Концы красной нити переплетаются

— Я не мог им помочь, я не мог им помочь... — повторяю я сам себе, чтобы успокоиться. Перед глазами застыла та ужасная картина, которую невозможно закрасить другими красками, покрыв ими сверху холст. Я бы хотел срезать корку этой мерзкой краски со своего сознания и радужки глаз, но она слишком сильно въелась, уподобаясь крови. Чёрт, а я всё ещё помню этот металлический запах, оседающий в лёгких... Мне пришлось укутаться в одеяло и обнять себя, потому что вдруг стало очень холодно. Одеяло даёт мне подобие защиты, что помогает мне не только в физическом плане, но и в моральном. Я сейчас нуждаюсь в поддержке, но никто и ничего, кроме меня самого и одеяла, не может дать мне этого. Хотя моё тело уже и забыло, что такое человеческое тепло, а разум давно свыкся с мыслью, что я теперь одинок. Я всегда боялся одиночества, боялся остаться один хоть на одну секунду, и друзья всегда мне помогали справиться с этим, всё время находясь рядом. Однако настал тот момент, когда нет поблизости даже чужого человека, чёртового незнакомца. Это заставляет меня чувствовать холодную тревогу на душе, отчего приходится ещё больше кутаться в одеяло. Тишина вокруг нагнетает, и только завывание ветра снаружи прогоняет её... Вздыхаю и осматриваясь вокруг, хоть я уже всё обследовал и ничего интересного больше не было. Дом всё такой же уютный и тёплый, в некоторых местах осела пыль и висит паутина, но всё в целом выглядит ухожено и чисто, будто из него выехали неделю назад. Гостинная своей планировкой похожа на гостинную в моём прошлом доме, который уничтожил Торд. По телу проходятся мурашки от упоминания только имени виновника, и я зажмурился, потому что перед глазами предстали образы моих друзей, коих, наверное, нет уже и в живых. Однако они все равно находятся перед моими глазами, силуэтами нависая надо мной. Парни ничего не делают, лишь молча смотрят на меня, словно желая поддержать, но это невозможно. — Простите меня, — шепчу в пустоту, открывая наполненные слезами глаза. — У меня не было выбора, мне нужно было бежать, чтобы хоть один из нас был на свободе. Том тогда кричал не просто так: он знал, что я не смогу устоять перед моей с Тордом связью. Он всеми силами, которые только у него остались после сражений с солдатами Красной армии, пытался заставить меня не поддаться на соблазн красной нити, что так будоражил моё сознание многие годы. И у него получилось, потому что я не пошёл в объятья Ларссона, который их распростёр, а начал бежать оттуда, ускоряясь с каждым тяжёлым шагом какого-то чертового психа, коего мой альфа прозвал ''Супероружие". У меня было желание крикнуть этому чудовищу что-то несуразное, оскорбительное, но инстинкт самосохранения был сильнее, чем моя злость. Мэттью и Томас исчезли, хоть я прекрасно знаю, что они будут приходить ко мне во снах и пустым взглядом смотреть на меня. Это пугает намного больше, нежели крики, злость, слёзы, побои или что-то ещё, что я мог заслужить от брошенных мной друзей. В этом есть хоть что-то живое, заставляющее думать, что они всё ещё живы, а не то, что заставляет меня чувствовать вину и страх. Я вытираю слёзы тыльной стороной ладони, шмыгая носом, и перевожу взгляд на рюкзак, в котором есть батончики, которые я случайно нашёл в одном из магазинов. Поднимаюсь и направляюсь к нему, не снимая с плеч одеяло, чтобы чувство защищенности никуда не исчезло. Поедая один батончик для настроения и восстановления сил, я ненароком вспоминаю свою первую течку. До и после течки я ел такие же батончики, заедая всё своё смущение и вместе с тем стресс. Невольно улыбаюсь, потому что то был мой первый раз с альфой, что было очень волнующе для подростка-девственника. — Торд, ты уверен? — на мои бока ложатся горячие руки, жар которых чувствуется даже через чёрную футболку. Я вздрагиваю от странных ощущений, они такие приятные, что хочется сказать: "Трогай меня везде, мне это так нравится.", но я молчу из-за смущения, которое сковывает меня и не позволяет выбраться из рук настойчивого альфы. Мы сидим на моей кровати, предварительно закрыв дверь на замок, чтобы никто не посмел потревожить нас. Я сижу между ног парня, прижимаясь своей спиной к его груди, и это даже очень уютно. Мне так хочется проводить с ним вечера в такой позе за просмотром ужастиков и прочей хрени, поедая пиццу и чипсы, запивая всё это колой, чтобы потом живот болел, но нам будет всё равно. Однако нам сейчас не до уютных вечеров: мы хотим попробовать ласки перед первым сексом. Я сглотнул, пока Ларссон отодвинул ворот моей футболки в сторону, придвигая его ближе к плечу и цепляя за него, а затем чувствую на своей коже нежный поцелуй. У меня перехватывает дыхание, и я делаю резкий выдох, который чем-то похож на тихий стон. Слышу над ухом довольный хмык, и моей кожи снова касается обжигающий поцелуй. Целованные участки кожи горят, от них, словно лава, по венам растекается удовольствие и вместе с тем возбуждение. Так и чувствуется, как по всему телу расходится это волнующее чувство. Я прикусываю губу и наклоняю шею вбок, чтобы Торду было удобнее и он мог оставить больше поцелуев. Горячие руки залезли уже под футболку, медленно водя по моему пухлому телу, которое подрагивает от этих прикосновений. — Я чувствую, что тебе нравится, — он говорит соблазнительным шепотом, обжигая ухо жарким дыханием, и я неосознанно прижимаюсь к нему сильнее, желая получить ещё ласки. То, что душило меня, когда Ларссон только предложил стать моим партнером, будто распалось на тонкие, горящие нити, которые покрыли всё моё тело, связали его полностью, как в грёбанный кокон, заставляя меня тяжело дышать только от наслаждения, что приносил мне альфа. Это сложно объяснить, но, думаю, мне больше никто не сможет доставить такой лёгкости и блаженства, кроме него. Мы решили раздеться полностью, чтобы изучить тела друг друга. По Торду не было видно, что он чувствует неловкость, а вот по моим краснеющим щекам, которые горели не хуже разжаренных угольков в камине, всё предельно ясно было понятно. — Не бойся, всё будет в порядке, — альфа приобнял меня и прижал к себе, заставляя наши обнаженные тела соприкасаться. Я замер от напряжения и лишь через несколько минут расслабился, полностью отдаваясь этим новым ощущениям. Для кого-то это казалось бы слишком медлительным, что нужно сразу же приступать к делу, но лично для нас это не самое главное, мы хотим познать и настроиться на друг друга. Хотим стать партнерами, а не просто животными, трахающимися ради мнимого удовольствия. Ларссон нежно проводит губами по моей щеке, будто спрашивая разрешение на поцелуй, и я сам целую его, желая показать, что чувствую к нему. Моё сердце заходится в бешеном ритме, все вокруг начинает кружиться, а мне становится легко и так хорошо, что я не хочу разрывать этого поцелуя. В этот момент я чувствую себя счастливым. Вдруг раздаётся звук шагов из одного коридора, и я хмурюсь, прислушиваясь к этим шагам. Приятные воспоминания тут же уходят, а на первый план выходит моя безопасность и жизнь. Я тихонько встаю с дивана, стараясь встать так, чтобы тот не заскрипел, и, взяв лом со стола, медленно направляюсь на звук шагов. Это не паранойя, я их реально слышу, и они мне кажутся знакомыми, словно я с этим человеком давно знаком. С каждым мгновением чужие шаги, отдающие эхом по всему дому, становятся громче, они луной отбиваются в моей черепушке, пока сердце ушло в пятки, боясь издать лишний удар о грудную клетку. Я же делаю глубокий вдох и выпрыгиваю сзади незнакомца, готовясь дать удар, но останавливаюсь, увидев рыжие волосы. — Ты!? — восклицаю я, увидев лицо незваного гостя.