Верный враг - 2. Сильные духом.

*** - Так как тебе ужин у баронессы? – с ленцой полюбопытствовал Иорвет, когда они вернулись в пещеру после небольшой прогулки до ветра. Ночь давно вступила в свои права, и жизнь в лагере почти стихла. В довершении ко всему пошел мелкий моросящий дождик, принося с собой свежесть и прохладу взамен изнурительной духоты позднего лета. Эльфа уже отчаянно клонило в сон от выпитого и общей усталости, даже несмотря на то, что Вернон полил ему с ведра умыться. Но бочки весь день простояли на солнце, и вода в них была как парное молоко, хоть целиком залезай и ванну принимай, только наоборот расслабляла еще больше. - А то я давно плесневелого сыра да улиток с травой не жрал! – отмахнулся Роше, немного прибираясь на столе. - Не зашли, значит, деликатесы высокой кухни, - поддразнил его Иорвет. - Что мне действительно не зашло, - серьезно возразил темерец, - так это подкаты его превосходительства Воорхиса! Представляешь, эта паскуда посмела мне заявить, что я зря вывозил Анаис из Вызимы. Пошутить изволил, сука, что Император не чудовище и маленьких девочек не того-этого! Дескать, вассальная присяга – и все довольны, война б давно закончилась и не было бы лишних смертей и разрушений. - Это было довольно опрометчиво с его стороны, - скоя*таэль все-таки не удержался от улыбки. - Опрометчиво?! Да у меня, в рот мне ноги, красная пелена перед глазами упала! Впрочем, вполне возможно, что именно на такую реакцию собеседника нильфгаардский генерал и рассчитывал, раз уж долгих светских расшаркиваний оказалось недостаточно, чтобы выбить непривычного к ним человека из колеи. Безродный солдафон, цепная псина, должен был однозначно разгавкаться на врага и, в связи с этим, неизбежно потерять бдительность по другим направлениям. И в принципе, такая тактика в самом деле могла дать преимущество на переговорах. Вот только если бы Вернон Роше не умел контролировать свою ярость, то сдох бы он еще в далекой юности в какой-нибудь нелепой драке в подворотне за пьяную подначку. Да, его школа жизни проходила далеко не в дворцовых залах, но тоже изобиловала занимательными упражнениями по самоконтролю и остроте ума. К тому же, на этом ужине именно у Роше имелось неоспоримое преимущество: если нильфгаардец был знаком со своим оппонентом лишь из донесений и резолюций, то Вернон не только прекрасно знал, с профессионалом какого уровня имеет дело, он Воорхиса и его людей с их методами разведки помнил лично по прошлой войне, и память Роше покамест благополучно не подводила. Зато если что обычно и подводило нильфгаардцев, так это их имперская спесь и самоуверенность. Орлы, мол, мух не ловят. С одной стороны, закономерность, что имперская служба безопасности - это огромная махина с разными лопастями внутренней, внешней, магической или только военной разведки и прочее, а с другой, при таком размахе – неизбежны некоторые зазоры и упущения, сквозь которые можно и просочиться. Ну вроде: - Там, где обоз наш не пройдет, И конный рыцарь не промчится, - Солдат на пузе проползет, И ничего с ним не случится! (на этом пассаже эльф откровенно заржал, на зависть любому рыцарскому жеребцу, и Вернон к нему присоединился) Хотя смешного ничего не было. Весь тот вечер в особняке Ла Валеттов Роше чувствовал так, будто он себе кишки вместо пресловутого каната натягивает и по ним гуляет. Беседа довольно быстро вышла за рамки застольной вежливости, воздух разве что не потрескивал от витавшего между тремя ее участниками напряжения. Мария-Луиза по большей части молчала, и, по-видимому, попросту опасалась оставлять мужчин одних даже на долю секунды, хотя, как подметил Роше, нильфгаардец был неприятно удивлен неподдельной уважительной доброжелательностью, с которой благородная дама держалась по отношению к местечковому палачу, выкормышу ее покойного коронованного любовника. То есть, понятно, что с точки зрения Воорхиса, должность палача - она необходимая, по штату положенная, и даже местами впрямь уважаемая, но отнюдь не в том ключе, как это демонстрировала Ла Валетт. Вернон догадывался, что кроме любезного приветствия и пары фраз, знаков от баронессы в его адрес было гораздо больше, чем мог распознать такой несведущий в светском этикете человек, как он, однако то, что породистую жеребячью морду белобрысого пару раз перекашивало помимо воли, - это Роше считал. Казалось, за рыбьими глазами нильфгаардского вельможи хорошенько прислушавшись можно было отчетливо различить ускоренное жужание колесиков и шестеренок безукоризненно отлаженного механизма, как в часовой башне Оксенфурсткого университета. Того гляди, начнет бить колокол, и бедные нильфы окончательно уверятся, что Вернон Роше не просто «блядий сын», а вполне себе первый блин экспериментатора Фольтеста на ниве производства бастардов… Что ж, как неоднократно уже было сказано, - чужие заблуждения, не печаль Роше! Тем более, что темерцы сейчас находились в таком положении, что любые ошибки и недочеты противника были бы кстати. Даже такие, ведь это тоже влияло на достоверность прогнозов и расчетов, которыми руководствовались нильфгаардцы. С их стороны эта встреча была именно что прощупыванием оказавшегося таким непростым врагом выскочки и северного варвара, поэтому перед Роше стояла сложная задача продемонстрировать принципиальность, не отбив у нильфов заинтересованности в дипломатическом решении вопросов с ним. И то, что Воорхис предпочитал лобовой атаке - заходить окольными путями, как раз играло Вернону на руку. - Если вы так близко к сердцу принимаете страдания матери, разлученной со своим ребенком волей обстоятельств, - не скрывая насмешки поинтересовался темерец в ответ на упрек генерала в побеге Анаис из Вызимы и высказанное самым невинным тоном предложение вернуть ребенка если не в столицу, то хотя бы в материнские объятья, - то что же сами не торопитесь облегчить их, вернув ей сына без всяких условий? Улыбка у него при этом была не любезнее, чем у голодного кокатрикса, злого голодного кокатрикса, на добычу которого посягает какой-то самоубийца. Воорхис чопорно поджал губы: - Ариан Ла Валетт – мужчина и рыцарь, он был захвачен на поле боя и с оружием в руках, а следовательно, является военнопленным, и его возвращение зависит от соответствующих соглашений. Однако не волнуйтесь, - он склонил голову в сторону Марии-Луизы, - с ним обращаются достойно, сообразно его статусу и положению. Баронесса вознаградила его благодарной улыбкой. - Зато его сестра, невзирая на королевский статус, еще дитя, которое нуждается в куда большей заботе и родительской опеке, - продолжил гнуть свою линию нильфгаардец. – А после уже можно будет подумать и о разрешении политических задач с точки зрения наибольшей выгоды для сторон. - Забавно, - оскалившись, ядовито протянул Роше, - когда о заботе в отношении ребенка рассуждает один из тех, по чьему приказу убили ее отца. А об интересах страны – тот, кто ее разорил. Мария-Луиза почти беззвучно охнула, а физиономия нильфгаардца стала чрезмерно заинтересованной. - А вы, капитан, похоже, из тех людей, которым нравится тыкать палкой в улей, - процедил Воорхис, смерив вальяжно откинувшегося на спинку стула темерца проницательным взглядом. - Я из тех людей, которым нравится называть вещи своими именами, генерал, - таким же обманчиво небрежным тоном отбил Роше. – Так проще, не правда ли? Не запутаешься и не забудешься. - Похвальная предусмотрительность, - тонко усмехнулся нильфгаардец. – Однако иногда наступает момент, когда гораздо выгоднее забыть о некоторых вещах. - Овца может забыть того, кто состриг с нее шерсть, на то она и овца, а вот сторожевую псину, которая не узнает вора, к тому же поджегшего хозяйский дом, следует гнать со двора! Воорхис если и удивился такому едкому, но меткому пассажу, в том числе свидетельствующему об изрядной склонности к самоиронии у неотесанного карателя, но не настолько, чтобы позволить этому как-то проявиться. - Так то собака, - поиграл бокалом нильфгаардец и хохотнул. – Собаке вовсе неположено рассуждать. Ей положен строгий ошейник и хозяин, от которого она получает и ласку, и трепку. Потому что без хозяина даже самый верный пес либо подыхает, либо превращается в дикую тварь, которую следует убить, чтобы она не загрызла какого-нибудь прохожего ненароком. - Ну так, человек тем и отличается от собаки, что ему следует думать головой и не гулять без опаски по той территории, что собака считает своей, - вежливо приподнял брови Роше. Если бы у него не было к этому дню обширного опыта общения с любителем шахмат Радовидом и просто любителем красиво завернуть говно в конфетку Дийкстрой, а главное, с поэтической сволочью Иорветом! - Вернон, без сомнений, вряд ли выдержал бы этот диалог на достойном уровне. - Когда кто-то вдруг не рассчитал сил и напал на опасного зверя, то плачевные последствия никак не вина зверя, - в свою очередь уколол нильфгаардца спецагент, отстраненно наблюдая за реакцией нильфа. – Зверь просто хочет жить. И, как ни странно, по своим звериным понятиям. Кроме того, обезумевший от боли и смертного страха зверь способен даже последним усилием порвать напавшего на него самоуверенного удальца. Даже отрубленная голова гадюки способна ужалить. Прежде чем Воорхис вставил свою реплику, Роше почти нежно закончил свою мысль, без перехода наметив еще один укол меж черной брони: - Нельзя упрекать зверя за его инстинкты и издержки дрессировки, тогда как с человека стоит спрашивать сполна, вы не находите? Могу ли и я поинтересоваться, чем нынче руководствуется тот, чьего отца казнили за измену и заговор против сюзерена? И почему вы еще живы?