***
В тот момент, когда перед Сильвером свалился труп с перерезанным горлом Нед осознал, что дела крайне плохи. Больше следа не осталось. К тому же, судя по услышанным словам, в деле замешан Безликий. Хотелось верить, что не они были причастны к этому, ведь труп его старшенькой тогда бы уже было видно, но Старк не сбрасывал уже никакие версии со счета. Дождь барабанил как сумасшедший, размывая небольшое пятно крови, что натекла из-под трупа, в розоватую лужу. Ледяной лютоволк сидел, виновато свесив голову. — Ищи, Сильвер. Хоть как-то ищи. Ты ведь знаешь запах Сансы, — отчаяние в голосе заставило волка тихо завыть, но всё же подчинится хозяину. Увы, но дождь смывал большинство запахов и Сильвер практически бежал наугад, просто следуя приблизительно в том же направлении, что уже взял раньше. Эддард кинулся за зверем, силой воли пытаясь удержать собственную панику. Мужчина бежал и в который раз осознавал, что юг не для северных волков. Старки гибнут вне Севера. В глубине души мелькнула ярость на Роберта, что уже давно там тлела. Баратеон сам её питал. Каждой своей выходкой, каждым лицемерным признанием в любви к погибшей Лианне, каждым утверждением, что она должна быть его. Словно вещь, статусная игрушка, которую у него отнял другой мальчишка. С каждой известной Неду изменой Робертом Серсеи и осознанием, что случись Лианне выйти за Оленя замуж, то унижения Львицы достались бы его Волчонку. Лиа отчаянно сопротивлялась помолвке, но отец и Брандон и слышать не желали отказ, Бен был слишком мал, чтобы как-то повлиять на решение отца, а Нед, ослепленный дружбой с Робертом и постулатами, привитыми Арреном, упрямо твердил, что лучше Баратеона на руку Лии претендента нет. В итоге Лианна всё решила сама. И юг поглотил их стаю. Отец и Брандон погибли в муках, Лианна сгорела в родовой лихорадке вслед за мужем, которого выбрала себе сама и по любви, а её сын был столько лет вынужден носить клеймо бастарда просто чтобы выжить. Словно в наказание за то, что осмелились покинуть земли предков Старки гибли вне Севера, как и столь любимые Лианной зимние розы, что нигде не могли прижиться кроме как их холодной родины. Вот и сейчас — они вновь покинули свой дом и отправились в Королевскую гавань. Стоило задуматься и поблагодарить богов, что с войны с Кракенами они смогли вернутся живыми и в полном составе, но нет — понесло их по приказу Баратеона. И вот пожалуйста — бич лютоволков не заставил себя ждать. Старк бежал по залитых дождем переулкам и молил богов, чтобы не прийти слишком поздно, как это было в Дорне. С каждым шагом подавляемая злость и ярость на Роберта начинала пылать ярче. Друзья? Олень для Волка не друг, он — добыча! Лютоволки склоняют голову лишь перед сильнейшими, а сильнее их в Вестеросе только Драконы. И так было, есть и будет впредь. — Волчонок, — на плечо опустился увесистый ворон, заставив невольно остановится. Птица сжала острыми когтями ткань дублета и нахохлила перья. Как она умудрился лететь в дождь была та ещё загадка, но больше всего было вопросов к его речи. Ворон покрутил головой и повторил зловещим тоном. — Волчонок! — Ты… — Волк… Спеши… Кровь… Смерть, — отрывистые слова, словно птице тяжело давалась речь. Она крутила головой, словно отчаянно пыталась что-то сбросить. В краткий миг Нед успел заметить отблеск алой вспышки в глазах ворона. Понимание пришло рывком. — Бринден Риверс. — Да. Спеши, — судя по всему даже Трехглазому ворону было тяжело удерживать контроль над птицей так далеко от Стены. Или же на это влияло существование Брана, что успел однажды уже перенять бразды этого далеко не пустого титула? Не бывает двух королей на одном троне. И Трехглазых воронов одновременно двух существовать не должно. Чем больше Бран входил в силу, тем стремительней терял свои способности и жизнь Риверс. Однако пока всё ещё власть находилась в руках Великого бастарда и кажется тот мог привести его к дочери. Больше не говоря и слова Нед кинулся за тяжело летящем от промокших насквозь перьев вороном. Поворот. Ещё один. И ещё… Проулок сменялся за проулком, улицы сливались в одну линию, а Старк, что бежал уже не за лютоволком, а вороном даже не заметил, как к нему присоединился вместе с группой северян младший сын лорда Графтона. Толпа людей остановилась лишь в одном из переулков недалеко от трущоб, когда лорд Старк прекратив погоню внезапно для следующих за ним схватил в охапку перепачканного в крови ребенка. Всё что мог видеть Джайлс Графтон — хрупкие ладони, покрытые запекшейся кровью, что сейчас судорожно сцепились за шеей грандлорда в замок, пока его явно нашедшаяся старшая дочь рыдала, спрятав голову на груди отца.***
Санса осторожно пробиралась по переулкам. Она не знала куда идет, но благодарила богов за проливной дождь, загнавший обитателей трущоб в укрытия. Стена воды была настолько плотной и холодной, что разглядеть что-то дальше, чем на пару-тройку метров впереди себя было весьма трудно. Девочка не знала куда идет, но оставалась надежда, что постоянное движение в приблизительном одном направлении по крайней мере убережет от блужданий по кругу. Существовала правда возможность, что таким темпом можно только глубже зайти в переулки или наткнутся на неприятности, но и сидеть на месте невыход — так ещё опасней и безнадежней. Одежда Сансы была пускай и перепачканной в чем только можно, но скрыть качество наряда и ткани не могли даже пятна. Что ещё хуже — кровь. Она была не только на руках, которые не удалось полностью оттереть, но и на одежде. Любой, взглянув на неё осознал бы, что просто так запачкаться в таком количестве крови просто невозможно. Это была проблема. Пускай пока никто на пути ей не попадался, но перестраховаться Старк постаралась. Дерюга, в которую её замотали похитители, что и притащили её, сюда сослужила ещё одну службу, теперь уже ей. Скрутив волосы в тугой жгут и постаравшись запихнуть их все под ворот рубашки Санса как можно плотней укрылась изодранной тканью. Омерзительно было натягивать это на голову, но её алые волосы были слишком приметными. Она бы их отрезала, но рука не смогла подняться на алое богатство. Санса хотела бы бежать, но с трудом могла идти. Адреналин помог в первые мгновения, когда, очнувшись девочка сумела прирезать похитителя благодаря фактору неожиданности, но удар по голове, тем более в исполнении взрослого мужчины по отношению к хрупкому ребенку не мог пройти бесследно. Она с огромным трудом могла переставлять ноги и двигаться вперед. Старк не могла сказать наверняка от чего такая плохая видимость — из-за дождя или у неё перед глазами плывет всё. Однако удача была на её стороне. Как оказалось — временно. — Смотри, Джен. К нам ковыляет несколько драконов, — очередной поворот вывел её на более широкую улочку. К сожалению, на ней кроме девочки оказалось и трое мужчин далеко не благонравного вида. — Бригитт прилично нам отвалит за такую хорошенькую мордашку. Ни драная тряпка поверх одежды, ни перепачканное лицо, ни маленький рост и ограниченная пеленой дождя видимость не помешали разглядеть её этим людям. Она не знала кто такая эта Бригитт, но прекрасно знала куда могут продать девочек хорошенькой внешности, да ещё и без защиты. У неё на лбу не написано, что она дочь Хранителя севера — скорее оборванка с глубин трущоб. За такую никто и не вступится, даже если они её тут четвертуют. Что уж говорить о ловли для продажи. Ситуация была фактически безнадежной. Бежать она не могла, спрятаться некуда, да и не успеет она исчезнуть из их поля зрения достаточно надолго, чтобы успеть укрыться там, где не увидят, а говорить, что она аристократка — практически подписать приговор и неважно какой — смертный или на отлов. Эти скорее предпочтут её уничтожить, чем взять в плен для выкупа. Слишком хорошо она успела изучить подобный сброд, пока ошивалась с Мизинцем в Долине. Пересмешник частенько использовал подобных этим троим для проворачивания делишек, что не поручить рыцарям или солдатам. И охотно делился со столь желанной им Пташкой некоторыми секретами управления таким типом людей. Хотя, какие это люди? Мразота они и есть. Шаг. Ещё один. Старк, даже понимая, что бесполезно всё же инстинктивно пыталась убежать. — Лови её, — судя по манере говора именно этот глазастый, что её заметил и был их главарем. Потому что двое других в ту же секунду кинулись к ней. Санса всё же побежала. Голова шла кругом, и тошнота сковывала горло. Только непонятно каким чудом она ещё передвигала ногами, а не свалилась кулем оземь. Такой нелепый итог для себя она просто отказывалась принять. Пережить смерть семьи, выжить находясь годами под властью злобной Серсеи и её садиста-сына, стерпеть и выжить в руках Мизинца и обезумевшей Лизы Аррен, Рамси Болтона, до последнего выживать в войне против Иных, вернуться в прошлое и просто сдохнуть в подворотне от рук охотников на «птичек», как лукаво их называл Мизинец, явно сравнивая свою агентурную сеть из бордельных шлюх с пташками Вариса?! — Стой, паршивка, — убежать далеко Санса не смогла и спустя не так уж и много времени её схватили на воротник. Тряпка, которой она укрывалась слетела ещё в первые мгновения бега, ибо просто мешалась. Волчица отчаянно вырывалась, хотя легкие горели огнем от бега, не смотря на уже достаточно давно проводимые утренние тренировки на выносливость и гибкость. Санса едва держалась в сознании, потому как удар по голове явно не способствует здоровью, а уж активно двигаться и подвергаться стрессу после того как от него очнулась, а не лежать и лечится — практически мольба о неприятностях. — Попалась. Прыткая какая. — Джош, смотри какая мордашка, — держащий её мордоворот потряс ею на вытянутой руке, словно котенка за шкирку поднял, а не практически шестилетнюю девочку. — Что-то она не схожа на оборванку. — Да какая разница на кого она схожа. В заведении Бригитт все быстро становятся похожи как две капли воды. Шлюхи везде одинаковы, — Джош, который и оказался тем главарем сплюнул в презрении и посмотрел на добычу. — Пошли, получим выручку за товар и пойдем уже выпьем. Поцелуй меня Неведомый в зад, если этот дождь не выстудил мне все потроха. Санса трепыхалась из последних сил, отчаянно осознавая, что темнота накрывает её с головой. Это конец. Кто-нибудь, спасите. «Джон…» — мысленный зов, словно отчаянная мольба. — Аааа! Эта тварь выклевала мне глаза! — Старк кулем свалилась на землю, когда держащий её мужчина выпустил её из рук. Судя по полному боли, ярости и неверия воплю это произошло не просто так. — Откуда эти вороны взялись?! — судя по всему сейчас им стало резко не до неё. Неведомо какими усилиями держащаяся в сознании девочка, будучи не в силах даже снова встать на ноги поползла на четвереньках. Она не видела куда, ладони и колени ранились об острые камни и прочий мусор, что валялся на дороге. Всё что она могла — это как заведенная перебирать руками и ногами, отрешившись от реальности. Тело двигалось, подчиняясь хриплым кратким командам из птичьей глотки. Она даже не осознавала направление, вряд ли могла бы повторить только что прозвучавшую команду и когда прозвучало хриплое: «Сиди тут тихо» — она осознала, что больше не может и пальцем пошевелить. Сидя на промозглой земле, прислонившись спиной к чему-то твердому и даже не видя ничего. Находящееся в бреду сознание практически уплыло окончательно, пока спустя мгновение или же вечность она не уловила знакомое присутствие. То ли запах, то ли ощущение знакомых рук, что крепко, но крайне бережно прижимали ей позволили ощутить себя в безопасности, но отчаянно рыдающая на груди обнимавшего её Санса неосознанно стремилась сквозь слезы и вой выплеснуть всю боль и отчаяние, что практически утопили её сознание. Цеплялась за тепло близкого человека она отказывалась расцепить сжатые вместе ладони даже окончательно провалившись во тьму. Тьма не страшна, пока рядом её стая.***
Вороны словно зрители в эссосийском уличном театре, казалось бы, насмешливо наблюдают за ней. Хриплые птичьи голоса то тут, то там раздавались, будто выражая скепсис. Могила, что выглядела так знакомо, так тоскливо-ухоженно вызывала сейчас недоумение. Что это за пустышка? Кому она изливала душу и самые потаенные секреты не в силах осознать, что за гранью мертвые живых не слышат? Сколько раз она молила Неведомого подарить покой, зажигала свечи у ног Старицы, моля ту осветить своим фонарем душе путь к новому рождению? Разве не возносила мольбы Матери, неистово умоляя за дочь, имя для которой было давно выбрано? К чему? К чему эти годы тоски, боли, горя и памяти? Для кого? Глупая. Глупая, глупая, глупая, глуп… Ахахаха, глупышка Алли. Насмешливое карканье раздавалось набатом в голове Аллирии, пока она почти с осязаемой ненавистью смотрела на пустую могилу своей очень даже живой сестры. Эшара Дейн. Эшара Старк. Она не радовалась живой сестре. Не желала ей и смерти, ведь слишком давно привыкла считать ту мертвой. Сейчас она её просто ненавидела. За ложь, в которую её погрузили на большую часть жизни, за предательство, которое она сейчас осознала, за выбор людей, к которым она вернулась из мертвых. Ненавидела. Её и брата. Айрон наверняка знал. И помогал ей скрыться, как когда-то скрывал беременность. Уже весь Вестерос гудит, что бастард Неда Старка не такой уж и бастард. — Почему? — тихий шепот разбил хрупкую тишину, и казалось даже воронье притихло, следя жадными темными глазами за склонившейся к надгробию девушкой. Тонкая дрожащая ладонь накрыла высеченное на белом мраморе «Эшара Дейн». — Почему ты заставила меня пройти через это? Разве я не твоя сестра? Разве я не достойна была правды? Почему ты не взяла меня с собой?! Крик сорвался в горькие рыдания, пока маленькая тринадцатилетняя девушка выплескивала боль от осознания предательства той, кто был самым главным человеком в её жизни. Простой люд говорит, что мать в глазах ребенка подобна богу. Матерью для Аллирии всегда была Эшара, что взяла на себя заботу о младшей сестре, после того как леди Дейн умерла вскоре после родов, не сумев оправится. И осознать, что этот бог, которого столь бережно хранила в сердце, ибо тело поглотила могильная земля, на самом деле жив было невыносимо. До боли жестоко и неправильно. — Алли, — маленький четырехлетний Эдрик, который не понимал почему всегда веселая и жизнерадостная тетушка сама не своя сидит возле могилы тети Эшары, про которую столько ему рассказывала в недоумении наклонил голову. — О, мой звездный лучик, — Аллирия привлекла мальчика в объятья, находя его единственной константой в своей слишком резко изменившейся размеренной жизни. — Алли, не плачь, — маленькая, по-детски нежная ладошка прошлась по щеке девушки, заставляя тут невольно улыбнутся. По крайней мере у неё есть Эдрик. Дети тем и чудесны, что чисты и невинны помыслами. Хотя бы это в её жизни осталось неизменным. — Пойдем, мой хороший, — она поднялась с колен и взяв племянника за руку пошла в сторону возвышающегося над Быстроводной Звездопада. — Но… — для маленького Дейна было непонятно, почему любимая тетя нарушила привычный порядок вещей. Она редко сюда приходила, но всегда долго-долго сидела возле этого надгробия, а после зажигала свечу и ещё немного молилась. Сейчас явно было многое упущено. И привычный свет от свечи не бросал отблески на белом мраморе холодного надгробия. — О, не переживай, милый. Больше нам не нужно жечь здесь свечей. Осталось только поговорить с твоим отцом, — жесткая ухмылка скривила нежный изгиб губ. У неё много вопросов к Айрону. И сегодня она однозначно получит на них ответы. Вороны, словно осознав, что представление окончено сорвались вверх, покружив немного над пустой могилой. Насмешливое карканье всё ещё насмешкой звучало в ушах стремительно уходящей приме. Первый акт пьесы окончен. Занавес.***
Вороны в Орлином гнезде всегда казались Лизе чем-то чужеродным. С высоты родового замка Арренов казалось можно разглядеть весь мир, что будто раскинулся у её ног. Красивый, словно из старинной баллады, он точь-в-точь повторял её детские сны, где она, словно прекрасная леди, а рядом её верный прекрасный лорд. И вот она леди. Хозяйка в Великом доме, но вместо прекрасного рыцаря — дряхлый, воняющий увядающим телом старик. Её передергивает, стоит только вспомнить каждый раз, когда Аррен, натужно сопя и обдавая зловонием почти беззубого рта взбирался на неё, пытаясь зачать ребенка. Отвратительно, мерзко и правомерно по всем людским и божьим законам. В своих мечтах Лиза видела рядом с собой Петира. Всегда, с самого детства Бейлиш был для неё героем всех грез. Стоило только зазвучать песням, как герои любовных сцен обретали в её глазах свои лица. Естественно, что в паре к Петиру всегда стояла она. Лиза не дура. Не заметить какими глазами наследник Перстов смотрит на Кэт было невозможно. Как Лиза с ума сходила из-за него, так и Петир готов был на любые безумства ради Кейтилин. Вызвать на дуэль этого северного дикаря Брандона Старка? Только безумно влюбленный человек, зная, что драться предстоит против тренированного воина, хотя сам при этом не держал в жизни ничего тяжелее столового ножа мог пойти на такое. Кэт даже не навестила его потом. А Лиза… Лиза получила то, что всегда хотела — Петира. Он не помнит, но в ту ночь он всё шептал её имя, звал Кейтилин, целовал её волосы, уверяя, что больше ни у кого нет такого же осенне-пылающего оттенка. О, как же ей было смешно. Смешно, больно и злорадно. Она! Это она стонала под ним, ей он так горячо нашептывал на ухо пошлости и от него она понесла. То, что папенька заставил после хлебнуть лунного чая, это конечно прискорбно, но ожидаемо. Чего Лиза не ожидала, так свадьбы со стариком, что её в деды, а если с большой натяжкой, то и в прадеды годится. Лиза прекрасно осознавала, что любезная сестрица поспособствовала этому браку, хотя имелась и не менее вероятная возможность выйти, за Станниса или того же Ренли для скрепления союза. Жгло старшенькую неприятие хоть сколького везения для Лизы. Впрочем, это Талли-младшей было тоже на руку. Плевать что старик — быстрее сдохнет, а значит и она быстрее получит статус вдовы лорда Великого дома и выйдет из-под власти отца, а муж ей будет уже не указ из могилы. Тогда и Петир к ней приползет. И даже хорошо всё шло. Одна проблема — Джон решительно отказывался подыхать. Более того, пытался заделать ей наследника с упорством, которого в его возрасте можно было уже не ожидать. Впрочем, Лиза давно научилась терпеть эти отвратительные мгновения. Всё это окупалось горячими адюльтерами с Петиром, который не упустил свой шанс подняться повыше по социальной лестнице с помощью новоявленной госпожи Долины, которую только и надо, что изредка потрахивать, да направлять её мысли в нужную сторону. О, Лиза выжала из этого максимум. За каждую услугу Бейлишу приходилось хорошенько её ублажить. Впрочем, вряд ли он страдал так же как она. Всё же пускай Лиза значительно уступала в красоте своей старшей сестре, но тоже была весьма хорошенькой. После нескольких выкидышей, тяжелой беременности и едва не ставших смертельными родов она подурнела, и это факт, который даже сама Аррен не могла отрицать. Но когда Петир вновь пришел к ней в постель, в которой после горячего секса, даже не успев ещё покинуть её тело начал наводить её на мысль, что надо бы мужу подсказать снизить немного налоги с борделей самого Мизинца, Лиза осознала насколько далеко Петир готов пойти ради достижения цели. Смешно, но больше она не пыталась вернутся в приемлемое состояние. Боги, да она наслаждалась тем, как Петир её трахал именно такую — расплывшуюся, всю в растяжках, с жирными, давно немытыми волосами, с грязью под отросшими и частенько обломанными ногтями. Он пел ей о своей любви, называл своей красивой рыбкой и всё просил и просил. Да так умело, что сумел подняться с роли незначительного лорда Перстов до Мастера над монетой в Малом совете короля. Порой Лиза начинала хохотать как сумасшедшая, когда вспоминала основную статью дохода любовника. Бордели. О, он был бы там самым ответственным и трудолюбивым сотрудником. Умело и вовремя используя свой член, да и не только, построить великолепную карьеру. Браво. За это стоит распить бочонок бочонок дорнийского. Кстати о дорнийском. Вести о живой Эшаре Дейн уже, наверное, до самых удаленных уголков Вестороса дошли. Да ещё и то, что она была замужем за Старком до Восстания Баратеона, считай до свадьбы дорогой сестрицы. Ну что за шутка богов — она, Лиза, родила бастарда, но растит как драгоценного сына своего старика-мужа. Узнай это Кэт, то непременно бы нашла повод ещё выше подняться на горе своего высокомерия, веры в собственную непогрешимость и исключительность, а по факту все её дети такие же бастарды, как и Робин. И не факт, что не хуже — Лиза не дура и до последнего будет отрицать причастность Петира к рождению Робина. Этот дряхлый кусок дерьма явно не мог зачать дитя, ибо даже первая его жена не сумела понести и выносить ребенка, а Робин — её билет в благословенную жизнь матери-регента Хранителя Востока. Пока Кэт вынуждена была воспитывать бастарда мужа, да ещё и наравне со своими ненаглядными законнорождёнными детьми Лиза получила всё что хотела. Статус, свободу от деспотичного отца, а главное Петира, что больше никогда не посмеет снова назвать её в постели «Кэтти». Великолепная Кэт сдохла на своем Севере, да так и была отправлена в отчий дом, не удостоившись чести захоронения в крипте Винтерфелла. Из двух рыбок Талли она всю жизнь была на фоне старшенькой пустым местом. Но в итоге пустое место осталось единственным победителем в этой гонке. Вороны всегда казались Лизе чужеродными в Орлином гнезде. Эти птицы слишком отвратительны и приземисты чтобы летать столь высоко. Но вот впервые они показались ей самым естественным и самым лучшим, что только можно здесь представить. Письмо, в котором сообщалось о всех новостях с Севера вплоть до появления Эшары Дейн вызвало бурю эйфории. Лиза Аррен заливалась счастливым сумасшедшим хохотом, даже не спугнув наблюдающих за ней слишком понимающими глазами птиц. Черные крылья — черные вести? Боги, не в этот раз. Не в этот.***
Вороны насмешливо каркали, глядя на абсолютно непривычного посетителя башни мейстера. В Красном замке всеми вестями заведовал Варис, но все послания (официальные) проходили через руки Пицеля. Тайвин не зря прикармливал старого пердуна — любая маломальская весомая весть как минимум одновременно с получателем ляжет и на стол Старого льва, как максимум — значительно раньше. Пицель не был Игроком. Даже фигурой казался весьма сомнительной, однако вряд ли кто-то мог отрицать его полезность или опасность в Игре престолов. Джейме это тоже прекрасно осознавал, хотя и казалось, что не блистал умом, особенно на фоне младшего брата, что в виду физического недостатка брал свое умом и смекалкой. На эрудицию Тирион тоже не жаловался. Джейме, который после возвращения с Запада в Королевскую гавань частенько общался с Арисом и прибывшим на некоторое время Тирионом неожиданно для себя осознал, что ему не скучно с ними. Ну, то есть он и раньше не особо жаловался на отсутствие общих интересов, но компания Серсеи, а в особенности приватная часть их тесного общения была куда предпочтительней в глазах Ланнистера, чем та же компания брата, что любил порассуждать над прочитанными книгами за бокалом золотого арборского. Вопреки гуляющим по всему Весторосу слухам, что Бес ни дня не может чтобы не завалить в кровать пару-тройку шлюх, Тирион не был так уж одержим похотью. Скорее умел брать от жизни лучшее из доступного и наслаждаться этим сполна. Джейме всегда был рад пообщаться с братом, но всё меркло стоило только на горизонте показаться Серсее. Сейчас же мужчина с изумлением обнаружил, что за месяц, который прошел с возвращения в столицу он даже и близко не оставался наедине с сестрой. Более того — он не стремился к этому. Если раньше у него была практически ломка, если не мог прикоснутся или урвать хоть поцелуй украдкой в течении нескольких дней, то сейчас он внезапно для самого себя осознал, что практически избегает Серсею. Это было странно. Более чем нелогично, учитывая историю их взаимоотношений, но спустя ещё неделю наблюдений за собственным поведением пришлось признать, что фактически весь его распорядок дня выстраивается так, чтобы максимально далеко находится от сестры. Не потому, что боится не удержаться и неосторожно отдаться страсти, а скорее из-за отсутствия этой самой страсти к близняшке. Джейме с ужасом осознал, что Серсея ни капли его не возбуждает. Более того — она была практически не выносима для него в плане общения. Много претензий, скандалы на пустом месте, требования того, что он ей якобы должен… Список с каждым днем ширился и подтачивал уверенность гвардейца касательно обоснованности этих всех пунктов. По крайней мере в отношении себя. Первое время, когда всё его сознание отрицало очевидное, Джейме сбрасывал неожиданно подурневший характер сестрицы на недавно прошедшие роды. Затем бесился от упреков, что, по его мнению, были вообще необоснованными. Неожиданно даже обсуждал с Тирионом поведение Серсеи, и с удивлением узнал, что по мнению любезного братца их стерва-сестра ни капли не изменила своего гнусного характера, ибо дальше просто некуда было и раньше. Однако долго это продолжатся не могло. Хоть Роберт не замечал очевидного, проводя свои деньки в пьяном угаре, объятьях потаскух и мечтах об мертвой волчице, да только его Десница слепцом, не смотря на почтенный возраст не был. Итоговую точку во всем этом поставил громкий скандал с Серсеей, после которого Джейме открыто послал сестру весьма далеко и нецензурно, а потом выцепив Ариса, что как раз был свободен и вместе с ним в компании прихваченного по дороге Тириона нажрался до поросячьего визга. Они в ту ночь мало говорили. Каждый скорее всего думал о чем-то своем, но в чем все трое сошлись во мнении — не хватало двух волчат, что раньше как репьи прилипали к Джейме с Арисом. Тирион пошутил, что у них Старкозависимость, но словил легкий пьяный подзатыльник от старшего брата и пояснения, что это не зависимость, а результат приручения и планомерного выжирания мозгов. На вопрос карлика чем же по итогу это отличается от зависимости оба так ответить и не смогли, но зато пришли к гениальной мысли — написать им письмо. Пока они ваяли это коллективное творчество, что Тирион записывал под диктовку и золотистое арборское Джейме пришел к пониманию такой нелогичной, но сильной привязанности. Дело в детях Серсеи. Хотя и Джоффри, и Мирцелла без сомнения рождены из его семени, но он никогда не был их отцом. Каждый раз, когда Серсея замечала редкие порывы родительских чувств в близнеце, то долго читала тому лекции, что её милые львята — дети Роберта, и только его. А горячий секс после каждого такого прояснения отношений ещё больше вкладывал на подсознание Джейме эту истину. Словно методом кнута и пряника близняшка вытравливала из него все чувства кроме зависимости от себя и своего тела. Пожалуй, стоит сказать спасибо этим странным и слегка сумасшедшим ребяткам, что так вовремя успели остановить это безумие. Ещё пара лет такой жизни под каблуком Серсеи и вряд ли бы Джейме смог перестать видеть в ней смысл своего существования, ради которого можно пойти на любое преступление, любой гнусный поступок. Сейчас же, пускай и очень слабо, почти не ощутимо пока, но мужчина впервые пожалел, что не сможет женится, никогда не подержит на руках своего ребенка. Того, кого с чистой совестью и открыто сможет назвать своим дитям, сыном или дочерью. Пожалуй, эти волчата успели куда сильнее пробраться ему под кожу, чем он сам того ожидал. Джоффри, даже будь у него крошечный, но шанс признать своим ребенком, вызывал в нем только отвращение и осознание, что маленький монстр растет очередным Безумным королем. Мирцелла пока была крошечным, беззубым младенцем, что спала почти восемнадцать часов в сутки, а когда на спала, то ела, плакала и пачкала пеленки. Слишком крошечная и непонятная, чтобы осознать, что это его дитя. Да и не его она. Роберта. Ланнистер не знал какой мотив был у Ариса, чтобы писать мальчишкам на Север. Не мог понять он Окхарта до конца, хоть их и можно было почти наверняка назвать товарищами, а не только коллегами по одному ордену. Джейме никогда не лез Арису в душу и даже не собирался этого начинать. Просто так уж получилось, что у них помимо общих тем, что крутились вокруг Старков, которые и свели их общение к более тесному, чем предполагалось у рыцарей одной гвардии, оказалось и в достаточно большом количестве других тем есть схожие мнения, а там, где они расходились оба рыцари жарко спорили, яро отстаивая свою правоту, и в итоге оставались довольными своими дискуссиями. Ланнистер признал где-то в глубине души, что просторец ему если и не друг, то хороший товарищ — это точно. Однако понять его он всё же не мог и не был уверен до конца, что ему это действительно надо. Пока хватало того, что еле как разобрался с ненормальной связью с близняшкой и определился, а стоит ли ему действительно продолжать общение с северными мальчишками. По всему выходило, что стоит. И Окхарт был того же мнения. Так что Тирион, что явно был заинтригован таким покровительственно-приятельским отношением этих двоих к сыновьям Тихого волка усердно скрипел пером по пергаменту кропотливо записывая за ними письмо мальчишкам. Ничего особо секретного или лично. Скорее пробное, словно не понятно, а захотят ли Старки дальше общаться с гвардейцами. От себя в конце карлик тоже добавил небольшую приписочку и запечатав конверт отдал его на руки старшему брату. Всё это было на кануне вчера. А сегодня Джейме стоит в башне мейстера Пицеля и пристально смотрит чтобы старик выполнил свою работу без эксцессов, в число которых входит вскрытие конверта и передача копии письма его любезному лорду-отцу. Вороны пристально, но словно с легкой насмешкой наблюдали за львом, что раньше здесь если и появлялся, то весьма редко и практически никогда по личному делу. Пицель, трясясь всем дряхлым телом пытался найти предлог спровадить Джейме до того, как ворон улетит в сторону Винтерфелла, но Ланнистер слишком хорошо знал зачем мейстер настойчиво напоминает об обязанностях Королевского гвардейца, ведь сегодня начиналась смена Ланнистера. В ответ старик получил хлесткое напоминание, что именно из-за медлительности самого мейстера Джейме уже почти опаздывает принять пост. Ворон, что летает в направлении Винтерфелла, словно издевательски каркнул и протянул требовательно лапу под насмешливым взглядом зеленых глаз льва. Сцепив зубы Пицель в итоге отправил письмо, мысленно уже сочиняя записку Тайвину, где обязательно должно было указаться кому именно драгоценный старшей сын Хранителя Запада пишет письма и почему шпион не смог предоставить копию сего эпистолярного шедевра нанимателю. Довольный собой Джейме выходил из башни, оставив за спиной раздосадованного Пицеля, который остался в одиночку посреди башни заполненной громким карканьем, что так до боли похоже напоминало саркастический смех. Воронье сегодня славно повеселилось.