрогнул и так резко выпутался из некрепкой хватки чужих рук. Взгляд его остановился на Кастее. Тонкая фигура источала спокойствие. Лунный свет серебрил бледную кожу и черные волосы, придавая острому лицу неземного, почти божественного очарования. Кастей ждал. И был просто неотразим.       Но у Вахора и мысли не возникло воспользоваться его предложением.       Он никогда не был против быстрого секса без отношений. Даже наоборот — нередко сам вступал в такие отношения с цирковыми мальчишками. Но когда такое предложил Кастей... У Вахора внутри словно что-то ухнуло в бездонную пропасть. Он любил Кастея — самой светлой, всепоглощающей, почти платонической любовью. Секса с ним ему, может, и хотелось, но скорее как способа стать ближе, а не как основу отношений. И интрижка на одну ночь — совсем не то, чего южанин хотел добиться от шпиона хоть когда-либо.       — А... Прости, но... К-как-то это странно. Н-не думаю, что я готов к такому...       Голос подвел. Жар внизу живота распалился лишь сильнее вопреки смущению Вахора и его разочарованию. Чтобы южанин не говорил, он был обычным молодым парнем. Которому только что предложил секс человек, которого он любил долгие годы. Как тут было удержать возбуждение?       Кастей окинул его внимательным взглядом. Усмешка скользнула по тонким губам. Вахор сжался, пытаясь прикрыть пах руками, и заерзал, не зная, куда деваться. Кастея это, похоже, развеселило лишь больше. Хохотнув, он пожал плечами и произнес:       — Не вижу ничего странного в интрижках. Секс есть секс. Его хочется почти всем. Воинское жалование достаточно неплохое, но постоянно снимать разных проституток немного опасно. Так почему бы не найти себе постоянно партнера для этого? Стандартная военная практика среди порядочных людей, как по мне.       Вахор смутился еще больше. «Вот уж не думал, что когда-нибудь буду обсуждать с Кастеем секс без обязательств», — мысленно всхлипнул он, правой рукой потирая затылок. Что тут можно было сказать? В словах Кастея был смысл. Волнующий, заставляющий робеть, но смысл. У Вахора не было идей о том, что можно было сказать в ответ на такую фразу, произнесенную с такой небрежностью. Поэтому он выдохнул самое глупое из того, что пришло ему в голову:       — А что делают непорядочные?       О чем тут же пожалел. Кастей заинтересованно выгнул брови. Поза его осталась такой же спокойной и расслабленной, но руки вновь сложились на груди, а плечи напряглись.       — Это единственное, что вызвало у тебя вопросы? Это же самая очевидная часть. Статистика изнасилований в солдатских лагерях тебе в помощь, но, Богами клянусь, их много. Поэтому я не считаю секс без обязательств самым страшным грехом. А ты как считаешь?       — А. Ну... Тоже, наверное.       — Ну вот. Так почему бы и нет?       То, что Кастей спрашивал его мнения, уже было достаточно приятно. Он делал так только в их детстве. И то — когда на самом деле интересовался мнением маленького друга или хотел его к чему-то подтолкнуть. «Что-то от нашего прошлого в нем все же осталось», — вздохнул Вахор, всматриваясь в бледное, взрослое, но такое знакомое лицо. — «Почему же он меня никак не вспомнит? Неужели я так изменился с детства?» Наверное, Кастей помнил Вахор всего лишь толстым сыном кузнеца-купца без переднего зуба, и никак не мог сопоставить тот образ с нынешним Эспардой.       А еще Вахор изменился не только внешне.       — Прости, Кастей, но... Я не хочу секса без чувств. Не хочу быть игрушкой для удовлетворения потребности. Я... Я хочу любви. Отношений. Привязанности. Семейных посиделок у костра. Долгих ночных разговоров. Ночных песен.       «Как когда-то раньше», — не сумел выдавить из себя Вахор. В водоворот мыслей вторглось старое воспоминание — песня, которую они с Кастеем сочинили, пока тот учил южанина магии. Вахор не вспомнил слов, но запомнил мотив.       Но вот Кастею этот намек ничего не подсказал. Он только выдохнул чуть громче, чем обычно, и чуть прижмурился. В посеребряной голубой глубине глаз шпиона Вахор увидел вспышку какой-то необъяснимой эмоции. Странной, отдающей холодком и горечью, но такой, которую Вахор не смог бы назвать при всем желании. Южанин попытался ухватить ее, запомнить, понять, однако Кастей быстро мотнул головой и вновь взглянул на него — на этот раз насмешливо.       — Мне не нужны чувства. Только секс. Не думаю, что тебе стоит ждать от меня всего того, что ты напридумывал.       Вахор ожидал такого ответа. Однако ужалил он больно. Прямо как стая пчел. Но южанин не сдался, и, поджав губы, уверенно сказал:       — Я понимаю. Но уверен, что каждому нужна любовь, так или иначе. И даже самым холодным она не чужда. Я готов подождать. Готов дать тебе всю свою любовь и достаточно времени, чтобы ты смог привыкнуть и принять ее.       «Потому что я искал тебя так долго, и не готов потерять», — одним лишь взглядом сказал парень, открыто улыбнувшись Кастею. Тот встретил его улыбку ответной — лишь самым уголком губ. Покачав головой, он произнес:       — Наивный ты, дуралей. Зря веришь в людей. Но раз уж тебе так хочется — попробуй. Я разрешаю тебе поиграть.       — Это... Не игра, — выдохнул Вахор, чуть надув губу.       — Как скажешь, — фыркнул Кастей и осторожно, по-кошачьи подполз к Вахору. — А пока — дай-ка мне кое-что проверить.       — Ч-что?       — Твою работоспособность, — протянул шпион, всем телом прижавшись к Вахору, от чего в груди у того словно забился неудержимый шторм. — Давай, объездь меня. Можешь шлепать, тянуть за волосы, трогать, где только пожелаешь... Только, прошу тебя, заткни рот и сделай это уже.       Вахор моргнуть не успел, а теплые, чуть шершавые губы Кастея вжались в его. Тепло тонкого, гибкого тела шпиона оказалось так невыносимо рядом, что южанин совсем обмяк.       Не такого он ожидал от этого вечера... Но сопротивляться не стал.       Даже со всей своей наивностью он понимал, что это — его единственный шанс стать ближе к тому, кем он так дорожил.       А раз так, что ж, он готов был помолчать. И дать Кастею то, что тот хотел.

***

      Петли тихо скрипнули. Кастей боком встал в дверном проеме, вперив взгляд в рыжеволосую макушку, торчащую из-под тонкого одеяла. Мягкая усмешка, совсем не свойственная шпиону, тронула его губы, на краткий миг осветив лицо. Пальцы до побеления кожи стиснули дверной косяк. В груди заныло от холода, идущего совсем не от закрытого окна, и расслабленное после ночного веселья и жара тело сжалось против воли хозяина.       — Глупый, глупый мальчишка... — выдохнул Кастей не отводя взгляда от очертаний фигуры Вахора.       Губы мужчины поджались, а на тонком лице кроме обычной отстраненности отразились смущенность и растерянность, проявившиеся в едва заметном румянце и частой дрожи правого века. Вахор подарил ему прекрасный час наедине. Этот секс был самым нежным и самым приятным, что Кастей когда-либо получал — даже в нижней позиции. Да и после южанин не перестал его радовать и уснул, измотанный тренировками. Он не стал давить на Кастея разговорами, воздержался и от объятий — просто уткнулся носом ему в плечо и засопел, согревая жаром своей кожи и глубоким, теплым дыханием.       Дакка был благодарен ему за этот час. И это чувство лишь сильнее распаляло в нем стыд. «Давно я не испытывал такого», — мысленно фыркнул мужчина. — «Думал, после всего, что сделал уже никогда не смогу стыдиться. Ан нет. Сумел...».       Ногти царапнули по дереву. Зубы до боли впились в нижнюю губу, сдирая тонкую корочку с едва подживших ранок.       Кастей ненавидел использовать таких людей, как Вахор — наивных, доверчивых и безумно влюбленных. Конечно, он понимал, что парень влюбился в него по уши — надо было быть слепым, чтобы не заметить его неумелых ухаживаний и восторженных взглядов. Но Кастею не нужна была любовь. Не сейчас, не здесь и не с этим глупым парнем, так похожим на полузабытый образ из детства — мальчика с солнечной улыбкой, называвшего Дакку своим пламенем и так любившим обнимать его жаркими южными ночами. Того, что удержал Кастея в этом мире и заставил найти цель — пусть темную и мрачную, но цель.       Кастей Дакка не хотел влюбляться. Но как же сложно было не испытывать нежности к тому, кто подарил ему столько ласки. Тепло тлело в его душе, умоляя вернуться под теплый бок сопящего мальчишки и позволить себе открыть сердце хоть чему-нибудь, кроме ненависти. Очерствевшая за годы бесплотной злобы душа искала того, кто мог подарить ей еще немного счастья. А сам Кастей отчаянно, полубезумно искал мести, глупо отворачиваясь от любых теплых чувств — как своих, так и чужих.       Тьма не заслуживала любви.       Любовь не нужна была тени.       Только отрешившись от нее и дарующих ее тень могла продолжить свой кровавый, мерзкий путь к мести.       — Глупый ты мальчишка, Вахор, — не сдержал тяжелого смешка Кастей. — Мир разотрет тебя в прах.       Шаг отозвался тихим стуком в спящем коридоре. Дверь закрылась с тихим хлопком, повинуясь руке Кастея. Тьма тут же поглотила темную фигуру, согнувшуюся под тяжестью стыда и сожаления за то, что произошло и что еще произойдет. Лунный свет не достигал этих коридоров. Лишь чернильный мрак клубился у ног, ластясь к хозяину, выжженному до пустоты неисправимым прошлым и грехами, которые ему никогда не замолить и не искупить.       Кастей поможет миру уничтожить этого мальчишку.       Только так он сможет дотянуться до цели, которую поставил в ночь, когда распрощался с потерянным прошлым.       Только так он сможет избавиться от горького запаха полыни и восточных трав, от звона родного смеха во снах без сновидений и от фантомных касаний пальцев той, кого больше нет в этом мире и никогда уже не будет.       В горле стоял ком, а пальцы нервно теребили край шарфа.       Он сожалел. Но отступить уже не мог.